Ŏ
Кавех напряженно разглядывает выделенный участок, косясь на свои чертежи, и чувствует, как у него дергается глаз. Повторный отчет, предоставленный пару днями ранее, заставил поседеть чуть ли не половину головы. Условно треть, но по ощущениям целиком. — Слушай, ну это исправимо. Мы делали на совесть, ты ж знаешь, ну, — рабочий старательно делает вид, что не замечает яркую взволнованность коллеги по ситуации. Кавех прикрывает глаза и пытается досчитать до десяти с натяжкой, потому что понимает, что гнев рано или поздно освободится. — Я тут один заканчивал Кшахревар? Почему повторный анализ выглядит хуже прогнозов погоды на эту дурацкую неделю? — парень чувствует, что сейчас от жалости к себе расплачется. Ну вот кто его тянул за работу пораньше? Самоуверенность? Слабоумие и отвага? Или за срочность добавляли моры? Кавех проводит повторным взглядом по участку, чувствуя внутри с какой грустью бьется его несчастное сердце, и поджимает губы. — Да спокойно ты, — мужчина хлопает того по плечу, оставаясь на радостной ноте. — Сроки не горят. Объект сдавать только через несколько месяцев. Подумаешь, слегка повременил с планами, — он пожимает плечами, относясь к смыслу своих слов с такой легкостью, что Кавеха передергивает. — Это я повременил?! — сдерживаемый внутри гнев только и ждал этого вопроса. — А то, что вы задержали отчеты это ничего, да?! — парень хватается руками за голову, надеясь увидеть в небе ответы на свою нелегкую судьбу архитектора. — Повторный анализ не должен так разниться с первичным. Здесь благоприятная почва для строительства, так почему… Мы же брали объект на похожем участке. — мужчина лишь обиходно пожимает плечами, наблюдая за пролетающей стаей птиц. Кавех взвывает еще больше. — Мне эта беседка вообще не вписалась… — Извините, — в диалог двух аккуратно врывается третье незаинтересованное лицо, обращая на себя внимание. — Кавех, — девушка робко взглянула на архитектора и тут же съежилась от молний, которые испускались благодаря удрученному настроению парня. — вас просят в Академию, — и увидев нахмуренный непонимающий взгляд, затараторила: — Мне не сообщили причину, сказали только оповестить вас об этом. А еще о том, что вас дожидается Великий Мудрец. И вы должны явиться, как можно быстрее. Дело особой важности, — Кавех чувствует, как тонет. Если в Академии уже прознали о состоянии его работы, а скорее всего так и есть, то не видать ему не только спокойной жизни, но и хоть каких-то денег. И будет он тонуть не метафорически, а уже реально…Ŏ
Поездка в лифте казалось долгой, но такой кратковременной, что перебрать всевозможные объяснения в своей голове Кавех не успевает. То ли голова забита, то ли еще что. Потому внутри сильно бьется сердце от услышанного и, к сожалению, увиденного. Контраргументов не придумалось. Вообще, по факту, ничего не придумалось на вопросы, от которых сердце встанет в ступор навсегда. Он хотел всего лишь как лучше, а получилось как всегда. И мечта стать ведущим или главным архитектором прощально машет перед ним ручкой, растворяясь в воздухе. И не то, чтобы он боялся Великого Мудреца. Считать можно лишь самую малость. Просто выглядеть в глазах обкаканным котенком не хотелось. Тем более, когда речь зашла о его способностях и работе. Конечно, это может связано с его излишней сентиментальностью. Ну, а поделать нечего, если он такой. Кавех вообще такого слова не знал, если бы не Аль-Хайтам, решивший изложить свое виденье на очередную истерику о паршивости материалов для макетов и его, по скромному мнению самого Кавеха, кривых рук. В какие-то моменты он завидовал своему соседу в плане характера. Нет, точно таким он быть не хочет и уж точно не сможет. У него уникальность характера тоже имеется. И покруче Аль-Хайтама. Просто сейчас тот спокойненько сидит у себя в кабинете, разгребая бумаги, или читает книгу, а ему придется отчитываться перед главой Сумеру. И не факт, что его лицо останется сухим после казни. Может и не сухим, но более увлажненным. Кавех внимательно следит за своей кожей. У него она комбинированная. Просторный кабинет встречает таинственным