Нечто большее, чем просто жизнь...

— Что ж, ко мне два раза в неделю. Физические нагрузки на время воспаления пока ограничить, — заключил Хёнджин, протирая горячим полотенцем гладкую от массажного масла спину юноши. Хоть Феликс и был обладателем хрупкой фигуры, Хван отметил, что мышцы у него были натренированными — парень точно занимался каким-то спортом. Губ Феликса коснулась задумчиво-грустная улыбка. Он соскользнул со стола и направился к стулу, где сложил свои вещи. — Ну, — блондин замялся возле выхода, смотря на изящную спину Хёнджина, который был занят мытьём масляных рук, — я тогда пойду. Спасибо за Вашу работу, доктор Хван, и… до следующего раза! Парень улыбнулся и, поймав на выходе растерянный взгляд Хёнджина, скрылся за дверью кабинета. Что это было? Он его поблагодарил… за работу? Чудной. Доктор повёл головой и принялся расстилать новую простынь для следующего клиента, который должен был подойти с минуты на минуту. **** Феликс пришёл ровно через три дня, как и назначалось. Выпуская симпатичную рыжеволосую девушку из своего кабинета, Хёнджин увидел его сидящим в кресле напротив двери в ожидании своей очереди. Завидев доктора, парень расплылся в тёплой улыбке. Кивнув ему в знак приветствия, Хёнджин проводил пациентку до стойки администратора, что-то черканул в журнале и, подарив не спускающей с него жадного взгляда девушке вежливую улыбку, быстро отправился обратно в кабинет, попутно кивая головой Феликсу, приглашая того внутрь. — У вас возле входа такая яркая клумба бархатцев! — восторженно заметил Феликс, заходя в кабинет. — Правда?… — как-то отрешенно проговорил доктор Хван, намыливая руки у раковины. — Не замечал… — Хотите сказать, что ходите мимо этой красоты каждый день и не обращаете внимания? — удивился блондин, ставя сумку на стул, — …я люблю бархатцы, они такие солнечные и такие стойкие, цветут до самых морозов. — Как по мне, так у них неприятный запах, — фыркнул Хёнджин, вытирая мокрые после мытья перед массажем руки о чистое полотенце. — А какие цветы тогда нравятся Вам, доктор Хван? — тут же отреагировал Феликс и, поймав удивленный взгляд доктора, добавил, — хотя… это, наверное, странный вопрос для парня, — юноша чуть смутился. Он снял кеды, — Вы не подумайте, я просто сам люблю выращивать цветы — хобби такое. Вот и спросил… — Наверное, те, которые сами за собой ухаживают, — хмыкнул Хёнджин в ответ. — Скажи лучше, как ты себя чувствуешь? — он обратил взор на стоящего возле стула парня. Сбросив голубой свитер крупной вязки, тот направлялся к массажному столу. Взгляд Хёнджина тут же упал на тёмно-фиолетовые синяки, красовавшиеся на бледной коже парня. — Долго они у тебя заживают, — проговорил Хёнджин, узнав отпечаток своей пятерни на хрупкой спине Феликса, когда тот улёгся на массажный стол в ожидании процедуры. — Прошло... сколько? — Хван задумался, вспоминая дату прихода Феликса. — Три дня, — тут же выдал парень, — да ничего страшного, заживут, — оптимистично заверил он, — это даже забавно… мой тренер, увидев синяки на предплечьях, посчитал, что я с кем-то подрался, — Феликс прыснул от смеха в стол, — пришлось объяснять, что у меня спарринги с моим массажистом. Услышав из уст парня слова «мой массажист», Хёнджин немного напрягся. Они и знакомы то были без году неделя, а парень его уже без тени сомнения называл своим массажистом. — Постой, — до доктора вдруг дошли и остальные сказанные Феликсом слова, — твой тренер? Разве я тебе не говорил ограничить физические нагрузки на время воспаления? — Говорили, — согласился парень, — но… так уж вышло… — с лёгкой ноткой грусти в голосе продолжил он. — Но я обещаю, — тут же добавил парень уже более весёлым