История блуждающего принца

      Эйгон раздобыл золотого дракона, припрятанного в одном из порванных карманов столичных кюлотов. Теперь эти штаны висели на нём не цепляясь за торчащие кости, так сильно путь измотал принца, а нещадная жара сожгла всю массу.       Монета была очень кстати, так Эйгону не пришлось закладывать печатки и ковырять на одёжке расписные изумруды, этой цены вполне хватило ему, чтобы снять комнату и прикупить деревянную бадью, в которой он наконец умылся, после долгих палящих дней, и дал сполоснуться мальчишке. После мытья Эйгон побрился, освежив приятное, молодое, схуднувшее лицо.       Пока Геймон ползал под ногами, подчищая пол от щетины, Эйгон оглядывал себя в мутном зеркале, пытаясь понять, доволен ли он отражением, что видит перед собой или же нет. Принц едва ли узнавал старого себя после всех приключений: щёки его впали, отчего фиалковые глаза казались больше чем есть, волосы отросли и тянулись теперь до плечей. Ключицы же выпирали как ветхие корни чардерева.       Истинно сказала ему та бешеная бабища на площади: вид его обнищал и рано состарился. — Геймон, поди сюда и живо меня подстриги, как было раньше. Я не желаю ходить с длинными волосами…       Ночь их была тиха и безмятежна. Упав на соломянную подушку и укрывшись простой простынёй, Эйгон замлел точно кот от валерьяны и сам поразился тому восторгу, в который его бросало от обычной, жёсткой постели. Это для Геймона было феерией всех мечтаний, ведь он как уж вырос с колыбели так на поддоне и спать ложился, а для Эйгона радоваться с подобного было позорным делом и уже отходя ко сну, он настрого решил про себя, что более до такого нищенского состояния принц себя не доведёт никогда. Он не для того новый путь избрал, чтобы бесславно побираться как голытьба.       К утру Эйгон, прибывая в полудрёме, велел Геймону навестить Солнечного Огня, убедиться, что укрытие, в котором был оставлен дракон, надёжно, и дикари дотракийцы не нагрянули к нему этой ночью. Сам он проспал лишь до часа соловья, поднялся и пошёл на рынок, понадеясь, что ранним часом, народа там меньше будет. Ошибся.       Прибывая уже без дитя, освежившийся и отоспавшийся, он был готов толкаться в суматохе людской и с боем выбивать столь притягательные вяленные колбаски. Когда же он добился своего и смачно жуя мясцо направился на поиски желаемого борделя, его окликнули, чудовищно неподобающим образом: — Эй, седоволосый парнишка, я бы на твоём месте мясо это не ела.       Эйгон чуть ошалел услышав этот повелительный тон, вчера ведь она же, как матёрая дикарка, его облаивала. Принц, стараясь сохранять самообладание, обернулся на Эву. Она сидела в одном из цветочных ларьков, окруженная пестрыми розовыми, жёлтыми, фиолетовыми и красными цветами. Её тонкие белые ноги, запряжённые в шлепанцы, выглядывали из-под разлетевшихся по ветру широких брюк. — И что же с этим мясом не так? — с прищуром спросил он. — Его из крыс делают, а крысы у нас не здоровые, глупый странник. С горшка не слезешь.       Эйгон постарался подавить в себе приступ тошноты, не замечая что сам зеленеет. Да, в дороге он ел и недожаренных белок и рыбу на костре, даже скорпионов, но поедать крыс даже для него было делом чудовищным. — А чего же тогда за неё такой бой шёл, — Эйгон упрямо отказывался верить этой городской сумасшедшей. — Обманываешь меня? — Бьются потому что голодные, а ты, раз странник, вряд ли без денег сюда пришёл, а если и так — то ты глупец. Тот, кто без средств в странствие отправляется — не долго живёт. — Я очень богатый и уважаемый человек на родине, — набивал себе цену Эйгон. — Я принц Эйгон Таргариен из древнего валирийского дома.       Эва засмеялась, очень озорно, как порой хохочут пухлые, старые веселушки. — Ну раз так, то я тогда Чистокровная.       Эйгон не понимал, шутит ли она и почему он должен ей верить, но спрашивать, предположительно глупый вопрос, он не решился и смех её проигнорировал, хотя в нём и кипело дикое раздражение к этой рыжей, невоспитанной, и абсолютно не сексуальной дуре!       