–– • ––
Он не проронил ни слезы. Ничего не изменится, если он заплачет. Слёзы не помогут. Никакие слёзы не вернут Вэй Ина к жизни. Замерев, он лежит, не двигая ни единым мускулом своего тела, ожидая, пока Лань Сичэнь покинет цзинши; он остаётся один только к полуночи. Орден Гусу Лань придерживается строгих правил, и одно из них призывает всех адептов ложиться в девять вечера. Однако даже если бы комендантского часа не было, ничто не смогло бы остановить его. Ему было необходимо увидеть всё своими глазами. И если Вэй Ин действительно мёртв, он должен убедиться в этом лично. Пусть будут прокляты его раны — они не имеют значения. Если смерть желает забрать его в свои объятия, то пусть сделает это, когда он окажется на месте смерти Вэй Ина. Он бы хотел, чтобы его тело рассыпалось прахом в том месте, которое Вэй Ин защищал ценой своей жизни. Каждое крошечное движение порождает волну боли, а его раны беспощадно ноют, и не найдётся в мире слов, которые смогут описать эти мучения. Сцепив зубы, он терпит. Это — последнее, что он может сделать для Вэй Ина, который пережил столь многое. Не став утруждать себя выбором одежды, он наугад хватает и накидывает на себя только один лёгкий слой, чтобы просто прикрыть тело. Раны на его спине открываются, и тёплая кровь струится по его израненной коже. Лань Ванцзи не волнует, если бинты или белый халат окрасит алый цвет. Нужно уйти. Взяв Бичэнь со стойки, он спешит к выходу. Лень Ванцзи распахивает двери и выходит наружу, направляя меч в сторону Илина. К Погребальным Холмам. К Вэй Ину.–– • ––
Приземлившись на пыльную тропинку, он спотыкается, увидев перед собой на обгоревшие хижины — последствие осады, устроенной заклинателями. Скелеты — точно напоминания о былом. В памяти всплывает воспоминание того времени, когда его пригласили сюда. Воздух тяжестью оседает в лёгких и в горле, не поднимаясь выше; каждый вздох даётся ему с трудом. Всякий глоток воздуха, который он делает, словно был пронизан тысячью осколками. Это слишком больно. Заклинатели не знали милосердия. Они не оставили от этого места ничего и никого живого. Земля курганов пропиталась их яростью. Пепел под ногами окрашен в непроглядный чёрный цвет, а воздух полнится медным запахом, который всё больше оседает в лёгких Лань Ванцзи с каждым новых вдохом. Ноги не слушаются, точно прилипли к земле, а колени подгибаются от обрушившегося на него горя. Жгучий стыд за мир, в котором невинных убивали, словно какой-то скот, снедает Лань Ванцзи изнутри. Разве отличаются они тогда от Вэнь Жоханя? Разве же они не лицемеры, которые забрали жизни тех, кто ни разу не брал в руки меч и желал только одного: увидеть рассвет нового дня? Лань Ванцзи пытается заставить себя двигаться, он должен сделать это, чтобы найти хотя бы что-то, что могло остаться от Вэй Ина. И как только он найдёт это «что-то», у него получится обрести хотя бы какое-то подобие умиротворения. Несмотря на испещренную ранами спину и годы дисциплины, прочно въевшиеся в его кости, он пытается добраться до Пещеры Усмирения Демона как можно скорее. В прошлый раз, когда он посещал Могильные курганы, здесь царила жизнь, несмотря на сухие, обшарпанные стволы деревьев и серость, которую создавало небо над Холмами. И тогда он сказал Вэй Ину, что все его труды, которые определённо приносили плоды, не были напрасными. Жизнь кипела в этом месте в день, когда он пришёл с визитом. Здесь ютились беженцы из клана Вэнь, и пока одни занимались строительством домов, а женщины плели корзины, прочие — ухаживали за посевами, в то время как дети играли с Вэнь Нином, используя то палки, то камни. Здесь царила жизнь. Жизнь, которую столь поспешно забрали. То были невинные люди, чья смерть — всего лишь результат предрассудков этого мира. И прекрасный, яркий, блистательный Вэй Ин умер. Дыхание перехватывает, а взгляд мутится, когда боль ран вновь напоминает о себе, пронзив не только спину, но и сердце. Изнеможение медленно пронизывает его ослабшее тело, и он не может уже держать ровную осанку, как обычно. Придерживаясь одной рукой за выступающие из стены камни, другой рукой он опирается о Бичэнь, изо всех сил пытаясь удержаться на ногах. Несмотря на то, что его шатает из стороны в стороны, он продолжает идти. Воспоминание вспыхивает, неожиданно напомнив о былом, едва он успевает добраться до центра пещеры. Именно здесь Вэй Ин показывал ему свои наброски. Именно здесь Вэй Ин демонстрировал ему то, что создал своими руками. Изображения и рисунки талисманов и части его изобретений валялись везде. Точно демонстрация великолепного ума Вэй Ина, чей порыв, беспрерывно кричащий о том, чтобы его услышали, невозможно было сдержать. Вдохнув поглубже, он падает на колени. Бичэнь звенит, ударившись о твёрдые камни рядом. Снедаемый одиночеством, он опускается в центре пещеры Усмирения Демона. Вокруг пусто. От Вэй Ин не осталось ни волоска, ни чего-то ещё. Ни следа, ни доказательства, что он когда-либо жил здесь. Пропали и наброски, и незаконченные изобретения, и мелкие безделушки. Не осталось ничего. Лань Ванцзи безвольно опускает руки. От чувств не осталось и следа, потому что Вэй Ин умер, забрав с собой сердце Лань Ванцзи. Сжав левой рукой грудь, он едва слышно, несвязно бормочет себе под нос. Лишь в тот миг, когда он замечает мокрые следы на камнях под собой, Лань Ванцзи понимает, что плачет. — Вэй Ин, — шепчет он хриплым, почти скрипучим голосом, осознав, что давно не говорил. — Вэй Ин. Вэй Ин. Вэй Ин. Вэй Ин. Имя срывается с его уст снова и снова, однако ни одно из его слов уже никогда не встретит ответа. Лань Ванцзи не знает, чего ожидает. Он хотел увидеть Вэй Ина. Хотел уберечь Вэй Ина от боли. Хотел защитить Вэй Ина. Хотел услышать его голос хотя бы ещё один раз. Однако для всего этого слишком поздно. Если бы он был чуть-чуть более открытым. Если бы он рассказал Вэй Ин о своей любви немного раньше. Если бы он просто был… там. И теперь Лань Ванцзи должен будет жить в мире, в котором не будет Вэй Ина, однако жизнь эта будет ничем иным, как существованием. Он должен будет жить с безжалостно поглощающими его сожалением и виной за смерть Вэй Ина. Он должен будет жить, помня о том, как в их последнюю встречу Вэй Ин ненавидел его и просил исчезнуть. — Вэй Ин. Я люблю тебя. Погребальные Холмы полнятся тишиной. Здесь не было ни животных, ни насекомых, которые могли бы издавать хоть какие-то звуки. Всё, что было на этой земле, мертво. «И теперь, — думает Лань Ванцзи, — Вэй Ин ушёл, и у меня не осталось причин жить.» В этот момент Лань Ванцзи решает: он останется на Погребальных Холмах до тех пор, пока его тело не обратится в прах, который впитается в здешнюю землю, и тогда он сможет воссоединиться с Вэй Ином. А затем его ушей достигает тихий плачь. Надежда загорается в груди Лань Ванцзи. Это невозможно. Замерев, он прислушивается, улавливая это снова: тихое движение и шорох. Потянувшись за Бичэнем, он заставляет себя встать. И суставы, и мускулы — всё его тело сопротивляется, словно крича о том, насколько оно изнеможенно, и отказывается двигаться, однако ради себя и ради Вэй Ин он делает это. В углу пещеры лежит мёртвое дерево, сухое и очень хрупкое на вид. Не приближаясь, он обращается к слуху, лишь бы убедиться снова, что ему не послышалось, и вновь слышит тихие звуки затруднённого дыхания. До дерева он добирается так быстро, как только мог. Не обнаружив возле сухого бревна никого и ничего, он обходит его. Там, спрятанный в дупле, лежит маленький ребёнок. Слёзы вновь обжигают глаза. Прямо здесь, несмотря на то, что смерть протянула свои руки ко всему вокруг, остался кто-то живой. Ребёнок. То последнее, что осталось от них. Дыхание А-Юаня тяжёлое, а кожа — липкая и настолько горячая, что у Лань Ванцзи не остаётся сомнений: лихорадка. Не теряя времени ни на раздумья, ни на что-либо ещё, он поднимает ребёнка на руки, и раны тут же напоминают о себе. С самого начала путешествия из Облачных Глубин кровь не останавливалась ни на миг, однако в данный момент Лань Ванцзи не столько беспокоится о том, что может умереть, сколько