До самой смерти и даже дальше

Тэхён просыпается от легких лучей солнца, касающихся лица. Почти сразу же улыбается — любит солнечную погоду, она заставляет стараться чаще выбегать на улицу. Он даже ел обычно, усевшись прямо на траву, ведь нужно ловить момент. Однажды, той же зимой, такого уже не будет. Сон ещё несколько минут приятно греет веки и тело, пока Тэхён лениво крутится в постели, немного приоткрывает глаза и снова отдается во власть темноты. Просыпаться так — приятно. Как будто в детстве, когда ему было лет пять, и никакой работы ещё делать не приходилось. Выбравшись из плена сна, Тэхён зевает и открывает веки, заглядывая в окно — а там черное-черное облако почти коснулось солнца. Голубизна неба красиво смотрится около яркой черноты, но Тэхён чувствует более холодный, немного отдающий свежестью воздух, и как постепенно начинает темнеть. Улыбнувшись — он и дождь любит, особенно его запах, — омега потягивается и отпускает взгляд на кровать. Почти тут же мягкость утра уходит. Тэхён ведь засыпал вчера с Чонгуком. С волком. Черным, шерсть которого тонкими волосками лежит на белье, а местами даже небольшими клоками. Она мягкая на ощупь, омега помнит это, как и то, каким ласковым был зверь, урчащий на груди перед сном. Чонгук ведь оборотень. Вожак стаи оборотней. Тэхён повторяет это снова и снова про себя, но не чувствует никакого страха. Ему только лишь немного странно и непривычно от того, что так может быть. Но если подумать, обращаться в зверя — это неплохо. Тэхён был хотел так же уметь. Пожалуй, Чонгук был вчера прав, когда сказал, что это дар свыше. Вместе с резко упавшими на крышу домика каплями, Тэхён поднимается на ноги. Почти тут же с неба обрушивается стена ливня, а омега прикрыв окно фетровыми шторами, чтобы не заливал дождь, принимается собирать себе завтрак за мыслями о происходящем. Он аккуратно нарезает овощи и мягкий, но уже без хрумкой корочки, хлеб, находит сыр и пару сваренных яиц. Постепенно большая тарелка заполняется готовой едой, но последнюю половинку яйца Тэхён роняет из рук, подпрыгнув от громкого удара со стороны двери. Глянув в окно на всё такой же сильный ливень, Тэхён поддается желанию и подходит к двери, от которой все ещё доносится шум, пусть и тихий. Немного послушав его и точно решив, что там не медведь, омега аккуратно приоткрывает дверь. В маленькую щелку почти сразу же проникает черный нос, а следом и голова волка, когда он протискивается, телом толкая дверь. Тэхён смеется с по-настоящему животного поведения Чонгука и открывает шире дверь, ярко ему улыбаясь. Альфа точно застал ливень, возможно, забежал спрятаться от него — черная шерсть промокла полностью, опала в мелкие иголочки, с которых капает. Волк поднимает взгляд в глаза омеги, на секунду застывает, немного вильнув мордой, будто принюхавшись, и только потом цепляет зубами какой-то мешок, брошенный у лап. Закрыв за зашедшим оборотнем дверь, Тэхён смотрит на снова брошенный мешок и узнает в нем связанную в узел рубашку. Ведь Чонгук перед обращением вчера разделся, а сегодня одежду взял с собой — очевидно, чтобы одеться после. — О, конечно, — Тэхён смущенно бормочет, вспомнив оголенное вчера тело альфы, и резко отворачивается. — О, ты же мокрый! Омега без задней мысли хватает с вешалки у кухни свое полотенце, которым обтирался после небольшого мытья в тазу, и, все ещё стоя спиной к Чонгуку, вытягивает руку с полотенцем назад. Почти что сразу его ладони касаются горячие, мокрые пальцы. — Спасибо, я совсем не подумал взять полотенце, — Чонгук, судя по голосу, сегодня в хорошем настроении. Он шебуршит позади Тэхёна, а тот не смеет даже открыть слепленные глаза, не то что повернуться. — Прости, что