Не прощаясь с ней, Эйгон решил последовать дальше, для поисков борделя, но о его местонахождении, всё-таки у Эвы решил не уточнять, сам разберётся! О мужском досуге не пристало прознавать леди, даже самой несносной как она. Но Эва, прямо в его спину, бестактно до скрежета зубов, бросила вопрос: — Мальчик и мерзкий дед, должны быть, ваши родственники? Поразительно как вы похожи с ними, прям одно лицо. — Геймон… мальчишка, мне не родня, — отбился Эйгон. — Тоже скажешь, он так на тебя похож, — не согласилась Эва.       Нет, всё-таки не крысиная еда и не сон на земле были худшими наказаниями, что с Эйгоном случались. А вот это неповиновение, абсолютное неуважение к нему от какой-то женщины — это было ужаснее всего! Будь он в столице, на тех же правах, то легко бы смыл эту наглую ухмылочку на её веснушчатой, белой морде.       Оставив Эву позади и устремившись в безлюдную сторону, Эйгон, точно бродячий пёс на запах еды, выбрался на улицу Танца — то было место под стать Эйгону и он сразу воодушевился, встретив весёлое попоище мужиков, что пьяной ордой вытекло из трактира и сидело теперь на крыльце. Эйгон подумывал к ним подойти, узнать где здесь девку снять можно, но при виде чужака, улыбка их исказилась иной гримасой, которую Эйгон не мог истолковать никак иначе, кроме как осерчавшую. Сделав вид, что он к ним и не собирался, Эйгон пошёл вперёд. — Куда путь держишь, чужестранец?       Эйгон, будто пойманный за чем-то неприличным (как бывало однажды, когда мать его застала за рукоблудством), вытаращил глаза и стиснул губы. Похлопывая перед собой вспотевшими ладонями, он обернулся к пьяным, бледнолицым мужикам. — Я гуляю, милорды. — М-милорды, хэх, — посмеялись мужики, осклабив рты с чернеющими зубами. С такой официозностью, должно быть, к ним обращались впервые. — А как тебя звать, седой милорд и откуда ты прибыл? — Я Эйгон. Эйгон из Пентоса… — Имя-то знакомое, — заметил один, щёлкнув пальцами, тем самым пытаясь подогнать воспоминание. — Я слышал вроде что-то. — Да, и я, — поддержали другие. — Был такой в Вестеросе Эйгон Знаменосец, кажется. — Эйгон Тарирен вроде бы. — Таргариен, — поправил Эйгон, решив, что их краткая, вполне мирная беседа, поможет Эйгону избежать конфронтации, но Знаменосца — он исправлять не стал, не осмелился. — Я его потомок. — Слыхал я как-то, что они обладали драконами, летали на них, сжигали врагов и завоёвывали земли. Так? — Так, — опасливо согласился Эйгон, подумав о Солнечном Огне. Больше всего он страшился, что о его драконе прознают и умертвят его. Ничем другим, как им, Эйгон более не дорожил в этой жизни. — Жаль, что у тебя дракона нет, Эйгон Знаменосец. Нам бы он был очень кстати, — вздыхая, признался один из мужиков. — Далеко же тебя занесло от родины, бастард Знаменосца. Чего ты забыл здесь? — Путешествую вместе с… младшим братом. — Сироты? — Да, — Эйгон выдавил жалостливый вид, будто подчас в слёзы кинется, желая раздобрить мужиков и это сработало.       Лица их исказились пониманием и внутренней скорбью, будто бы они, старые лбы, знали что это такое и, судя по всему, предположения Эйгона не ушли далеко от правды. Он мало встречал на улице пожилых мужчин (почти все они были калеки), рынок же держали только старухи. Но что стало причиной такого дефицита мужской силы — принц не ведал, догадывался только, что в путеводителе его — правду про дотракийцев писали. И набеги на Кварт не были пережитком прошлого, что случались ещё до Завоевания Вестероса, а осуществлялись и по сей день. — А к дотракийской нелюди как ты относишься, Эйгон Знаменосец? — продолжал давить самый крепкий из мужиков, черноглазый, облысевший человек с рваным шрамом, искажающим хмурое лицо. — Как к дикарям, а как же ещё, — уверенно причитал Эйгон, возгордившийся своей осведомлённостью в подобном вопросе. Ответ его, как и ожидалось, мужиков впечатлил и те довольно закивали, негласно приобщая Эйгона к своему ушлому обществу. — Меня зовут Линас, юный бастард, — представился лысый мужик со шрамом. Он поднялся с крыльца, оттолкнувшись от просевших ступенек, и поравнялся с Эйгоном. Принцу пришлось воздеть голову, дабы посмотреть в лицо этого великана и приложить не дюжую силу духа, чтобы укрыть волнение перед ним. Линас же довольно хлопнул Эйгона по плечу, тем самым покачав его как куклу тряпочную, и заговорчески продолжил: — Добро пожаловать в Кварт, Эйгон. Будь как дома: ешь нашу еду, спи с нашими женщинами, но когда придёт беда, будь готов защитить свой новый дом, ибо хуже врагов могут быть только трусы и их мы караем с особенной жестокостью. Понимаешь?       