полумраком и подозрительной тишиной. Пространство выглядит таким же как и в первый раз, когда он удостоился чести здесь побывать. Конечно, в присутствии других архитекторов и инженеров, но суть не изменилась. Вот только повод быть здесь весомо отличался. Кавех пришел получить ужаснейший выговор, а после долго и бесцеремонно плакать в подушку от скопившихся негативных чувств и жалости к себе. Конечно, отрицать такой исход событий глупо. Но еще глупее предположить, что его вызвали по другой причине, которой, по факту, не может и быть. Чем еще он мог пригодиться важнейшему человеку в регионе? Кавех удрученно вздыхает, принимая весь тяжкий груз на сердце, и не торопливо бредет в сторону Великого Мудреца. Поднимать голову слишком совестно и, честно говоря, стыдно. За прошедшее недолгое время, парень накрутил себя так, что никакой моряк не раскрутит этот узел сплошного серого уныния. Каждый шаг сопровождается громким и четкий звуком, мысленно забивая Кавеха в пол еще больше и больше. У него зачесалась пятка, и где-то свербит в носу. В затылке что-то, вообще, пробежало, по спине струится пот, а в глазах щиплет. Состояние просто непередаваемых чувств и архитектор понял, что не выйдет отсюда в здоровом состоянии. Нервные клетки самоотверженно уничтожились навсегда, а остальные закупорились и не откупорятся, кажется, никогда. Великий Мудрец по-жлобски молчит, и это напрягает еще больше. Завязать разговор первым это не то, что его стезя, это вообще не его направление по жизни. Поднять голову и посмотреть что же происходит не в его принципах. Потому, что Кавех не уверен, что не появится какая-нибудь острозаточенная гильотина и не отрубит ему бошку, как в самых страшных рассказах. Парень слегка поднимает взгляд, рассматривая до ужаса прекраснейший пол, выложенный плиткой, ножки дорогого первоклассного дерева с витиеватыми элементами и изумрудными вставками, и все. На большее его просто не хватит, иначе закончится как личность. А исчезать пока рано — беседка не построена, объект не сдан. Его с того света достанут и заставят закончить. Да и он сам себя, если честно, достанет. Вот только непонятно с каким контекстом и под каким соусом. Барбекю, скорее всего. Через пять долгих минут молчания архитектор понимает, что проигрывает в этой бессловной войне и решает заговорить первым. Идея сама по себе ужасная, но по-другому не получится. У него заболели ноги и затекла шея, которую он вольно обрек на такую судьбу. Выдержка у него не особо хорошая, как и физическая подготовка, потому светлая надежда услышать хоть что-то в свой адрес чахнет с каждой секундой. — Великий Мудрец Азар, вы удостоили меня чести увидеться с вами, — Кавех замолчал, судорожно подбирая в голове слова, которые хоть как-то сгладят ситуацию. — И я бы хотел узнать причину столь неожиданного сюрприза, — по щекам расползается постыдная краснота, он теребит пальцы на руках и лупит в пол. Архитектор прекрасно знает как беспомощно выглядит со стороны и слезы потихоньку поступают к глазам. В ответ упрямое раздражающее ничего, и Кавех лишь глубоко выдыхает, прикрывая глаза. Видимо глава узнал абсолютно все о нем и его деятельности, что так упрямо молчит. Спина уже покрылась испариной, а рубашка неприятно прилипла к спине и это еще более ужасающе, чем этот вселенский игнор. Эта та самая ситуация, в которой не знаешь какой выход. Из которой, вообще, скорее всего, выхода нет. Парень поджимает губы, чувствуя, что скоро провалится от стыда под землю. — Не знал, что новости до вас настолько медленно доходят, уважаемый архитектор Кавех. Раздается спокойный мужской голос с тонкой ноткой насмешки. Внутри все ухает вниз, и парень пораженно поднимает голову, не веря своим глазам. Перед ним собственной персоной в кресле Главы Сумеру восседает Аль-Хайтам, его заносчивый всезнающий сосед по комнате. В голове набатом стучит сердце, то ли от увиденного, то ли от накопившегося стресса. И с каждой секундой Кавех чувствует себя обманутым и обиженным. Нарастающая злость вытесняет грусть, превращая в пар. Он сводит светлые брови к переносице и возмущенно