Лабиринты Версаля

      Заглянув в отверстие на стене, Рене де Ноай ощутила, как колючим комом в горле ломается дыхание. Не только тесный корсет и опасение быть обнаруженной отнимали драгоценный глото́к кислорода: увиденное в комнате Месье клещами раздирало лёгкие.       Ее нежный и обходительный принц стоял на коленях перед шевалье де Лорреном, и его поза не оставляла простора фантазии по поводу здесь происходящего. Мужчины пока оставались одетыми, но сколько неприкрытого вожделения было в их взглядах!       Сидя на кровати, Филипп Арманьяк играл черными прядями, что блестящим каскадом рассыпа́лись по плечам принца. Ее принца!       — Что, шлюшка Лафайет не смогла насытить твоих королевских аппетитов, Филипп? Оказалась пресной? — поддев подбородок любовника пальцем, поинтересовался мужчина.       Рене едва сдержала гневный возглас: не от того, что он назвал ее шлюшкой, на это трудно возразить, а из-за фамильярного обращения к принцу. Де Лоррен произносил их общее на двоих имя так, будто единственный имел на это право. Девушка нервно закусила губу. Она была бесконечно глупа, рассчитывая, что спонтанная близость у дерева побудит Месье любезно приглашать и ее тоже в спальню каждый раз, как он принимает своих «друзей»!       Филипп между тем, не утруждаясь ответом, толкнул носом подставленную ладонь, а затем поймал губами в мягкий плен указательный палец шевалье, втянув его в рот до самого конца. Рене показалось, они с Арманьяком застонали одновременно. Она — в собственную закушенную ладонь. Он — в голос, не сдерживаясь.       В аквамариновых глазах принца блеснуло удовлетворение. Продлив далеко не невинную ласку, он откатил кружевной манжет, приникая губами к запястью любовника. На выразительном лице де Лоррена Рене видела отражение собственной неугасимой страсти. Сердце ее сжигала ревность и ненависть к шевалье, но тело, предательское в своей томительной слабости тело, жаждало продолжения. О, да, она наслаждалась разыгравшимся перед ней спектаклем! Девушка не могла отрицать, что Филипп и… Филипп прекрасно дополняют друг друга. Абсолютные противоположности — и по наружности, и по содержанию, — они выглядели как две части единой инсталляции, а их дуэт был произведением искусства.       Из мыслей Рене вырвал громкий возглас Арманьяка: принц, шаловливо улыбаясь, зализывал запястье любовника, на котором виднелся отчетливый укус. Она не могла оторвать взгляда от розового языка, что скользил по гладкой коже, расчерченной тенью от бликующих свечей. Длинные, томительно медленные мазки оставляли влажные следы и (Рене в этом не сомневалась!) заставляли кожу шевалье покрываться мурашками предвкушения. Точно так же, как ознобом покрылась вся она — от макушки до пят!       — Ты знаешь в этом толк, — хмыкнул Филипп де Лоррен, склоняясь ниже.       Чужие белокурые локоны на мгновение скрыли лицо принца, а через мгновение он оттолкнул любовника с коротким болезненным вскриком. Арманьяк, откинувшись на перины, расхохотался. Филипп, все ещё стоя на коленях, слизывал выступившую на губе кровь. Его ноздри трепетали, глаза метали молнии. Месье короткими рваными движениями стал развязывать атласные шнурки на панталонах распростертого перед ним мужчины.       У Рене защипало в носу. И вовсе не от пыли, которой заросли лабиринты Версаля. Саднило от осознания, что здесь сейчас произойдет!.. Нет, для нее не были тайной похождения принца и его непомерный в любовных утехах аппетит. Но она надеялась, что отныне тоже сможет принимать в них участие! Внутри всколыхнулась злость: на себя, на Александра, на Арманьяка!       « — «Флейтист» несчастный! О, как он мне отвратителен, этот… концертмейстер!» — с отчаянием пронеслось в мозгу.       Рене готова была расплакаться, проклиная и Александра, показавшего ей тайные ходы Версаля, и собственную глупость, что толкала ее на авантюры из-за которых она, дочь маркиза, теперь вынуждена подчиняться простолюдину! Но еще хуже было от осознания, что происходящее начинает ей нравиться. Тело отзывалось на касания Филиппа так, будто не шевалье он ласкал, а ее. Девушка пропустила момент, когда буря чувств внутри улеглась, оставляя лишь одно: изнывающее сладострастие.       Она не могла сказать, как случилось, что теперь как завороженная смотрит на длинные пальцы принца, скользящие по чужому телу, и не испытывает при этом негодования. Лишь трепетное томление и жажду.       