Эйгон лишь уступчиво кивнул. А что ему ещё оставалось? Он лишь надеялся, что сего дня, когда с него потребуется мужество, никогда не настанет. Ведь Эйгон не герой, не храбрец, и уж тем более не воин. Глядя в измученное битвами лицо Линаса, Эйгон думал лишь о том, чтобы скорее сбежать из Кварта. Вылететь на восток к землям И-Ти, самым далёким, неизведанным и великим землям Эссоса. Быть может, там у него получится осесть и приобщиться к спокойной мирской жизни, где никто не посмеет с Эйгона чего-то требовать и ждать. А сейчас он только соглашался с Лином, как того требовали обстоятельства. — Хочешь девочек, Эйгон Знаменосец? — Не отказался бы. — Ступай по прямой и у таверны «Конская Грива» пройди к переулку, там увидишь здание с атласными лентами — тебе туда.       Получив наставление, Эйгон охотно продолжил путь, облегчённо выдохнув с того, что компания мужланов оставила его, но продолжала глядеть вслед. Принц был доволен случившимся разговором и приобретёнными связями, которые, конечно, едва ли могли ему в будущем понадобиться. Но Эйгон был рад, что и его славное имя определённо взыграло в памяти этих мужланов. Куда не занесёт его дорога, всюду слава родича его — Эйгона Завоевателя — летит впереди.       В приподнятом настроении, как и велено, он обошёл трактир, свернул и вышел к нарядному дому, украшенному лентами и разноцветными тканями с драпировками. Эйгон раздвинул их в сторону и ввергнулся внутрь, в место затемнённое, душное и людное. Высокая статная женщина с крепким парафом встретила его. Наряд её был дорогой, что позволило сделать вывод принцу о том, что она владелица сего места. — Что ищешь, малыш? — подозвал она Эйгона. Принц возмутился про себя от такого пренебрежительного обращения. Опять! Он уже боялся к такому привыкнуть. Так с бородой его принимали за старика, а без неё за мальчишку. А Эйгон, между прочим, был мужчиной серьёзным и очень мужественным, как сам он считал, а посему и не мог поверить, что в Кварте столько слепцов обитает. — Я пришёл за девкой, — рявкнул он. — Ты по адресу, юноша, — её взгляд медленно и сладострастно оглядел Эйгона. — Можешь звать меня Натли, я владелица дома удовольствий. Скажи мне, красавец, какую ты хочешь девицу? Мои девочки любят далёких странников, особенно таких молодых и красивых.       И впрямь, выглядывая из-за балдахина, из смежных комнат и с низких тахт на него глазели девицы разной масти: смуглые, белые и совсем чёрные. Эйгон всегда был востребованным клиентом в Вестеросе, но здесь, не имея присущей ему власти, он брал своей диковинностью, а не статусом.       Эйгон важно прошёлся по комнатам, что делились меж собой зыбкой, полупрозрачной тканью. Поглядел на девиц. Некоторые, дабы внимание его привлечь, скидывали лямки платьев, оголяя груди, или раздвигали ноги, выставляя срам. — Ещё посмотришь или определился? — подгоняла его Натли. Эйгон огладил лоб, смокший от духоты, и повелительным тоном к хозяйке борделя обратился. — Начнём с тебя, леди Натли, если не возражаешь. А дальше как пойдёт…       Эйгон возвращался к дому в приподнятом расположении духа, едва уставший и в меру спокойный. Последняя девка, что его оседлала — шлюха Ирис — не выходила из его головы. Волосы её были черны, а очи столь голубые, что небо в сравнении с ними казалось грязно. Она вполне могла бы зайти за аристократку, не будь этой прозрачной сорочки на ней и грязной торговли телом.       Но как бы не радовался Эйгон хорошему дню, оказавшись в унылой, но просторной квартирке, улыбка его сошла с лица, когда в своём обиталище, в укромном месте, он увидел ненавистную рыжую голову. — Ты меня преследуешь, в самом деле?! — возмутился Эйгон, нехотя заваливаясь внутрь, даже не снимая сапог. Жилище, с присутствием дикарки, казалось теперь замаранным, точно уличные крысы к нему набежали.       