скалит зубы, показывая всем своим видом, что не доволен тем, что перед ним. — Я, что, — архитектор чуть ли не захлебывается, чтобы не начать орать. — похож на шутку?! — не церемонясь он подходит к столу, злостно оперившись на него руками. — Это какой-то розыгрыш? — наклонившись ближе, Кавех пытается найти в этих бесстыжих зеленых глазах хоть что-то, чтобы прояснило ситуацию. — Это вообще как, что ты здесь, — он и не особо то преувеличивает на словах. Облика скованного распереживавшегося человека, которым он был пару минут назад, не стало. Аль-Хайтам смотрит на него снисходительно, полностью принимая гневную волну разбушевавшегося архитектора. Его забавит такое поведение, хоть и порой выводит до жути. Однако это не мешает наслаждаться тем, что происходит сейчас. Кавех по своей натуре актер. А бывший секретарь единственный зритель, которого этот погорелый театр не радует, как бы тот не старался. — Новая должность, а обязанности те же. Меня не особо впечатляет этот факт, в отличие от твоей персоны, — огонь в глазах архитектора вспыхивает новой волной. — И ты решил вызвать меня, чтобы я позавидовал тебе? Спасибо, — парень отступил шаг назад и сделал глубокий поклон. — Мысли под стать великому ученому, во. Кавех сотрясался с каждым словом, раздражаясь от такого безэмоционального Аль-Хайтама. Ему будто действительно побоку на его представление. И полное безучастие вызывало еще больше возмущения, чем ответный словесный взрыв. — Нет, — кратко ответил мудрец, отъезжая в кресле на небольшое расстояние от стола. — у меня есть к тебе разговор, — Кавех замолчал, уставившись на собеседника. Он и понятия не имеет, что тот хочет от него. По крайней мере не знает того, что может знать сосед . И это немного удручает. Ведь предложения от этого человека заведомо выглядят не дееспособными. И не выгодными, по крайней мере, для архитектора. — И, что же, ваша светлость решила обсудить на этот раз? — Кавех возмущенно поджимает губы, складывает руки под грудью, принимая выжидательно-оборонительную позицию — Обсудить суровость мира коммерции, уважаемый Кавех. Или ты будешь греть свою шкуру за мой труд до конца своих дней? Парень пораженно оступается назад от накатившей волны страха. Была бы его воля, то убежал за пределы этого страшнейшего кабинета. Однако ноги, ставшие ватными, не дают этого сделать. Его буквально парализовало на месте. Кавех смотрит на непроницательное лицо напротив и не может отвести взгляд. Архитектор чувствует бьющий в нос приторно-сладкий аромат чужой победы и горечь поражения на кончике языка. — И на что же это т-ты намекаешь? — он не будет сдаваться. Лучше побыть в иной раз дурачком и спасти свою задницу, чем строить неприступную снежную скалу. Потому что тогда Аль-Хайтам растопит ее своим холодным взглядом. А еще Кавех знает, что это так не работает, но уверен на все сто, что именно у его соседа это получится. — Время отдавать долги. Говорит четко. Уверенно. И Кавех осознает, что ему в этой ситуации не избежать абсолютно ничего. У него не то, чтобы хоть какой-то части суммы, у него нет ничего. И это удручает еще больше, чем не сданный проект. Он бомж. — Слушай, — архитектор сглотнул слюну, ощущая как сильно пересохло горло. — давай как-нибудь договоримся по-другому. У меня сейчас денег нет. Сдам объект и все верну, — Аль-Хайтам заинтересованно склонил голову, складывая руки под грудью. — И что же ты можешь предложить? — Кавех тут же встрепенулся, слыша в этих словах отголоски своего светлого будущего и возможность все исправить. Ему дают шанс! — Вся работа по дому уже на мне, я могу еще прибираться снаружи и заняться растениями. Будет огород с домашними овощами, — настроенность на лице Аль-Хайтама огорчала, но парень сдаваться просто так не хотел. Все-таки должно же быть что-то, что ему по нраву. — Могу разбирать документацию или, например, взять на себя половину твоих рабочих обязанностей. Если ты хочешь поиздеваться, то мыть полы и окна буду вручную. За продуктами тоже всегда ходить буду только я. Как тебе? Кавех выдохнул. Не от облегчения, а банально из-за того, что закончился