Сайны Флорауны и Искатели Горо.

Рождение Горо. Амуле проснулся в том же кресле на кухне от каких-то непонятных вибраций. Маятниковые часы в прихожей пробили дважды. Скудный свет лился из торшера, на коленях его волохалось золотистое яйцо. Амуле раскрыл высохшие глаза так широко, как это было возможно посреди ночи, включил основное освещение, подозвал Тёплого. ― Не знаю, что ты не выпускаешь его из рук, ему не нужны ни плед, ни тепло, ни какой-то инкубатор… Он сам себя согреет, да ещё и всех вокруг… ― разумничался Тёплый. ― Да знаю я, просто не хотел ничего пропустить, ― отмахнулся Амуле. ― Вот, кажется, началось… ― Тёплый уставился своим единственным огромным глазом в эмалированный таз, в который Амуле успел положить взбесившееся яйцо. Оба, склонившись, уставились прямо в зеленоватую слюду. Трещина внезапно пробежала по ней, но все движения, как ни странно, прекратились. ― С ним всё в порядке? – Амуле взглянул на Тёплого. ― Откуда мне знать? Но, думаю, ничего страшного… Просто решил взять паузу, чуточку передохнуть… ― Ну и денёк нам выдался, конечно, а какая ночь… ― Амуле придвинул кресло к журнальному столику, на котором располагался тазик. Глаза его слипались, но он стойко наблюдал за происходящим, опершись бровными дугами на ладони. Яйцо спустя пару минут начало медленно и периодично то расширяться, то сжиматься по линии трещины, движения с каждым разом учащались и усиливались. Наконец, оно-таки раскололось на 2 части и скорлупки покатились по тазу. В серединке, распухший и весь в слизи спал не такой уж и симпатичный, как ожидалось, сморщенный новорождённый. Его гипертрофированные ноздри ритмично раздувались, за веками, как сумасшедшие, дергались зрачки. «Два часа десять минут, примите мои поздравления», – Тёплый Воздух сделал вид, что взглянул на наручные часы, затем вытер со лба воображаемый пот. Внезапно аура самого яркого света полыхнула на кухне, шум тысяч голосов врезался прямо под корку мозга. Пройдя через толстую кирпичную кладку, эфир рассеялся по темным центральным улицам и вспышкой скрылся за домами, что несколько столетий как загородили горизонт своими каменными торсами. Температура в квартире резко поднялась до 57 градусов по Цельсию, белок, что разлился по эмалированному тазу, коагулировал, запахло варёным яйцом с примесью творога. «Ох и хорошо…» – забурлил Воздух. Амуле бросило в жар, шипение в его голове тут же исчезло. ― Это же нормально? – обеспокоился он. ― Вполне себе здоровый эфир. Ты бы лучше посмотрел, какое свечение… ― Тёплый стоял у окна, уставившись вдаль, ― Тут целое северное сияние над нашей аллеей… ― Я попозже, ― Амуле смахнул пот со лба, Теплый распахнул форточку на полную. – Надеюсь, мы никого не разбудили этой вспышкой… Он подумал сначала оттереть новорождённого полотенцем от остатков свернувшегося прямо на его мокрых волосатых пухлых конечностях, белка, потом укрыть чем-то маленькое мохнатое тельце, похожее на сморщенного старичка неизвестного вида или расы, но оно и так пока что было жутко горячим. ― Подожди, пока остынет, ― посоветовал Тёплый. – А вот скорлупки я бы припрятал до лучших времён, как-никак, чистейшее золото. Амуле огляделся по сторонам, схватился было за металл, но прилично обжег пальцы. Пахнуло сеном. Сбегав на цыпочках до ящика с инструментами, он зажал один из осколков щипцами и хотел было отнести к кухонной мойке, чтобы залить его холодной водой, и поскорее осмотреть скорлупу, плёнку, сланец; однако, из той золотистой половинки вылился небольшой сгусток неприятной на вид маслянистой грязной жидкости. Он плюхнулся сначала на стол, рассыпался мелкими шариками, затем собрался воедино и каплей соскочил на паркет. Откинув бензиновый отблеск, он просочился в щель меж досок, оставив лишь легкую дымку и запах паленой сосны. Амуле кинул скорлупку обратно и прилип глазом к полу, ровно к тому месту, где исчезла странная жидкость. – Это ещё что за чертовщина? – спросил он, обернувшись к Тёплому. – Что-то новенькое… – Тёплый Воздух развёл руками. Он был предельно спокоен, и это состояние само собой перешло к Амуле. – Ладно, расспрошу у Сина… В таких вопросах он, конечно, силён. Всё равно надо с ним встретиться в ближайшее время, посоветоваться, многое обсудить… Буквально за полдня всё перевернулось с