История блуждающего принца

      «Все, кто думает, что вправе мною помыкать — может смело поцеловать мой спелый зад» — так размышлял принц Эйгон, после сообщения о смерти короля Визериса. Только шпионы Бледной Пиявки могли заручиться информацией раньше, чем придворные и Белые Плащи, они же и направили своего посыльного прямо к принцу.       Пока Эйгон вдоволь хлебал эль и смотрел на детские бои в бойцовой яме, какой-то малец подошёл к нему и нахально потянул за рукав. — П-пошёл, — возмутился принц, замахиваясь на мальчишку, но дёрнулся, так и не хлестнув ударом. Ребёнок, с серебряно-золотым цветом волос и пурпурными очами, слишком уж походил на самого Эйгона. Принц мог бы легко поставить на такое дитя в бою, зная, что его ублюдки сильнее и свирепее прочих детей, но сам ударить он не осмелился. — Что тебе нужно? — спокойнее спросил принц, склоняясь над ребёнком, дабы выслушать его весть. Но вскоре он дёрнулся, выронив кубок из рук. — Идёмте, мой принц, я отведу вас к человеку, который сможет помочь вам.       Так его вывели из трактира. Ребёнок настойчиво тащил Эйгона под руку, как малое дитя, или же как… пленника. «Что же теперь меня ждёт? — шальная мысль пробивалась к нему сквозь весёлость и пьяный разгул. — Они хотят меня сделать королём? Если это такая важность, что меня хотят спрятать, должно быть, делают это лишь для того, чтобы подороже продать». — Кто твой господин, малец? — Бледная Пиявка. — И зачем ей меня прятать? — насторожился Эйгон, замирая на оживлённой пьяной улице. Солнце ещё не встало, значит утро не обрушилось на столицу, но люд, уже менее резво, продолжал ночное гуляние. — Она хочет вам помочь, мой принц. Хочет вас спрятать, ведь вы же не хотите быть королём. — Не хочу. Но откуда ей это знать?       Мальчик опустил взгляд, робея смотреть на раздражённое лицо принца Эйгона. Ребёнок и за меньшие провинности, как несмелый тон, привык получать побои, посему научился вести себя тише мыши. — Все это знают, мой принц.       Эйгон вырвался из мягкой хватки ребёнка, без интереса заметив, что слабые, тощие ручки мальчика, исписаны синяками и шрамами. Эйгон часто встречал в бойцовой яме это дитя и помнил его бесславное имя. — Ты же Геймон, ведь так? — Да, мой принц. — Гляди мне в глаза, когда я с тобой разговариваю.       Геймон повиновался и осторожно поднял глаза, встречаясь с прозорливым взглядом принца Эйгона. Только слепец не обнаружил бы, как сильно мужчина и дитя похожи, но Эйгон предпочитал этого не замечать, видя перед собой только исстёганного оборванца, голытьбу в срамных обносках. Сколько ему? Лет шесть или семь. А ведь думает как взрослый и говорит так же. Это тяжкая жизнь заставила его скоро повзрослеть или умный такой выродился? Нет, наверное, первое. Детям не выжить в тяжких условиях, или рано взрослеешь или рано умираешь. Иного выбора не дано. — Твоя хозяйка хочет меня продать подороже, как шлюху гуляющую, потому и предлагает укрытие. Ведь так? — Не ведаю я об этом.       Эйгон был зол и подавлен, негде ему было укрытие найти, всюду придворные притаились и Белые Плащи. Принц, точно зверь в капкане, рыпался из угла в угол, не находя лазейки. Как же тяжко, должно быть, приходиться нынче драконам. Ютятся в Драконьем Логове, точно пленники, а ведь они рождены летать и жить вольно, не как рабы, а как верные королевские товарищи.       Точно! Эйгона сшибло прозрение: наигениальнейшее и наипростейшее.       