кислород. Пламенная речь закончилась тоже, как и предложения. Все, что под силу мог парень, он перечислил. А теперь в голове перекати-поле. Возможности уже исчерпаны. Лицо напротив не выражает и близко положительных эмоций. Даже отрицательных. Это еще одна из удивительных способностей его соседа по комнате. И, к сожалению, не последняя. А еще Кавех чувствует что-то нехорошее. Просто смотрят. Но смотрят так, что мир перед глазами начинает размываться в цветную палитру. — Ну что ты на меня так смотришь? — парень поджал губы. — Ну, а что я тебе могу еще предложить? — в ответ молчание и архитектор обреченно опускает голову. — Ой, — говорит с претензией, почти раздраженно, так как ситуация начинает надоедать. — ну давай отсосу, раз ты такой привередливый? — сказано с шутливой бесформенной интонацией. Потому что Кавех и вправду не знал, что можно добавить в список своих возможностей. А на такое тот даже и по приколу не согласится. Он уверен в этом. — На колени. Глаза в глаза и Кавех становится ведомым. Аль-Хайтам заинтересовано облизывает губы, кладя руку на светлую макушку, опуская ниже. Архитектор гулко сглатывает, вызывая этим тихий смешок, от чего розовые пятна начинаются распускаться на щеках. Он смотрит на ширинку прямо перед лицом и действительно не может принять, что происходящее реально. Перед ним нудный, ничем непримечательный сосед становится властным. И от этого резонанса Кавех стыдливо опускает глаза в пол, ощущая в груди трепет. Потому что ему начинает нравиться. Сама ситуация, в которой он находится, приводит его жалкое тело в лютый восторг. От этого он смущается еще больше, ведь не такая реакция должна быть. Ужасное поведение ужасного Аль-Хайтама. — И насколько ты серьезен? — Кавех не решается посмотреть ему в глаза, но четко ощущает на себе зафиксированный пристальный взгляд. — Я кончу в твою глотку. Дыхание сбивается, бедра сжимаются сильнее. Кавех послушно тянет пальцы к топорщащейся ширинке, ощущая жажду. Он нетерпяще сжимает член сквозь ткань, закусывая губу. Он бы никогда так не сделал. Но почему так хочется? — Никогда бы не подумал, что такое шило в заднице будет так жаждать мне отсосать, — заискивающе тянут сверху, жестко оттягивая за волосы. Когда перед глазами оказывается крупная розовая головка, Кавех скалится, поднимая взгляд. — Никогда бы не подумал, что такое шило в заднице будет так жаждать, чтобы я ему отсосал, — последние буквы тонут в хрипе — рот с силой насаживают на ствол. Глаза тут же намокают, а горло распирает от заполненности и невысказанных слов. Архитектор пальцами впивается в чужие бедра, но член пытаются протолкнуть глубже, и он давится. Слюна начинает вытекать изо рта, окутывая ствол, скапливаясь ниже. Сверху раздается расслабленный выдох, а Кавех чувствует, как на затылок приземляется вторая рука. Член проталкивают до упора, а волосы натягивают сильнее, начиная ритмично вдалбливаться в узкое горло. Внутри все горит. И когда начинает катастрофически заканчиваться воздух его оттягивают. Кавех прекрасно ощущал, как член, распирающий стенки горла, выходит обратно, заставляя взглянуть вверх и увидеть размытую картинку перед собой. Он промаргивается, чувствуя, как свербит рот и насколько неприятно глотать. В груди сердце начинает стучать только лишь тогда, когда чужие руки прикасаются к его лицу. Он сжимает ладонями чужие бедра, безотрывно смотря в лицо напротив, и чувствует ощущение стыда где-то рядом. Это так неправильно. Это так грешно, так неэтично, аморально и противоречит рамкам общества, что собственный член в штанах дергается от желания. Аль-Хайтам — его персональный ад, в котором он откупит свои грехи с удовольствием. Мудрец лишь смотрит на него с упоением. На это милое заплаканное личико: покрасневшие от возбуждения и стыда щеки, розовые пухлые губки, которые несколько минут назад жадно принимали член, блестящие с поволокой глаза и нахмуренные бровки домиком, выражающие мнимое несогласие с ситуацией. Мужчина шире расставляет ноги в кресле, давая Кавеху пристроиться ближе, и кладет одну ладонь за свой затылок, отдавая бразды правления