Филипп Орлеанский, неспешно, смакуя, покрыл лёгкими поцелуями обнаженный живот любовника. Подняв на шевалье хрустальный, полный мольбы взгляд, потянул панталоны вниз.       Рене казалось, она с силой сожмурила веки — так темно стало перед глазами. Но нет, она продолжала смотреть, лишь в голове все сильнее шумело, а сухое дыхание резало горло. Девушка видела обнаженные мужские тела и до этого, но никогда — больше одного одновременно. С удивлением Рене осознала, что предвкушение подобного зрелища сильнее распаляет ее. Нестерпимо захотелось прикоснуться к себе, унять зуд, что, рождаясь между ног, лёгкой щекоткой поднимался к животу и выше, клокоча в груди невысказанным стоном. Но, боясь выдать себя шорохом юбок и шершавым, сбитым дыханием, Рене не двигалась.       Между тем, мужчины времени не теряли. Принц, скинув собственный сюртук, распахнул ворот рубашки и, забросив струящиеся локоны цвета воронова крыла за спину, вновь склонился над любовником. Чуть прищурившись, словно игривый кот потерся щекой о крепко стоящий член — ровный, упругий, с маслянистой капелькой на вершине. Де Лоррен наблюдал за ним лихорадочно мерцающими глазами. С губ шевалье срывался хриплый свист, зубы влажно поблескивали в похотливом оскале.       « — Он будто хочет съесть его!» — совсем не удивилась Рене, осознавая, что в этом они с Арманьяком схожи. Принц — словно изысканное блюдо, которое хочется смаковать кусочек за кусочком. И которым можно делиться только с избранными. Вот только Месье считал, что его хватит на всех и с этим трудно поспорить!..       Сердце задержало удар, когда Филипп, нежно улыбнувшись, пропустил член шевалье между губ, обхватывая его плотным кольцом. Прикрыв веки, дрожал пушистыми ресницами, то принимая любовника в самое горло, то выпуская почти до конца. С гортанными стонами давился и тут же, обольстительно усмехаясь, брал ещё и ещё, будто не мог насытиться. Глядя на его пухлые ярко-розовые губы, растянутые вокруг члена, Рене в смятении осознала, что хочет быть на месте шевалье. Чтобы ее Филипп смаковал с выражением высшего блаженства на привлекательном лице, ею оголодал до невозможности оторваться, ее вожделел на грани каннибализма! Рене хочет вот так, жаждет быть на месте мужчины… быть мужчиной!.. Несуразная иррациональная мысль, но в тот момент она не показалась безумием. Ведь кого ещё принц может вожделеть так сильно, как не мужчину?..       Де Лоррен с полурыком, полустоном привлек к себе любовника, сливаясь с ним в жадном, зверином поцелуе. Послышался шорох падающих одежд, сплетенные тела покатились по широкому ложу. Игра теней на обнаженной коже, смешавшийся шелк гиацинтовых и золотисто-солнечных прядей, томный шепот и взаимные стоны — все это застилало сознание пеленой похоти.       Словно зритель в театре, Рене жадно поглощала происходящее, уже не огорчаясь тем, что ее не пригласили поучаствовать в «концерте». Она свое возьмет позже, она сумеет. Пока же девушка впитывала каждую ласку, каждую реакцию тел, каждую эмоцию на мужских лицах. Проникалась, запоминала, училась. Ведь кто расскажет о мужских слабостях лучше, чем сам мужчина?       Глядя, как шевалье де Лоррен, спустившись вниз, умело вылизывает любовника, одновременно бессовестно атакуя его пальцами, Рене уже безо всякой ревности, с лёгкой иронией подметила:       « — А ведь говорил, что не играет дуэтом».       Что ж, видимо, все, что касается принца, является для шевалье чем-то исключительным. Сокровенным.       Филипп простонал нежно, почти по-девичьи. Смешок шевалье разбился о взмокшую шею. Трепетно, словно скульптор, влюбленный в свое творение, откидывал волосы принца, пропуская шелковые пряди сквозь пальцы. А затем, звонко хлопнув по его бедру, перевернул любовника на спину.       Рене ощутила прилив невероятной энергии: вожделение со смесью восторга и любопытства. Неверный свет свечей исполнял на лоснящихся от испарины телах свой причудливый танец. Тени, обрамляя лицо принца, придавали глубины его глазам, тонко очерчивали скулы и нервно движущиеся ноздри, ломались во впадине приоткрытого влажного рта. В воздухе разлился терпкий аромат мужского желания с примесью дорогого масла. Янтарные струйки лизали стройные бедра Месье, и Рене будто сама чувствовала эту тягучую щекотку. А может она просто так сильно текла…       Де Лоррен поставил Филиппа на колени, прижимаясь к нему сзади, и колени подкосились у самой Рене. Пришлось сжать ноги, чтобы горячий, словно жидкий мёд, комок не хлынул до самых пяток. Шевалье толкнулся вперед, вполоборота губами заглушая первый вскрик принца. Черным водопадом качнулись волосы, и девушке показалось, что она чувствует их прохладу на своих щеках. Принц гортанно стонал, словно шалый кот потираясь бедрами о бедра любовника. Взгляд Рене скользил по скульптурно-безупречному лицу, впитывая малейший мимический росчерк. Ее трепетный возлюбленный прогибался под другого мужчину и столько радости было в его, затененных бархатом ресниц, глазах!       