тоном, — торжественно обещаю, что постараюсь быть аккуратным и свести нагрузки до минимума! — Сегодня на спину, — вдруг скомандовал Хёнджин, разогревая друг о друга прохладные руки перед массажем. Парень послушно перевернулся, уставившись в белый потолок. — Так и зачем ты выращиваешь цветы? — неожиданно для себя вдруг спросил Хёнджин, начиная лёгкими движениями разминать тело парня. — Ну… — Феликс задумался, — мне кажется, они создают уют и… мне нравится возиться с ними, когда привожу мысли в порядок. А ещё, это может показаться странным… но я считаю, что цветы обладают особой энергией, и если подобрать подходящие именно Вам, то можно создать положительную энергетику в доме. — И какие же цветы, по-твоему, подходят мне? — не удержался доктор. — Вам… — Феликс задумался, — так просто не скажешь, надо подумать. Проминая плечо правой руки, Хёнджин нащупал болезненную, схватившуюся от спазма мышцу. Принявшись разминать её сильными пальцами, парень услышал, как Феликс заскулил от пронзившей его боли. — Синдром мёртвой руки, — вдруг проговорил доктор Хван, продолжая безжалостно массировать воспалённую мышцу, — когда-нибудь слышал о таком? — Нет, — прошипел юноша сквозь крепко сжатые зубы, — но звучит не слишком оптимистично, — он попытался улыбнуться, но получилось больше похоже на оскал. — Правильно думаешь, — подметил Хёнджин. — Рукой нужно заниматься, делать специальные упражнения, а иначе мышцы атрофируются и вообще не сможешь ею двигать. Он ненадолго замолчал, покусывая пухлую губу, что-то прикидывая у себя в голове. — Пожалуй, я черкану пару соображений твоему тренеру по этому поводу, — вдруг нарушил тишину Хёнджин. — Спасибо за заботу обо мне, доктор Хван, — Феликс расплылся в довольной улыбке, поймав на мгновение удивлённый взгляд доктора, который тут же перевёл взор на больную руку пациента, сконцентрировавшись на своей работе. Хёнджину отчего-то захотелось расхохотаться, истерически так расхохотаться. Этот парень сейчас назвал его заботливым? Ирония судьбы. «— Ты где? — на том конце телефона прозвучал встревоженный голос Лины. — Как где? На работе, конечно, — удивился парень, — Что-то случилось, детка? — Сегодня день посещения ветеринара Ками, ты забыл? — по голосу девушки можно было предугадать начинающуюся истерику. — Ты сам её записывал, не помнишь? Доктор Ким занятой, если сегодня пропустим… — Чёрт, это уже сегодня? — обречённо проговорил парень. — Лина, прости, я… — Заработался, — фыркнула девушка. — Я не могу отменить сегодняшнего пациента, — пробубнил под нос доктор Хван, — он записывался за месяц, и его привезут из пригорода, у него травма… Слушай, может, ты сама? — предложил он, — а я Вас встречу уже в клинике. — Ты же знаешь, она меня не слушается, — обиженно проговорила девушка. — Как я с ней справлюсь? Доктор Хван судорожно соображал. Взгляд Хёнджина упал на статного юношу с каштановыми волосами, который отдавал ключи от своего кабинета на стойке администратора. — Послушай, я попрошу Минхо подъехать и свозить вас к ветеринару, — обрадованный внезапным решением Хёнджин уже направлялся к другу. — У него только что закончилась смена, подожди немного. На том конце телефона повисла невнятная тишина. — Хорошо, — обронила Лина и положила трубку. Хёнджин был уверен, что жена недовольна, и вечером ему придётся прочувствовать на себе весь её гнев. Забота? Был ли он по-настоящему заботлив когда-либо?» — Это то, что должен делать любой доктор, — спустя некоторое время, выплыв из своих воспоминаний, почему-то решил озвучить Хёнджин, — забота о пациентах — это работа доктора. Парень лишь хотел показать, что ничего особенного в его поведении к Феликсу не было. Но сказанное