в чужие руки. Тот смотрит на него туманно, почти без осмысления реальности. И это настолько подначивает сделать с ним хоть что-то, что член не перестает крепнуть. Эта наивность и такое временное доверие, что внутри хочется рычать от удовольствия. Вечно шумный и нерасторопный сосед в данный момент ждет его указания, как послушная собака. Он тянется к головке, не отводя взгляда от чужих зеленых глаз, и почти слышит, как стучит чужое сердце. Кавех высовывает плашмя язык, чтобы облизать выступившую смазку, но его тут же тормозят, придавливая горло. Аль-Хайтам берет член в руку и начинает медленными движениями вести головкой по мокрому языку. — Такой послушный… Кавех откровенно скулит, стараясь как можно больше и лучше выслужиться перед ним. Розовая головка так приятно давит, что хочется повторно ее ощутить глубже. Аль-Хайтам сдавливает горло, неотрывно смотря в чужие глаза, а после небрежно проводит по волосам на затылке, убирая руки. — Поработай ртом самостоятельно… Кавех облизывает и так уже мокрые губы и заглатывает член до середины. Он плавно кружит языком по стволу, стараясь как можно тщательней пройтись по нежной коже и выпирающим венам. В голове нет ни одной трезвой мысли. Он чувствует себя настолько опьянённым, что происходящее больше походит на какой-то дешевый фильм. Но это настолько для него подходит, что у Кавеха и нет на это возражений. Сидеть на одном месте становиться тяжело, и он начинает ерзать из стороны в сторону, наслаждаясь как натянутая ткань собственных штанов ласкает член. Архитектор тянется ладонями к горячему стволу, чтобы помочь себе и доставить еще больше ласок Аль-Хайтаму, но его тут же тормозят, перехватывая за кисти. Он недовольно мычит, отстраняясь, вызывая этим смешок. — Можешь вставать. Мужчина слегка отодвигается, позволяя Кавеху свободно выпрямиться с колен. Тот, слегка дергаясь, расправляется и вытирает рот ладонью, буравя пристальным взглядом Аль-Хайтама. Туман в голове начинает потихоньку проясняться, и архитектор разглядывает соседа напротив более осмысленно, чем пару минут назад. Легкое презрение перекрывает стыд, а топорщащиеся брюки и не смущают вовсе. Он облизывает губы, складывая руки под грудью, и не понимает с каких слов начать. Чужой облюбованный голый член продолжает стоять и кажется, что самого Аль-Хайтама этот никак не смущает. Бешеный ритм сердца успокаивается, и Кавех выдыхает спокойно. Эту произошедшую вакханалию наконец-то можно забыть навсегда и не при каких обстоятельствах не вспоминать больше. Эти сильные руки, которые так жестко удерживали его волосы, этот надменный глубокий взгляд, эти крепкие мужские бедра и этот толстый член, из которого прямо сейчас выделяется блестящая капля смазки. — Раздевайся. Брюки тут же вместе с самообладанием летят на пол. Оголяться дальше не позволяет воспитание. — Если я говорю раздеваться, то раздеваться надо до конца, Кавех, — услужливо подсказывает томный завлекающий голос. Архитектор опускает голову, крепко сжимая зубы, и жмурится, комкая низ рубашки. Все должно было произойти не так. Сейчас это больная фантазия умалишенного, но точно не реальность. Это слишком унизительно. Не так расплачиваются с долгами. Абсолютно не так. Хлопковая рубашка аккуратно скатывается с плеч, падая водопадом в ноги. — Умница. По спине пробегаются мурашки, уходя табуном за поясницу. В горле пересыхает и становится прохладней, чувствуя, как легкие порывы ветра проходятся по откровенным местам. Кавех ощущает себя нагим не только физически, но и духовно. В голове столько несвязных мыслей, что собрать их во что-то целое не получается. Выходит только стоять под тяжелым прицелом чужого взгляда и ждать. Он бы ушел, сорвался с места, просто исчез отсюда, но эта невидимая цепь, которой он сам себя приковал, не дает этого сделать. Сквозняк целует босые ноги, Кавех беззвучно выдыхает, складывая руки позади себя, и старается не поднимать глаз. У него опять нагреваются щеки и расползается румянец по лицу. Он видит, как Аль-Хайтам тянется к собственному члену, пережимая его у основания, и сам поджимает губы. Сердце дрожит