Он безразлично махнул мелкому Геймону и свернул в переулок, не удаляясь как можно дальше от Красного Замка, а верно направляясь в его сторону. Может то было бурлящее внутри принца вино или же в нём пробудилась невиданная прежде уверенность и королевская решительность, но Эйгон решил действовать стремительно. Он точно знал: никто ему в этом деле не товарищ. А были ли у Эйгона когда-то друзья, люди, что дружили и верили в него не из-за титула, а просто потому что он был близок им как человек, а не как принц? Нет, конечно такого человека у Эйгона не было. Посему в этот час он решил действовать один, как в общем-то и всегда. — Остановитесь, принц! Я прошу вас…нет, я настаиваю идти за мной! — закричал Геймон, со спины хватая принца за рубаху и кюлоты. Он цеплялся за всё, что можно было схватить. Геймон настойчиво удерживал принца, тем самым подогревая его гнев. Эйгон, оборачиваясь, смахнул мальчишку от себя и Геймон упал в грязную лужу, но тотчас поднялся, чтобы снова схватить Эйгона, теперь уже замаранными от грязи руками. — Отвяжись от меня или я тебя отлуплю! — Лучше вы, мой принц, чем другие… Если я вас не приведу, мне достанется, очень сильно. Прошу вас! Умоляю! Пойдёмте за мной… — Отвяжись! Мне наплевать, что с тобой станет. — Тогда я стану кричать, мой принц, и стража немедля слетится и обнаружит вас. Идёмте за мной.       Эйгон не мог поверить в то, каким наглым и бесстрашным предстаёт перед ним этот несносный мальчишка. Он для Эйгона точно таракан. Пришлёпнет и никто не заметит. Так с чего ему идти на уступки какого-то безродного сопляка. Ублюдка, чья мать, должно быть, шлюха, а отца никогда и не было?!.. Но стоило Эйгону ослушаться мальца и вступить на первую ступень лестницы, Геймон, как и обещалось, заверещал. Принц Эйгон, с хищной прытью, прыгнул на ребёнка, подхватил его под подмышку и закрыл ладонью рот. Из арки, ведущей к Шёлковой улице, выглянул стражник, но единственное что он увидел — это мужика в сером капюшоне, с выглядывающими белёсыми волосами и мальчишку с точно такой же копной волос. — Помягче с сынком, папаша, — стальной голос стражника обрушился в спину Эйгона, а затем тихо, себе под нос, мужик прошипел: — Совсем от рук отбились эти бастарды…       Принц Эйгон был готов удавить мальца, но примерить на себя роль убийцы было непосильной для него задачей. Эйгон держал Геймона точно тряпочного; мальчишка даже не трепыхался, лишь повис в его руках, как мёртвый. Должно быть, Геймон страшился лишнее движение сделать, боясь схлопотать и Эйгон умело воспользовался его заминкой, строго и зло прошипел: — У меня есть кинжал. Я отрежу тебе язык, попробуешь пикнуть.       Эйгон сошёл по лестнице и минуя главные ворота обошёл их и устремился в сторону Драконьего Логова. Он думал, как бы ему избавиться от мальчишки, но точно понимал, что если отпустит его, уберёт ладонь с губ, ребёнок заверещит, а пребывая у стен Красного Замка, Эйгон должен был избегать всякий шум. Сейчас, держа мальчишку на руках, они и так представляли весьма любопытное зрелище. Эйгон страшился усугубить всё. — Держи свой рот на замке или я скажу, что ты напал на меня и отобрал деньги. Тебя будут о-очень долго мучать, прежде чем убьют, — шёпотом угрожал Эйгон мальчишке, минуя стражу. Голова у него болела от тяжких дум и выпитого эля.       Что же теперь будет если он останется, если его словят? Посадят Эйгона на трон? Но ведь Рейнира должна стать королевой, матушка же поднимала кубок за неё, как за будущую королеву. А что же на деле?..       Эйгон погряз в раздумьях. Отчего принца прятать Бледной Пиявке? Очевидно, что зелёный совет, может быть, и без ведома королевы Алисенты, уже продумал план по перевороту, не оповестив важных лиц этой затеи. Так ведь и Эйгона никто не готовил, никто не предупредил. Место короля было Эйгону чуждым, куда лучшим правителем стал бы его брат Эймонд, но точно не он. Едва ли Эйгона можно было назвать хорошим человеком, мужем и отцом. И уж тем более правителем. Он, непременно, приведёт государство к упадку, опозорит и себя и свой род, развяжет войну с Рейнирой… Эйгон не желал подобной участи собственной семье и, конечно же, самому себе.       