Эва сидела на низком кресле, чуть сгорбившись за работой, а мальчишка Геймон в руках крутил жемчужные девичьи бусы, крашенные в разные цвета. — Что здесь происходит? — пробурчал Эйгон, как обманутый муж. Геймон в страхе поднялся перед принцем и выронил бусы из рук. — Я встретил леди Эву на площади у фонтана, как и вчера, — оправдывался Геймон. — Она заметила, что моя жилетка в дырах и предложила поставить заплатки. — И вся остальная его одежда порвана или мала, — возмущаясь, продолжила Эва. Теперь она усидчиво штопала штанцы мальчишки. — Новой он не просил! — А так и не заметно было, что дитя в обновках нуждается?       Эйгон упрямо замотал головой, решительно отказываясь с ней соглашаться. На что намекает эта дикая девка? Что Эйгон жадный и безразличный? Ещё чего! Он самый щедрый и самый внимательный человек на всём белом свете. А кто отказывается это замечать — просто глупец. — Штаны тебе нужны? — прыснул в возмущение Эйгон на несчастного, напуганного Геймона. — Куплю я тебе штаны и без всяких помощников! Нечего незнакомцев таскать в мой дом. — Нечего ребёнку одному на улицах делать, — ответно набросилась на него Эва и припомнив одно дело, преисполненная размышлениями, нахмурила лицо. От подобных гримас, её крупные веснушки разбежались по коже как бисер. — А где ваш дедушка? — Скончался, — огрызнулся принц. — И куда же вы его дели? — Сожгли, — тотчас ответил Эйгон. Геймон тихо хихикнул про себя, вспоминая, как Солнечный Огонь поджаривал их ужин одним залпом и запальчиво, по-детски, прихвастнул. — Его сжёг дракон господина!       Строгий взгляд, которым наградил его Эйгон, заставил в сию же минуту пожалеть мальчишку о сказанном. Но Эва, что впервые слышала подобные фантазии, сначала недоверчиво посмотрела на странников, а затем рассмеялась, и снова так звонко, что Эйгон вздрогнул в омерзении. — Какие у тебя фантазии! — сказала она и подавшись вперёд, ущипнула щёку Геймона. — Не хотите рассказывать — не надо. Уверена, вы хорошо справитесь и без этого ворчливого старика. — Очень он даже не ворчливый, — не смог сдержаться Эйгон, почувствовав укол в свою сторону. — Если ты ему не понравилась — это не значит, что с другими людьми у него отношения не складываются. — А что же со мной не так? — поразилась Эва, решительно не ведая о своих странностях. Эйгон посмеялся над её вопросом. А что с ней не так? Да абсолютно всё!.. Но если разбирать по списку, то принц вставал в ступор, не имея чёткой мысли, что конкретное его в ней раздражает. Вся она сама соткана, казалось бы, для того, чтобы выводить принца из себя. — Ты очень… приставучая.       Безвинное замечание Эйгона сильно Эву обидело, она и не думала скрывать разочарование, которое накрыло её с этих слов. — Все мы в Кварте стараемся заботиться о далёких путниках, привлекать в свой город могущественных и богатых иностранцев. Но если моя забота вас раздражает, то я не стану более навязывать своё общество.       Отложив штопку и со скрипом старой мебели поднявшись с кресла, Эва накинула на плечи шаль и в прощании погладила Геймона по голове. Мальчишка грустно спровадил свою покровительницу, не желая с ней так расставаться, но всё же он молчал, не смея перечить принцу. Только Эйгону от этой слезливой сцены стало как-то не по себе, будто он поступает совсем жестоко и несправедливо по отношению к ней. Стоило Эве пойти к двери, Эйгон обогнал её, загромоздив ход. Эва ему не нравилась и едва ли он мог её терпеть, но принц понимал, что пребывая в далёком неизвестном городе, друзья могут быть весьма полезны, даже такие чудные как она. Эйгон стерпит присутствие Эвы в краткое время, которое он ещё планировал оставаться в Кварте, до отбытия в И-Ти. — Каюсь, я был не прав. Ты нам ну…       Эйгон не успел раствориться в позорных извинениях, оказавшийся сбитый с ног хлёсткой пощёчиной. Так его не бил даже дед и матушка, как сильно ударила эта городская сумасшедшая. — Я прощаю тебя, — снизошла Эва. — Пойдем, Геймон, купим тебе одежды. Брат твой за всё уплатит.       