«После всех этих шипов я начал видеть цветок»
***
Фред не мог выкинуть Лилит из головы. Если раньше он думал, что был одержим ею, то теперь, когда он попробовал её на вкус, она глубоко укоренилась и запечатлелась в его сознании. В течение дня после их встречи Фред был не в состоянии думать о чем-то другом, кроме своей жены – он так много раз переживал в уме их ночь, что уже сбился со счета, и ему не терпелось повторить это снова, даже если его собственная мораль была против этого. Он не мог перестать видеть Лилит, похожую на богиню в его объятиях каждый раз, когда закрывал глаза, он не мог не скучать по ее губам, вдыхать аромат духов в своей комнате, вспоминать мелодию прекрасных звуков, которые она издавала, делая его своим... Лилит трахнула его во всех смыслах, которые он мог придумать. Но он думал не только о том, как чудесно было заниматься с ней сексом. Фред также размышлял о том, что привело их к этому – тот факт, что зелье Лилит, которое она самоотверженно готовила для него всю ночь, подействовало на его мать. Что заставило его думать, желать, тосковать, хотеть, что, возможно, он был неправ в прошлом, осуждая ее слишком поспешно. Фред пытался вспомнить каждое взаимодействие с тех пор, как они встретились на первом курсе, когда их представили как соперников на поле для квиддича, играющих на одной позиции за противоположные команды, которые не могли ненавидеть друг друга ещё сильнее. Он думал, что она хорошенькая, слишком хорошенькая для слизеринки, но на самом деле волнующее чувство, которое он испытывал каждый раз, когда видел её, с течением лет медленно росло в нем вместе с презрением к собственным чувствам, потому что – он должен был быть честным – он ненавидел себя за то, что считал её красивой, больше, чем когда-либо ненавидел ее. И поскольку предполагалось, что они должны ненавидеть друг друга из-за того, что Цирцея сделала в прошлом, это было то, чему его научили дома. Но он чертовски хорошо знал, что чем больше ты пытаешься заставить себя ненавидеть кого-то, тем больше тебя к нему влечет. Он и Лилит были живым доказательством этого. Она была всем, что ему нравилось в женщинах, всем. Умная, хитрая, обладала чувством юмора, имела достаточно смелости, чтобы никому не позволять принижать ее, с гребаным характером, была почти такой же кокетливой и саркастичной, как он, и, как будто всего этого было недостаточно, она была так же красива, как Фред представлял себе ангелов. Лилит была чистым пламенем, он понял это за все годы, что знал ее, и Фред, будучи поджигателем по натуре, не мог не чувствовать влечения к ней, как грёбаный мотылек к пламени. Главная причина, по которой Фред теперь ненавидел Лилит, заключалась в том, что она воспользовалась первым предоставленным ей шансом спасти свою задницу, после окончания войны, тот факт, что в его глазах она предала Римуса Люпина, и то, что она всегда утверждала, что не похожа на свою мать и ненавидела ее, но все же позволила Цирцее Снейп защитить её, когда восстал Волдеморт. Потому что перед началом битвы Фред подумывал о том, чтобы дать ей шанс. И это была именно та причина, по которой все предыдущие были просто чушью собачьей – во-первых, он не ненавидел ее. И если он это сделал, то не потому, что чувствовал, что она предала Римуса, а потому, что Фред чувствовал, что она предала его. И что теперь? Собирается ли он продолжать наказывать себя вдали от нее из-за всех неправильных представлений или сюжетных дыр, которые были у него в голове о ней, или он сможет отложить их в сторону и попытаться взглянуть на нее другими глазами? Глазами, которые действительно могли видеть сквозь слои в поведении Лилит, когда она была на публике, по сравнению с тем, когда она была с ним или с ее друзьями. Фред встал с кровати, потер лицо руками и решил выйти из своей комнаты, чтобы