Удерживая на руках мальчишку, Эйгон, пробираясь тайными лазами, о которых мало кто ведал, достиг Драконьего Логова. Нырнув в темень потаённых ходов, и ощутив себя в безопасности, принц нещадно выбросил мальчишку наземь. Здесь он кричать не посмеет, здесь только сырость, влажность и драконы, и это стихия Эйгона, не Геймона. Он здесь главный, а если уж мальчишка и станет мешать, Эйгон легко прикажет Солнечному Огню покарать его пламенем. Но Геймон был не глуп, он умел выживать и знал когда стоит затаиться, поэтому мальчик, прижавшись к стене, поднялся и смолк. — Здесь ты уже не такой буйный, верно? — посмеялся Эйгон. — Что же мне теперь с тобой сделать? — Теперь — что угодно, ваша милость, — пролепетал Геймон бледными губами. — Как только вы оседлаете дракона, все ринутся вас искать, меня непременно найдут и казнят как сообщника вашего побега. — Если ты не скажешь, что тебя подослала Бледная Пиявка. — Тогда меня убьёт она. Теперь, куда ни глянь, путь мне заказан.       Эйгон ощетинился, выслушивая эту скорбную речь мальчонки. Не хотел, а проникся сожалением. С чего бы? Может быть, в этом поникшем дитя он видел самого себя… Глупость! Просто Эйгон не знал как в скверном настрое дитя поддержать, в его возрасте принца только шпыняли. Может и этому дать под зад? Нет, вряд ли это сработает на нём. Геймон многое знал о боли, он к ней привык и потому её боялся. — Полетишь со мной. Оставлю тебя в ближайшем городе, сможешь добраться назад.       Эйгон пошёл вперёд, зная что мальчишка не удумает от него отставать. Так и было, Геймон шёл по пятам, чуть не дыша принцу в спину. Вскоре они оставили позади себя Пламенную Мечту, крошечных Моргула и Шрикоса — юных драконов, чьими всадниками были близнецы Эйгона и Хелейны. Драконы, учуяв чужака, принялись нервно вздымать ноздри, готовые в любой миг броситься в атаку. Геймон, впервые за долгие лета, от страха почувствовал себя ребёнком и взял Эйгона под руку. Принц, закатив глаза, с неохотой это стерпел.       Когда они достигли Солнечного Огня — дракона принца — Геймон и вовсе запрятался за спину Эйгона, с любопытством выглядывая из-за его плаща. Солнечный Огонь был красивым драконом, и как показалось Геймону (но чего он никогда не осмелился бы сказать вслух) — чересчур девчачьим. Чешуя дракона была золотой, а перепонки крыльев нежного-розового цвета.       Эйгон был очень привязан к своему дракону, но никогда не показывал этого, точно хранил священный секрет. В дни, когда он не пил и не развлекался с девчонками, принц предпочитал летать на Солнечном Огне. — Не страшись, мелюзга, он тебя не сожрёт, если я того не повелю, — уверял Эйгон, снимая с дракона цепи.       Бывало, Эйгон катал девок на драконе, только тех, кто уже показал себя в постели умелой сладострастницей и с кем хотелось позабавиться дольше, чем пару раз. Так Солнечный Огонь и не заметил, что и в сей час на него заталкивают пассажира, лишь удивился, что столь юного возраста и одного пола с владельцем.       Эйгон взял Геймона под подмышки и усадил на спину дракона, оттолкнувшись, сел перед ним в седло и подстегнул Солнечного Огня бичом. Дракон сгибаясь в тесных коридорах Драконьего Логова, протиснулся к громадному, выходящему к приливу, проёму, и взлетел ввысь, унося двух всадников прочь от Королевской Гавани. Ветер снёс с Эйгона капюшон, являя его истинный лик. Не наследника Семи Королевств, не позор семьи и юного узурпатора, а человека вольного, отныне и навеки вечные!       Воспарив высоко в небо, откуда Красный Замок уже представлял игрушечной миниатюрой, точно с макета Визериса, Эйгон довольно рассмеялся. Не было больше для него мороки, никто более его не держал! Так, чуть притаптывая радость, но не сбивая её, давал о себе знать Геймон, крепко державшийся за Эйгона своими ручками-щепками. — Помягче со мной или я тебя скину в воду! — предупредил его Эйгон.       