Иллюзия невинности

1937 год, Сеул Квантунская армия уверенно продвигалась на север Чосона, приближаясь к финальной точке на своём маршруте — к Маньчжурии, которая, к бесконечной радости премьер-министра Чона, была куда более удобным плацдармом для наступления на север, нежели корейский полуостров, а потому долго японские войска здесь задерживаться не собирались. Оно же и лучше, потому что после нескольких лет оккупации никто в Чосоне не верил в союзнические отношения между японцами и корейцами, а потому и армии с островов здесь были не рады. Однако всё же был в Чосонской империи один человек, на которого полки Квантунской армии наводили не ужас, а вселяли надежду на достижение собственных целей. Именно поэтому сегодня утром Его Величество супруг Мин пригласил японского командующего к себе в гости. Покинуть дворец охрана королю-консорту не позволила, а вот ничего против столь высокопоставленных гостей никто не имел, и долгожданная встреча всё же состоялась в одной из летних беседок в просторном парке дворцового комплекса Чхандоккун. Генерал Кэнкити Уэда был старым японским воякой, повидавшим в жизни достаточно много, чтобы не строить излишне оптимистичных иллюзий. Эта практичность не могла супруга Мина не подкупать, ведь она свидетельствовала о том, что с этим генералом можно договориться. Не слишком жаловал Уэда и корейских националистов, потому что из-за бомбы, подложенной одним из них, он в своё время потерял ногу. Также этот человек был сторонником расширения Японской империи на север, а не на юг в сторону европейских колоний, следовательно, всячески настаивал на расширении присутствия японского военного контингента в Чосоне. Лучшего партнёра для своего плана супруг Мин не смог бы найти. — Благодарю вас за то, что пришли, господин Уэда, — произносит супруг Мин, наливая гостю чай: слуг омега попросил удалиться, всё же лишние уши при подобном разговоре ему были совершенно не нужны. — Спасибо вам за приглашение, Ваше Величество, приятно видеть столько гостеприимства со стороны чосонской императорской семьи. Премьер-министр не столь великодушен, впрочем, я слышал, что он не слишком любит гостей, ему определённо есть чему у вас поучиться. — Вы мне льстите, — король-консорт тихо посмеивается, надеясь, что собеседник сочтёт это достаточно очаровательным и ещё больше проникнется к нему симпатией, впрочем, столь суровые военные как Кэнкити Уэда по природе своей были совершенно не склонны очаровываться кем бы то ни было. — Мне просто хотелось успеть вас пригласить до отъезда в Маньчжурию, это ведь должно произойти совсем скоро, насколько я помню. — На следующей неделе у меня уже назначена аудиенция с императором Пу И, так что да, надолго задержаться в Чосоне я не смогу, хотя кто знает, возможно, нас попросят задержаться из-за того, что сейчас происходит на севере. Слышал, ваши силы испытывают некоторые затруднения в поимке коммунистов. — Премьер-министр и его подчинённые в последнее время слишком часто испытывают затруднения, и это не может меня не беспокоить, — поняв, что генерал не слишком настроен на долгий обмен любезностями, супруг Мин предпочитает перейти сразу к делу. — Справляется ли он с возложенными на себя обязанностями по обеспечению стабильности и безопасности на территории империи? — Считаете, что у него слишком много полномочий, которые он не может соответствующе исполнять? — когда Уэда понимает, к чему клонит король-консорт, лёгкая улыбка появляется на его лице, а пальцами правой руки альфа в привычном жесте начинает поправлять пышные усы, что делал в моменты особого удовлетворения. — Именно. Чосон всё ещё империя, однако мой супруг не может ни на что повлиять, более того, мы даже собственный дворец не можем покинуть без соответствующего разрешения. При этом премьер-министр очевидно не справляется, и его власть следовало бы ограничить, вернув её в руки того, кому она принадлежит по праву рождения, и я думаю, вы тот человек, который может моей семье в этом помочь, господин Уэда. — А