не остался с тобой до пробуждения. Были срочные дела. — О, это пустяк, не переживайте! — Тэхён, — голос альфы все ещё кажется веселым, но он, словно гром, рокочет и отбивается от стен домика, вызывая мурашки. — Прости за это переживайте, — Тэхён тушуется, опустив голову ближе к груди. — Мне все ещё сложно привыкнуть… — Мне всё ещё сложно понять, — голос альфы мягчает, и почти тут же его ладонь касается плеча Тэхёна, всё такая же горячая. — Я не сержусь, не бойся. Садись завтракать, я пока сделаю чай. Тэхён, всё ещё краснея щеками, аккуратно оборачивается, зная, что это глупо, но всё равно смущаясь увидеть Чонгука в непотребном виде. А альфа, подхватив со стола полную тарелку, протягивает ее, с таким спокойным видом, словно каждый при омегах ходит нагишом. Тэхёну интересно, так ли это. Всё же если он часто обращается в волка и обратно, каждый раз раздеваться и одеваться нужно, может внутри стаи некоторые и ходят голыми, это ведь удобно. Но спросить Тэхён решает это у Чимина, а не чуть сощурившегося, смотрящего прямо на него Чонгука. — Спасибо, — омега улыбается чуть дрожащими губами и забирает тарелку. Впервые в голове появляется мысль, что быть омегой для альфы — это не наказание, а его судьба. Всю жизнь Тэхён этого с ненавистью ждал, с болью представлял и оказался прав — в первую же встречу его суженный натравил на Тэхёна псов. Но сейчас, с таким Чонгуком, уже который раз делающим для него чай, Тэхён понимает, что вот так должен выглядеть настоящий альфа. Альфам ведь пристало быть благородными. Тэхёну теплеет от этого. Чонгук добрый человек, рядом с которым не страшно, но как омеге рядом с альфой — Тэхёну очень приятно, спокойно и хорошо. — Знаю, что ты просил дать тебе день, чтобы обдумать решение, — Чонгук заговаривает, повернувшись к нему спиной, пока Тэхён медленно жует свою еду. — Но мне не дает покоя твой выбор. Думаю, дело в том, что здесь ты чужой, и поэтому мне неспокойно. Не подумай, что я хочу тебя прогнать, потому что ты чужой, нет, но мне нужно, чтобы чужих не было. Ты можешь стать своим, а можешь уйти, а мне, как нетерпеливому щенку, хочется это знать. Вся стая чувствует тебя, но никто не задал мне вопросов, лишь один я места не нахожу. Тэхён чуть улыбается, когда Чонгук так естественно называет себя щенком вместо ребенка. Большой черный щенок, вожак стаи. — Думаю, я хотел бы остаться. Если, — Тэхён замолкает на секунду и мягко перекатывает на языке следующее слово, — стая будет не против. — Не будет, — Чонгук наконец садится за стол и приоткрывает немного шторы, пуская влажный воздух, — моё слово считается законом. Я прислушиваюсь к мнению каждого, но как и тогда в лесу, так и сейчас, я чувствую потребность защитить тебя, словно своего. Тэлике направила тебя прямо ко мне в руки. — Должно быть, так, — Тэхён мягко улыбается, когда альфа подталкивает к нему глиняную кружку с травяным заваром. Пусть решение и принято только сейчас, Тэхён не чувствует ликования или радости, будто знал, что так и сложится. Всё это время он словно чувствовал, что здесь его дом. Лес, который он вчера впервые слушал, уже стал близок душе, как и почти люди, живущие в нем. — Тогда доедай, дождь как раз скоро закончится, и сходим в поселение. Ты должен знать, как мы живем, чтобы найти для тебя место. Чонгук каким-то образом очень тонко чувствует погоду: Тэхён чуть ускорил свое жевание, но не слишком уж, чтобы не опорочить лицо перед таким альфой, и только он делает последний глоток чая — за окном почти тут же светлеет и ливень прекращается. Непривычно для омеги, Чонгук сам убирает за ним со стола, но хоть не моет, просто вытягивает руку в сторону Тэхёна и довольно улыбается. В