Бесцельно бродя по улицам или стоя в ожиданиях у прилавков, когда чашника-оруженосца нарядят, а деньги его будут истрачены, Эйгон особенно тосковал по дому. Сейчас, в Вестеросе, он мог бы стать королём и, скорее всего, был бы уже за это убит. Но подобная доля теперь казалась не такой чудовищной, как это унизительное подчинение какой-то беспутной цветочнице. Эйгон желал её как следует проучить, но понимал без прикрас, что её хрупкая девичья фигура скрывает в себе чудовищную силу воина. Она лихо и крепко метала в него овощами и от посредственной пощёчины Эвы у Эйгона до сих пор немела щека. Увы, но с этой бабищей ему не управиться. Она гораздо сильнее него.       Гуляя по улицам, чуть поодаль от Геймона и Эвы, Эйгон рассматривал архитектуру города. Жилые и общественные дома все были высоки и разноцветно пестры. На каждой площади встречались блинообразные фонтаны со статуями грифонов, драконов и мантикор. Узкие улочки украшались цветами, а на фасадах растекалась узорчатая лепнина. В самом конце города, под многочисленной защитой рыцарей, принц увидел высокие башни Зала Тысячи Тронов. То был замок, в котором восседали правители Кварта — Чистокровные. Он был намного скромнее по величине, нежели Красный Замок, но фасад светлого, стройного здания, казался столь чарующим, точно сошедшим из детских сказок.       Всё в этом городе было и впрямь как из сказок, смущали Эйгона лишь ворота, опоясывающие весь город, за которыми не видно было ни рельефов пустынь, ни моря, ни зелени. Кварт затянулся точно в купол арены, и принц ощущал себя игрушечным, как на макете Старой Валирии, которую столь усердно всю жизнь делал его отец — король Визерис. — Принц Эйгон, чем же ты занимался на своей родине? — поинтересовалась Эва, притормаживая, дабы сойтись с Эйгоном в близкой ходьбе. — Своими делами, — на выдохе ответил Эйгон. — Какая небывалая скромность, — восхитилась Эва. — А чем же ты, Геймон, занимался в Вестеросе?       Геймон, шаркая в своих новых, дорогих сапогах, походил на чудака. Мальчишка не привык носить хорошую обувь и в обновках чувствовал себя как невольник в робе. Он долго сверялся с тем, что ответить Эве, боясь опять ляпнуть глупость, но при этом искусно врать он ещё не умел. — Я жил в борделе, вместе с мамой. Но часто мне приходилось ночевать где придётся: на улице, в сырых тавернах или под крыльцом домов, иногда же я засыпал у главных ворот. Случалось это тогда, когда мама брала ночные смены, что было для неё частым делом. Мы жили впроголодь и научились выживать как придётся. Я вот, к примеру, в детских боях себя нашёл. Там мне сточили зубы. Мало кто в таком месте долго выживал, но матушка мне говорила, что у отца моего крепкое семя, а сам я от пламени дракона рождён, значит и сильнее прочих детей, а посему выстою, не умру.       Лицо Эвы обескровилось от столь размеренной истории ребёнка, который пережил неописуемый ужас. В её глазах выступили слёзы, но она смахнула их и поддавшись женской сердечности, прижала к себе Геймона и зачем-то утянула и Эйгона в свои объятия. — Как мне вас жаль, вы оба такое пережили. Благо, Геймон, у тебя есть старший брат и он вытащил тебя из столь чудовищных условий! — Эва, восхищённая доблестью Эйгона, которую сама себе и придумала, горячо поцеловала его уста, каким-то обязательным поцелуем, лишённым страсти. — Ты истинный герой, Эйгон.       В любой другой час Эйгон согласился бы с подобным утверждением, но не сейчас. От поцелуя, от комплиментов — он лишь смутился, как виновник злостного заговора. Эйгон не спасал Геймона, наоборот, он лишь с азартным равнодушием смотрел за тем, как мальчишка сражался на арене с такими же как и он оборванцами. Эйгон хохотал, видя как Геймон беспощадно расцарапывал глаза врагам, а те оставляли ему увечья и раны, превратившиеся в глубокие шрамы. Нет, Эйгон не спасал Геймона — за него это сделали сами боги, столкнув их двоих в тот роковой день.       