***
Миндже дожидался возвращения принца с прогулки в его покоях, занимаясь мелкими поручениями. В частности, сегодня Тэхён велел почистить его серебряные украшения, и именно этим омега занимался, когда в спальне неожиданно раздался стук. Пак велит незнакомцу войти и видит на пороге одного из слуг. Оставалось лишь гадать, что ему могло потребоваться от компаньона принца, однако на этот неозвученный вопрос слуга достаточно быстро отвечает: — Господин Ким, для вас пришла телеграмма, — и Миндже протягивают небольшой лист с посланием для него. Пак тут же забирает телеграмму и просит слугу удалиться. Лишь двое человек во всём Чосоне знали, что омега до сих пор находился во дворце и продолжал играть отведённую ему роль. Но что же сподвигло Хёнджу или же Донгиля выйти на связь, несмотря на всю опасность? Тем более, зная принципиального Хёнджу, он бы точно не захотел оставлять послания омеге, который спас жизнь императору. Значит, произошло нечто действительно невероятное, что также касалось и Миндже. С этими мыслями Пак разворачивает телеграмму и видит, на первый взгляд, совершенно обычный текст. «Ты должен знать, что отец благополучно добрался до Маньчжурии, родственники довольны нашими достижениями и ждут прибытия. Младший брат» Отцом в сообщениях члены группы называли Юнги, младшим братом был Донгиль, а под родственниками имелись в виду остальные коммунисты. Если затронули в сообщении Маньчжурию, значит, скорее всего имелась в виду одна из групп партизан под командованием многочисленных полевых командиров, которые прятались в лесах северного Китая от преследований на территории Чосона. Значит, Мин всё же сдержал своё слово и вышел на связь с остальными членами группы, а Донгиль, явно надеясь, что Миндже к ним вернётся, пересказал ему послание. И ведь действительно, несмотря на то, что сотрудники департамента продолжали искать виновников взрыва во дворце, им пришлось ослабить меры, и теперь Сеул было покинуть куда проще, а на границе с Маньчжурией и вовсе проблем не должно возникнуть. Заманчивая мысль, однако Пак уже всё для себя решил. Он будет оставаться во дворце столько, сколько получится. Именно поэтому Миндже, не долго думая, подставляет поближе к себе пепельницу принца, берёт его спички и сжигает телеграмму, дабы не оставалось никаких компрометирующих посланий. Маловероятно, что слуги его прочитали, или же работники дворцовой почтовой службы что-то заподозрили, ведь тогда тут бы уже был один из сотрудников департамента общественной безопасности. Раз его нет, значит, Паку ничего не угрожает, но всё равно от послания лучше избавиться, дабы было спокойнее спать. И всё же один момент в сообщении был Миндже непонятен. К чему Донгиль сказал, что коммунисты в Маньчжурии довольны результатами их работы? Было очевидно, что они и так наверняка обрадуются взрыву в императорском дворце, но зачем проговаривать это отдельно? Что-то определённо было не так, но Пак никак не мог понять, что именно.***
Видеть Тэхёна после всех его пассажей о свободной любви не хотелось совершенно. Если омега уверен, что у Хосока кроме него кто-то есть, что ж, пускай тогда будут назло принцу, а иначе в чём смысл свободы, пользоваться которой может только Тэхён. Именно с этими мыслями альфа и направился этим вечером в один из домов кисэн, где его хорошо знали, но уже давно не видели. Поэтому приём столь почётного гостя оказался соответствующим. Многоуважаемого гостя решил лично встретить хэнсу — главный омега в доме, и проводить в наиболее просторный и изысканно обставленный зал, предварительно позвав туда нескольких музыкантов и танцовщиков, которые соответствуют вкусу альфы. За столом же прислуживать гостю пожелал сам хэнсу, благо с Хосоком они были давними знакомыми. Более тёплый приём было бы трудно представить, однако даже он не слишком воодушевил Чона, пускай ранее посещение подобных заведений вызывало исключительно приятные эмоции. Музыканты играли на традиционных инструментах, но альфа их словно не слышал, несколько омег соблазнительно танцевали и якобы случайно ткань ханбока немного обнажала плечо, но и это зрелище не вызывало в Хосоке какого-либо восторга. Возможно, всё дело было в усталости после службы, а возможно, омеги были излишне миниатюрными. Раньше Чону только такие и нравились, но сейчас... Сейчас он понимал, что они совершенно не похожи на принца даже со спины, и это обстоятельство лишь сильнее расстраивало и несколько раздражало. Не раздражал лишь приятный мелодичный голос старшего кисэн, но здесь скорее было дело в