His Empire of Dirt

Он просыпается с чувством, словно его сбила машина. Он ворчит, но внезапно понимает: «Мать твою, меня правда сбила машина». — У-Уильям? — он оглядывается в поисках младшей версии отца. Его задело? Он сдержит свое обещание? Майк дергается и осознает, что больше не в мрачном Лондоне, его не зовет маленький, одинокий мальчик, и его не везут в больницу. Он в долбаном горящем бассейне с шариками. Его тело ломит, но он мгновенно вспоминает о смертельной опасности, висящей над ним, когда чует запах плавящегося пластика и паленой древесины. Он выбирается из бассейна и ощупывает себя. Он снова труп, — облом — он снова стоит перед своим полумертвым отцом, — двойной облом — он почти уверен, что всё произошедшее было одним большим сном. Его отец смотрит на него, накренив голову вбок, изучает его. Майк тяжело дышит, пару мгновений они ничего друг другу не говорят. Потом отец начинает брести к нему, и он делает шаг назад, пульс стучит в ушах и сердце мечется в груди так громко, как никогда за все годы его «жизни». Бассейн с шариками находится посередине комнаты, это будет последнее место, которое поглотит огонь, что приближается к ним через вентиляцию в потолке. Майк смотрит на отца и представляет на его месте маленького Уильяма, который плачет и боится монстра в шкафу, он умоляет Майкла выжить, остаться рядом, быть его другом. Майк опускает плечи, он усмехается и указывает на отца: — Вау, твой отец был почти таким же куском дерьма как ты! — голова его наклоняется так сильно, что Майку кажется, что та вот-вот оторвется от эндоскелета. — Ты был так напуган. Похоже, ты всё-таки нарушил обещание, раз мы всё ещё здесь, мы всё ещё умираем. — Т-ты н-н-несешь б-бред, — говорит отец, размахивая обрубком руки как рапирой, и приближается в нему ещё на шаг. — Элизабет, Эван и я. Мы умерли, потому что ты боялся чертового монстра в своем шкафу! Потому что ты не сдержал свое обещание! Что, ты назвал своего сына Майклом, потому что я был единственным достойным человеком, которого ты встретил?! Отец прекращает пытаться передвигать полусгнившими ногами, он дергает головой в другую сторону, черты лица аниматроника искажаются во что-то, напоминающее ухмылку. Майкла накрывает волна невыносимого осознания. Отец совершенно не понимает, о чем он говорит. Боже, это произошло почти век назад. Почему он ожидал, что разложившийся труп в костюме кролика вспомнит то, что произошло, когда ему было десять лет? Пора покончить с этим. Сделай то, на что у тебя никогда не хватало сил… Его отец рассматривает бассейн с шариками. Он с любопытством изучает его, как когда-то мертвого кролика на дороге. Теперь он делает шаг по направлению к нему, а не к сыну. — Эй! Ты меня не слышал, сукин сын?! Давай, поймай меня! Майк с ужасом понимает, что возможно его слова просветили отца в ситуацию, что каким-то образом, грязная пластиковая дыра, купленная за четыре тысячи баксов, вела в переулок у его старого дома детства. Блять. Не в первый раз его недальновидность давала его отцу преимущество. «Ты такой идиот, Майкл». Ага, да, похоже, отец был прав. — УИЛЬЯМ! — он перекрикивает ревущее пламя, что пожирает здание. Почему-то, худшее, что сейчас на уме у Майка, это не перспектива умереть от рук собственного отца. Это маленький Уильям Афтон, ребенок, который не понимает свою голову, который умоляет Майка простить его, который падет жертвой своего будущего «я». От мысли смерти очередного ребенка, все тело Майка пробирает от адреналина. Он бросается в сторону отца и всем весом наваливается на аниматроника. Не ожидавший удара, тот падает на землю, не успевая даже прикоснуться к бассейну. Отец впивается в плечо так, что оно хрустит под его хваткой. Майк морщится от боли, но выворачивается, при этом успевая ударить ногой по хрупкому проводу, соединяющему стопу и голень. Он бьет по нему еще несколько раз, и отец падает в сторону, как сломанная кукла. Я не могу позволить ему попасть туда. Я еще не успел спасти его. Он хватает отца за лодыжку, и дергает его со всей силы. Острый обрубок его руки почти дотягивается до пластиковой оболочки бассейна с шариками, промахнувшись всего на пару сантиметров. Майк кричит и тащит тело отца по полу, тот вырывается и яростно пинает его в грудь, напрочь выбивая воздух из легких. — Ч-ч-ч-ч-что т-ты т-ам в-видел, М-Майкл? — требует его отец, возвышаясь над ним, Майк едва успевает увернуться от удара. — Т-ты жал-л-лкий ч-червь. — Он бил тебя! — кричит Майк, толкая отца опять. — Он бил тебя, прямо как ты меня! Ты должен был защищать меня! Ты мой отец, но всегда желал мне только смерти! — Т-т-ты