Не думай, не думай!

Так после трёх месяцев судебных разбирательств Разумовского с Громом определили в одну лечебницу. Частную, деньги в неё поступали в том числе с благотворительного фонда Сергея. Диагноз с диссоциативным расстройством идентичности не хотел подтверждать ни один врач, потому что впервые о нём слышал. Но когда посреди слушания Сергей начал кричать, что всё проспал и ему пора бежать на работу в офис, сомнения исчезли. Он абсолютно точно забывал целые куски жизни. Грому же подтвердили психозы, появившиеся на фоне долго протекающей без лечения депрессии. Что же касается капитана ФСБ и скрытного журналиста? Консерватор, для которого государство на первом месте, и либерал, ратующий за свободу слова. Дима подводил под статьи, а Олег писал их. Казалось, они слишком разные, чтобы сойтись. Слишком много противоречий и разногласий. Так бы подумали они, если бы думали, а не разговаривали, не узнавали друг о друге при помощи простого умения говорить. Дима, несмотря на то, что рос в окружении творческой интеллигенции и военных друзей отца, отдавших интернациональный долг дружественной республике, так часто притворялся на заданиях по прослушке школьником, студентом или стажёром, что пусть и с не принятием, но с пониманием относился к чужим взглядам на общество. Детство, пришедшееся на развал страны, теракты, военные кампании, конечно, оставили отпечаток на психике. Постарался и отец. Дима видел чертежи зданий и считал, что папа — архитектор. А он был бывшим агентом КГБ с архитектурным образованием для внедрения в творческую интеллигенцию и контрразведывательную деятельность в других странах под видом русского архитектора. Он и вбил в светлую голову, что сначала государство, а потом семья. Когда в десять лет пропала Верочка, он прямо сказал Диме, что на милицию рассчитывать не стоит, а ФСБ занято поимкой террористов и им не до потерявшегося в разрухе ребёнка. Сестра-близнец нашлась уже мёртвой, и отец тогда винил ни милицию и ни себя, а какого-то скрытного врага. Дима долго плакал и переживал утрату, но искренне верил отцу и хотел пойти в спецслужбу, чтобы впредь никакие скрытные враги не лезли в Россию. — Государство не просило меня рождаться, я ему ничего не должен. Лишь органам опеки, которые лишили меня традиционного домашнего насилия, а также нарушению прав ребёнка с эксплуатацией детского труда до восемнадцати лет. Олег выглядел как скрытный враг даже больше, чем отправившийся лечиться Разумовский. Он и сам это понимал, почему и использовал технологичное устройство маскировки. Однажды Роскомнадзор чуть не принял его за террориста. Не потому что он использовал в видео стикер с бомбой и говорил неприятные вещи про правительство. С отросшей за три месяца без бритья бородой они посчитали его угрозой безопасности. А стоило однажды сказать про религию на входе в метро… В общем, подводили его тюркские корни. Олег бы и рад был, чтобы ему чай с молоком предложили (особенно с его непереносимостью лактозы) или спросили, как готовить эчпочмаки (любезно напомнив о неблагополучной семье, из которой его изъяли).Но все отчего-то принимали его за араба, и начинались бесконечные проверки паспорта, досмотры в метро, у метро, в вагоне и подозрительные взгляды в торговых центрах. Писал он в одном стиле для себя и Юли, монтаж в роликах был одинаковый, но его канал оброс пятнадцатью подписчиками. Юлин набрал под три миллиона. Нетипичный фсбшник, который не имел за собой вредных привычек, а потому выглядел как вечный студент художки, вселял ужас и страх с высоты метра и семидесяти двух сантиметров, когда выходил из роли миловидного создания и начинал командовать или превращать опросы в допросы без физического воздействия. И журналист, который не ходил на митинги, но бегал с юристами вызволять задержанных