что вы можете пообещать взамен, Ваше Величество? Империи ведь не строятся на благотворительности, и что Чосон, что Маньчжурия платят за свой суверенитет, а как вы отплатите за услугу? Подобного ответа вполне следовало ожидать. Как бы японское командование не относилось к Сукчону, однако было глупо отрицать, что Чон весьма и весьма сговорчив в плане практически льготного предоставления японским военным заводам ценных корейских ресурсов. Ничтожная плата за то, чтобы вновь не быть оккупированными, впрочем, у супруга Мина по этому поводу было совершенно иное мнение: — Вы ведь знаете, что императорская семья всегда шла на сотрудничество, бывший император предоставил вашей стране множество преференций в Чосоне, которые потом отменил премьер-министр, придя к власти. Без Сукчона всё снова станет как и прежде. — Хотелось бы услышать это непосредственно из уст императора, вдруг он и сам за эти годы стал ярым националистом и не захочет возвращаться в японскую зону сопроцветания, — генерал, впрочем, несмотря на все красивые слова омеги, всё ещё относился к ним весьма скептически. У короля-консорта не было никакой власти, а значит, и подобных громких обещаний он давать не мог. — Я поговорю с Его Величеством, однако мне нужно знать, готовы ли вы к сотрудничеству? Императору ведь тоже нужно что-то предложить. — Поверьте, я готов. Буду ждать ваше письмо с подробным разъяснением позиции императора по этому поводу. Меня можно будет найти в посольстве Японии в Маньчжоу-Го, пишите туда. Сказав это, Уэда поднимается со своего места, забирает костыли и при поддержке немногочисленных сопровождающих удаляется. Больше ему сказать королю-консорту было нечего, однако даже такой, на первый взгляд неутешительный, итог омегу по-своему радовал. Японец напрямую дал понять, что заинтересован в предложении, ему лишь нужны гарантии, а гарантии раздобыть не так уж и сложно. В конце концов, определённое политическое влияние на мужа у супруга Мина было. Омега решает ещё ненадолго остаться в беседке, наслаждаясь уединением, царившим в парке, но неожиданно слышит не так далеко чьи-то шаги. Слуги ходили куда более торопливо, спеша как можно скорее подойти к членам императорской семьи, дабы узнать, не нужно ли им что-то. Намджун и Банджа уехали в церковь на очередную репетицию предстоящей свадьбы, Босон был на занятиях, а значит, шаги принадлежать могли одному конкретному человеку, и омега даже мог бы с раздражением назвать его имя. Наложник Ким заходит в беседку в сопровождении нескольких слуг и, не дожидаясь приглашения, присаживается напротив короля-консорта. — Надо же, Ваше Величество, какая неожиданная встреча, — наложник улыбался, однако супруг Мин прекрасно знал, что эта улыбка ужасно наигранная, в конце концов, эти двое омег никогда не были рады встретить друг друга. — Когда я увидел здесь японского генерала, ожидал, что император назначил встречу, однако какого было моё удивление, когда я узнал, что Его Величество у себя в покоях, а вот вы здесь. — Тебе стало без сына скучно? — Мин же, в отличие от своего собеседника, даже не пытается улыбнуться или изобразить минимальную вежливость. — Прости, развлечь не могу и вообще я хотел побыть один. — Как грубо, я же с тобой на «вы», — впрочем, Ким тоже достаточно быстро устаёт от этого спектакля и также избавляется от формальностей в разговоре. — Принесите мне чистую чашку, — неожиданно обращается наложник к слугам, показывая на чашку с недопитым чаем, которую оставил после себя командующий Квантунской армии. — Не хочу пить из одной чашки с японцем. — И я ещё грубый? — Имею же я право на брезгливость. Так какие у тебя дела с японскими военными? — долго обмениваться своеобразными любезностями с ненавистным омегой Ким не хочет, а потому прямо задаёт столь волнующий его вопрос. — Ты правда думаешь, что я отвечу? — король-консорт даже поражается подобной наивности, какой раньше его соперник не страдал. — Более того, ты не обладаешь настолько высоким статусом во дворце, чтобы задавать мне