отчего-то прозвучало, как оправдание. Но это, казалось, совсем не смутило Феликса. Парень продолжал покорно лежать в руках массажиста, изредка поскуливая, когда Хван находил на его теле триггерные точки. Оба парня, казалось, погрузились в свои мысли. — А у Вас есть хобби, доктор Хван? — вдруг выплыл из своих раздумий Феликс, заставив Хёнджина вздрогнуть. Хобби? Можно ли его скромное увлечение самоучки назвать хобби? В памяти доктора Хвана отчего-то всплыл родительский дом. «– Ты можешь не ставить свои склянки на мои бухгалтерские бумаги? — раздражённо проговорила госпожа Хван, убирая очередной эксперимент отца со своего рабочего стола. — Ну вот, посмотри, пятно поставил! А у меня скоро отчётность. — Дорогая, поаккуратнее с… — взмолился мужчина, протягивая руки к своему сокровищу, — это ещё не закончено… — Господи, — устало вздохнула женщина, — ты мог бы не тащить свои эксперименты ещё и домой?! Весь дом уставлен какими-то вонючими отходами жизнедеятельности. Мне надоело это всё отмывать. — Это не отходы, — возмутился господин Хван, — это вытяжка из трепанга. Она очень ценна для… — А это ещё что? — фыркнула женщина. Она заглянула в принесенный мужем пакет, оттуда исходил зловонный душок. — Это рыбные потроха, они нужны… — Фу, — скривилась госпожа Хван, — почему ты тащишь это домой? Тебе уже мало своей лаборатории? — Понимаешь… — мужчина замешкался, но всё же продолжил, — финансирование на мой проект сократили… и… я вынужден продолжить исследования до… — Что ты подразумеваешь под "финансирование сократили"? — госпожа Хван пристально посмотрела на мужа. — Ты хочешь сказать, что теперь безработный? — Все не так, как ты думаешь, — возразил мужчина, пытаясь аккуратно забрать принесённый пакет из рук жены. — Я просто временно поработаю на полставки. Мне лишь нужно доказать им, что моё исследование — это большой вклад в рыборазведение, мне осталось ещё чуть-чуть… пару дней, я на пороге открытия… — Ты на пороге открытия вот уже пять лет, — не выдержала госпожа Хван, переходя на повышенные тона. Заставший ссору родителей пятнадцатилетний Хёнджин вжался в стену коридора в надежде, что случайно не попадёт под раздачу. Госпожа Хван была страшна в гневе. Она редко выходила из себя, но если уж выходила, то доставалось всем, даже аквариумным рыбам отца. Помнится, тогда она, наконец, выкинула аквариум в окно. После чего отец собрал все свои склянки со зловонными пакетами и переселился жить в подвал, закрывшись от семейных и материальных проблем. Так они и стали жить. Отец почти не выходил из своего подвала, дуясь на весь несправедливый мир, общаясь только с пробирками и рыбами. Похоже, он был серьезно настроен на постройку большого бассейна для разведения рыб и проведения своих экспериментов. По крайней мере, такой вывод сделал Хёнджин. Занося отцу в очередной раз еду, он наткнулся на тщательно нарисованный план, лежащий на столе. Ему было жаль отца, но и мать он понять тоже мог. Она единственная была трезвым умом в их семье, работала за двоих, обеспечивая стабильное материальное положение домочадцев. Поэтому, когда случился тот инцидент, Хёнджин понял, что мечты нужно оставить там, где должны были находиться мечты семьи Хван. То-есть, в коробке под кроватью. Приближался канун китайского Нового Года, когда Хёнджин, зайдя в свою комнату, обнаружил мать, сидящую на его кровати с папкой в руках. — Что это? — она протянула папку сыну. Должно быть, делая генеральную уборку перед Новым годом, она наткнулась на увлечение сына, которое тот старательно прятал от неё под матрасом. Хёнджин опустил взгляд в пол, как будто он сделал что-то законом запретное в этой стране. Отчего-то ему стало стыдно и