ног на голову… Что ж такое… [Забегая немного вперёд, мы сказали бы, что перевернётся всё чуть позже…] … Солнечные лучи сочились сквозь молодые берёзы, пар поднимался с поляны. Птичий щебет наполнял утренний воздух плотностью, как и запах сосновых почек. Омла пряталась от света за выступами коры старых деревьев, её влажные крылышки чуточку искрились, спокойствие древнего Родного леса погрузило пространство и его обитателей в золотистую ауру. «Рлеи, рлеи», – Амуле посмотрел вниз, по дну ручья бродили личинки трихоптеры. На водной ряби он увидел отраженную пару почти что черных глаз и ни чуточки не удивился. Изумрудная кожа покрыта ворсом, густые темные волосы росли практически из середины лобной кости. Амуле опустил пальцы в воду, умыл лицо. Фавн Хина с братьями собирали кору на противоположном берегу. Неподалёку от ущелья раздались выстрелы в воздух и лай собак… Картинка рассыпалась на белый шум… Амуле, всё теми же изумрудными руками в расшитых манжетах и браслетах на каждом запястье надевает резной перстень на палец юной деве… Она доверчиво смотрит в его глаза…Омла кружит под потолком, освещая чердак его жилища… … – Апи Флу! Апи Флу! – Намакаси! Обрывок сна снова сменился белым шумом, Амуле открыл глаза в собственной спальне и тут же закрыл обратно. В кабинете навязчиво жужжала жирная муха. «Тот самый перстень, тот самый палец… Узнаю его из тысячи… Вот уже неделю эти странные сны преследуют меня, как назло, в самый неподходящий момент…» – Амуле нащупал под рубахой свой в меру оригинальный оберег в виде засушенной конечности… «Кожа! А моя кожа… Зелёная! Точно, лесной тролль! Вне всяких сомнений…» – подумал он, и чуточку расстроился. «Ну и ладно, хоть и тролль, но зато здоровый! Красавец! Какие плечи, какие волосы!» – он вскочил с кровати, и, обнаружив, что туфли, как и уличная одежда, уже на нём, начал расхаживать взад-вперёд, до кухни и обратно. Обнаружив в овальном зеркале в прихожей своё серое неизменно-иссушенное отражение с пигментным пятном в виде желудя слева на лбу, он чуть нахмурился и решил пойти заварить себе вместо чая каких-то полезных, по словам ученых, антиоксидантных листьев. – Нямакиси, апи-апи, ФлУУУ!! – доносился лепет из кабинета, что чуточку напрягал хозяина. Мятного цвета пупс в раздутом за ночь подгузнике, похожий чем-то на модную игрушку-инопланетянина, отдавал приказы. – Нямакиси-нямакиси! – повторил пастельно лиловый детёныш инди. – Тондэ мА! – Лимонно-золотистый толстячок Горо на четвереньках полз по письменному столу Амуле, чтобы освободить двух недельных собратьев-индиэйра из заточения. Ворсинки по большей части покинули его тельце размером с упитанную морскую свинку, а морщинистый эпителий сменился почти что обычной, не считая цвета, младенческой кожей. Защелка вольера громко щелкнула, но Амуле, погруженный в размышления о прошлой жизни и настоящей, попивал гадкий отвар, уставившись пустым взглядом в окно. У мойки скопилась небольшая горка грязной посуды. Измельченные личинки для прикорма подрастающего поколения инди, придавленные ложкой к ситечку, начали протухать. Сонный Теплый Воздух ввалился в кухню и плюхнулся прямо на обеденный стол, подперев спиной окно. – За этими твоими питомцами глаз да глаз нужен, – выдохнул он. – Это я уже понял… – согласился Амуле. Он глянул в чашку с плавающими на дне листьями, формой напоминавшими эвкалипт и встал, чтобы вылить эту гадость в мойку и развести себе нормальный быстрорастворимый кофе с сахаром и молоком. – Индиэйра… Схватывают всё на лету… Копируют всё, што им приглянулось от любого живого существа, любую черточку внешности, характера… Воспитывать и воспитывать таких, штоб вырастить достойных членов общества… – размышлял вслух Тёплый. – Ничего, воспитаем… – Амуле облокотился на подоконник, попивая свежеприготовленный синтетический напиток. – А Горо? Совершенно другой вопрос, другой спрос, иная история. Вид редкий, мало што о нем доподлинно известно… Но, спешу тебя обрадовать, поговаривают, никакое воспитание им не нужно, только скромные условия для поддержания жизни и …свобода... А всяческие волны, что пронизывают нас ото всюду, укажут им путь истины! Такова легенда! – Да знаю я, – Амуле устойчиво рассматривал через тюль пару молодых ворон на крыше дома напротив. Жирная