подобные вопросы. — Если уходишь от ответа, значит, тебе есть что скрывать, а уже это обстоятельство может заинтересовать Его Величество. У меня, может, и нет доступа на различные государственные приёмы, но вот доступ в императорскую спальню у меня постоянный. Чем, кстати, ты не можешь похвастаться, — наложник Ким просто не может отказать себе в соблазне в который раз уколоть собеседника главным козырем в собственном рукаве. — Я хотя бы подарил империи двух наследников, а вот ты кроме вульгарного омеги так никого родить и не смог. Впрочем, на качества характера Тэхёна глупо жаловаться, он полностью перенял их от тебя. — Так чего же ты добиваешься? — омега умело игнорирует все оскорбления в свой адрес и в адрес сына, возвращаясь к главной теме, ради которой и затеял весь этот разговор. — Справедливости, — пожалуй, это слово наиболее лаконично описывало цели, преследуемые супругом Мином. — Премьер-министр нас ограбил, и я хочу исправить это досадное положение. — Хочешь второй оккупации? Нравилось жить в состоянии постоянного страха, что завтра твоих детей могут отнять, отправить в Японию или и вовсе убить? — наложник даже не пытается говорить спокойно, открыто демонстрируя свои истинные эмоции. Он после всего пережитого был преисполнен презрением к японцам, так как может король-консорт считать иначе? — Моим детям ничего не угрожало, а в отношении твоего сына, — Мин делает красноречивую паузу, понимая, насколько для собеседника эта тема болезненная, что ж, пусть тогда будет ещё больнее. — До сих пор не понимаю, почему ему дали титул. Вот кого действительно стоило бы сослать. — Ты не думал о том, что будет, если о твоих делах узнает премьер-министр или его сын? Твои действия ведь государственная измена. — Никаких доказательств нет, так что не тешь себя излишними надеждами. А вот на твоём месте я бы был поосторожнее. Лучше не стой у меня на пути. Наложник Ким, впрочем, эту прямую угрозу игнорирует. Во время их последней встречи Сукчон явно дал понять, что настроен к сотрудничеству и испытывает к Киму куда больше симпатий, нежели к королю-консорту, поэтому с премьер-министром вполне можно было договориться. А что касается доказательств... В Чосоне уже очень давно никому не нужны были доказательства, чтобы обвинить в государственной измене или же подрыве режима. 1937 год, Пусан Бесконечная вереница официальных мероприятий, на которых необходимо было присутствовать Тэхёну, между тем продолжалась. Днём принц встречался с простыми людьми в больницах, на заводах и у памятников, а вот вечера были полностью отданы под банкеты с местными партийными чиновниками и губернатором, и даже этим людям, которые и так прекрасно знали, чего от них ожидала страна, было необходимо читать напутственные речи, чтобы точно не забывали: император пусть и не имеет реальной власти, но всегда за всеми наблюдает. Если в первый день приветственный банкет проходил в доме пусанского губернатора, то сегодня хозяином вечера должен был стать принц, принимая гостей в императорской резиденции. Этот ужин должен был быть чуть менее формальным и не освещался столь же торжественно в прессе, однако всё равно был достаточно значимым. Командующие местных военных частей, адмиралы, ближайшее окружение губернатора, лидеры местного отделения партии — всех их необходимо было умаслить и продемонстрировать радушный приём. Обычно на таких мероприятиях Тэхён всегда сидел в стороне и не проявлял какого-либо участия, но теперь из-за тяжёлого состояния отца эта ноша упала на плечи омеги. Впрочем, следовало ожидать, что однажды Его Высочество в подобной ситуации окажется, а потому морально принц вполне был готов. Сегодня Тэхён предстал перед гостями в тёмно-зелёном наряде из струящегося шёлка, который подчёркивал безупречные изгибы фигуры омеги. В этом наряде верх спереди был закрыт, дабы глубокое декольте не создавало принцу неудобств за столом, однако спина и руки были обнажены, давая некоторую волю фантазии для того, кто этими самыми фантазиями