переживает за безопасность ребёнка в его руках. И несмотря на всё это он хочет смеяться. Вэй Ин оставил после себя того, кого любил, и Лань Ванцзи собирается проследить за тем, чтобы этот ребёнок ни в чём не нуждался. Мальчик должен прожить ту жизнь, которую не смогли пройти они с Вэй Ином. А-Юань будет жить в мире, в котором будет знать, что он любим. Ту жизнь, в которой ему не придётся голодать снова. Ту, в которой он будет точно знать, где его место. Всего минуту назад Лань Ванцзи был готов проследовать за Вэй Ином… Однако Вэй Ин любил доказывать всем, что он действительно способен совершать невозможно, неважно, живым или мёртвым. Всего минуту назад он и подумать не мог, что сможет решиться прожить жизнь без Вэй Ина, однако он сумел найти причину в лице этого маленького мальчика, о котором Вэй Ин заботился, как о родном. Ребёнок, которого он опекал и любил. В его голове словно бы звучит этот насмешливый голос, так похожий на тот, который принадлежал Вэй Ина. Тот самый певучий голос, которым он дразнил его в те времена, когда они ещё были подростками: «Ты не умрёшь, потому что я дам тебе причину жить.» Теперь в его руках лежит А-Юань — то последнее, что осталось от человека, которого он любил и до сих пор любит. Он пришёл сюда в надежде найти хоть что-то, что мог оставить после себя Вэй Ин, и нашёл. Бережно прижав ребёнка к сердцу, Лань Ванцзи не теряет времени зря и направляет меч обратно в сторону Облачных Глубин. Оказавшись у ворот, он тут же замечает и брата, и дядю, и небольшую группу учеников, ожидающих его возвращения. Тёмные пятна пляшут перед глазами, а зрение вновь мутится, и он убеждает себя: он почти прибыл. Он не может передохнуть, пока не убедится, что А-Юань будет в безопасности. — Ванцзи! — восклицает старший брат, едва Лань Ванцзи успевает приземлиться. И если бы не дядя и брат, всё могло пройти куда менее успешно. — Ванцзи! — дядя внимательно оглядывает его, проверяя состояние. — О чём ты только думаешь? Вместо того, чтобы обратиться к дяде, Лань Ванцзи бросает взгляд на брата, а после — на ребёнка, которого он держал в руках. Глянув в том же направлении, он должен был заметить копну тёмных волос, выглядывающих из-под длинных рукавов одежды мужчины. — Кто это, Ванцзи? Не ответив прямо, он произносит совершенно другое: — Позаботься о нём. То была даже не просьба — требование. — Кто он? — повторяет дядя. Сознание медленно ускользает от него, и Лань Ванцзи понимает, что ещё немного — и он не выдержит и рухнет на землю, однако он обязан взять с брата общение до того, как это случится. Не для себя, а для этого мальчика. Не колеблясь, он произносит: — Позаботься о моём сыне. Лица прочих собравшихся искажается в удивлении, едва все они слышат это заявление, однако Лань Ванцзи не обращает на это никакого внимания. Раны на его спине причиняют невозможную боль от чрезмерного напряжения. — Ванцзи, — если Лань Сичэнь и слышал его слова, то очевидно решил не обращать на них внимания. Лань Ванцзи слышит ужас, сквозивший в голосе брата, когда тот смотрит на его спину, залитую кровью. — Твои раны. — Поклянись, — говорит Лань Ванцзи. — Поклянись, что не причинишь ему вреда. — Нам нужно отнести его к целителям, — торопливо вступается дядя. — Ванцзи, ты истекаешь кровью. До тех пор, пока он не убедиться, что его сына не тронут и тот сможет проснуться в безопасности, Лань Ванзци не собирается уходить куда-либо. — Нет, — жестко отрезает Лань Ванцзи, а после обращается к Лань Сичэню. — Прошу, брат. Решение, которое принимает брат, отражается на его лице, и Лань Ванцзи знает о том, что он скажет, прежде, чем тот уверяет его. — Да, Ванцзи, твой сын будет в безопасности здесь, в Облачных Глубинах. И после сознание окончательно ускользает от него.–– • ––
Проснувшись на следующей день, он замечает, что снова находится в цзинши и лежит лицом вниз на своей постели. Бинты на его спине заменили на свежие. Возникает странное ощущение дежавю. А затем воспоминания возвращаются к нему. Вэй Ин умер. Лань Ванцзи отправился на Могильные Курганы и нашёл там А-Юаня. А-Юань. Мысли обрываются, едва чужая рука касается его плеча в каких-то нескольких сантиметрах от ран на спине. — Ванцзи, — звучит нежный и заботливый голос брата. — Всё в порядке. — Где он? — хрипло спрашивает он, чувствуя сухость в горле, однако ни в чём не нуждается до тех пор, пока не узнает, где А-Юань. — Где мой сын? Брат прикрывает глаза и вздыхает. — Спит в лекарском павильоне. Лань Сичэнь поднимается и идёт к столу, расположенному рядом с постелью Лань Ванцзи, на котором стоял таз и лежала ткань. Взяв всё необходимое в руки, он вновь присаживается рядом с Лань Ванцзи. Поставив таз перед собой, он смачивает полотенце, а после подносит его к губам Лань Ванцзи. Прохладная вода лишь утоляет его жажду лишь немного. — У мальчика лихорадка. Той ночью лекари боялись, что она станет для него последней. Страх прочно оседает в его груди. Лань Ванцзи шевелится, пытаясь подняться. — Мне нужно увидеть его. — Ванцзи! — восклицает брат. — Прошу, тебе нужно отдохнуть. Твои раны ещё не зажили, и ты никогда не сможешь взять в руки меч, если будешь продолжать в том же духе. Не прислушавшись к предупреждениям брата, он продолжает попытки подняться и встать. Ему нужно увидеть А-Юаня. — Ванцзи! — брат хватается за него, придерживая. — Ванцзи! Остановись! Он не хочет потерять А-Юаня также, как потерял Вэй Ина. — Я не потеряю своего сына, — грубо отрезает он. — Мне нужно увидеть… — Ванцзи, — брат смотрит на него, и только тогда Лань Ванцзи замечает слёзы на его глазах. — Ванцзи, прекрати. С тех пор, как их мать ушла из жизни, он ни разу не видел брата в таком состоянии. Тогда причиной его слёз также был Лань Ванцзи. Лань Сичэнь пришёл за ним, а он стоял на коленях перед домиком их матери, перед дверьми, которые никогда более не откроются. В ту ночь он лёг в постель Лань Сичэня и спросил, почему мама больше не откроет дверь. Промолчав, тот лишь крепко прижал Лань Ванцзи к себе, и он мог чувствовать только тепло, которые дарили объятия брата, и прохладу слёз, пропитывающих одежду. И теперь он вновь заставляет брата проходить через страдания. — Я не хочу потерять этого ребёнка так же, как потерял Вэй Ина. — Ах, — тотчас понимает его Лань Сичэнь. Опустив взгляд на мгновение, он смотрит на брата с облегчением. — Этот ребёнок… — Позволь увидеть его. — Постой, — спохватился брат. Лань Сичэнь поднимается и касается щёк Лань Ванцзи. — Я постараюсь сделать что-нибудь. Брат уходит, и он безвольно смотрит ему вслед.–– • ––
Двое целителей входят в цзинши вместе с братом и в этот раз — дядей. Лань Хуэй выходит вперёд и кланяется ему. — Ханьгуан-цзюнь. Взгляд падает на ребёнка, которого держит в руках один из целителей. Лань Хуэй продолжает: — Лидер клана попросил принести его в ваши покои. Лихорадка до сих пор не спала, однако его жизни ничто не угрожает. Сегодня его состояние куда лучше, чем прошлой ночью. Люди отступают, практически прижавшись к разным углам цзинши, и пропускают учеников, в чьих руках простыни и кровать куда меньших размеров. Как только те заканчивают, Лань Хуэй подзывает остальных целителей и попросит их положить ребёнка на постель. Кровать, в которой лежит А-Юань, располагают так близко к нему, что Лань Ванцзи с лёгкостью может протянуть руку и коснуться сына, при этом не потревожив рубцов на спине. Он бросает взгляд на А-Юаня; несколько прядей упали на его лицо, и Лань Ванцзи, потянувшись, бережно заводит их за его уши. Ребёнок тихо ворчит в ответ. Мужчина замирает, забеспокоившись, что мог каким-то образом причинить мальчику вред, однако А-Юань почти сразу подвигается к его руке, точно пытается найти источник приятного тепла. — Ежедневный осмотр будет необходим, — начинает объяснять Лань Хуэй, — для вас и для… — Лань Юаня, — твёрдо произносит Лань Ванцзи. Он не обращает внимания на взгляд, которым смотрит на него дядя. В этот миг всё внимание Лань Ванцзи сосредоточено исключительно на сыне. — Конечно, Лань Юаня, — целитель понятливо кивает. — Когда он проснётся, ему