Долгое время принца не оставляло терзающее чувство, точно за ним уже вылетела погоня, в лице его брата — принца Эймонда на его старой Вхагар. Но даже эти мысли невероятно окрыляли Эйгона. Вот это жизнь! Какой экстрим и какой драйв, разве такое можно променять ради отсидки на троне?!       Ветер хлестал щёки принца, и он трезвел, постепенно сознавая что сотворил. От этого Эйгона охватывал ужас. Посему, когда за горизонтом замочила первая суша — то был Острый Мыс — Эйгон, наперекор обещаниям, Геймона на сушу не спустил, страшась, что там принца могут поджидать, дабы воротить в столицу. Конечно, Эйгон понимал, что ни один ворон не перегонит Солнечный Огонь, но паника уже сбила с него весь здравый смысл. Удивительно, что молчал промедлению и сам мальчишка. — Чего это ты не просишь тебя отпустить? — Там мне смерть, — трезво решил Геймон. — Как же можно хотеть смерти? — А твоя мать искать тебя не будет? — У неё есть и другие дети. Краше и послушнее меня. Я им только обуза, пропаду и славно. Понимаете?       В горле ком встал от этих слов. Словно сам Эйгон, точнее его малая копия, произносила эти давно засевшие в голове слова. Но Эйгон, наперекор фактам, тряхнул головой, принимая чванный вид. — Нет, с чего бы мне понимать? Меня семья любила. — Так вы были любимцем? — с некоторой завистью спросил Геймон, перед страхом уступая место детскому любопытству. — Да, моя королева-мать всегда любила меня больше всех, — Эйгона нещадно понесло от вранья. — Она мне всегда говорила, что я лучшее её дитя, не то что Эймонд и Дейрон. Паршивые овцы. Во мне есть истинные задатки короля, я красив, умён, благороден… Короче говоря, я во всём лучше своих бестолковых братьев. — И отчего же тогда вы бежали? — прямо спросил Геймон, сбивая с принца искусную маску враля, которую мальчик не мог уличить в силу возраста, а посему принимал слова за чистую монету. — Несмотря на их мечты — это не то, что я хочу. Я желаю жить по своей воле, а не по чужой. И делать лишь то, что желаю сам.       Уже много часов, как Эйгон перестал подхлёстывать Солнечного Огня. Вылетали они в час соловья, когда солнце ещё не успело прогреть землю. Уже приближался час угря, а полёт всё так же продолжался без перерывов. Эйгон, не сделавший ни одного привала и пребывая длительное время в полёте, почувствовал, что становится заложником постыдных человеческих нужд. Нужду малую, будучи мужчиной, он мог справить даже не слезая с дракона, но ему хотелось есть, а значит спуститься было необходимо. — Sit ilagon — велел Эйгон дракону, и Солнечный Огонь, ликуя от такого приказа, сбавил высоту. Долго высматривая среди утёсов и городских поселений подходящее место для посадки, Солнечный Огонь наконец спикировал к правобережью Темноводной, приземляясь у подлеска. Слева расстилался дубовый лес, справа неслась широкая река. Они остановились не так далеко от её притока с холмов Навоса, что на северо-западе Эссоса. Во всяком случае, так решил Эйгон (откровенно говоря, слабо разбиравшийся в географии). Однако ближайшие Вольные города принц хорошо помнил из историй о доблестных рыцарях, которые в детстве ему рассказывала кормилица. — Нам надо согреться и раздобыть еду! — сказал Эйгон, спешившись с Солнечного Огня. Дракон фыркнул так, что аж песок с земли подлетел, тогда принц участливо добавил. — И дракону тоже… Эй, ты чего умолк, мальчишка?! Умер, что ли?       Эйгон потянулся к спине дракона, на которой ничком спал Геймон. Спал сладко, как маленький, миленький белый котёнок, но Эйгона не прельщали дети и потому он гаркнул: — Бегите все, ублюдки с Дорна напали!!!       