обладал. Впрочем, из-за важности мероприятия плечи всё же пришлось прикрыть белой меховой накидкой, дабы образ был более пристойным и сохранял императорскую стать. Брюки косого кроя идеально подошли бы для танца, впрочем, сегодня танцевать принц ни с кем не планировал. На голове же Его Высочества сверкала одна из диадем, хранящаяся в дворцовой сокровищнице. Украшение было инкрустировано изумрудами, идеально гармонирующими с одеждой. — Прошу немного внимания, — произносит Тэхён, когда все гости уже занимают свои места за длинным столом в обеденной зале, а для верности немного постукивает вилкой по бокалу, дабы звон точно привлёк всеобщее внимание, намекая на минуту прекратить любые разговоры. — Благодарю, — когда все гости затихают, принц поднимается на ноги и берёт в руки небольшие карточки с заранее написанной речью, в которые периодически подсматривает, дабы по неосторожности не сказать что-то лишнее, способное обидеть кого-то из присутствующих. — Его Величество искренне сожалеет, что не смог лично отправиться в эту поездку, как и планировал, но душой и сердцем он всё равно пребывает с каждым из своих подданных во всех уголках нашей империи, — Тэхён поражается, как наигранно это звучит, однако пренебречь речью, написанной его секретарём он не имеет права и приходится смиренно перейти к следующей карточке с продолжением. — Пусан всегда был особенным городом для всего Чосона, наша южная жемчужина, и мне радостно видеть, что она находится в руках таких способных и преданных своему делу людей, как вы. Труд каждого подданного невероятно важен для благополучия всей империи и нации, — последнее явно было добавлено, чтобы удовлетворить партийных работников, поэтому Тэхён, произнося эти строчки, смотрит именно в их сторону и улыбается. — Так давайте же и дальше работать на благо не только Пусана, но и всего Чосона и поднимем наши бокалы за светлое будущее, которое мы все с вами создаём прямо здесь и прямо сейчас, — наконец можно отложить злосчастные карточки, и принц берёт вместо них бокал шампанского, приподнимая. Все остальные собравшиеся тут же понимают этот намёк и так же берут в руки бокалы, поднявшись с мест, поддерживают тост со словами «За светлое будущее». Все делают глоток шампанского и лишь после этого вновь садятся, а Его Высочество уже предвкушает, со сколькими людьми ему сейчас придётся поддерживать вежливую беседу, пока не наступит время следующего тоста. И как только отец всё это выдерживает? Однако неожиданно на горизонте возникает спасение. В обеденный зал заходит Сокджин, и осторожно пройдя мимо приступивших к ужину гостей, подходит к принцу. Только сейчас Тэхён замечает в руках компаньона некий конверт с письмом, и сердце тут же замирает, надеясь, что это долгожданный ответ от Хосока. — Ваше Высочество, вам письмо, — Ким протягивает конверт принцу, а омеге достаточно только увидеть, что местом отправления был город Почхонбо, как сердце вмиг начинает стучать быстрее. — Простите, мне нужно на минуту отойти, наслаждайтесь вечером, — Тэхён вежливо извиняется перед гостями, а сам, не дожидаясь никакого ответа, тут же поднимается со своего места и покидает обеденную залу. Идти до спальни было далеко, а письмо хотелось прочесть как можно скорее, поэтому Его Высочество предпочитает выйти на террасу, на которой благо было достаточно тепло в это время года. Впрочем, даже если бы погода была ужасной, Тэхён бы всё равно никуда не ушёл, пока не прочитает заветное послание. Принц присаживается на плетёное кресло и берёт с кованного столика пачку сигарет, оставленную здесь слугами по его распоряжению. Определённо без сигареты омеге никак не удастся остановить дрожь в пальцах. Поэтому Тэхён вначале закуривает и лишь потом открывает письмо. Глаза тут же цепляются за знакомый почерк, и кажется, что Его Высочество готов вот-вот заплакать, но всё же он себя сдерживает и начинает читать. «Мой дорогой принц, неужели ты действительно мог подумать, что мне доставляет удовольствие твои страдания? Не стану скрывать, я