будет необходимо поесть. Обычный бульон подойдёт лучше всего. С этими словами целители прощаются, пожелав здоровья и пообещав вернуться через пару часов. Дядя и брат остаются, устроившись неподалёку от Лань Ванцзи. Первым тишину нарушает его дядя. — Кто этот ребёнок, Ванцзи? Не вопрос — это требование объясниться, и Лань Ванцзи даёт ему ответ, не реагируя на гнев дяди. — Мой сын. Он — Лань Юань. — Ванцзи! — шипит дядя. Лань Цижэню никогда не требовалось много слов. Лишь этого крошечного, короткого звука было достаточно, чтобы тот высказал этим своё недовольство и попросил объясниться точнее, однако Лань Ванцзи не может сказать большего в этот момент. — Дядя, — мирно произносит Лань Сичэнь. — Прошу вас. — Сичэнь, раз он называет этого ребёнка своим сыном, то не далёк тот день, когда пойдут слухи о его происхождении. — Сплетни запрещены, — не соглашается Лань Ванцзи. — В Облачных Глубинах, — тут же парирует дядя. — Наши правила не предотвратят бессмысленную болтовню, которая заполнит другие кланы. Брат пристально смотрит на него. Лань Ванцзи останется непреклонным, и он знает это. Если они думают, что он откажется от защиты своего сына, то они пришли сюда, заведомо проиграв. Лань Сичэнь знает это слишком хорошо, поэтому может только вздохнуть и отступить. Он подходит к тому месту, где спит Лань Юань, и улыбается, глядя на Лань Ванцзи. Брат накрывает его руку своей. — Позволь увидеть моего племянника.–– • ––
Брат тратит то время, которое мог бы тратить на работу лидера ордена, чтобы позаботиться о Лань Юане, пока Лань Ванцзи не может сделать этого. Их дядя крайне недоволен этим и находит всякую возможность, чтобы напоминать о делах, которые необходимо решить после событий в Безночном городе и на Погребальных Холмах. Лань Сичэнь не соглашается. — Ты делал то же самое для нас с Ванцзи ради нашего отца, дядя. Если ты смог совмещать обязанности лидера клана и заботу о нас, то и я могу сделать то же самое. Позволь мне сделать это для моего собственного племянника.–– • ––
Лань Юань просыпается точно в тот момент, когда Лань Сичэнь пытается бережно смахнуть волосы с его лица. Ребёнок дёргается, уворачиваясь от прикосновения. Лань Сичэнь одёргивает руку и заметил слёзы в глазах мальчика. — Сянь-гэгэ? — всхлипывает он, принявшись озираться по сторонам в попытке найти хотя бы кого-то знакомого. Глаза ребёнка находят на то место, где лежит Лань Ванцзи, а тот тянется к сыну. — А-Юань. — Богач-гэгэ! Слёзы струятся по лицу ребёнка, когда он спешит к месту, где находится Лань Ванцзи. Запутавшись в простынях, ребёнок неизбежно спотыкается. Лань Сичэнь осторожно присаживается на колени перед ним и заглядывает в его глаза. — Привет, — Лань Сичэнь приветливо улыбается. — Нужна помощь? Ребёнок кивает и тянется к руке Лань Сичэня. Тот поднимает мальчика на руки и подходит вместе с ним к Лань Ванцзи. И, похоже, только сейчас Лань Юань замечает, что Лань Ванцзи не может встать. — Больно? — спрашивает Лань Юань. — Богач-гэгэ ранен? — Да, — подтверждает Лань Ванцзи и тут же спешит его утешить. — Но я поправлюсь.–– • ––
Едва Лань Юань выздоравливает спустя неделю, как у него вновь начинается лихорадка и простуда. Время года сменяется другим, и погода становится прохладной, а мальчик совсем не был приспособлен к подобному. Вперемешку со стрессом, который он испытал за это время, новая болезнь была лишь вопросом времени. Лань Ванцзи всё также был прикован к постели и не мог позаботиться о своём сыне должным образом, поэтому ответственность за его здоровье пала на плечи целителей и Лань Сичэня. — У него сильный жар, — на лице Лань Хуэя залегает тень беспокойства. — Быстрее подайте таз. Адепты оставляют таз возле целебных трав, которые лежат возле Лань Хуэя. Намочив полотенце, целитель прикладывает мокрое полотенце ко лбу Лань Юаня. Даже лёжа на постели, Лань Ванцзи всё равно видит, насколько тяжёлое дыхание мальчика. Он добровольно принял наказание за Вэй Ина, и он никогда не будет сожалеть об этом. О чём он будет действительно сожалеть — так это о том, что не в силах помочь своему сыну. — Прошу, — произносит Лань Сичэнь вместо него. — Прошу, сделайте что угодно, чтобы спасти его. К счастью, лихорадка проходит через неделю. Лань Сичэнь спит на циновке рядом с постелью Лань Юаня. Несмотря на то, что его действия не соответствуют его положению лидера ордена, он охотно решился на это ради брата и своего племянника. Лань Ванцзи оглядывается на то место, где спит его брат, и тихо просит прощения на все проблемы, которые брат взвалил на свои плечи из-за него. Лань Юань шевелится во сне, и Лань Ванцзи тут же переводит взгляд на него. Ребёнок, точно ощутив его внимание, просыпается ровно в тот же миг, открыв заспанные глаза, и почти сразу смотрит на Лань Ванцзи. Торопливо поднявшись, ребёнок подползает к нему и устраивается рядом. — Привет, — шепчет он. — Болит? — Мгм. — Но тебе станет лучше? — Мгм. И тогда Лань Ванцзи понимает, что в их жизни действительно всё будет в порядке.–– • ––
Лишь спустя пару дней он замечает, что Лань Юань больше не спрашивает о Сянь-гэгэ. И когда Лань Ванцзи спрашивает его об этом, Лань Юань лишь вежливо отвечает: — Кто это?–– • ––
Он занимается своими делами, и ему запрещено покидать Облачные Глубины, а раны на его спине исцелились в достаточной мере. И всё же он до сих пор не может держать в руках меч, а о том, чтобы парировать им атаку, и речи быть не может. В конечном итоге он смирился с тем, что какое-то время будет неспособен на это. В любом случае, он должен был принять наказание. На протяжении всего этого времени он занимает себя игрой на гуцине. Пальцы легко поддаются ему благодаря долгой практике, а струны словно становятся его продолжением. Он также учит Лань Юань и никогда не принуждает его, предоставляя свободу выбора. Рассказывает ему о важности и значении их клановой лобной ленты и о том, что её могут касаться только родители и те, кто важен сердцу. Учит Лань Юаня правилам клана и тому, как важно действовать справедливо и правильно. А затем он отводит Лань Юаня на занятия. Они выходят из цзинши вместе, и Лань Ванцзи сжимает руку сына на всём пути до учебного павильона. Когда они подходят к нужному зданию, Лань Юань отпускает его руку и выпрямляется, принимая правильную позу. Пример истинно прилежного ученика клана Лань. Лань Юань кланяется Лань Ванцзи и прощается с ним, а после уходит в направлении других учеников его возраста, а белая лента развивается на ветру. Если бы Вэй Ин увидел его сейчас, гордился бы он им? Лань Ванцзи бесконечно боится, что всё больше меняет А-Юаня, которого знал Вэй Ина, на кого-то совершенно другого. Беспокоится о том, что Лань Юань проживёт ту же жизнь, которую пришлось прожить Лань Ванцзи. Однако все его переживания растворяются, стоит только Лань Юаню улыбнуться ему улыбкой, едва ли присущей истинному ученику клана Лань, но так похожей на ту, которая принадлежала Вэй Ину. В тихие минуты, когда наступает ночь и исчезают рамки вежливости, они становятся отцом и сыном, и Лань Ванцзи видит в маленьком Лань Юане Вэй Ина. Видит его в этой детской улыбке, в тоне голоса, пока тот оживлённо рассказывает о прошедшем занятии и о том, как его двоюродный дедушка раздражался выходками его друга Лань Цзинъи. Этот ребёнок растёт согласно совершенно иным правилам, и это легко заметить в его смехе, когда они сидят на поляне с кроликами. Что бы Вэй Ин подумал об А-Юане в эти моменты? Лань Ванцзи отчаянно желает услышать его голос ещё хотя бы раз.–– • ––