Геймон вздрогнул от крика, и быстро, неверующе, замотал головой. — Нет никого, угомонись, — ответил Эйгон, стаскивая его с Солнечного Огня и ставя на землю. — Нам нужно развести огонь и добыть еду, для себя и дракона. Справишься? — Я? — Ну, а кто ещё? Я твой принц, а ты… мой оруженосец…и чашник. Исполняй приказ!       Эйгон старался говорить величаво и даже грозно, дабы вид его казался особенно важным. Не мог он перед ребёнком предстать в позорном виде, раскрывая, что добывать еду и обустраивать ночлег он попросту не умеет. И, говоря откровенно, не умеет делать вообще ничего из того, что могло бы пригодиться страннику.       Геймон собрал сухие ветки, сооружая костёр, и долго трудился с камнями, чиркая их меж собой, стараясь поджечь собранный хворост. Битый час Геймон стирал пальцы в кровь, пока наконец Боги не ниспослали ему огонь, чтобы разжечь костёр. Тогда Эйгон, не давая мальчишке засиживаться у огня, повелел Геймону пойти в лес, чтобы найти еду, пока ночь не успела нагрянуть.       Мальчик шёл, как невольник, выискивая что-то мало-мальски съедобное. Ему было страшно одному в лесу, так как столичный мальчонка впервые забрёл в чащу, а посему он ходил близко к подлеску, цепляясь взглядом за костёр, дабы не потеряться в темноте. Вернулся Геймон со скудными припасами: грибами и ягодами. Эйгон не ведал — можно их есть или нет, так что решил просто зажарить. Огонь всё рассудит.       Слабо отужинав и разложив вокруг костра больше хвороста, принц и его оруженосец-чашник легли спать. Геймон уснул легко, привыкший к подобным условиям, а Эйгон ворочался без сна, страдая от жёсткой постели и стылого очага. Эйгон решил, что неплохо бы было обосноваться здесь, в Навосе. Продать драгоценности, купить небольшой дом. В этих мыслях и спешных мечтах он долго бодрствовал. Сон же пришёл только под утро и скоро оборвался от смрадного запаха пепелища. Эйгон быстро прикинул, что лес горит и, обернувшись в то место, где в ночь оставался Солнечный Огонь, он не обнаружил дракона. — Вставай, Геймон! — закричал Эйгон, дёргая за плечо спящее дитя. — Надо быстрее убираться.       Но вместо того, чтобы бежать прочь от леса, Эйгон напротив, бежал на огонь, отчего Геймон, волочившийся под крепкой рукой принца, вскрикивал, моля не ступать к пепелищу. — Дурья ты голова! Куда нам без дракона? — с запалом отвечал ему Эйгон. — Надо найти Солнечного Огня.       Дракона отыскать оказалось просто, он вилял вдоль обваленных в пожаре деревьев и смачно завтракал свежежаренной стаей волков. Эйгон скинул с себя плащ. Пока Солнечный Огонь пожирал щенков, принц завернул в свой плащ старого жареного волка и передал его в руки Геймона, который был почти ростом с волчью тушу. — Держи. С собой возьмём, съедим позже.       Эйгон быстро усмирил дракона величавым тоном, а затем сделал то, что сделал бы любой сильный мужчина в его ситуации: прыгнул на дракона и дал дёру. Понял он, что скоро на пожар слетится местная стража и легко найдёт виновника поджога. Теперь же это не волновало принца, ведь иная радость его захватила: ныне у него есть еда и дракон Эйгона сыт, значит и силы у Солнечного Огня появились на дальний путь. — Ну что, мальчишка, куда дальше путь держим? — от веселья Эйгон был добр, а потому дал даже слово своему оруженосцу-чашнику. — На восток! — поддержал веселье Геймон, слабо представляя где этот самый восток находится. Так проходил их путь. День в полёте и ночь в глухих лесах и курганах. Сменяя место за местом, хвойные и муссонные леса, путь их лежал на обещанный восток, хотя Эйгон, уже не раз путавшийся в дороге, с уверенностью не мог сказать, куда их точно занесёт. Но ему нравилось чувство полёта, свободы и безграничной возможности. Иногда, оставляя Геймона с Солнечным Огнём в лесах, Эйгон находил небольшие пограничные городишки. В первый раз он продал в одной из таверн кольцо и полученные с него деньжата умеренно расфасовал по карманам. По подсчётам Эйгона и по оставшимся у него драгоценностям, он мог безбедно существовать ещё пару месяцев. А дальше… дальше он и думать боялся.       