страшно. — Я спрашиваю: что это, Джинни? — мать потрясла рукой, и из папки выпало несколько рисунков. — Это… — Хёнджин, сжав кулаки, всё же поднял взгляд на мать, — это то, чем я хочу заниматься в жизни, — тихо проговорил он. Госпожа Хван подняла рисунки сына с пола и положила их перед собой на кровать. Недолго поразглядывав карандашные наброски, она вдруг подняла взгляд на подростка. — Ты хочешь зарабатывать на жизнь рисованием? — уточнила она у сына. — Я не знаю… — пробубнил Хёнджин, переведя взгляд на книжный шкаф, — я об этом ещё не думал. Я просто знаю, что мне нравится рисовать. В комнате повисла тревожная тишина. Госпожа Хван всё же похлопала по кровати, подзывая сына присесть рядом с ней. Хёнджин подчинился. — Джинни, — начала госпожа Хван, заботливо взяв холодные руки сына в свои, — послушай меня внимательно, я скажу это только сегодня, так как я — твоя мать, и я переживаю за твоё будущее. Хёнджин кивнул в ответ, не сводя глаз с их переплетённых рук. Он знал, что мать требовательна и деспотична. И второй раз она повторять не будет, а просто сделает так, как посчитает нужным. — Соглашусь… — продолжила женщина, — твои рисунки неплохи, но сколько выдающихся художников ты знаешь вокруг себя? — она сжала руки сына крепче. — Наша семья не семья потомственных художников. И не семья певцов или артистов. Мы никак не связанны с творчеством. Поэтому никто в нашей семье, увы, тебя поддержать не сможет. Женщина ненадолго замолчала, о чем-то размышляя, но всё же решилась: — В твоём возрасте я тоже мечтала. Я мечтала стать певицей… Хёнджин поднял удивлённый взгляд на мать. Он и не знал, что мама любила петь. — Чего таить, в кого же ты у меня такой красивый, — госпожа Хван потрепала подростка по волосам. — Я даже бегала на прослушивания, но… — женщина остановилась, наверное, вспомнив то время. Однако, взяв себя в руки, она продолжила: — Время айдолов скоротечно. Сколько? Пять лет? Максимум десять, а потом что? И я сейчас благодарна твоей бабушке за то, что она отговорила меня и настояла на хорошем образовании, иначе, где бы мы сейчас были, дорогой? Посмотри на своего отца: носится со своими рыбами. Не будь моей работы, что бы мы ели, его корма для рыб? Хёнджин почувствовал, как его сердце тревожно забилось быстрее, он уже знал, к чему клонит госпожа Хван. Она никогда его не поймёт. — Прости меня за то, что я сейчас скажу, но я должна сказать тебе правду, как переживающая за тебя мать. Таких художников, как ты, дорогой, слишком много на свете, а известными становятся единицы, — женщина продолжала сжимать трясущиеся руки сына. — Да и внешность у тебя слишком красивая, люди всю жизнь будут тебя воспринимать несерьёзно, такая уж наша участь, поэтому… подумай, чем серьёзным в жизни ты хочешь заниматься. Чем-то, что сделает тебя достойным членом общества и даст тебе стабильную жизнь. А это… — женщина встала, собрав рисунки с кровати, — это я заберу, незачем тебе тратить своё время на то, что не принесёт тебе ничего, кроме страданий. Госпожа Хван вышла из комнаты и тихо закрыла за собой дверь, оставив скорчившегося от беззвучных рыданий сына одного на кровати зализывать раны несправедливой реальности. Хобби? Мечта? Эти слова были запрещены в обиходе семьи Хван Хёнджина. И очень давно были похоронены под толстым слоем неуверенности, обыденности и стабильности взрослой жизни». — Так у Вас есть хобби, доктор Хван? — повторил вопрос Феликс. Похоже, парень начал привыкать к временным зависаниям своего врача, и ему ничего не стоило настойчиво повторить интересующий его вопрос. — Ну, не то, чтобы хобби, — наконец, чуть сконфуженно проговорил Хёнджин, — но я иногда рисую… Это бывает очень