подышать свежим воздухом. Проснувшись рано утром, он заметил, что, хотя сегодня было воскресенье, Лилит работает сидя на их диване. Фред спросил ее, почему, и она только ответила, что ее босс прислал ей сову на рассвете, сказав, что ей нужны эти документы на завтра рано утром. Итак, Лилит – перегруженная работой, уставшая и в значительной степени лишённая сна, – должна была работать часами. Как только Фред переступил порог своей спальни, он сразу увидел, что она все ещё сидит на диване, согнув колени, свернувшись калачиком на своем месте и откинув голову на спинку, пока читала и редактировала какие-то документы лежащие на коленях, а другие все ещё лежат на маленьком столике перед диваном. Первое, что он заметил, это то, какой измученной она выглядела, второе, какой милой она была со своими собранными в пучок локонами, удерживаемыми карандашом, поскольку некоторым из них удалось вырваться и обрамить ее лицо, и в этих очках, которые, по ее словам, она надевала всякий раз, когда работала, потому что её глаза уставали от такого количества цифр и букв. Он задавался вопросом, было ли у нее время подумать о нем так же много, как он думал о ней. И самым приятным было то, что она это делала, она искренне думала и снова и снова прокручивала каждую секунду с Фредом в своих мыслях, с мечтательной улыбкой на лице и побаливающими ногами, чтобы затем заставить себя вернуться к работе. Фред также подумал, что ему следует поискать работу или ещё какое-нибудь занятие, на котором можно было бы заработать немного денег, теперь, когда его сбережения за год проведенный в "Волшебных Вредилках Уизли", которые были возвращены обратно в его хранилище, как только он женился, начали иссякать. Он не хотел, чтобы все затраты легли на плечи Лилит. – Всё ещё работаешь? – Спросил он, весьма удивлённый, поскольку уже почти стемнело, и направился на кухню, чтобы взять что-нибудь поесть. Может быть, он был бы достаточно любезен, чтобы приготовить ужин и для неё тоже, раз уж он не планировал звать эльфов и боспокоить их тем, что он прекрасно мог сделать сам. Лилит вздохнула, сняла очки и надела их на голову, на мгновение закрыв глаза и ещё больше запрокинув голову назад. – Да, – она тихонько захныкала, устраиваясь поудобнее на диване. – Я подумываю о том, чтобы устроить небольшой перерыв – я измотана. – Тогда отдохни. Ты не можешь так много работать. Лилит фырнула, приподняв одну бровь. – Ты ведёшь себя мило вместо того, чтобы радоваться моим трагедиям? – Сказала она, ироничным тоном и с улыбкой на лице. – Как сильно, чёрт возьми, меняются люди, а! Не знала, что моя киска такая мощная. Фред закатил глаза, чувствуя, как на его лице появляется лёгкая улыбка. Он не мог опровергнуть ее слова, потому что он солгал бы самому себе, и в этом он уже достиг своего предела, говоря себе, что она ему ни в малейшей степени не нравится. – Просто я знаю, каково это – работать до изнеможения. Хотя я должен признать, что я любил свою работу... но я просто проявляю сочувствие. – Ты хочешь сказать, что прошлая ночь не способствовала твоему хорошему настроению? – Она продолжала дразнить его, и Фред присел перед ней на корточки, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с её. – Мы оба уже знаем ответ на этот вопрос, Лилит, не так ли? – Он спросил ее, не стирая улыбку с лица и сохраняя глубокий тон. Ухмылка Лилит стала шире, когда ее взгляд переместился на губы Фреда. – Я определенно знаю. – Знаешь, как говорят – трахни меня так, как если бы ты меня ненавидела, – пробормотал он, теперь тоже глядя на ее губы. Она тихо фыркнула. – На самом деле, я не ненавижу тебя, Фред. И я очень сомневаюсь, что ты ненавидишь меня, – осмелилась предположить она, заставив Фреда глубоко вздохнуть. – Я просто думаю, что ты заноза в заднице, но... ненавидишь? Нет. – Вчера я не был занозой