том, что он за столько лет отлично Хосока изучил и угадывал малейшую перемену в его настроении, что помогало подбирать правильные слова и правильные жесты. — Господин Чон, вас так давно не было, мы все успели ужасно соскучиться, — с мягкой улыбкой произносит хэнсу, наливая немного алкоголя в рюмку гостя, однако даже пить Чону сегодня не слишком хотелось. — Кисэн так стараются, а вы на них даже не смотрите, скажите, мне стоит поменять? Вы как никто другой знаете, что у меня есть омеги на любой вкус, и мне казалось, что я ваш отлично помню, поэтому позвал именно их. — Поменяй, — равнодушно отвечает Хосок, уже начавший жалеть о собственной затее. И как только Тэхён может быть таким бесчувственным? Он спокойно развлекается с другими альфами, кажется, даже с радостью выходит замуж за этого раздражающего герцога Нама, а Чон тем временем должен страдать от того, что даже посмотреть на других не может. В каждом ищет черты жестокого принца, но никак не может их отыскать. Таких как Ли Тэхён больше нет во всём Чосоне, и от этого участь Хосока становится ещё более прискорбной. — А кого господин желает видеть? Вы только скажите, и я хоть принца вам раздобуду, — кисэн говорит это ради шутки, а у альфы на мгновение возникает желание принца попросить. Может, хоть так Тэхён наконец станет только его? — Поищи кого-то повыше, и чтобы плечи были чуть шире, хватит с меня этих миниатюрных созданий. Хэнсу хлопает несколько раз в ладоши, и всё представление тут же останавливается. Танцовщики тут же понимают простой намёк своего господина и уходят, шурша своими пышными шёлковыми ханбоками самых ярких из всех возможных цветов. Старший кисэн называет несколько имён, дабы этих омег немедленно позвали, а Хосок даже не хочет вслушиваться в их имена. И как он только мог подумать, что поход к кисэн может быть хорошей идеей? — Господин Чон, поведайте, что вас гложет? — пока танцовщики не пришли, хэнсу продолжает развлекать своего гостя разговорами, а так как разговор предстоял долгий, для удобства, омега ложится на мягкие подушки для сидения, всё равно гость так и не притронулся ни к еде, ни к алкоголю, а значит, за столом его обслуживать не требовалось. — Какой злодей разбил вам сердце? — А я похож на того, кому разбили сердце? — Хосок старается ухмыльнуться в привычной манере, вот только выходит плохо, что и выдаёт его с потрохами. — Вам сказать честно? Вот и весь ответ, из которого всё становится предельно понятно. Подумать только, как низко Чон пал. Раньше именно альфа игнорировал чувства влюблённых в него омег и расставался с ними без всяких угрызений совести, а теперь сам пал жертвой ещё более ловкого хищника, чем он сам. Дабы не предаваться размышлениям о Тэхёне, Хосок старается сконцентрироваться на омеге перед собой, благо здесь действительно было чем полюбоваться. Чон проводит ладонью вначале по высокой сложной причёске, постепенно опускаясь к миловидному лицу, покрытому тонким слоем белоснежной пудры и румянами. Этот кисэн мог бы с лёгкостью дать фору даже своим более молодым коллегам, оставаясь всё таким же свежим и прекрасным. Постепенно Хосок добирается до губ и проводит по нижней подушечкой большого пальца, не боясь смазать слой яркой помады. Хэнсу же, исходя из профессиональной привычки, обхватывает палец губами, смотря при этом гостю прямо в глаза. Проводит языком по коже, немного посасывает, намекая на свои превосходные умения, впрочем, Хосок о них и без дополнительной демонстрации прекрасно знал. Так что ему мешало взять то, что столь ласково предлагают? Мешал только навязчивый образ другого омеги в голове, который никак не хотел исчезать. — Какой же ты ласковый и податливый, и почему все омеги не могут быть, как ты? — Я могу помочь забыть кого угодно, — завлекающе предлагает кисэн, оторвавшись от большого пальца, вот только Хосоку от его приглашения ни горячо, ни холодно. — Боюсь, в этой ситуации даже ты бессилен. — Тогда поведайте, какая трагедия вас постигла, мне ведь платят в том числе за то, чтобы я слушал горькие рассказы. И действительно, Хосок уже столько заплатил этому дому, нужно же хоть как-то оправдать эти совершенно нерациональные траты. Раз уж его не могут как следует развлечь, пускай хотя бы кто-то послушает его во истину жалкую историю о том, как один омега, который вначале казался лёгкой добычей, сам в итоге заманил альфу в ловушку, а после растоптал как беззащитное насекомое. — До смешного банальная история. Омега, к которому я не равнодушен, выходит замуж за другого, а я с этим другим даже соперничать