Эва потянула Геймона за руку, увлекая во дворы, к последней лавке в которой намеревалась купить ему хорошие чулки, а Эйгон, ещё более удручённый чем был ранее, ступил за ними.       Во дворах люди вели себя менее хаотично, чем на площадях. Никто не бегал и не смеялся, а лица некоторых из них скрывались глубокими капюшонами. Эйгон, почуяв странный холодок, с опаской огляделся по сторонам, замечая что на этой неизвестной ему улице, люда значительно меньше, чем в других местах. Заметила это и сама Эва. — Странно, — сказала она. — Обычно в это время здесь оживлённо. — Давайте уйдём, — посоветовал Эйгон, насторожившись. Он сам потянул Эву за собой, коснувшись её плеча, но в сей же миг мрачная тень метнулась по стенам и ветер хлестнул щёки принца. Обернувшись, Эйгон увидел приставленное к шее Геймона остриё ножа и смуглого, грязного человека, сжимающего в тисках мальчишку. — Держите руки при себе, ребята, или я полосну шею мальчонке и вспорю вам животы, — говорил человек с глубоким акцентом. То был не просто карманник и жулик, это был дотракийский разбойник, один из тех, кому удалось миновать рыцарей и забраться в город. Он был гораздо сильнее и выше Эйгона, хоть и осрамлён, как кочевник, подстриженной головой. Преимущество действий и физической силы вынуждало признавать его власть в сей час. — Что ты хочешь? — спокойно спросила Эва. Ей, в отличие от Эйгона, удавалось сохранить небывалое самообладание и мужество. — Выворачивайте карманы и отдавайте всё, что у вас есть.       Эва послушно сняла с себя ожерелье, серебряные, дешёвенькие колечки, что не представляли особой ценности, отстегнула от пояса сумку и скинула мерзавцу под ноги. — А ты чего стоишь, седовласый, особой просьбы ждёшь?       Эйгон стиснул зубы, не желая расставаться с деньгами, которые он не берёг в квартире, боясь быть ограбленным, а таскал с собой. То была большая сумма, за которую, при желании, Эйгон мог бы купить троих таких как Геймон. Он не был готов расставаться с золотом, даже ради своего юного путника, который в дороге неплохо разбавлял его одиночество. — Что ты стоишь? Отдавай! — подстрекала Эва, толкая его в плечо. Эйгон, тяжко расходясь, залез в карманы. — А-ааа!!! — заверещал дотракиец, отскакивая от Геймона, как от огня. Мальчишка впился в его руку наточенными зубами и столь крепко, что теперь по подбородку его текла чужая кровь. Мерзавец ответно ударил ребёнка, толкнув его в стену и набросился на мальчишку с ножом, но вонзить остриё не успел, оказавшись перехваченным крепким захватом Эвы. Эва выбила из его руки нож и прошлась кулаком по скуле. Дотракиец ответно схватил её за запястье, другой рукой вцепился в волосы и ударил Эву об стену. Геймон в этой суматошной драке, на четвереньках подполз к ножу, схватился за него и крепко вонзил в спину мужчины, сначала один, затем второй и третий раз. Он продолжал его протыкать, замарываясь вражеской кровью, пока дотракиец не спал наземь и с глубоким предсмертным хрипом не стих.       Эва сползла по стене вниз, с затылка её текла кровь, которую она бездумно пыталась остановить грязной рукой. Эйгон же, замеревший в оцепенении, не мог вообразить, что только что разыгралось перед ним. Принц никогда в такой ситуации не бывал и он был напуган как летнее дитя от той свирепости и силы, которую продемонстрировали сейчас мальчишка и девка. Кто-то из очевидцев позвал рыцарей, вскорости стеклись сюда и обычные зеваки. — Что же делается?! Средь бела дня! — сетовала некая старушка, что помогала Эве с полученной раной, останавливая кровь. — Когда же эти нелюди оставят нас? Кто же нас спасёт?       Эйгон, постыдно оставленный в одиночестве, размышлял в сей миг над словами мрачных мужиков у таверны. Линас говорил ему, что в этих извечных набегах на Кварт городу так не хватало дракона, который мог бы решить все проблемы. И Эйгон понимал, что помимо дракона, этому городу не хватает истинного героя, которого кваатийцы заслуживали, но которого у них не было. И Эйгон, чуть пришедший в себя после случившегося, пристыженный собственной слабостью, вдруг серьёзно подумал — а мог ли он стать этим самым героем?