Пшеничные пряди вздымались над плечами Филиппа, окутывая их светлым облачком, когда шевалье ускорялся, но стоило ему сбавить темп, тугие локоны струились по груди Месье, липли к влажной коже, как юркие змейки. Никогда девушка не видела ничего красивее двух слившихся в экстазе мужчин. Словно породистые жеребцы в горячке скачки.       « — Я хочу делать ему так же хорошо», — сорвалось с краешка сознания Рене. Она наконец поняла, чем приручить Филиппа. И догадка эта отозвалась внутри терпким предвкушением.       « — Я хочу его, всего. Целиком. Хочу его как женщина желает мужчину, как мужчина женщину… Как мужчина вожделеет мужчину…».       Она не знала, как воплотить свои грёзы, но образ шевалье де Лоррена в ее сознании вдруг возник рядом с образом принца, не собираясь растворяться. Арманьяк перестал быть соперником, становясь союзником. Все части инсталляции соединились, образовывая новый шедевр.       « — Филипп де Лоррен играет трио», — стегнула азартная мысль, — «И я докажу, что лучшего третьего чем я, ему не найти».       С затихающим сердцебиением Рене слушала стоны мужчин, когда они достигли пика. С множащейся в груди нежностью наблюдала, как шевалье заботливо убирает со скул принца влажные локоны, мягко целуя его в лоб. Обостряя слух, внимала взаимным признаниям, что кружились в разогретой страстью комнате. И совсем не ревновала, когда ее Филипп, доверчиво прильнув к груди любовника, счастливо умиротворенно вздохнул. Она немного постояла, ощущая желание поймать кончиком языка каплю пота на трепетном беззащитном горле Месье, попробовать его горьковато-маслянистый вкус. Лабиринтом Версаля пронесся лёгкий сквозняк. Рене бросила последний взгляд на утомленных любовников — она буквально чувствовала сытую тяжесть, сковывающую их тела. Но ее собственное тело все еще требовало удовлетворения.       « — Не здесь.»       Аккуратно пробравшись к себе, девушка первым делом срезала все ногти, оставив лишь мизинец на левой руке — достаточно, чтобы скрестись в двери к титулованным особам. Но за дверью, куда она рассчитывала входить безо всякого предупреждения, ее ожидали игры, требующие чутких бережных касаний: чересчур интимных, чтобы рисковать поцарапать своих любовников.       Не утруждая себя раздеванием, Рене подобрала юбки, высоко обнажая ноги. Изящная рука опустилась между напряженных бедер, где все давно жаждало прикосновений. Она застонала, кусая губу, когда сразу два пальца беспрепятственно скользнули в горячую влажность. Надавив основанием ладони на чувствительную точку, стала вращать кистью, вызывая в памяти впечатляющие образы. Голова Рене металась по подушке, пока искусанные в кровь губы шептали: « — Филипп…». Жидкий огонь обнимал тело, когда сознание услужливо подбрасывало все новые, — дикие и необузданные, — фантазии, в которых не было запретов, где хватало места троим…       Из груди Рене вырвался финальный всхлип и она обмякла на покрывалах. Тело стало тяжёлым, а голова — восхитительно легкой. Не хотелось двигаться, думать, раздеваться… Даже не укрывшись, Рене уснула, нежно улыбаясь.       …Картина на стене бесшумно отодвинулась и Александр Бонтан вошел в комнату. Приблизившись к кровати, беспристрастно оглядел спящую девушку: разметавшиеся волосы, задранные до самого живота юбки, бедра с капельками влаги на внутренней стороне. Видимо, крошка Лафайет провела веселую ночку. Камердинер короля огляделся — ничто не выдавало недавнего присутствия третьих лиц в комнате. Ни оброненной перчатки, ни маленького подарка любовнице. И все же Рене (опытный глаз Александра не мог ошибаться) выглядела так, будто кувыркалась, по крайней мере, с двумя мужчинами. Бережно опустив зашуршавший шёлк — он сам платил за это платье, — Бонтан усмехнулся. Если у Рене появились постоянные любовники, он обязательно узнает. И придумает, как использовать это на пользу Его Величеству. И себе.