муха продолжала жужжать в кабинете. – Вот так, они сами себя воспитывают, сами направляют, сами создают собственную сущность и наполняют нашу вселенную, – продолжил умничать Тёплый. – Если уничтожить последнего Горо, то исчезнет свет, схлопнется наш мир, ку-ку-привет! Думаю, такое может произойти, если он столкнётся с тёмной материей ИНО, или если просто… Жирная муха внезапно резко бзыкнула пару раз в кабинете и перестала жужжать, Амуле, насторожившись, отставил свой кофе и сделал знак пальцем Тёплому, дабы тот перестал вещать попусту. Он на цыпочках подкрался к собственному кабинету и приложил ухо к косяку. Из комнаты доносилось отчетливое чавканье. Амуле резко раскрыл дверь. Защитное стекло лепидоптерологической коллекции шлёпнулось на пол и разлетелось вдребезги. Два детёныша индиэйра, успевшие к тому моменту отрастить крылышки и глазища наподобие мушиных, завтракали висевшим на противоположной входу стене сортиментом из засушенных телец Средиземноморских жуков и бабочек. Такой же пухлый и нисколько не изменившийся, по крайней мере со вчерашнего вечера, индигоро медленно развернулся в крутящемся кресле лицом к Амуле. Он дожевывал жирную мясную муху. «Намакиси Флу», – гордо заявил он, указывая на грязный рот с острыми маленькими зубками, из которого торчала черная ворсистая лапка бедного насекомого… Амуле пошатнулся… … Амуле ждал, пока Синтенель отпустит клиента, уютно разложив своё угловатое тело в маленьком мягком диванчике. Журнальный столик, обложенный каталогами, мало его интересовал, зато немало удивил молодой эльф, активно увлечённый бухгалтерией. Новый работник Синтенеля хмурился с калькулятором в руках над таблицами отчетов, подбивая налоги до красивых значений и вписывал цифры загогулистым почерком, какой можно увидеть на рождественских открытках. Плотного телосложения дядечка покинул примерочную, а затем ателье. Синтенель, перекинув недошитый костюм через предплечье, махнул Амуле, пригласив его в мастерскую. – Как тебе мой новый работник? – спросил Бенджамин приятеля, развесив подшитый намёткой пиджак. – Вполне себе приятный, вежливый… Кажись, знает свою работу, – Амуле утвердительно покачал головой. – Согласен, тот ещё трудоголик, не то что некоторые, – Синтенель кашлянул в усмешке, достал из ящика плоский прибор и медленно провёл им вдоль каждого рукава, по переду и по периметру подола недошитого пиджака. После того хитродейства изделие мигом приобрело вполне себе завершенный вид. Амуле, конечно, был немало удивлён, а Бенджамин, всё такой же положительно-невозмутимый, приступил к брюкам. – Что, удивлён, почему это я беру нехилую цену за свои услуги? И почему приглашаю клиентов на следующую примерку строго через 1.5 недели? – Именно, – Амуле не ждал от Бенджамина ответа, но уставился приятелю в глаза, пытаясь уловить хоть какой-то признак сомнения или стыда за постоянные увиливания от вопросов, даже косвенно касающихся его неприкосновенной личности. – Расскажу тебе, когда придёт время… А пока ты, кажется, хотел поведать мне о своих недавних приключениях? – Считай, тебе снова удалось уйти от темы, – Амуле выдохнул и закатил глаза, выражая освобождение от бремени собственной беспомощности в новой должности инди-мамки. Синтенель скинул фартук, надел пиджак, спрятал очки в потайной карман и по обыкновению они направились на патио ближайшей кофейни. Погода тем утром стояла ветреная. Прохлада сменила полуторанедельную тридцатиградусную аномальную жару, наступило некое облегчение, возможность вдохнуть полной грудью. Синтенель сделал привычный заказ. Неизменные круассаны и брецель составили пару кофейным напиткам. – Сегодня забрали, я аж перекрестился впервые в жизни, Слава Тресоздателям, – начал Амуле свой рассказ. – Эти засранцы, ты уже в курсе, сожрали мою коллекцию Средиземноморских бабочек, и конечно, чуток обратились, ― после этих слов приятеля Син выкатил глаза и демонстративно по-дедовски разохался. – Ничего, повезло, крылья у них отпали уже к вечеру, а глаза пришлось пару дней покапать, да… Обошлось малой кровью. И пергамент с предсказанием Шанты, похоже, проделал тот же путь по их желудочно-кишечному тракту, что и моя коллекция… Никак не могу найти. – Не бери в голову! Сожрали, значит, так посчитали нужным, – усмехнулся Син. – Да