от волнения. — Наказание должно приносить смятение и муку, а не удовольствие, — пальцы сжимают ствол, пробегаются по всей длине, и аккуратно оттягивают набухшую розовую головку. Аль-Хайтам расставляет ноги шире, слегка наклоняя голову в бок. — Так ведь, Кавех? — архитектор молчит, увлеченно разглядывая собственные ноги. Но не видеть того, как перед ним начинают откровенно мастурбировать, он не может. Он сводит лопатки, неосознанно ежась перед чужим тяжелым взглядом. — Ты так увлеченно отсасывал, что казалось, меня совершенно нет в этом кабинете, — с каждым словом Аль-Хайтам проводит по члену все резче и резче, местами приятно оттягивая себя за яйца. — О чем ты думал, Кавех? — мужчина выпускает тяжелый выдох, слегка шипя. Архитектор сглатывает, чувствуя, что сердце начинает стучать по грудной клетке. Перед ним действительно начинают дрочить. Пошло, грязно, не стесняясь, все, как он любит. И держать лицо в такой ситуации становится в разы тяжелее. Аль-Хайтам оттягивает головку, накрывая ее ладонью, и начинает елозить круговыми движениями, размазывая смазку по всей длине, абсолютно не переживая за свой внешний вид. Кавех впивается глазами в это действие настолько прочно, что пропускает еще несколько вопросов в свою сторону. Собственный член начинает ныть от недостатка касаний, но он держится, чтобы возбудиться еще сильнее. — Мне льстит твой жадный до ужаса взгляд, — доносится до ушей, и он решает взглянуть в чужие глаза. — Оказывается, ты такой похотливый и ненасытный. Мне нравится заталкивать свой член в твою глотку, — Кавех начинает подрагивать. — ты так приятно сжимал и хрипел, что мне хотелось трахать и трахать твое горло, — пальцы ускоряются по абсолютно блестящему члену, и парень откровенно скулит, протягивая ладонь к себе. Это безумие. Эти слова настолько сладки, что каждая клеточка внутри начинает пульсировать от удовольствия. — Я не давал разрешения к себе прикасаться, — властно звучит сквозь вакуум, и рука отдергивается сама по себе. Дыхание спирает, на спине появляется испарина, внутри все воет и вибрирует от этой картины. То, как чужая рука свободно гуляет по крупному члену, приятно оглаживает головку и сжимает у основания, заставляет собственный сочиться от нетерпения. — Стой и наблюдай, — архитектор сжимает ладони в кулаки, глубоко дыша. Это не наказание, это самая настоящая пытка. Он так хочет этот член… — У тебя нет права к себе прикоснуться. Его изводят самым дьявольским способом, мучая максимально ужасно, доводя до грани. — Твой рот такой умелый, — Аль-Хайтам перекатывает яйца в руке, пережимая у основания. — Что же будет, если тебя вовремя не остановить, жадная ты до члена шлюха. Насколько ты глубоко зайдешь, м? Он стоит перед ним абсолютно голый. Голый перед человеком, одетым с ног до головы. Краснота с лица и шеи плавно перетекает на грудь. Вставшие соски позорно топорщатся, а Кавех не знает куда себя уже деть. Его разрывает на части от слов от Аль-Хайтама, и кажется, что еще парочка таких предложений и он кончит, не прикасаясь к себе. Но до невозможного хочется хотя бы несколько раз провести по собственному члену и ощутить это струящиеся удовольствие с ног до головы. Кавех облизывается, порыкивая от того, что прилипшая челка на глаза мешает рассматривать, но он не трогает. Ему сказали. Нет. Ему приказали не трогать. — Это несправедливо, — Аль-Хайтам заходится в напускном хохоте от такого жалкого осипшего голоса. — Не забывай, что нам еще жить по соседству, — отголосок трезвых мыслей снова тонет в отчаянии и бессилии перед мужчиной. Тот по-лисьи щурит глаза, продолжая мастурбировать перед Кавехом. Архитектор опускает голову, сжимая зубы. Проиграл. Не смог выйти на равных. — Мне нравится, как ты цепляешься за трезвую оценку наших отношений, откровенно забывая про то, что ничего не происходит против твоей воли. Так ведь, Кавех? — Аль-Хайтам бьет словами настолько точно, что становится тяжело держать прямую спину. — Я просто говорю, что думаю, а ты уже скулишь от моих слов, — в горле становится сухо, ноги наливаются свинцом, потеют ладони, а кончики пальцев