На шестой год смерти Вэй Ина горечь утраты становится невыносимой. Каждый год он покупает по кувшину «Улыбки Императора» и прячет вино под половицу в цзинши. И в этом году он решает испробовать её. Прошло достаточно много времени с тех пор, как Лань Юань перебрался из цзинши в собственную комнату, которую делил с другими адептами его возраста. Несмотря на это, здесь он был желанным гостем и мог провести ночь в цзинши в любое время, когда только пожелает. Лань Ванцзи не желает порицать обыденные желания сына. Он не станет заставлять своего сына тосковать по родителям так же, как это было с его родной матерью. Однако этой ночью он решает воспользоваться временем и уделить его своей печали. Решает сбросить с себя маску Ханьгуан-цзюня, Лань Ванцзи, несущего свет мужа и стать просто Лань Чжанем. Лань Чжанем, который влюбился как мальчишка. Лань Чжанем, который полюбил мужчину. Лань Чжанем, который всегда будет любить только одного мужчину, и его любовь к нему не иссякнет до тех пор, пока он не издаст свой последний вдох. Он вынимает из причёски шпильки, снимает головной убор и позволяет волосам рассыпаться по плечам каскадом. Это дарит некоторое подобие свободы. В этот момент исчезают обязанности, возложенные на его плечи. Нет больше необходимости держать голову высоко поднятой. Приблизившись к нужной половице, он опускается возле неё на колени. Открыв тайник, Лань Ванцзи вытаскивает оттуда кувшин «Улыбки Императора» и садится напротив стола. Перед ним стоит его собственная чаша, а напротив — ещё одна. Сначала он наливает вино в другую чашу — это для Вэй Ина. А затем он наливает и себе. Края чаши касаются его губ, и в этот момент он думает только о Вэй Ине. Размышляет о том, где сейчас блуждает его дух. Почти все его желания — это возможность вновь услышать и увидеть Вэй Ина, чтобы он был вновь живым, целым и невредимым. Алкоголь обжигает горло, и он думает о том, что Вэй Ин был прав — вино действительно ощущается на вкус, как нечто нежное… Не то чтобы у него был опыт в этом раньше, однако он так или иначе верит Вэй Ину. Вино оседает в его желудке, и он вновь думает о Вэй Ине. Думает о нём больше и больше и вдруг понимает: он начинает забывать, как выглядел и звучал Вэй Ин. Он знает, что Вэй Ин носил чёрное и красное, однако какой была форма его пальцев? Контур его лица? Каким был тон его голоса? Мысль о том, что он медленно, но верно забывает Вэй Ина, приводит его в ужас. Несмотря на помутившийся взор, он берёт в руки кисть и кладёт перед собой бумагу, а после начинает рисовать, вспоминая образ Вэй Ина, однако после четырнадцатого рисунка начинает понимать, что немного не в себе, и с яростью комкает очередной лист и бросает его к остальным. Бумага лежит везде, а капли чернил украшают пол, и Лань Ванцзи не помнит, выглядела ли цзинши когда-либо настолько же неопрятно, как сейчас. Дыхание становится частым. Воспоминания о Вэй Ине начали ускользать от него. Он помнит время, проведённое в Илине; ощущение губ Вэй Ина, когда поцеловал его на горе Байфен; выражение его лица, когда он предложил ему вернуться вместе в Гусу; дни, которые они провели в пещере Черепахи Губительницы; беззаботные и бесстыдные дни их молодости, прошедшие в Облачных Глубинах. Однако он не может вспомнить ничего менее значительного, что произошло между всеми этими событиями. Нужно вспомнить. Найти что-то, что будет напоминать о Вэй Ине и не позволит ему забыть о нём. Пошатываясь, он выходит из цзинши, несмотря на туман перед глазами. Дыхание быстрое, как и его шаги, и он идёт в направлении сокровищницы. Стража окидывает его растерянными взглядами, стоит ему только добраться до нужного павильона. Несмотря на это, они кланяются ему, следуя приличиям. — Ханьгуан-цзюнь. Лань Ванцзи не отвечает им ни поклоном, ни приветствием, вместо этого потребовав лишь одного: — Уйдите. Один стражник смотрит на другого, но никто из них не двигается. — Ханьгуан-цзюнь, прошу прощения, но нам не разрешено… — Уйдите, — повторяет он более грубо. Стража выходит вперёд, препятствуя ему. Лань Ванцзи не обращает на их действия никакого внимания и делает резкий взмах рукой, вкладывая в удар духовную силу. Это сбивает мужчин с ног, и они падают на землю, лишённые сознания. Замок легко подаётся ему, и, едва открыв дверь в сокровищницу, он не тратит время зря, мгновенно приступая к поискам чего бы то ни было, что может быть связано с Вэй Ином. Здесь должно быть что-то. До него доходили слухи, что ордена разделили между собой то немногое, что принадлежало Вэй Ину. Вероятнее всего, Лань Сичэнь также прихватил что-нибудь. Их клан занимается музыкой. Брат должен был забрать её. — Где же она? — отчаянно шепчет он. Она должна быть здесь. Пытаясь найти необходимое, он нисколько не заботится о беспорядке, который устаивает в последствии. — Ванцзи? — звучит голос его брата. — Что ты делаешь? — Должен найти её. Он не прекращает свои поиски и продолжает двигаться, швыряя вещи в разные стороны. Какой-то частью сознания он понимает, что что-то из того, что он выбрасывает прочь, безвозвратно разбивается, точно хрупкий фарфор. Брат сжимает руку на его плече. — Что ты ищешь, Ванцзи? — Флейту. — Какую флейту? — Нужно найти флейту. Потрясённый и ошеломлённый, Лань Сичэнь безвольно наблюдает за тем, как его родной брат устраивает немыслимый беспорядок в сокровищнице. Качнув головой, он приходит в себя и присаживается на колени возле одного из сундуков, вытаскивая оттуда белую нефритовую флейту. Он протягивает её Лань Ванцзи. — Это то, что ты ищешь? Лань Ванцзи замирает и пристально смотрит на протянутую ему флейту. Грубо схватив её, он тут же отбрасывает её настолько сильно, насколько может. — Нет. — Ванцзи! — восклицает брат. Где же она? Где флейта? Почему Вэй Ин всегда ускользает от него? Почему у него никак не получается удержать его? А затем, открыв один из множества других сундуков, он видит его. Это совсем не флейта, однако Лань Ванцзи узнаёт в этой вещице железо, которым Ван Линцзяо ставила клеймо. Торопливо схватив его, он также быстро распахивает ханьфу на своей груди другой рукой, а затем вливает в железо духовную силу. Оно тут же вспыхивает ярко-оранжевым, и Лань Ванцзи чувствует жар, исходящий от него. Не колеблясь ни секунды, он прижимает клеймо к груди, повторяя им то, которое было у Вэй Ина. Запах горелой плоти тут же заполняет пространство, вызывая тошноту. Лань Сичэнь забирает клеймо из рук брата, опоздав на ужасную секунду. Так или иначе, знак ордена Цишань Вэнь уже горит на его груди. — Ванцзи! Брат теряет всякое самообладание. В это же время приходит в себя стража, а у входа в сокровищницу собираются некоторые адепты, которых заинтересовало происходящее внутри. Их дядя заходит в помещение, отослав прочих обратно в их комнаты, пока кого-то из учеников не настигло наказание. — Позовите лекаря! — говорит он, а после обращается к одному из стражников. — Что всё это означает? — Он пьян, — прорычал Лань Сичэнь. Никогда ещё Лань Ванцзи не видел своего брата в подобной ярости. — Что? — возмущено восклицает дядя. — Ты выпил?! Лань Сичэнь делает шаг вперёд. На его лбу залегает складка, и Лань Ванцзи видит на его лице и беспокойство, и печаль, и злость. — Почему? На мгновение потерявшись, он признаётся: — Я забываю его. Брат глухо всхлипывает и отчаянно сжимает его плечи. — Ванцзи, остановись. Прошу, прекрати это. — Этот фарс длится слишком долго, — говорит Лань Цижэнь. — Ванцзи, ты должен остановиться. Лань Ванцзи отказывается склонять голову. — Ничто не может заставить меня отказаться от любви к Вэй Усяню. — Любви? — повторяет Лань Цижэнь. — Эта любовь только разрушила тебя. Так же, как твоего отца… — Дядя! — обрывает его Лань Сичэнь. — Раз тебя так волнует любовь, — отступает Лань Цижэнь, — тогда посвяти эту любовь своему сыну. Тому, за кого ты сражался. Пусть эта любовь будет ради его жизни, а не ради всего этого. В этот момент в помещение заходит Лань Хуэй с сумкой, полной необходимых трав и снадобий. — Что произошло? — Ожог, — объясняет Лань Цижэнь. Лань Сичэнь отходит, пропуская Лань Хуэя. Лань Цижэнь опускается на колени рядом, пока тот занимается ранами Лань Ванцзи. — Любишь его? — выдыхает Лань Цижэнь. — Тогда сделай всё правильно и живи. Позже той же ночью, когда всё успокоилось и пришло в норму, Лань Юань заглядывает в цзинши. Сейчас ему девять, и звуки его шагов более не быстрые и тяжёлые, а тихие и почти бесшумные, однако Лань Ванцзи всё равно слышит, как тот заходит в его комнату. Свечи не горят, однако он отчётливо видит силуэт сына в полумраке помещения. Грудь Лань Ванцзи перевязана, и на нём лёгкая единственная ткань ночной одежды, что не укрывается от сына. — Ты ранен? — Мгм. — Но тебе станет лучше? — Мгм. Сын устраивается рядом с Лань Ванцзи. — Спокойной ночи, отец. Время непременно излечит физические раны. Он последует совету дяди и сделает всё правильно, продолжив жить, как жил прежде. Ради Вэй Ина. Ради Лань Юаня.–– • ––