не могу. — Но почему не можете? — искренне удивляется хэнсу. — Вы сын премьер-министра, кто угодно хочет за вас замуж, господин Чон. — Как бы объяснить, — ненадолго Хосоку приходится остановиться, дабы тщательно обдумать, какую безопасную формулировку подобрать, чтобы хитрый кисэн не догадался, о каком именно известном на весь Чосон омеге идёт речь. — Родители омеги благородного происхождения и хотят, чтобы их сын стал мужем исключительно родовитого аристократа, а я таковым не являюсь, и тут уже не играет роли, какой пост занимает мой отец. — Этим аристократам вообще опасно доверять, господин Чон. Лет десять назад хотел взять меня в мужья один, всё клялся в любви, что семья ему не помешает, а в итоге ему только пригрозили лишением наследства, так сразу убежал и обо мне даже ни разу за столько лет не вспомнил. А я ведь по юности был таким идиотом, что поверил ему. Думал, всё, сейчас будет у меня муж, семья, а в итоге остальные кисэн так и остались моей единственной семьёй. — Действительно мерзавец, — даже Хосоку было до этого экземпляра далеко, он хотя бы не обещал своим многочисленным любовникам, что возьмёт их замуж, бедняги сами себе это додумывали, но совесть Чона всегда была чиста. Наконец новые танцовщики приходят, и благо эти уже куда больше походили на принца, пусть и отдалённо. Однако в полумраке вполне можно было представить то, что нужно, если дать волю фантазии. Впрочем, даже так волю ей давать совершенно не хотелось. Омеги начинают танцевать, и Чон действительно старается с интересом за ними наблюдать, это даже получается делать первые минут пятнадцать, но даже это зрелище быстро надоедает. Говорят, что клин клином вышибают. На принца Ли Тэхёна клин никак не получалось найти. Неожиданно дверь в зал резко открывается и на пороге возникает один из подчинённых Хосока. Должно было произойти нечто воистину чрезвычайное, если Чона решились потревожить в такой момент. — Господин Чон, у нас срочные новости из Почхонбо, — спешно подойдя поближе к альфе, начинает свой доклад явно взволнованный сотрудник, пока Хосоку с трудом удаётся вспомнить название совсем маленького городка на границе с Маньчжурией. И что только могло произойти в такой далёкой глуши? — Что такое? — Только что доложили, что через границу прорвался некий отряд из примерно двух сотен человек, они подожгли местную администрацию и отделение полиции, что сейчас происходит в городе — неизвестно, силы, находящиеся рядом, никак не могут прорваться к городу. Хосок действует быстрее, чем успевает тщательно обдумать всё, что только что услышал. Он тут же поднимается с места и несказанно радуется, что так за весь вечер и не притронулся к алкоголю, потому что сейчас это было бы совершенно излишне. Нужно было как можно скорее дать все необходимые распоряжения и отправляться на север, лишь бы успеть нагнать мерзавцев, позволивших себе такую дерзость. — Премьер-министр и император уже в курсе? — на ходу спрашивает Чон у подчинённого, спеша на улицу, где оставил свою машину. — Премьер-министру сейчас докладывают, императора мы не стали пока тревожить. — Тогда вначале едем в Чхандоккун, необходимо также дать особые распоряжения охране. Не успел Хосок разобраться с одним происшествием, как в Чосоне уже произошло новое, ещё более страшное.***
Вечером Тэхён также не захотел оставлять отца в одиночестве и по просьбе Сунджона решил немного почитать ему на английском, что всегда императора успокаивало. Омега уже дочитывал последние главы и собирался скоро уходить к себе в спальню, когда Его Величество неожиданно решил поднять одну важную тему: — Тэхён, ты ведь знаешь, что мне на днях предстояла поездка в Пусан? — Да, отец, врачи также порекомендовали её отменить, тебе нужно как можно больше отдыхать, — зная своего отца, омега уже был готов к героическим порывам альфы, что он, несмотря на тяжёлые травмы, всё равно поедет, однако на этот раз Сунджон сына несколько удивляет: — Да, знаю, и я их послушаю, но совсем отменять мероприятия нельзя, людям нужна наша семья. Намджун занят своими делами, у него и так полно выступлений, поэтому я хотел, чтобы ты отправился в Пусан вместо меня. Сказать, что услышанное удивило Тэхёна — значит ничего не сказать. Да, порой принц выступал с речью на ряде второстепенных мероприятий, однако все они в основном были весьма незначительными. Ещё никогда у омеги не было столь ответственной поездки, а тут ему предлагалось заменить самого императора. Вот так просто подобную ответственность на себя взять Тэхён не мог. — Но как же