В одном из Вольных городов, где магазинчики были на диво богаты, он купил дорожной одёжки себе и оруженосцу-чашнику, добрый бочонок эля, немного крупы и дорожную книгу для путешественников. Эйгон посчитал, что будет полезным оснастить своего слугу нужными для дороги знаниями и пришёл в ярость, узнав что Геймон не умеет читать. Запивая дурное настроение элем, Эйгон читал книжку сам, вслух, хоть мальчишка того и не просил, но очевидно желал послушать.       С длительных странствий у Эйгона успела вырости борода и усы, а что до Геймона — так он быстро взрослел под хорошее питание (Эйгону же, конечно, такая пища казалось ужасной). Рубаха, которую принц купил мальчишке, стала мала в плечах, но Геймон не жаловался, а Эйгон, хоть и замечал его рост, новую покупать не спешил. Эйгон ему не мамка! И, Семеро храните, не папка! Бегать он ни за кем не будет… Вот попросит — купит.       Уходя вглубь неизведанных земель за Узким морем, всё сложнее стало укрыться дракону. Как правило, там где были богатые леса — рядом городских поселений не сыщешь, значит провизию брать было неоткуда и еду вскоре пришлось экономить, а привалы сократить. Солнечный Огонь уставал, надрывно дышал и по утрам тяжело расходился. Эйгон понимал, что путешествие пора заканчивать и стоит надолго где-то осесть. Но путь домой, теперь в далёкий Вестерос, был навеки для него оставлен. Эйгон тосковал по дому, по матушке, братьям, по детям и своей жене. Он мог бы поступить иначе в день смерти Визериса, пойти наперекор себе, но теперь, вкусив сладость свободы, под страхом смерти не желал возвращаться в столицу — она его не любила и не было в Королевской Гавани человека, который бы принца держал. Эйгон ничего не терял от сего поступка, а с долгой дороги приобретал лишь новое: опыт и знания.       Единственное, что терзало молодого принца - собственная неряшливость. Сложно сохранить аристократический лоск, когда времени на себя не хватает. Пепельная борода и усы делали с него старца, а отросшие ногти попросту мешались, особенно на ногах. Эйгон видел, как Геймон попросту сгрызает их, но принц не собирался опускаться до такой дикости… Так же, в далёких землях, у Эйгона появились трудности в общении с торговцами. Он говорил с ними всегда на валирийском, но в каждом городе был свой диалект, и порой Эйгон совсем не понимал, что ему говорят. Изъясняясь как немой одними лишь жестами, Эйгон доносил до торговцев свои потребности. Так, щёлкая по подбородку, он получал вино, а когда Эйгон прикасался к губам троеперстием, его подводили к прилавкам со съестным. В некоторых местах принца и вовсе встречали как прокажённого, пугаясь цвета его глаз и волос, и будучи человеком не склонным к физическому превосходству, принц не затевал ссор и уходил ни с чем. — Я буду учить тебя читать и говорить на валирийском, а ты пообещаешь подчиняться мне и делать то, что я тебе велю, — сказал в один из вечеров принц Эйгон.       Ныне они засели в Красной Пустоши и кожа принца от тёплых солнечных ветров стала сначала красной, а затем покрылась неровным, коричневым загаром. Тоже произошло и с Геймоном. Ночи в пустынях были душные, слух раздражало шуршание перекати-поле — схожим звуком угли горели в костре. Путь, всяко предстающий перед ними: весёлый, но порой и опасный, научил Эйгона спать чутко и сохранять бдительность. Конечно, подкрасться к нему с тыла ни человеку, ни животному не удавалось (а были и такие случаи). Солнечный Огонь надёжно прикрывал спину всадника и служил не только основным транспортом, но и главной защитой принца. Длительные