Надеясь занять время хотя бы чем-то, он отправляется на ночную охоту. Всякий раз он оказывается там, где царит хаос, и, сам того не осознавая, невольно поддерживает титул Ханьгуан-цзюня. Он путешествует, потому что не теряет надежды увидеть Вэй Ина вновь. Он путешествует, потому что если и есть хотя бы крохотный шанс найти Вэй Ина, то он должен убедиться в этом сам. И каждый раз, когда он уходит, какая-то часть его испытывает горечь. Прошло восемь лет со смерти Вэй Ина, однако любовь Лань Ванцзи к нему пылает всё также ярко, ни разу за это время не угаснув. Приблизившись ко входу в Облачные Глубины, он тут же замечает стражников, а те кланяются ему, бормоча привычное приветствие: — Ханьгуан-цзюнь. Лань Ванцзи узнаёт их и кланяется в ответ. Оказавшись в главном павильоне, он идёт в направлении покоев брата, собираясь доложить о прошедшей ночной охоте, когда до его ушей доносятся тихие голоса учеников. Те не замечают его, однако сам он видит их перед собой и… В одном адепте Лань Ванцзи узнаёт Лань Цзинъи, а в стоящем рядом с ним ученике — Лань Юаня, теперь Лань Сычжуя. Других троих он не знает. Один из них спрашивает: — Почему ты всегда носишь с собой эту бабочку? Лань Ванцзи замечет, как Лань Сычжуй улыбается. — Это подарок одного очень дорого мне человека. Она очень важна для меня. Лань Ванцзи не вслушивается в их разговор, однако сердце его трепещет от любви к Лань Сычжую. И он тихо ускользает от них, продолжив свой путь к покоям брата.–– • ––
Бывают моменты, когда мышцы его спины непроизвольно напрягаются, несмотря на то, насколько хорошо зажили раны. Лань Ванцзи привык к этому. Во время их дневного чаепития Лань Сичэнь замечает, что Лань Ванцзи непривычно для себя не двигается. — Заклинило спину, Ванцзи? — спрашивает Лань Сичэнь с другого конца стола. Лань Ванцзи наклоняет голову в согласии. — Подобное не тревожит меня. Лань Сичэнь примирительно вздыхает. — И всё же тебе стоит наведаться к целителям. Пусть они посмотрят, поможет ли тебе массаж, чтобы облегчить напряжение. На протяжении многих лет Лань Хуэй неоднократно прописывал ему необходимые мази, которое способствовали заживлению рубцов. В течение первых трёх лет Лань Сичэнь заботился о нём, поэтому у него не было никакого выбора, и брат втирал мази в его кожу с завидной периодичностью. И когда Лань Ванцзи поправился достаточно, чтобы он мог ухаживать за собой самостоятельно, он отказался от них. Он не испытывал стыда за шрамы. Рубцы напоминали ему о том, что ему пришлось пережить. Так или иначе, он всё же потакает просьбе своего брата. Лань Ванцзи стоит напротив входа в лекарский домик. Вежливо постучав в дверь, он оповещает о своём прибытии. Затем до него доносится глухой голос, предлагающий ему войти. Переступив порог, Лань Ванцзи тут же замечает Лань Хуэя и гору свитков, разложенных на столе перед ним. — Ах, Ханьгуан-цзюнь, — Лань Хуэй приветствует его поклоном. — Чем могу быть обязан вашему визиту? — Спина, — коротко говорит он. Лань Хуэй озадаченно смотрит на него. — Она беспокоит вас? — Мгм, — кратко мычит он. — Напрягается. Лань Хуэй кивает и приглашает его присесть на постель. — Снимите одежду. Я протру вам спину. Целитель поднимается с места и снимает с полок несколько склянок с мазями. Лань Ванцзи следует его указаниям и спускает с себя верхнюю часть ханьфу. Собрав волосы, он откидывает их вместе с концами ленты на бок. Лань Ванцзи ложиться на указанное место, а Лань Хуэй садится на колени возле него. Лань Хуэй внимательно смотрит на него, а после едва касается его плеча. — Теперь я понимаю, о чём вы говорили. Оставив фразу без ответа, он позволяет Лань Хуэю приступить к делу. В воздухе витает запах лимонной травы и ромашки, и Лань Ванцзи чувствует, как совсем скоро его мышцы расслабляются. — Ох, — вдруг подаёт голос Лань Хуэй. — Я знаю вас ещё с тех лет, когда вы были совсем ребёнком. Мне довелось позаботиться о многих ваших ранах. Лань Ванцзи ничего не произносит. — Вы всё такой же упрямец. Закончив, Лань Хуэй хлопает его по плечу, оповещая, что он может встать. Лань Ванцзи так и поступает: поднимается, натягивает рукава ханьфу и запахивает его, а после приводит себя в порядок. Одежда остаётся всё такой же белой и безупречной. Идеальный пример адепта ордена Гусу Лань. — Ваши одежды слишком сильно напоминают траурные. Прошло тринадцать лет. Лань Ванцзи не видит смысла отрицать очевидное, и, к тому же, ложь запрещена в Облачных Глубинах. — Так и есть. — Ради вашего молодого господина Вэя. Слова Лань Хуэя вовсе не звучат как вопрос. Об этом знают все старейшины, однако никто из них не обращает на это внимания, предпочитая забыть. Они игнорируют эту действительность так же, как прошлое его отца и матери. Они не станут беспокоиться об этом, и Лань Ванцзи знает это. — Я предпочитаю занимать нейтральную позицию, — заявляет Лань Хуэй. — Мой приоритет — это пациенты, о которых я забочусь. Политика меня не интересует. — Не понимаю, что вы хотите сказать этим, — говорит Лань Ванцзи. — Я хочу сказать, что меня не интересует мнение старейшин, — Лань Хуэй пристально смотрит на него. — Хотите ли вы увидеть своего молодого господина Вэя снова? Сначала его сердце замедляет свой ход, а после бьётся в стаккато — и в его груди загорается надежда человека, чьё единственное желание — увидеть возлюбленного ещё один раз. Вновь увидеть Вэй Ина и его улыбку и услышать звук его голоса. Лань Ванцзи готов отдать за эту возможность что угодно, и неважно, если это продлиться всего мгновение. — Больше всего. Лань Хуэй кивает и подходит к шкафу. Целитель опускается на колени и вытаскивает наружу сундук. Открыв его, он достаёт оттуда что-то, что было похоже на благовония. — Когда воскурите их, — Лань Хуэй вкладывает вещицу ему в руки, — сможете увидеть того человека, которого желаете увидеть больше всего.–– • ––
Лань Ванцзи оставляет благовония на столе. Курильница напоминает собой некоторую смесь животных: тело медведя, нос слона, глаза носорога, хвост быка и лапы тигра. И если сказанное целителем — правда, тогда, возможно… Присев на пол, он принимает позу лотоса, как при медитации. Проходит пара секунд, прежде чем он медленно вдыхает лёгкий запах дыма и шалфея. Открыв глаза спустя какое-то время, Лань Ванцзи осознаёт, что больше не в своей цзинши, и вместо привычных стен он видит перед собой густой лес, а, поднявшись, замечает, что сам он сидит на поляне. Скорее даже не на поляне — на лугу, поскольку трава здесь довольно высокая, но не настолько, чтобы она могла затруднить движение. Солнце дарит тепло, слишком далёкое от палящего зноя, который бывает летом. Место кажется незнакомым, так что Лань Ванцзи не до конца уверен, где именно находится. Не проходит и секунды, как он слышит голос позади себя. — Лань Чжань. Дыхание замедляется, и Лань Ванцзи не знает, когда дышал в последний раз, потому что этот голос, который он узнает среди тысячи других, звучит так близко к нему. Голос, который он узнает, даже если его память будет стёрта. Голос, который он различит среди других и в следующей жизни. Голос, который прочно и надолго поселился в его сердце. И когда Лань Ванцзи поворачивается, он видит его. Вэй Ина, в чьи распущенные длинные волосы вплетена красная лента, а одежды всё тех же красных, серых и чёрных тонов. Стоящий перед ним Вэй Ин напоминает того себя, каким он был во времена, когда выглядел исхудавшим и бледным от тягот титула Старейшины Илина, однако здесь и сейчас он выглядит куда более здоровым. Вечная тревога, залёгшая под его глазами, исчезла, уступив место тому блеску, который Лань Ванцзи знал со времён их обучения в Гусу. Предавший перед ним Вэй Ин — это тот Вэй Ин, каким он и должен был быть. Вэй Ин приближается к нему, и его улыбка точно