уж, посчитали… На днях размочили под душем старое чучело Сиренистого Русалоида, одели, подстригли, причесали… – И как он, бедняжка, не дёргался? Живой? – Побрыкался немного, подсушил на балконе – снова уснул. – Ну и отлично, – Син опустил чашку, обтерев молочно-кофейные усики. – Чуть не забыл… Такой момент, немного странноватый… – Выкладывай! – Синтенель, оживившись, склонился к Амуле. – Совсем запамятовал в этой суматохе… В общем, когда после рождения моего Горо я перекладывал скорлупки, из одной вылилась какая-то пренеприятнейшая жидкость. Маслянистая на вид, юркая, поведением своим напоминает жидкий металл. Скользнула она прямо в щель паркета. Следующим днём вызвал бригаду рабочих, сняли полы в кухне, но ничего не найти, исчезло без следа, испарилось… Поставил на всякий случай музыку для медитации, чтоб зачистить ауру, но это для собственного спокойствия скорее… – нашептывал Амуле на ухо Сину. – Да уж, дела… – Бенджамин нахмурился. Мало кто из ныне живущих видел его в подобном настроении. – Говоришь, есть вероятность, что яйцо подкинули ИНО? – Есть, и не маленькая... – Тогда, думаю, это может быть какая-то синтетически подселённая сущность. Они любят такие штуки выделывать. Шутят, значит, с нами. Не нашел, значит тот сгусток? – Нет… Синтенель расплатился по счету, и друзья проследовали обратно в ателье. Молодой эльф по-прежнему возился с документами, выстраивая в холле пирамиды из папок, скопившихся за время существования заведения. Его уши были прооперированы по последней моде, а крылья удалены за ненадобностью, как и у всех ему подобных существ, как рудимент, ещё при рождении. Синтенель откинул половик за стойкой, и с минуту повозившись ключом в дряхлом замке входа в подвальное помещение, нырнул в подпол. Амуле проследовал за ним. Щелкнул выключатель, и взору открылась залитое резким желтым дребезжащим светом наистраннейшее, практически пустое пространство, отделанное дешевой неокрашенной и местами треснувшей кафельной плиткой. В центре пола слив, как в душевой, в углу – неподключенная старая чугунная ванна с отбитой местами эмалью. Воздух сухой, стойкий запах ладана. Син подошел к занозистому сосновому стеллажу, порылся в ящике и достал зарытую под пакетом с брусками хозяйственного мыла папку. – Посмотри, может найдёшь что-то подобное по фотографиям или описанию… Это всё, с чем нам посчастливилось столкнуться за последнее столетие… – Тебе бы лампочку сменить, – подметил Амуле, но Син лишь усмехнулся в ответ. Амуле уселся на банной скамье прямо под лампой накаливания и принялся листать файлы, то и дело качая головой… Время спустя Синтенель примостился у столика с печатной машинкой и, в полумраке они начали создавать описание новой, неизвестной доселе бензиново-маслянистой живой субстанции. … – Вернулся? – вздохнул Тёплый. – Да, – кинул Амуле из прихожей, а эйджер на запястье распиликался принятыми сообщениями : «19: 40 Ваши питомцы успешно трансгенировали. Команда ЭОН. 19:40 Вам начислено 15000 бонусов. Ваша команда ЭОН». – Ну вот, теперь они почти настоящие человеческие особи, скоро их внедрят в обыкновенные людские семьи… И что дальше?... Ничего… Пустота и неизвестность… И что нам до их судеб… – Амуле заглянул в холодильник с остатками спящих в пластиковых контейнерах сверчков и опустошенный плюхнулся в ротанговое кресло. – Согласен, но эта работа возложена на плечи специальных организаций. Кропотливая, без права на ошибку… Нам с тобой такая пока не по силам… А их будущим родителям, поговаривают, ЭОН в благодарность даёт какой-то второй шанс… – шепнул Тёплый, а Амуле закрыл глаза, в очередной раз упустив важную информацию. – Дальнейшие контакты с инди, конечно, запрещены… Но мы с тобой обязательно что-нибудь придумаем… Лампа накаливания в торшере навязчиво жужжала весь вечер. На лаковом покрытии кофейного столика, где ещё полторы недели назад Амуле наблюдал рождение своего первого и, вероятно, последнего в жизни Горо, красовался выжженный отпечаток дна эмалированного тазика. Он достал из ящика небольшой ножик для срезания плодовых тел грибов и начертал в самом центре доски памятную дату, что впечаталась в его сознание ещё из пергамента с предсказаниями цыганки Шанты. Странные прорывные сны-воспоминания Амуле прекратились на долгие годы… …