полёты закалили Солнечного Огня, сделали из него сильного и вольного дракона. Едва ли теперь можно было представить, что это свободное от оков существо могло томиться столь долго в мрачных склепах Драконьего Логова. — Долго мы ещё будем лететь? — осторожно спросил Геймоном. Он знал, что спутник его ворчлив, когда не пьёт, а ныне Эйгон был как раз трезв, посему, разговор Гейнор заводил с особенной осторожностью. — А что, устал? — Хотелось бы приземлиться на подольше… — уклончиво ответил Геймон. — И мне. Оставим эту мерзкую жару и пустыню — там и заляжем.       Эйгон и Геймон жарили на огне скорпионов, которых они вдвоём выловили и забили камнями. Мяса в насекомых было немного, но зато самих скорпионов — хоть отбавляй. Путники наелись так непривычно плотно, что их желудки схватил спазм. Промучившись всю ночь от боли в животе, Эйгон открыл дорожную книжку, прикинув, что сейчас они находятся вблизи Ваэс Козар, что в переводе означает Город Пауков. Прямой полёт занесёт их в горы, где преобладают песчаные бури. Такая дорога была опасна и человеку, и дракону, посему, Эйгон ногтем прочертил путь в обход, до Кварта — одного из крупнейший торговых городов на побережье Летнего Моря. Там принц сможет и одежду новую прикупить, и побриться, и кольцо по хорошей цене продать.       Оставив за песчаными курганами, Солнечный Огонь, принц Эйгон и Геймон дошли до Кварта сами. Эйгон пребывал в некотором раздражении от нахождения Геймона рядом, ведь изначально принц, как и везде, где он успел побывать, думал посетить бордель, а с ребёнком такое провернуть не получалось, но в сей раз он всё-таки решил пренебречь собственными забавами, посчитав жестоким оставлять на солнцепёке дитя в ожидании его возвращения. — Не уходи от меня далеко и держись рядом. Кварт старый и богатый город, но чем город богаче, тем больше в нём бедняков.       Геймон, внимательно слушая принца, взял его за руку, которую Эйгон тотчас отбросил, испытав доселе невиданное смущение. — Рядом, но не так же близко! — вскипел он.       Геймон захныкал, впадая в искреннее отчаянье. Он был в далёком, неизвестном городе, и полностью зависел от своего спутника. Он боялся его злить, так как знал, что в одиночку, без Эйгона, теперь ему не выжить. Не осознавал Геймон лишь одного факта, что и Эйгону без него теперь никак. Принц страшно боялся одиночества, а мальчишка оказался для него единственным существом, что не пыталось им помыкать, а кроме того — ещё и во всём слушалось. Скрипя душою, Эйгон сам взял его руку, настрого предупредив: — Только сегодня. Не думай, что я каждый раз стану терпеть твои капризы!       Пока принц и оруженосец-чашник добирались до города, Эйгон, начитавшись книжки, шпарил заумными знаниями, легко впечатляя ребёнка, который и без того, смотрел на принца с благоговением, как на истинного бога. — Из-за дотракийских набегов множество кваатийских городов пали и выстоял лишь один Кварт. Взять его не удалось, потому что город защищают мощные стены. А властителями Кварта являются Чистокровные — местная аристократия. — Как у нас Таргариены, мой принц? — Геймон постарался произвести впечатление на Эйгона. — Нет, конечно! Таргариены — род из древней Валирии, а это кучка аристократов из вымирающего рода, — осознав, что разницы меж ними нет, Эйгон упрямо добавил. — Мы летаем на драконах — а они на рынке торгуют. Вот тебе и разница!       Бесконечные ряды лавок, разных мастей, расползались по узким улицам. Народ собирался в бесконечную чехарду и Геймон держался за спиной принца, дабы не быть задавленным. Разный народ, что огибал Летние и Нефритовое моря, стекался сюда, дабы повыгоднее товар продать и повыгоднее его купить. Но цены, что Эйгон замечал, были выше всех тех, что он привык видеть в других местах. Всё потому, что на улицах принято было торговаться, а в торгах сам Эйгон был не силён. Поняв, что купить на рынке без сильных переплат у него не выйдет, Эйгон оставил эту затею и они вышли к общей площади.       