ты тут останешься? Я хочу быть рядом. — Не беспокойся, супруг Мин и твой папа обо мне позаботятся. У нас у всех есть свой долг, у тебя в том числе, и ты должен его исполнять. Ты достаточно популярен, так что не думаю, что должны возникнуть проблемы. После произошедшего во дворце нам как никогда прежде важно не сдавать собственные позиции. Тэхён хотел было возразить, что не хочет ехать ни в какой Пусан, однако раньше, чем омега заговорил, раздаётся настойчивый стук в дверь. Император разрешает позднему гостю войти, и принц может услышать у себя за спиной шаги, которые ни с какими не смог бы перепутать. Но что Хосоку могло в такой поздний час понадобиться от императора? — Ваше Величество, — Чон останавливается в нескольких шагах от постели императора, но смотрит исключительно на Сунджона, в то время как Тэхён не может отвести от альфы взгляда, — я пришёл поставить вас в известность, что сегодня вечером на севере в город Почхонбо ворвался вооружённый отряд из Маньчжурии. В целях обеспечения безопасности я вынужден дать охране особое распоряжение, дабы она никого не впускала и не выпускала из дворца, это касается и императорской семьи. Проход возможен только в случае необходимости посетить официальное мероприятие. Условия не будут меняться вплоть до моего возвращения в Сеул, — шокировать могло всё только что сказанное Хосоком, но особое внимание Тэхёна привлекают слова о дворцовой охране, ведь получается, что она полностью подчиняется именно Чону, а отнюдь не членам императорской семьи. — Поступайте, как считаете нужным, господин Чон, — император же, скорее из-за общей слабости, со всем сказанным соглашается, давая националистам полную свободу действий. — Не буду вам больше мешать, до свидания, Ваше Величество, — Хосок кланяется императору, а после, впервые за всё время своего визита, смотрит на принца. — Ваше Высочество, — и вновь повторяется вежливый поклон, после чего альфа покидает императорские покои. — Думаю, мне лучше пойти к себе, спокойной ночи, отец, — спешно произносит Тэхён и, не дожидаясь ответа, уходит из спальни Сунджона, дабы нагнать в коридоре главу департамента. Чон, пусть и спешил, но всё же далеко уйти не успевает, и в уединённом коридоре омеге удаётся его окликнуть. Хосок останавливается, но оборачиваться в сторону принца не торопится, впрочем, омеге это было не столь нужно, он сам приближается и обходит застывшую фигуру. — Что это только что было? Что произошло? — Тэхён старался звучать спокойно, однако голос всё равно предательски дрожал от волнения из-за осознания, что не успела императорская семья оправиться от одного кошмара, как произошёл новый. — Я уже всё рассказал, мне нужно спешить, — и Хосок действительно порывается уйти, но принц не позволяет этого сделать, схватив альфу за руку. — Ты сказал, что распоряжения не изменятся до твоего возвращения в Сеул, куда ты уезжаешь? — В Почхонбо, я должен лично присутствовать при наведении порядка, — Чон говорил при этом так спокойно, словно не ему предстояло отправиться в эпицентр беспорядков и столкновения с вооружённым отрядом, который уже успел разделаться с местной администрацией. — Тэхён, мне пора, ложись спать, — Хосок всё же вырывает свою руку из не слишком крепкой хватки и начинает торопливо идти в сторону выхода, но принц даже не думал идти в свою спальню. — Подожди, а как я смогу с тобой связаться? Тебе можно будет позвонить, написать письмо? — с каждым мгновением в голосе Тэхёна становилось всё меньше и меньше спокойствия, волнение стремительно разносилось по телу, и теперь омега был готов поспорить, что даже руки у него подрагивали. — Только не говори, что будешь волноваться, я ни за что не поверю, лучше напиши в Рим. — Хосок, умоляю, — омега никого и никогда в своей жизни не умолял, а сейчас делал это, лишь бы узнать, как можно будет послать хотя бы телеграмму в столь опасное место, куда направлялся Чон. Похоже, даже альфе становится очевидно, что принц сейчас находится на грани отчаяния, и Хосок всё же решает смилостивиться. Останавливается, поворачивается к собеседнику и наконец произносит: — Если захочешь написать, укажи в месте назначения департамент общественной безопасности и рядом напиши код из трёх единиц, в почтовом отделении сразу поймут, куда отправить. Хосок уходит из дворца, в то время как Тэхёну даже шаг за порог не позволяют сделать. И совершенно не важно, что он носил титул Ваше Императорское Высочество. Для охраны дворца Чхандоккун отнюдь не слово императора и членов его семьи, как оказалось, было законом.