этой улыбке Тэхён и правда видит мальчишку — щенка, как сказал Чонгук, — гордого чем-то и очень желающего показать это. Пожалуй, альфа выглядит так, будто вот-вот запрыгает от нетерпения. — А далеко нам идти? — Сохраняя ту же легкую улыбку на губах, Тэхён опускает ладонь в большую и более грубую, что без стеснения тут же стискивает и тянет уйти из дома. — Четверть часа, не больше, — выйдя, Чонгук сразу сворачивает за угол дома и ведет Тэхёна по мокрому мху. — Я читал несколько книг, там упоминалась жизнь людей, она казалась очень похожей на нашу. Но думаю, отличия покажутся тебе очень яркими. — Я расскажу всё, что тебе будет интересно знать, — Тэхён идет чуть позади, всего через минуту уже оказавшись на тропинке, на которой ноги больше не замокают. Впервые идя с вожаком стаи в их деревню, Тэхён ловит короткий вопрос, заданный самому себе, — не предатель ли он. Не окажутся ли оборотни опасностью, которая сможет навредить людям, если он что-то расскажет? Но почти тут же эта мысль испаряется. Не они тут опасность и Тэхён почувствовал это не собственной шкуре. Он помнит, кто её разодрал, а кто залечил. — Раз ты не планируешь уходить, это можно будет оставить на более свободное время. Осень близится, сбор урожая набирает обороты, как и заготовка пищи на зиму, — Чонгук чуть сильнее сжимает тонкую ладонь, видимо, даже не замечает этого. А Тэхён изучающе смотрит на его профиль, вдруг ставший по-взрослому серьезным и нахмуренным. — И скоро будут слишком жаркие дни, стая будет отдыхать. — Я смогу помочь? Правда, я раньше касался заготовок, только если что-то покупал для них, но быстро научусь, обещаю! — Руки лишними не будут, — хмыкнув, Чонгук оглядывается через плечо на Тэхёна и немного улыбается ему. — Но плюс-минус пара рук, когда их почти триста сильно роли не сыграет, поэтому если будешь помогать — отлично, не получится первое время — не страшно. Тэхён чуть смущенно улыбается в ответ. Приятно, что Чонгук не ставит жестких рамок по работе омеги, хотя люди делали это всю его жизнь. И вдвойне приятно, что Тэхён может привыкнуть к незнакомому для него миру без страха оказаться с пустыми карманами и голодным. Должно быть, Чонгук будет содержать его, как глава. За волной тепла от слов альфы медленно следует осознание — триста рук. — В деревне живет сто пятьдесят человек? — Рабочих альф и омег, да. Вместе с теми, кто не может работать, надеюсь, что в следующем году в стае будет двести человек. — Двести, — Тэхён вторит слова за альфой и пытается мысленно нарисовать триста человек. Это много, очень много. Он не видел столько в жизни ни на одной из самых оживленных ярмарок, на которых был. Да и в его поместье стольких людей не было, хотя в ближайшем городе, конечно, было куда больше. — Мы пришли, — Чонгук снова сильнее сжимает руку омеги, выдергивая из мыслей, — на тебя будут смотреть, не бойся. Это всего лишь любопытство, ты — первый человек, которого они видят. Тэхён заглядывает ему за плечо, слушая тихий спокойный голос. Тот мальчишка, гордый собой, он вернулся — это немного расстраивает омегу. — Возможно, я буду смотреть в ответ, потому что они — первая стая, которую я увижу, — Тэхён поджимает губы, чтобы не разулыбаться, когда Чонгук хмыкает и кивает, одобряя ответ омеги. Заяви он такое дома, его бы выпороли. Скажи он это главному альфе — он бы не смог ходить несколько недель. То, что Чонгук лишь улыбнулся и кивнул, кажется таким странным. Тэхён робеет от привычного страха перед альфой, который ещё не прошел, но в первую очередь ему становится спокойнее. — Мы стараемся не вырубать деревья при постройке домов, поэтому расстояния между ними большие, — все ещё не выпуская руки омеги, Чонгук