редко, — отчего-то добавил он с еле скрытым чувством неловкости в голосе, которое не ускользнуло от внимания Феликса, — работы много, некогда. — А, вон оно что, — заметил Феликс. — Я бы рад уметь рисовать, только вот кроме «палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек», к сожалению, никогда ничего не выходило. Завидую людям, которые могут творить прекрасное на холсте. Хёнджин грустно улыбнулся. Творил ли он прекрасное? Или это просто заурядные наброски? Таких, как он, миллионы. — Знаете, порой, хорошая картина способна исцелять души. Это как с музыкой. — Любишь искусство? — поинтересовался доктор. — Люблю, — согласился парень, — поэтому… доктор Хван, — Феликс поднял на Хёнджина свои карие глаза, — пригласите меня на свою выставку когда-нибудь, — его тёплая улыбка отчего-то вызвала мурашки по коже доктора. Окончив массаж, Хёнджин достал горячее полотенце из подогревательного шкафа и протянул его Феликсу. — На сегодня закончим, пожалуй, — кашельнув, озвучил он. Обтирая свой масляный торс, Феликс проводил взглядом доктора, который направился к раковине, вымыть руки. — Я попробовал сделать, как Вы советовали, — вдруг проговорил Феликс. — А? Ты о чем? — не сразу понял Хёнджин. — Ванна с солью и аромасвечи действительно расслабляют, — продолжил Феликс, — я впервые так хорошо спал за последнее время. — Ах, это… Рад, что тебе помогло, — Хёнджин вдруг почувствовал странное ощущение в груди. Это чувство, которое покинуло его очень давно, чувство, что он снова смог помочь кому-то, как раньше, уже казалось в совсем другой жизни. И оно приятным теплом разливалось по телу. Феликс соскочил со стола и направился к стулу с одеждой. Набросив на себя свитер, юноша взял в руки сумку и тут же остановился на месте. — А, да, доктор Хван, — обратился он к пишущему что-то на листочке Хёнджину. Доктор поднял на юношу взгляд, вопросительно наморщив лоб. — Вот, — достав что-то из своей сумки, Феликс протянул ему предмет, чем вызвал удивление в глазах Хвана, когда тот, наконец, понял, что именно держал в руках парень. Феликс протягивал ему… ароматическую свечу? — Вы не подумайте, это не взятка, — улыбнулся парень, — она досталась мне бесплатно. Взяв из руки доктора записку, парень вложил в его пустую ладонь свечу. — У них была акция: покупаешь одну, вторая идёт в подарок, — пояснил светящийся от радости юноша, — и как раз на тот самый лесной запах, представляете. Кора дубового мха и иланг-иланг, — перечислил содержание парень. — Они сказали, что запах сочетания этих компонентов очень хорошо снимает тревожность и усталость, — парень расплылся в дружественной улыбке, — в общем, мне две свечи незачем, поэтому решил отдать одну Вам. Всучив подарок Хёнджину, парень, как ни в чем не бывало, развернулся и открыл входную дверь. — Ещё раз спасибо за заботу, доктор Хван, — проговорил Феликс, помахав бумажкой, на которой Хёнджин убористым подчерком написал комплекс упражнений, — обязательно передам своему тренеру в целости и сохранности! Не дождавшись ответа доктора, парень вышел из кабинета и аккуратно прикрыл за собой дверь, оставив Хвана прибывать в прострации. Что это было? Этот парень… Своими благодарностями и радушным отношением он вызывал у Хёнджина странное ощущение неловкости. Он правда был серьёзно намерен подружиться с доктором? Или свеча действительно шла второй бесплатно, и парню просто некуда было её девать? Что это ещё за дружеские жесты «один плюс один»? Доктор поставил золотистую аромасвечу-подарок на стол. **** Подарок… первый подарок от Феликса… Переведя взгляд со снующих туда-сюда пассажиров на наручные часы, Хёнджин краем глаза проверил время и сделал третий глоток горького кофе.