простреливает от нервов. — Тебе стыдно, Кавех? Стыдно? Признай, что тебе это нравится. Рука на члене начинает ускоряться, как и сердце в груди парня. Он жадно кусает губы, пряча взгляд за челкой. Его загнали в угол, из которого не выбраться в молчании. Архитектор утонет в этом аду с головой. Кавех физически не сможет признать, как ему нравится этот увитый крепкий член, который прямо сейчас усиленно надрачивает мужская рука. Позор. — Это твоя вина, — шипит парень, сжимая собственное бедро. Аль-Хайтам хмыкает, замедляя ритм. — Нет, Кавех, это твоя работа. Обслужи меня хорошенько. Он падает на колени перед Аль-Хайтамом, как перед Архонтом, преданно смотря в глаза. Руки сразу же проезжаются по чужим ногам, ощущая натянутую жесткую ткань, которая сейчас возбуждает еще больше. Касания к чужому телу отдаются приятными теплыми волнам по собственному. Будь у него хвост, то сейчас бы он и места себе не находил. Однако залаять от радости он может и так. Прежде чем склониться ближе к раздроченному члену его аккуратно, но жестко хватают за подбородок, елозя большим пальцем по губам. Кавех не может не признать того, что это начинает вводить его в транс. — Хороший мальчик, — шепчет мужчина, раскрывая пальцами рот и вталкиваясь двумя внутрь. Внутри все влажно мокро, что более приятного места для его члена не найти. Кавех ощущает солоноватый привкус и сам заглатывает глубже, глядя исподлобья в потемневшие глаза Аль-Хайтама. Он готов сделать все, чтобы тот смотрел на него так жадно и властно. Утробный стон разносится по кабинету, когда головка члена упирается в заднюю стенку горла. Кавех стонет сам, захлебываясь слюной и предэякулятом, закатывая в наслаждении глаза. Он не двигается сам, позволяя более сильной руке управлять его головой, оттягивая за волосы. Насаживая чужой рот глубже, Аль-Хайтам начинает подмахивать бедрами, вбиваясь в узкую глотку грубыми толчками. Внутри все кипит и горит, распускаясь взрывами в груди и голове. Это сумасшедшее удовольствие хочется продлить и не отпускать никогда. Чувствовать эти жадные губы на своем члене, которые так усиленно всасывают ствол, этот шаловливый язык, приятно давящий на головку, и это послушное тело, которое так умело его обслуживает. — Кончай, Кавех Продолжительный стон разносится по кабинету. Архитектор содрогается всем телом, ощущая как по горлу стекают струи спермы, и начинает плакать. Его держат до конца, пока последняя капля не попадет в горло и только тогда его оттягивают от члена. Напоследок он мажет языком по головке, заглядывая в чужие глаза с поволокой и не может сдержать ухмылки. С макушки пропадает рука, и Кавех облизывает опухшие губы, проводя следом ладонью по рту. В груди облегченно успокаивается сердце, а затекшие ноги дают о себе знать. Аль-Хайтам смотрит надменно, но в зеленых глазах плещется довольное одобрение. — Мы обсудили наше недопонимание, уважаемый мудрец Аль-Хайтам? — Кавех накидывает рубашку, щурясь на мужчину через плечо. Архитектор уже стоит полностью одетый, собираясь покинуть кабинет. Туман произошедших событий еще не пропал, как и не появились мысли, способные затопить грязную совесть. С ответом тянут несколько секунд, будто раздумывая, но он прекрасно знает, что это делают нарочно. — Конечно, — Кавех довольно хмыкает. — Недопонимание обсудили, а вот суровость мира коммерции нет, — парень тут же оборачивается на соседа, пораженно раскрыв рот. — Поэтому я распоряжусь указом на составление контракта выплаты денежных средств, — внутри все заходится в негодовании, заставляя сжать зубы от злости. — Не волнуйтесь, уважаемый архитектор Кавех, условия выполнения не сильно отличаются от тех, что были при обсуждении нашего недопонимания, — взгляд у Аль-Хайтама прямой и четкий, разрезающий парня напополам от такой новости. — Я полагаю, что у вас хватит сил отдать все до последней капли, — мужчина ждет ответа, которого и не требуется в этой ситуации. — Да, — архитектор складывает руки под грудью, — можете не беспокоиться, что я выполню свою часть на все сто, — Кавех с вызовом облизывает губы, ощущая как в груди разгорается пламя.