тихо рассказывает и ведет его по тропинке, на которой показывается большой дом. — Обычно альфа строит жилье своей семье, но бывают случаи, когда остаются свободные дома и, конечно, в них живут желающие. Я так и живу в доме моих родителей, хотя должен был бы уйти, встретив пару. У них своя семья, у меня — своя. Но сейчас у меня нет никакой семьи, поэтому пока что я занимаю тот дом. Тэхён не сразу понимает, что Чонгук между слов сказал ему, что у него нет родителей, но за осознанием его окатывает грустью. Которую, видимо, Чонгук чувствует и оборачивается на него, вопросительно вскинув бровь. — У меня тоже не родителей, — признается Тэхён, пока Чонгук ведет его дальше, где все чаще и чаще на полянках начинаются появляться то большие, то маленькие дома, а тропинка превращается почти в настоящую, утоптанную дорогу. — Дора, женщина, выраставшая меня, нашла меня ребенком в закутке в городе. Моих родителей не было, через пару суток я бы умер там от голода или даже раньше от холода. Чонгук ничего не отвечает, но Тэхён уверен, альфа не обижен его словами. Возможно, ему больно вспоминать о своих ранах, но Тэхёну и не нужно это. Он резко забывает о грустном, когда на опушке перед очередным домом сидит девушка, смотрящая на двух маленьких волчат. Меховые сцепились в клубочек, рычат друг на друга очень громко. Тэхён стреляет глазами в Чонгука и замечает, что тот начинает немного улыбаться, смотря на детей. Поверить в то, что это — маленькие люди, Тэхёну кажется сложным. Они ведут себя, как настоящие щенки, выглядят так естественно в зеленом мху, с шерстью, полной иголок. Само по себе у омеги разливается желание понежить их, погладить между ушек по мягкой, даже издалека выглядящей очень воздушной, шерстке. Мама волчат резко поднимает голову и оборачивается на них, почти улыбается, но когда замечает Тэхёна, вдруг вытягивается по струне и напрягается. Не выпуская руки Тэхёна, Чонгук медленно проводит его дальше, не останавливась поговорить, а волчата перестают свое копошение, почувствовав напряжение мамы, и встают за неё, поглядывая из-за щиколоток в сторону незнакомого омеги. — Наши дети обращаются в волков через несколько месяцев после рождения, когда им уже не жизненно нужно грудное молоко. Они знакомятся с миром на четырех лапах, учатся его слушать и видеть ярче, чем люди. Они не умеют обращаться обратно, но ближе к четырем годам учатся этому. Вернувшись в вид человека, дети легко учатся говорить, ходить. Поэтому по поселению бегает много волчат именно в таком виде. У них, можно сказать, своя маленькая стая. Те, кто уже освоили обращения все равно любят бегать волчатами вокруг, временами их не заставить перевоплотиться, даже чтобы покушать. Тэхён следит за семьей, поворачивая все сильнее голову — Чонгук был прав, когда сказал, что он привлечет внимание, но и Тэхён был прав, сказав, что даст столько же внимания в ответ. Стоит им отойти дальше от семьи, девушка поднимается на ноги и медленно выходит на тропинку следом за ними. Тэхён, увлекшись ею, не сразу замечает, что они проходят в более близко расставленные дома и всё больше людей смотрят в его сторону. Повернувшись прямо, омега не говорит ни слова и опускает немногим взгляд, вслушиваясь в шелест. За ними собирается часть людей, идут поодаль, не догоняя вожака и гостя. Тэхён чувствует себя в сопровождении с их мерными шагами позади кем-то важным. Будто сам король ведет его за руку, пусть Чонгук и не выглядит, как король, но уровень величия над всеми вокруг Тэхён чувствует даже в тишине. — Это наша площадь, — Чонгук заговаривает, проводя Тэхёна на круглую, достаточно большую поляну. В середине неё стоит каменный колодец, на крыше которого