уб-бил м-моего с-сына, — его отец безумно смеется, этот звук напоминает металлические пластины, трущиеся друг об друга. Потолок пиццерии обваливается, комнату заливает лунный свет. — У-у-уби-убийца. Майк всегда знал, что он убийца. Да, ему больно думать об этом, но он уже привык. Он повторял это себе каждый день, каждую секунду своей несчастной, жалкой жизни. Отец, должно быть, замечает смену эмоций и насмехается: — Т-ты в-всегда х-хотел быть п-похожим на с-своего с-с-старика. — Я не… — Т-ты т-такой же к-к-как я во в-всем, Майкл, к-кроме одного, — его подходит ближе. — Ты не побеждаешь. Существуют фундаментальные законы вселенной. Есть гравитация, есть налоги, есть смерть и есть загробный мир. Но также есть еще один неоспоримая аксиома того, что Уильям Афтон всегда прав. Но, если принимать, что прожитые им два дня были лишь секундой в этом мире, то Майкл Афтон открыл для себя еще один однозначный факт: Уильям Афтон напуган. — Может и нет, — тихо признает Майк. — Может, я никогда не побеждаю. Может, ты лишил меня этой возможности. Но знаешь, что, папа? Ты такой же как Эван. Ты просто напуган. Ты… ты просто человек. — Я б-бес-смер… — Да? Посмотри, как выглядит твое бессмертие, ублюдок, — Майк опять думает о маленьком Уильяме, о его монстре в шкафу, и он просто не может оставить этого ребенка. Не может, не важно, какая жуткая улыбка была на лице Уильяма, когда он трогал того кролика. Он не может подвести ещё одного ребенка. Майк обязан попытаться. Дверь главной игровой зоны ещё на месте, её ещё можно закрыть. Ладно. Вытащи папу из комнаты. Прыгни в бассейн. Используй эти несколько минут, чтобы навсегда изменить его жизнь и спасти всех. С внезапным новым порывом сил Майк делает глубокий вдох и смотрит прямо на отца: — Я собираюсь спасти тебя, ублюдок. Его смех стихает и на мгновение лицо чудовища разглаживается в спокойном выражении. Его голос не звучит механическим, скрипучим и грубым. На секунду, на одну давящую, печальную, гнетущую секунду, Уильям Афтон звучит как человек: — Для меня нет спасения, Майк. — Дай мне хотя бы попробовать! — кричит Майк, по его обезображенному лицу катятся слезы, Боже, он просто хочет вернуться к Уильяму, к единственному, кто когда-либо верил в него. — Ты поверил в меня! Что я тебе сделал?! Я напоминал тебе его?! Просто ответь мне, папа, что я тебе сделал… — он замолкает. Он знает, что он сделал. Он убил Эвана. — Папа, я могу спасти его. Я могу спасти твоего сына. Я просто… — Т-ты н-не м-можешь б-быть г-героем. «Ты убийца, — говорил ему отец, ещё до того, как он лишил кого-то жизни в первый раз, до того, как пролил кровь. — Как ты вообще мог сделать это, Майк? КАК ТЫ МОГ ЗАБРАТЬ ЕГО У МЕНЯ?!» — Ты был зол, потому что он был твоим сыном, или потому что я забрал то, что принадлежит тебе, старик? Ты никогда не любил. Его отец смеется: — Я л-любил их, я п-презирал т-тебя, ты никчемный паршивец. — ТЫ ПОВЕРИЛ В МЕНЯ! — Майк опускает руки и, случайно нащупывая карманы, ахает от удивления. Он начинает поспешно шарить по ним и достает то, что застает отца врасплох: он достает фиолетового деревянного кролика. Он протягивает и показывает его отцу с такой верой, как Моисей, который вскидывает руки к расступившемуся морю. Отец скрипит зубами, вцепившись безумным взглядом в игрушку. Майку становится невыносимо жарко, огонь подбирается ближе. Майк выбегает из комнаты. Отец неуклюже пытается следовать за ним. Они оказываются в коридоре вне игрового зала, Майк перепрыгивает через деревянные обломки, но отец ловит его и с силой толкает в стену, внутри него провода скрипят и ноют. Майк с ужасом наблюдает, как отец поднимает обрубок руки и направляет на него. Но вместо того, чтобы убить Майка, он протыкает деревянную игрушку. Он подносит её ближе, рассматривая и что-то бормоча под нос. На мгновение что-то блестит в его глазах, и он шепчет, почти как человек: — Б-б-бу-будь х-х-храбрым. Будь храбрым, — он говорит сам с собой, словно Майка тут вовсе нет. Металлическая рука опускается, Майк пользуется моментом и ускользает из хватки, его отец не отрывает глаз от сломанной игрушки. Майк забегает в игровую зону и захлопывает за собой дверь. Он с трудом хватается за самый уцелевший стол и тащит его ко входу, перекрывая его. Он берет сгоревшие стулья, столы и игрушки, чтобы забаррикадировать дверь. Он разворачивается и бежит, даже не собираясь проверять, сработает ли бассейн с шариками опять. Майк должен только вернуться к младшей версии отца и сказать ему, что всё хорошо. Он собирается, черт возьми, исправить Уильяма Афтона. Он прыгает и огня больше нет, только теснящая мгла.