из полицейских участков, готовил еду и передавал её тем, кого не удавалось забрать в первый день. Не клал деньги в фонды детдомов, но ездил в них и учил детей финансовой грамотности и тому, что единственные люди, которые заинтересуется выпускниками, будут фонды психологический помощи, ЖКХ. И военком. Их свело расследование, но они продолжили общаться не из-за него, а потому что находили неожиданные точки соприкосновения. — Вы любите собак, — однажды строго заявил Дима, как будто готовясь брать его под арест. — У меня есть собака. Я могу показать её вам, если вы будете в Москве. Или прислать фотографию. Не овчарка, доберман, ротвейлер или на крайний случай лабрадор. А сибирский хаски. Далёкий от того, чтобы охранять или сторожить. Большая, своенравная, лающая, уничтожающая мебель кошка. Способная провыть гимн России. Хаски и котик мейн-кун с повадками собаки следовать всюду за хозяином и гулять на поводке. Оба отзывчивые, дружелюбные и ласковые не из-за конспирации или потаённого желания почувствовать себя любимым, исполняя роль, а сами по себе. У Олега в квартире всегда была чистота. Хотя он и был журналистом, но детство в детдоме со строгими порядками не позволяло устраивать творческие беспорядки. У Димы регулярно случался бардак. Питомцы дурили. С ними Дима общался как с людьми, а подчинённых, вроде Стрелкова, додумавшегося допрашивать «стажёра» и угрожать ему на виду у половины отделения, готов был водить на коротком поводке и в наморднике. Они — элита силовых ведомств, военизированная организация, а не, прости господи, ссыкуны и собаки сравнявшегося с землёй Главного управления полиции в Петербурге! Дима сразу предупредил, чтобы Олег ничего не писал о его работе. Иначе его признают иноагентом, и им придётся прекратить общение. Ведь государство на первом месте. Олег, по всем заветам психолога, не лез открыто разубеждать Диму в том, что главный человек в жизни любого — это он сам. Но подбрасывал пищу для размышлений. Писал больше для своего блога, чем для Юли. Дима настоял, чтобы не прятался. Что вдохновение? Творческие кризисы и периоды, когда ничего не писалось, миновали журналиста в те моменты, когда за спиной появлялся и требовал готовности статей миниатюрный капитан. Появлялся по просьбе самого журналиста. О том, что было в машине при поимке Разумовского, они вспомнили раз и быстро свели разговор на нет. Зато Разумовского с Громом ещё не раз видели лечащихся в частной клинике без тиранов-учёных-врачей, с нормальным оборудованием и хорошими, по меркам страны, лекарствами. Дима после неё и спрашивал про тот поцелуй, Олег же свёл всё к шутке про радужные будни в «Радуге» и свою недолеченную психику. Привязываться к кому-то после Разумовского он пока был не готов. Только отходил от Юли и принимал себя. Врач правильно ему втолковал, что больному не отношения, а лечение нужно. Как хорошо, что он это понял. — Ты знал и не пытался его остановить. — Мне нужны были доказательства, чтобы его точно направили лечиться. С этим диагнозом, а не с чем попало. И как ужасно было на душе оттого, что для этого пришлось ждать пожара в городе и всеобщей паники. Сорвал джек-пот: заболевание, которое не признавала передовая европейская и американская ассоциация психиатров; отсутствие денег на дорогостоящие таблетки; нежелание Разумовского что-то предпринимать в этой ситуации, ведь у него всё хорошо, а тебе, друг мой, не нравится — дверь открыта, нет, постой, не уходи, прости, если обидел, но у меня нет бед с головой. Общественный резонанс, откликнувшиеся из заграницы врачи и театр двух актёров в суде. Ничего бы не было, если бы не убийства, записи убийств, метаний по офису, попавших в руки не к полиции, а к ФСБ. Но Олега за необращение в полицию не наказали. Дима подсуетился и не рассказал руководству. Марго