порос мох. Даже он, творение рук людей — оборотней, — выглядит очень естественно в лесу. Никогда и ничего среди людей настолько органичного Тэхён не встречал. Вокруг колодца утоптана не такая и большая площадка, в городах для фестивалей площади в разы больше. Но в обрамлении небольших домов вокруг, с соснами растущими по краю и парой штук внутри, эта площадь кажется очень уютной. Будто сердцем поселения. В промежутке между домов виднеется каркас будущего дома и сидящий прямо на месте будущей крыши Юнги — Тэхён узнает его по белым волосам, сверкающим на солнце. Альфа смотрит в их сторону и поднимает вверх руку, когда замечает на себе взгляд Тэхёна. Где-то рядом слышны веселые голоса и Тэхён узнает смех Чимина. А вернув взгляд на Чонгука, он замечает, как улыбающийся Хосок приваливается плечом к одному из домов позади вожака. — Некоторые дома здесь принадлежат старейшинам, в других же мы храним продукты, не требующие холода, — доведя гостя до середины, Чонгук наконец останавливается и поворачивается к нему лицом, практически игнорируя несколько десятков людей, шедших следом, и ещё больше приходящих с разных сторон. — Отсюда идут основные тропы деревни, к каждому, даже самому дальнему дому. — Я подумал, что это место похоже на сердце. Оказывается, так и есть, — Тэхён неловко улыбается Чонгуку и говорит совсем тихо, робея перед людьми, наблюдающими за ними. Чонгук на слова улыбается, кивает и наконец оборачивается на сбивающуюся в кучку стаю. Он собирается сказать что-то, даже набирает в грудь побольше воздуха, но его прерывает звонкое: — Сынри! А следом маленький ворох шерсти, выскочивший между ног одного пожилого альфы, тут же начавшего причитать что-то себе под нос. Волчонок не слушает вышедшего следом папу-омегу, он прицельно бежит ровно в Чонгука, будто не замечая рядом чужака, которого все вокруг опасаются. — Здравствуй, — голос у Чонгука смягчается настолько, что Тэхён чувствует мурашки не своей коже. Только сейчас альфа выпускает его ладонь из захвата и опускается на корточки перед бегущим к ним волчонком. Малышка все же замечает Тэхёна, отчего тормозит в полуметре от них, подняв пыль. Чонгук молчит, как и вся стая перед ними. Тэхён поглядывает мельком на омегу, звавшего своего ребенка — он вышел значительно ближе остальных, но тоже замер, не приближаясь. Будто боится, что Тэхён, как дикий зверь, может напасть на них от неверного движения. От стаи Тэхёна отвлекает волчонок. Тонко скуля, она поджимает хвост и идет не присевшему на корточки Чонгуку, а к Тэхёну. Омега старается даже дышать медленнее и тише, смотрит как завороженный на то, как крохотная мордочка вытягивается на тонкой шейке в его сторону, как морщится нос и осторожно, медленно волчонок подступает ближе. — Она изучает твой запах, — тихо говорит Чонгук, чуть склонив голову и с улыбкой смотря на ребенка. — Сынри — самый юный член стаи, поэтому ещё не умело разбирает запахи, ты уж её прости. — Пусть нюхает сколько хочет, — Тэхён улыбается смешной, явно боящейся незнакомца, но оказавшейся смелее всех в стае малютке. Его голос точно нравится ей — хвостик сразу начинает метаться из стороны в сторону так активно, что волчонок даже пошатывается. Она смелее подходит и тычется прохладным голосом в лодыжку омеги, шумно втягивая воздух, а после коротко лижет его прямо в кожу. — Поздравляю, Тэхён, — Чонгук усмехается и подхватывает волчонка на руки, которая лишь немногим не помещается в его ладонях. Подняв ту на уровень лица омеги, он кивает на пушистую мордочку со сверкающими глазами, безмолвно позволив Тэхёну погладить. Пальцы сразу тонут в мягком мехе, он оказывается даже приятнее представлений омеги. — Тебя приняли в стаю.