в заднице, не так ли, Лилит? – Теперь настала очередь Фреда дразнить ее. Она снова усмехнулась, играя с одним из своих локонов. – Я собираюсь приготовить ужин, хочешь чего-нибудь? – Спросил он ее, вставая. – Ты собираешься отравить меня, Фредди? – Да, я на самом деле планирую наши смерти, чтобы мы могли умереть вместе, м-м, – иронично сказал он. – О, прямо как Ромео и Джульетта, – ответила она, не отставая от его иронии. – Кто? – Спросил Фред по пути на кухню. Но она ничего не ответила, только хихикнула и легла на диван, покачивая головой и наконец-то отдыхая. Фред закрыл за собой кухонную дверь, чтобы ее не беспокоили звуки с кухни, и начал готовить для неё простой, но питательный суп. Проверив что лапша и овощи готовы, добавил немного перца чили, и уже готовый суп налил в тарелку для Лилит и ещё одну для него, убедившись, что осталось ещё достаточно для эльфов. Они появились на кухне, отчасти напугав его. Он все ещё пытался привыкнуть к их присутствию – семья Фреда всегда была слишком бедна, чтобы даже подумать о том, чтобы позволить себе домового эльфа. – Мистер Уизли, можно Нильси спросить, почему он готовит ужин? Это должна быть работа Нильси, – заговорил маленький эльф, немного испугавшись, какой может быть реакция Фреда. – Я не хотел беспокоить вас, ребята, и, пожалуйста, зовите меня Фредом, – сразу же сказал он, пытаясь одарить их нежной улыбкой, видя, как самая маленькая из эльфов спряталась за спинами своих родителей. – Спасибо, мистер... э-э, Фред, – сказал другой эльф, Донди. – Нам нравится видеть, что Фред заботиться о Лилит. Нильси кивнула, став немного смелее. Фреду пришлось сдержать улыбку, которая угрожала появится на его лице, когда он заметил, что две эльфийки были одеты в одежду, которая, вероятно, принадлежала Лилит, когда она была ребенком, в то время как Донди был одет в одежду, которую вы ожидаете увидеть на старике, но в мини-версии. – Да, наша девочка через многое прошла – Лилит заслуживает того, чтобы о ней позаботились, – согласилась Нильси. – Да, она слишком много работает, – кивнул Фред, думая, что именно об этом они и говорили. Но это было не так. Эльфы прекрасно знали все, что случилось с Лилит, и, поскольку они поклялись ценой своей жизни всегда защищать ее и любить, они были первыми, кто утешил и обнял Лилит после того, как она подвергалась домогательствам, поскольку ей не позволяли увидеть ни друзей, ни семью в течение первой недели после Битвы за Хогвартс, и они были первыми, кто исцелил физические раны Лилит, те, которые Пожиратели Смерти нанесли ей в качестве метода пыток, чтобы получить информацию, как и тот шрам, который сама Цирцея нанесла своей дочери много лет назад. – Мерлин, если бы это была только работа... – Сказала Нильси со слезящимися глазами. – Хозяева не только переутомляют нашу девочку... о нет, они делали кое-что похуже. – Нильси! – Донди запротестовал. – Нильси, Плакса и Донди пообещали Лилит, что мы никогда не расскажем об этом без разрешения Лилит. Фред нахмурился, ему стало любопытно. – Что ты имеешь в виду? Пожиратели Смерти причинили вред Лилит? – Он не мог не спросить, чувствуя покалывание в животе. – Что они сделали? Три эльфа медленно покачали головами. – Плаксе жаль, мистер Фред, – сказала маленькая эльфийка. – Но Плакса, Донди и Нильси не могут вам этого сказать. Лилит сама должна вам сказать. Плакса может только сказать, что они действительно причинили ей много боли. Сердце Фреда сжалось в груди, ощутив в нем небольшую пустоту и то, как спазм в животе стал немного сильнее. Пожиратели Смерти причинили вред одной из своих золотых девочек? Почему? И самое главное – что они сделали с ней такого плохого, что ее эльфы даже не могут сказать это вслух? Рыжий пытался вспомнить что-нибудь из своих воспоминаний, что могло бы дать ему ключ к разгадке, но он мог