ослепительное солнце. Лань Ванцзи двигается ему навстречу, и каждый его шаг совпадает с шагом Вэй Ина, и совсем скоро они уже стоят напротив друг друга, замерев. Лань Ванцзи восхищается Вэй Ином и серебристым цветом его глаз. Он запечатлевает его образ в своём сердце. — Лань Чжань, — приветствует его Вэй Ин. — Привет. В мыслях не остаётся никаких слов, кроме единственного имени. — Вэй Ин. Собственный голос дрожит. В горле оседает ком, а глаза щиплет от не пролитых слёз. — Ох, — выдыхает Вэй Ин. — Лань Чжань. Лань Чжань, почему ты плачешь? Вэй Ин тянется к нему, касаясь щеки, и Лань Ванцзи сдаётся ему. Не в силах стоять прямо, он опускается на колени перед мужчиной и беспомощно обхватывает его руками. Прижавшись к черных одеждам Вэй Ина, Лань Ванцзи вдыхает аромат солнца и пряностей. Запах чего-то очень знакомого, того, что принадлежало только Вэй Ину. — Вэй Ин, ты тут. До ушей доносится тихий смех, а затем Вэй Ин легонько касается его макушки, с нежностью перебирая пряди. Тот действует осторожно, не позволяя себе коснуться его лобной ленты. — Лань Чжань, — говорит Вэй Ин, точно обращаясь к ребёнку. — Ты хочешь видеть меня таким? Лань Ванцзи не уверен до конца, что именно имеет в виду Вэй Ин, говоря подобное, однако в его мыслях крутится лишь один ответ. — Так всё должно было быть всегда. Вэй Ин по-доброму смеётся. — Мы? Как сейчас? Лань Ванцзи качает головой и всё ещё вжимается в одежду Вэй Ина лицом. — Нет. Ты должен быть жив и здоров. Между ними пролегает тишина. Пользуясь этим временем, Лань Ванцзи удерживает в памяти это мгновение и те чувства, которые испытывает, держа Вэй Ин в своих объятиях. — Всё это не реально. — Мгм. Коснувшись его рук, Вэй Ин бережно отнимает их от своего тела. Несмотря на то, что Лань Ванцзи немного разочарован тем, что утратил такое желанное тепло, он не собирается просить о чём-либо. Сначала раздаётся тихий вздох, а после Вэй Ин присаживается напротив, отчего они оказываются настолько близко друг к другу, что Лань Ванцзи может услышать чужое дыхание. «Он дышит!» — восклицает в мыслях Лань Ванцзи. — Красивый, — Вэй Ин любуется им, поглядывая то на глаза, то на нос, то на губы. — Такой красивый, Лань Чжань. При виде тебя я забываю, как дышать. Он кивает. — Мгм. При взгляде на Вэй Ина забываю, как дышать. Смех Вэй Ина громкий и заливистый, совсем как в те времена, когда ему было пятнадцать. Этот смех — тот самый, который звучал в Библиотечном павильоне, когда они делили время наказания, — ласкает слух Лань Ванцзи. Прошло много времени с тех пор, как он слышал этот беззаботный и звонкий смех. Сколько бы ни пытался, Лань Ванцзи не может вспомнить ни единого мгновения, когда бы он мог видеть улыбку Вэй Ина, не говоря уже о смехе, пока вокруг них царила война. Именно таким Вэй Ин и должен был быть: ярким и беззаботным, как в юношестве, и смеющимся. Вэй Ин должен быть таким всегда. — Ты говоришь слишком много, — замечает Вэй Ин, не переставая счастливо улыбаться. — Так не похоже на тебя. — Я дал обещание после… — Лань Ванцзи прерывается, не в силах продолжить мысль, и вместо этого переходит к другой. — Обещал, что буду говорить Вэй Ину обо всём. — Ох, — понимает Вэй Ин, — потому что я умер. Улыбаясь, Вэй Ин смотрит на него, и Лань Ванцзи видит слёзы, застывшие в уголках его глаз. — Ты слишком хороший. Лань Ванцзи качает головой, прекрасно зная, что мнение Вэй Ина о нём слишком далеко от правды. Будь это действительно так, он бы смог защитить его. Будь он хотя бы на половину тем, за кого принимал его Вэй Ин, он бы был на его стороне и стоял рядом. — Эй, — шепчет Вэй Ин. — Давай закончим тот обед?–– • ––
Вот они сидят на лугу, но стоит пройти всего одному мгновению, и они оказываются в Илине. Улицы пустуют, и кроме них здесь ни души. Складывается впечатление, словно они единственные оставшиеся на земле люди, и Лань Ванцзи вдруг понимает, что этот факт нисколько не беспокоит его. В реальности он никогда не мог найти времени и шанса побыть с Вэй Ином наедине, а прямо сейчас они свободно бродят по улочкам Илина, предоставленные сами себе, пока мир вокруг них словно замер. — Пришли, — Вэй Ин делает взмах, вытянув руки. — Добро пожаловать в Илин. — Мгм. Уголки его губ растягиваются в лёгкую, едва уловимую улыбку. — Ах! — восклицает Вэй Ин. — Неужели я вижу твою улыбку? — Мгм. Вэй Ин смеётся, и звук его смеха — радостного и счастливого — вновь ласкает слух Лань Ванцзи. Этот смех должно бережно хранить, и весь мир обязан услышать его. Проходит секунда другая, и Вэй Ин бросает в его сторону взгляд, а после смотрит на его руку. Улыбнувшись, он обхватывает его ладонь своей и переплетает их пальцы, и Лань Ванцзи чувствует тепло, которое дарят прикосновения Вэй Ина. Опустив взгляд на их сцепленные вместе руки, он может думать только об этом и о том пламени, что загорается в его груди. Эта возможность касаться Вэй Ин так, как сейчас — всё, что ему нужно. — У тебя грубая кожа, — говорит Вэй Ин, поднеся их руки к своему лицу. — Но благодаря этому я знаю, что ты усердно трудишься. Губы Вэй Ина касаются костяшек его пальцев, и Лань Ванцзи чувствует, как жар охватывает кончики его ушей, однако он решает смолчать. Их путь пролегает туда, куда пожелает отвести их Вэй Ин, и Лань Ванцзи позволяет ему это без колебаний. Вокруг них то и дело встречаются прилавки, на которых, к удивлению, полно всякой уличной горячей еды. Схватив с одного булочки на пару, Вэй Ин предлагает их Лань Ванцзи, но тот отказывается. Стоит ему только потянуться за кошельком, спрятанным в рукавах одежды, как Вэй Ин тут же замечает это и останавливает его. — В этом нет необходимости. Замерев, он понимает, что в этом есть своя правда. Это всё не реально. Должно быть, Вэй Ин смог прочитать его эмоции, потому что тот тут же морщится. — В этом нет необходимости. Давай насладимся этим временем вместе, хм, Лань Чжань? Кивнув, он решает, что пусть так и будет — он насладится этим одолженным временем с Вэй Ином. Их неспешная прогулка продолжается, и Лань Ванцзи, испытывая тихое, молчаливое счастье, позволяет Вэй Ину вести их туда, куда тот только захочет. Тишина между ними полнится звонким голосом Вэй Ина и его рассказом о лавочках Илина и их владельцах, с которыми он был знаком. О мелких торговцах, чьим товаром были поддельные талисманы. О блюдах, которые он хотел бы купить. О том дне, когда они с Лань Ванцзи встретились снова — благодаря А-Юаню, разумеется. В конце концов, пусть проходит куда больше пары секунд, они подходят к чайному дому, а табличка над зданием гласит «Чайный дом Илина». — Пришли, — Вэй Ин указывает на чайный дом. — Мы так и не закончили тот обед. Лань Ванцзи склоняет голову в согласии, и Вэй Ин взволнованно сжимает его руку в ответ. Так же, как и в прошлый раз, они подходят к тому же столику, а еда мгновенно появляется перед ними, готовая и горячая. Вэй Ин устраивается первым, не отпуская руки Лань Ванцзи, а тот послушно следует за ним. Однако вместо того, чтобы заняться место напротив него, Лань Ванцзи садится рядом с ним. Перед ними щедрые порции блюд, несколько острых и не очень специй и две миски риса. Не желая терять время зря, Вэй Ин почти сразу приступает к еде, схватив палочки левой рукой. — Не хочешь отпустить? — Лань Ванцзи указывает на их руки. — Тогда ты сможешь поесть нормально. — Нет, — отказывается Вэй Ин и продолжает пододвигать к себе блюда. — Всё в порядке. Я могу есть и левой рукой. Даже занятый едой, Вэй Ин продолжает без устали рассказывать, какое из блюд самое вкусное — и, очевидно, им оказывается наиболее красное сред всех, чему Лань Ванцзи совершенно не удивляется, — а после указывает на сделанное на пару тофу, которое он предпочитает меньше всего. Здесь есть блюда, подходящие им двоим, однако Лань Ванцзи не притрагивается ни к одной из тарелок, предпочитая всё это время наблюдать за Вэй Ином. — Лань Чжань! — говорит он, едва надкусив рис, и протягивает Лань Ванцзи тарелку с тушеными овощами. — Ты тоже должен поесть! — Запрещено говорить во время еды, — привычно говорит он. — Не голоден. Вэй Ин