Город благоухал процветанием и дороговизной. Кварт был стар и величественен. Геймон, охваченный искренним восторгом, сам выпустил руку принца и понёсся вперёд, лавируя меж неспешных пар. Так, смеясь от счастья, он добежал до фонтана, который и Эйгон и Геймон видели впервые. Вторя другим детям, Геймон пустил руку под тонкие, ветвистые струи и вода брызнула в его загорелое лицо. Эйгон, стараясь давить в себе мальчишеский порыв восхищения, неспешно подбирался к Геймону и остановился, заметив как к мальчишке подступилась сочная девица. Кожа её была до странного бледной, никто в этих землях такой белизной похвастаться не мог (даже Эйгон, что давно уже под палящим солнцем сгорел). По открытым участкам тела рассыпались крупные брызги веснушек, а из-под косынки выглядывали рыжие кудри. Сама девица была в тугом корсете, из которого спелые груди так и намеревались выпрыгнуть, а вместо привычной юбки, которую во всех городах Эйгон привык наблюдать (и даже заглядывать под неё), на девице были широкие льняные штаны, почти парусники, так легко они по ветру вздымались. Когда она, обменявшись парой слов, отошла от Геймона, Эйгон поспешил к мальчишке и ловко вытащил его из фонтана. — Пойди, представь меня той кваатийке. Иди, кому сказал! И скажи то, что я наказал тебе говорить в случаях знакомства с дамами! — Но она же… — Никаких но! Выполняй мой приказ.       Геймон, пылая от стыда, побрёл к ней, как велел ему принц. Он догнал девицу у самого пляжа, где она уже сняла жесткую обувь, дабы пойти по песку босиком. — Добрый вечер, леди далёких земель Эссоса. Хочу представить вам своего короля — Эйгона Великолепного, первого своего имени, наикрасивейшего и наиумнейшего короля Вестероса.       Девушка странно посмотрела на Геймона, а затем и на принца Эйгона, быстро прикинув что они не местные. Так она поспешила пожать руку Эйгона. Её жёлтые, ровные зубы, блестели в широкой улыбке. — Добрый день, старый, далёкий принц. Меня зовут Эва, — девица говорила странно, медленно и громко, точно со стариком общалась. — Прошу прощения… — опешил Эйгон. — Славный у вас внучок! Очень на вас похож! — она уже кричала, решив про себя, что слух «дряхлого» Эйгона совсем подводит.       Прежняя лисья ухмылка оставила Эйгона, забылись и сальные комплименты, что так и норовились сорваться с уст. Она приняла его за деда, из-за бороды и усов, из-за его непотребного вида! Как она посмела быть такой слепой и не заметить его чарующей красоты и обаяния юнца! — Какой я тебе дед, глупая девка! — заверещал Эйгон на всю улицу.       Он, бывало, часто распалялся на столичных девиц и за меньшие проступки, а теперь, в обществе странной девицы Эвы, что была и не красавица и совсем не мила, Эйгон не думал мириться с её ошибками. — Ты совсем идиотка, кричать мне в ухо, — сам кричал Эйгон. — Хочешь, чтобы я оглох?       Эва, скривив лицо в раздражении и нахмурив тонкие брови, вдруг, прямо с размаху, огрела Эйгона плетёной корзинкой с кабачками, зарядив тому по уху. Эйгон, не ожидавший подобной расправы, почти упал, схватившись за первое, что попалось ему под руку — за Геймона. — Ты!!! — закричала Эва. — Старая ослиная моча!!! Как ты смеешь так со мной разговаривать!!! — Дура ты! — ответно закричал Эйгон, но, дабы не рисковать собою, поддался назад, ретиво отступая.       Эва же, разгорячённая от подобного хамства, выбросила из рук корзину и подбирая рассыпанные кабачки, принялась без промаха метать в лже-старика. — Только попадись мне ещё, грязная свинья! — кричала она, убирающемуся Эйгону, а за ним и Геймону. — Я тебя пришибу, скотина!