будто сама вручила ему записи. Понравились ИИ рисунки в стиле японской анимации, повелась на солнечного художника, вот и поделилась. Дима хотел бы верить в то, что он не сдал Волкова, потому что тот со всеми уликами помог отправить лечить нервы сумасшедшего миллионера. Неизвестно, как бы всё обернулось, если бы Олег не вмешался, и Разумовский угодил в тюрьму. Или же словил пулю в голову и оставил этот мир. У Димы ведь был с собой заряженный пистолет на крайний случай. Но, как и у Грома, не было прямых доказательств причастности Разумовского к Чумному Доктору. Наверно, всеобщая разруха и пожары — цена за поимку миллионера и передачу его в медучреждение вместе с таким же невменяемым нарушителем порядка. И всё-таки Диму коробило, что Олег ждал и ничего не предпринимал, пока Разумовский убивал. Да, и он отличился, отыгрывая роль стажёра. Не стопорил избивающего невинных налево и направо Грома. Рассчитывал, что Чумной Доктор явится сжигать казино вместе с владельцем, Громом и посетителями, а там подтянется спецназ, и убийцу схватят. Бехтиев был осведомлён, что обстановка в городе накалена до предела. Он не захотел перенести открытие заведения или не экономить на охране, его гости знали, куда и в какое время шли. Так что к их судьбе Дима был равнодушен. Хотят гореть заживо, пусть горят. ФСБ сделала вид, будто без допроса бестолкового «стажёра» присланные из Москвы агенты ну никак не могли догадаться, что на открытии огромного казино во время протестов в городе случится что-то нехорошее. Чумной Доктор не явился, но до прибытия спецназа его подражатели организовали тяжкие и средние телесные гостям. Наплевать. Как же всё завертелось. Изначально руководство направило Диму найти весомые основания для блокировки «Вместе». На соцсеть, открывшую доступ к любому контенту, массово жаловались правообладатели, в ней находили пропаганду пропаганды, Сири и Алиса подавали в суд на Марго за плагиат, Роскомнадзор пытался заблокировать «Вместе», но заблокировал сам себя. Руководство хотело заслать Диму прямо к Разумовскому, чтобы он как человек искусства доболтался с ним за эпоху Ренессанса до получения ключей шифрования или нашёл у него теневые доходы и что-нибудь компрометирующее. Но Дима предпочёл снова удалённо поиграть в стажёра полиции. Удачно предпочёл. Свою главную задачу он выполнил. С сумасшествием владельца соцсети и видео от самой Юли Пчёлкиной про то, что «Вместе» — рассадник террористов, а детей Чумной Доктор за деньги отправлял на митинги, репутация рухнула, а пользователи разбежались. Не пришлось ничего запрещать. Ведь, как за годы стажёрства уяснил Дима, лучший способ что-то запретить — не запрещать, а искусственно навести суету и подтолкнуть добровольно сделать выбор в пользу отказа. Но…он не передал Волкова руководству, следовало бы, а он промолчал. Не забрал устройство, с помощью которого тот мог подорвать государственный строй, а оставил ему. Весь период судебных разбирательств звонил, писал сообщения и поддерживал, насколько умел без амплуа милейшего умненького солнышка. Не хотел ехать в клинику, но не отказал в просьбе составить компанию. — Если у тебя будут проблемы с другими ведомствами или преступностью, дай мне знать. Сделаю максимальную огласку в сетях. Этот журналист стал для Димы исключением. Из-за Олега ему было трудно и дальше верить в то, что сироты пускают жизнь по наклонной не из-за проблем государства с детдомами, а потому что гены. Что Разумовский изначально был сумасшедшим, а не система ему крышу сорвала. Случай со срочницей Юлей — единственный в своём роде. Журналистов отлавливают исключительно за их работу на иностранные СМИ. И никакой дискриминации по расе, полу и возрасту в России не существует. Оказалось, что с прекрасным зрением Дима видел не так уж и хорошо.