проглатывает еду, которой был забит его рот. — Неправильно, что ем только я один. Вэй Ин дуется, и Лань Ванцзи, глядя на его губы, может думать только о том, чтобы поцеловать его. Тот замирает какое-то мгновение. — Лань Чжань? Сделав глубокий вдох, Лань Ванцзи действует. Он приближается к нему, глядя только на губы Вэй Ина, и видит, как тот следует его примеру. Обхватив рукой щёку Вэй Ина, Лань Ванцзи сокращает расстояние между ними и наконец-то касается уст возлюбленного своими. Их поцелуй не более, чем простое прикосновение губ, однако Лань Ванцзи, даже так ощутив оставшиеся на чужих устах пряности, доволен и этим малым. Едва он отодвигается, как Вэй Ин тут же тянется ему навстречу, не позволяя разорвать поцелуя. Взяв на себя инициативу, Вэй Ин, едва приоткрыв рот, касается верхней губы Лань Ванцзи языком. Самоконтроль исчезает, как и всякая сдержанность, и он отдаётся порыву. Поцелуй выходит медленным и смазанным, и пусть они оба обделены опытом, в этом мире не может быть ничего лучше. В голове пробегает краткая мысль, что он мог бы целовать Вэй Ина всегда, если бы ему только позволили это. Когда воздуха становится мало, Вэй Ин едва отодвигается от него, жадно вдыхая. И эта мысль — что Вэй Ин рядом и дышит — вновь ошеломляет Лань Ванцзи. В этой реальности Вэй Ин живой. Мир вокруг становится мутным, что не укрывается от чужого взора. — Ах, Лань Чжань. Ты снова плачешь. Не восхититься Вэй Ином невозможно, и Лань Ванцзи никогда не устанет любоваться им. Ласково коснувшись лица мужчины пальцами, он наслаждается теплом, которое чувствует, и для него это, как ещё одно доказательство: в этой реальности Вэй Ин жив. А Вэй Ин льнёт к его прикосновениям. — Лань Чжань, ты такой хороший. Прикрыв глаза, Вэй Усянь тянется к нему ближе. Лань Ванцзи, едва наклонив голову вбок, обхватывает чужую шею руками и позволяет покрыть своё лицо мелкими, краткими касаниями, а Вэй Ин оставляет лёгкий поцелуй на его лобной ленты, а после прослеживает губами дорожки слёз, скатившихся на его щёки, кончик носа и уголки губ. — Твоим последним воспоминанием обо мне, — бормочет Вэй Ин, вновь целуя Лань Ванцзи в губы, — было то, как я просил тебя исчезнуть. Мне жаль. Тряхнув головой, Лань Ванцзи отчаянно желает сказать Вэй Ину, что в извинениях нет нужды, однако он столь сильно боится, что может разрушить это хрупкое мгновение, что не может вымолвить ни слова. Вместо этого он позволяет тишине и поцелую захватить их. — Ты позаботился об А-Юане, — его вновь целуют, и Лань Ванцзи поддаётся нежности, которую дарит ему Вэй Ин, — спасибо. Хочется сказать, что в этих извинениях или благодарности нет никакой необходимости. Всё это было сделано им по его собственному желанию, и всё это было правильным решением. Справедливостью. Обещанием, которое они дали. Проворные пальцы Вэй Ина касаются складок его ханьфу, и Лань Ванцзи думает только, что хочет этого. С Вэй Ином. Опустившись немного ниже, другой мужчина прижимается губами к гладкой коже его шеи, посасывая её настолько сильно, что у Лань Ванцзи не остаётся сомнений: после на том месте непременно расцветёт красное пятно — и, Небеса, Лань Ванцзи действительно хочет этого. Хочет, чтобы Вэй Ин оставил на каждом участке его коже яркие отметины. Дыхание Лань Ванцзи прерывается, и он изо всех сил пытается сдерживаться, не позволяя себе издать ни звука, а Вэй Ин поднимает на него свои глаза — тёмные, голодные и озорные. Даже не глядя, Лань Ванцзи может почувствовать, как тот ухмыляется, не отрываясь от его шеи; стоит Вэй Ину прихватить кожу немного сильнее, и мужчина тут же шумно выдыхает. — Позволь мне услышать тебя, Лань Чжань, — певуче растягивает слова Вэй Ин. — Здесь никого, кроме нас. Только они двое. Здесь только они, в этом месте, которое было даровано ему. Это — его единственный шанс побыть наедине с Вэй Ином. — Хочу тебя, — выдыхает Лань Ванцзи, — хочу тебя, Вэй Ин. — Ты уверен? Вэй Ин останавливается, и никогда в своей жизни Лань Ванцзи не чувствовал себя настолько неполноценным, как сейчас, когда Вэй Ин оторвался от него, прекратив целовать. И никогда ещё в своей жизни он не был настолько уверен в чём-то. — Всегда да, — проговаривает Лань Ванцзи. — С Вэй Ином всё и всегда — да. Потянувшись к лобной ленте, Лань Ванцзи находит её узел на затылке и легко развязывает. Белая ткань опускается в его руки, и он осторожно обхватывает руку Вэй Ина своей, закатывает рукав его чёрного ханьфу и обвязывает запястье своей лентой. — Лань Чжань, — выдыхает Вэй Ин. — Хочу тебя, — повторяет он. — Прошу, Вэй Ин, я хочу тебя. В этот раз поцелуй далёк от того нежного и медленного, которым он был прежде, и вместо этого движения их губ становятся быстрыми и обжигающими. Вэй Ин целует так же, как говорит: с неиссякаемым энтузиазмом и напором. Лань Ванцзи едва успевает дышать. Вэй Ин то прикусывает его губы, то оттягивает их, между тем вырисовывая пальцами на его затылке небольшие круги, а Лань Ванцзи цепляется за него, отчаянно боясь, что если отпустит, то Вэй Ин тотчас исчезнет. Вэй Ин легко и осторожно стаскивает ханьфу с его плеч, пока другая его рука, ничем не занятая, лежит на затылке Лань Ванцзи. Не разрывая поцелуя, мужчина толкает его на землю. Их тела оказываются прижаты друг к другу, и Вэй Ин стонет, потираясь о него, хотя на нём всё ещё есть одежда, а Лань Ванцзи стонет в ответ, не сдержавшись. Открыв глаза в следующий раз, он сразу замечает, куда направлен взгляд Вэй Ина: на шрам на его груди — тот, который он поставил себе сам. Ни разу за это время он не испытывал стыда за него, однако невольно морщится, ощущая на себе тяжесть чужого взгляда. О чём Вэй Ин сейчас думает? Не успевает Лань Ванцзи развить эту мысль дальше, как нежная рука заставляет его взглянуть на него. Прямо сейчас он не может прочитать эмоций на лице Вэй Ина — или, возможно, тот просто слишком хорошо скрывает их, не позволяя увидеть. Взгляд мужчина всё ещё направлен на его грудь, однако, присмотревшись, Лань Ванцзи замечает красные отблески в глазах напротив. Этот взгляд обжигает. Пальцы Вэй Ина осторожно скользят по зарубцевавшейся коже. Пусть ожог давно зажил, однако он до сих пор оставался слишком чувствительным к прикосновениям. — Где ты получил его? — немного резко спрашивает Вэй Ин. — Сделал сам, — признаётся Лань Ванцзи. — Уродливо? Это возвращает Вэй Ина оттуда, где блуждали его мысли, и он трясёт головой. — Ты потрясающий. Ты всегда был таким, Лань Чжань. Невероятный, как и всегда. Справедливый, замечательный — слишком хороший для кого-то вроде меня. Кончики его ушей опаляет нестерпимый жар, и Лань Ванцзи предельно точно уверен, что они окрасились в красный. В этот момент всё внимание Вэй Ина было сосредоточено только на нём, и тот с нежностью гладит его щёку большим пальцем. — Красивый и мой. — Принадлежу Вэй Ину. Вэй Ин хрипло смеётся. — Ах, Лань Чжань, ты погубишь меня. Наклонившись к нему, Вэй Ин жадно прихватывает кожу на его шее губами, и Лань Ванцзи старается сдерживать стоны, которые так и норовят сорваться с его уст. Не останавливаясь на этом, он продолжает опускаться смазанными поцелуями ниже и ниже, касаясь губами сначала шеи, а после — ключиц и груди, а Лань Ванцзи извивается под его лаской. — Ах, даже звуки, которые издаёшь, прекрасны. Каждое лёгкое прикосновение пальцев Вэй Ина к его коже порождает жар, оседающий ниже живота, и всё его тело охватывает пламя возбуждения. В штанах становится почти нестерпимо тесно. — Боги, — он начинает тереться о него своим телом, и Лань Ванцзи следует за его движениями. — Боги, Лань Чжань. А затем губы Вэй Ина — нежные, едва припухшие — накрывают линии шрама на груди, и Лань Ванцзи наблюдает за ним, выдыхая едва слышный стон. Мир кружится перед глазами, а желание становится только сильнее. Передвинувшись немного ниже, Вэй Ин обхватывает губами его сосок, и одного этого ощущения, смешанного с постоянным движением их тел, оказывается достаточно, чтобы подвести Лань Ванцзи опасно близко к краю. — Ах, — стонет он, — Вэй Ин, подожди, прошу. Он надеется, что был достаточно ясен в своих словах