вспомнить только, как Тео говорил, что Лилит досталось не так легко, как Фреду, и как Нотт-старший запугал ее. Любопытство, которое зародилось у него внутри, было настолько сильным, что ощущалось как голод, но он уважал решение эльфов и ждал, чтобы уважительно спросить Лилит, чтобы не заставлять ее возвращаться к тому, что она начала позволять ему замечать в себе. – Хорошо, – спокойно сказал Фред, сжимая губы. – Я возьму эту тарелку с супом для неё. Для вас тоже есть немного в кастрюле, если хотите попробовать. Сказав это, Фред вышел из кухни, неся две миски, думая о том, как он мог невинно проговорить о вопросе, всплывшем у него в голове в середине разговора с ней, надеясь, что она не будет возражать рассказать ему. Он знал, что больше, чем любопытство, был шок от осознания того, что она пострадала от рук собственных людей, и то внезапное желание, которое он недавно почувствовал, защитить её, точно так же, как он почувствовал той ночью во время бала, когда увидел, как Нотт-старший запугивал ее. У него похолодело в жилах от того, что он не знал, до какой степени эти твари могли причинить ей боль, чтобы заставить эльфов думать, что ее переутомление было не самым худшим, что случилось с ней за последнее время. Это был его творческий ум, перебирающий миллионы вариантов, каждый из которых хуже предыдущего. Фред искренне обдумывал свои слова в уме – к чему он не привык – пока снова не увидел ее и не почувствовал, как его собственный голос застрял у него в горле. Она мирно спала на диване, документы все еще на ее коленях и очки тоже на них. Он видел ее такой измученной и уставшей, что не мог не чувствовать себя невероятно жалко и испытывать потребность сделать хоть что-то для нее. Вздохнув и поставив две тарелки с дымящейся едой на стол, Фред собрал лежащие на нем документы и быстро сложил их в небольшую стопку, положив туда же те, что были у нее на коленях, чтобы потом поставить рядом ее тарелку. Затем, наблюдая, как она обхватила себя руками из-за холода в гостиной, Фред схватил одно из одеял на кресле рядом с ней и накрыл им ее тело. Было что-то в том, что он видел ее такой уязвимой, такой естественной и такой человечной, что заставило его почувствовать тепло в своем сердце от осознания того, что он, возможно, был одним из немногих людей, видящих ее без того вечного эмоционального щита, который она использовала каждую секунду дня, чтобы сохранить свойственную ей силу и свирепость. Элегантная, богоподобная и свирепая Лилит была красива в его глазах, да, но, увидев ее такой естественной, он подумал, что эта Лилит ему нравится гораздо больше, чем он хотел бы признать, эта Лилит, которой никто не может причинить вред, потому что она находился под его защитой. И это тоже пугало его, тот факт, что, возможно, не было ни одной ее стороны, которая бы не нравилась Фреду, и тот факт, что он так сильно хотел защитить ее. Увидев, как она тихонько дышит, перестав дрожать от холода, Фред снова присел перед ней на корточки, любуясь расслабленностью в выражении ее лица, прекрасными чертами и глубоким сном, в который она погрузилась. В порыве храбрости, увидев, как некоторые из ее локонов закрывают лицо, Фред заправил два или три из них за ухо – мягкое и невинное прикосновение, предназначенное не для того, чтобы разбудить ее, а для того, чтобы убедиться, что ей удобно. К счастью для Фреда, она не проснулась, а вместо этого издала тихий звук, указывающий на то, что ей комфортно, и сердце Фреда растаяло от чистой нежности. Его сердце и внутренности прямо сейчас были переполнены эмоциями. Потому что, в то время как его мораль говорила ему игнорировать ее и пытаться выкинуть из головы, его сердце умоляло защитить ее, и его разум мог думать только о двух мыслях: Как она может быть такой чертовски красивой? И. Что эти ублюдки сделали с ней?