не ожидал подобной реакции, но и злорадствовать у меня нет ни малейшего желания. В своём втором письме ты говорил, что наша схватка завершилась моей оглушительной победой, однако я не могу с этим согласиться. Ты одолел меня куда раньше, заставив мучиться от ревности. Теперь же среди нас нет победителей, только проигравшие, но, пожалуй, это единственное в моей жизни поражение, которому я рад. Не стану от тебя скрывать, что ситуация в Почхонбо тяжёлая, мы вынуждены отправиться к границе с Маньчжурией в надежде нагнать отряд Ким Ир Сена, и я не знаю, что нас ждёт. Партизаны, в отличие от моих людей, прекрасно знают эти леса, и впереди нас может ожидать засада, но иного выхода нет. Я говорю об этом открыто, потому что нет смысла что-то утаивать, всё равно ты узнаешь все подробности из газет. В оправдание я могу лишь сказать, что в своё время приносил клятву верности императорской семье, и до сих пор её соблюдаю. Я не могу выполнить твой приказ сейчас, но обещаю как верный подданный вернуться к тебе. У тебя есть свой долг и свои обязанности в Пусане, исполняй их, а за меня не тревожься. Я никогда не нарушал своих обещаний и в этот раз не нарушу. Жди меня в Сеуле и не трать время на молитвы. От пуль меня намного лучше защищает твоя фотография во внутреннем кармане, прямо у сердца. Навечно твой, Чон Хосок» Тэхён дочитывает последние строчки и только сейчас обращает внимание на несколько упавших на бумагу капель. Всё же не смог сдержаться, как бы сильно не старался. Хосок так далеко, не знает, что его ждёт впереди, а у принца даже нет его фотографии, чтобы смотреть на дорогой сердцу образ. Да что там, Его Высочество даже хотя бы на минуту не может услышать любимый голос, позвонить было совершенно невозможно. Всё, что остаётся Тэхёну — лишь прижать к груди письмо и успокаивать себя мыслями, что это ощущается словно тёплые объятия. Пусть и тяжело, но омега всё же заставляет себя перестать плакать. Хосоку бы наверняка не понравились его слёзы, они демонстрируют бесконечную человеческую слабость, а сын императора просто не может быть слабым. К тому же его ждут гости, которые наверняка заподозрят что-то, если Его Высочество вернётся на торжественный ужин в таком виде. Нельзя допустить, чтобы пошли слухи, якобы принц настолько за кого-то тревожится, что после получения писем горько плачет в уединении. Тэхёна совсем не так воспитывали. — Ваше Высочество, как вы? — слышится за спиной тихий и полный сочувствия голос Сокджина. — Всё хорошо, — голос до сих пор предательски дрожит, но хотя бы слёзы удалось остановить. — С ним всё хорошо, но он ещё вынужден там находиться. Этот кошмар длится только несколько дней, а я уже не знаю, куда себя девать от волнения. А ведь некоторые так живут по несколько лет. — Если он написал, значит, всё хорошо. Всё совсем плохо, если почту не могут доставить, а так поводов для беспокойства не так много, — компаньон подходит ближе к креслу, на котором сидел принц, и теперь Тэхён может услышать искренне беспокойство не только в голосе Кима, но и увидеть его во взгляде. — Ваше Высочество, ну что же вы так? Тушь потекла, давайте я помогу вам умыться. — Спасибо, Сокджин, — и принц позволяет поднять себя с кресла и отвести в сторону дома, дабы проводить до спальни, где стоял умывальник. — Скажи, а ты никогда ни за кого так сильно не тревожился? Может, моя реакция и вовсе какая-то нездоровая. — Поверьте, Ваше Высочество, тревожился, но слезами вы себе точно не поможете. — А за кого? — проявляет неожиданное любопытство принц, желая хоть как-то отвлечься от собственных страхов за любимого альфу. — Не столь важно, — приходится отмахнуться Сокджину. Миндже и рад бы с этим омегой поделиться, отвести душу, но не имеет права. Слишком это опасно, особенно когда принц влюблён в главу департамента общественной безопасности, который по возвращению в Сеул непременно вновь продолжит расследование взрыва во дворце. Лишь бы Донгиль и Хёнджу успели к этому времени покинуть Чосон, о большем Пак и не просит.