и Вэй Ин поймёт его правильно, а тот не останавливается, продолжая кружить языком по его коже. В мыслях Лань Ванцзи не остаётся ни единой мысли, кроме той, которая вращается вокруг ощущения талантливых губ Вэй Ина на его теле. — Вэй Ин, — он зарывается пальцами в волосы Вэй Ина и легонько тянет его за пряди, пытаясь привлечь его внимание. — Вэй Ин… Вслед за этим раздаётся влажный звук, и Вэй Ин замирает, поднимая на Лань Ванцзи затуманенный взгляд. — Что такое, Лань Чжань? Хочешь остановиться? Лань Ванцзи тут же качает головой. — Нет. Хочу Вэй Ина. Во мне. Услышав нечто столь откровенное, Вэй Ин тут же распахивает глаза, уставившись на него. — Хах. В тебе. — Да, — решительно подтверждает Лань Ванцзи. — Хочу Вэй Ина. Вэй Ин кивает ему ни с чуть не меньшей уверенностью. — Раз это то, чего желает Лань Чжань, то кто я такой, чтобы отказывать ему? Несмотря на то, что сон принадлежит ему, Вэй Ин всё равно не способен понять, и Лань Ванцзи жалеет, что не обладает талантом в достаточной мере, чтобы объяснить всё и придать словам то значение, которое он хочет донести ими. Лань Ванцзи желает его не потому что ему дозволено это или это один из способов достичь желаемой разрядки и удовольствия. Он желает Вэй Ина, потому что влюблён в него. Прочно. Непоколебимо. Целиком. Он любил и любит Вэй Ина и уверен, что будет любить его даже в будущем, сколько бы лет не прошло. В том, чтобы дать Вэй Ину понять это, есть какая-то своя необходимость, несмотря на… Между тем он напоминает себе, что этот Вэй Ин — тот, который нависает над ним, — и тот, которого он потерял, — не один и тот же человек, и вместе с тем он готов сдвинуть горы и пойти против всех орденов ради возможности быть с Вэй Ином. Любовь делает смышленых людей глупцами. И если ему суждено стать глупцом, то пусть это будет ради любви, которую он испытывает к Вэй Ину. Он с готовностью примет все условия. Вэй Ин практически лежит на нём, и стоит только протянуть руку — и Лань Ванцзи сможет коснуться его мышц, однако он не делает этого и даже не пытается его раздеть. Он хочет, чтобы тот знал, насколько сильно он любит его. Опираясь о вытянутые руки, Вэй Ин удерживает свой вес навесу, и Лань Ванцзи не сводит с него глаз. Между тем он замечает, что у его глаза серый оттенок, однако при свете солнца они отдают ярким серебром. Их ноги переплетены, что почти невозможно понять, где его собственные, а где — Вэй Ина; желание ни чем не скрыто, и стоит только опустить взгляд, его можно будет заметить сразу, а жар согревает их тела, окружив их, словно куполом. Натянутую веревку легко перерезать ножом, а стекло настолько хрупкое, что разобьётся от одного лёгкого прикосновения. — Вэй Ин, — Лань Ванцзи будет честен в своих чувствах, неважно, является ли этот Вэй Ин сном или реальностью. — Хочу тебя, — он замирает на миг и выдыхает вновь. — Хочу, чтобы ты позволил мне почувствовать тебя. Он хочет запечатлеть это в памяти, чтобы позже, когда проснётся, у него осталась память об этом. — Это не то, что ты думаешь, — объясняет Лань Ванцзи, пытаясь передать слова правильно. — Я дарю тебе свою любовь. — Значит, это — жест твоей любви? — Да, — выдыхает Лань Ванцзи и тянется выше, накрывая уста Вэй Ина своими, и он вкладывает в этот поцелуй всю ту любовь, что берёг многие годы, показывая и надеясь, что Вэй Ин поймёт его. Отпрянув, он говорит. — Любовь — это то, что Вэй Ин заставляет меня испытывать, а вместе с ней и многое другое. В этот момент прочитать выражение на лице Вэй Ина становится слишком сложно. Жалость ли это? Печаль? Или горечь принятия? — Я только и делаю, что причиняю тебе боль, — наконец говорит он. — И тебе всё равно? Лань Ванцзи касается длинных прядей его волос. — Благодарен за всё, что Вэй Ин может дать мне. И Вэй Ин целует его вновь. Этот поцелуй обжигает, и его тело наконец-то расслабляется под чужим напором. В его руках — его любовь, а в глазах он видит солнце. Вскоре их тела становятся слишком требовательны, и ритм, в котором они двигаются, управляется исключительно желанием. Вскоре скольжение их членов перерастает в нечто большее, что Лань Ванцзи теряется в чувствах, а его дыхание становится частым и тяжелым от желания. Проходит какое-то время прежде, чем Вэй Ин наконец-то стаскивает с него одежду. Где-то на задворках сознания пробегает восхищённая мысль, что Вэй Ин действительно одарённый мужчина, который может раздевать его, не разрывая поцелуя. Этот человек, в которого он так отчаянно влюблён, одарён сполна. Обхватив его бёдра руками, Вэй Ин двигается, скользя по его телу своим в устоявшемся ритме, а их дыхание, смешанное в поцелуе, изредка опаляет губы. Оторвавшись друг от друга, они тяжело дышат, пытаясь прийти в себя, и Вэй Ин неуклюжими руками тянет завязки штанов Лань Ванцзи, пока те не ослабевают, поддавшись его натиску. Несмотря на то, что Вэй Ин нависает над ним, у Лань Ванцзи всё равно получается приподняться, оперевшись о руки. Пальцы Вэй Ина находят полоску его штанов, и мужчина едва тянет за них, намекая, что их нужно стянуть. Лань Ванцзи не возражает и с лёгкостью следует указаниям. Он почти слепо следует за Вэй Ином, когда тот приподнимается, и встаёт следом. Стоя напротив Вэй Ина обнажённым, Лань Ванцзи смотрит на тёмные одежды, всё ещё висящие на нём, и думает, что это несправедливо, поэтому тут же тянется к завязкам одежды мужчины, намереваясь раздеть его. — Такой решительный, — бормочет Вэй Ин и, обхватив одну руку Лань Ванцзи, оставляет на его ладони лёгкий поцелуй. Лань Ванцзи не отвечает, вместо этого сосредоточившись на одежде Вэй Ина, которую он хочет снять и снимает, используя другую свободную руку. На груди Вэй Ина он видит клеймо клана Вэнь. Хочется сделать так же, как это делал Вэй Ин — прикоснуться к шраму пальцами или губами. Кожа Вэй Ина в том же месте столь же чувствительная, как и его собственная, отчего тот не сдерживает дрожи, когда он только касается его шрама. Преисполнившись уверенностью, Лань Ванцзи наклоняется к нему ближе и касается клейма поцелуем. Это — символ страданий, которые Вэй Ин перенёс. Лань Ванцзи будет любить всего Вэй Ина, каждую частичку его тела, каждый шрам на его коже. — А-а-ах, — простонал Вэй Ин, — Лань Чжань, прекрати. Лань Ванцзи тут же замирает. — Неприятно? — Нет, — Вэй Ин тихо смеётся, выдыхая, — просто ещё немного — и ты заставишь меня кончить. И он тут же вспоминает, что не единственный, кто возбуждён. Опустившись на колени перед Вэй Ином, он практически чувствует тяжесть чужого члена, находящегося так близко к его лицу. Лань Ванцзи развязывает завязки штанов Вэй Ина, и на каждое его движение мужчина отвечает судорожным вздохом. Едва потянув за резинку, он предлагает Вэй Ину стянуть лишнюю одежду, и тот послушно делает, что ему говорят, не жалуясь. И теперь, когда они оба обнажены, Лань Ванцзи видит возбуждение Вэй Ина — видит близко к своему лицу, потому что до сих пор не встал и не ушёл с места. Твёрдое, истекающее предсеменем, оно словно манит Лань Ванцзи, и он отчаянно хочет взять его в рот, чтобы испробовать на вкус. Впервые делая что-то подобное, пусть и неуклюже, он с решимостью облизывает головку чужого члена. Лань Ванцзи полагается исключительно на инстинкты и звуки, которые издаёт Вэй Ин. — Ах, — протяжно выдыхает Вэй Ин, а Лань Ванцзи опускается губами ниже, исследуя его длину, и обхватывает рукой у основания, помогая себе. — Лань Чжань, как ты можешь быть таким? Лань Ванцзи воспринимает это, как одобрение, и уверенно, но медленно обхватывает его длину губами, и он вполне мог бы задохнуться от того, насколько толстой была плоть. Вэй Ин зарывается в его волосы пальцами и едва тянет за них, однако не настолько яростно, чтобы это приносило дискомфорт, но достаточно, чтобы эта боль граничила с удовольствием, подстёгивающим к большему. Желая доставить удовольствие мужчине, Лань Ванцзи забывает о собственном возбуждении, а Вэй Ин не двигается. Заклинатель предполагает, что причина в том, что тот думает, словно может причинить ему боль. Лань Ванцзи вбирает твёрдую плоть Вэй Ина в рот целиком. — Бо-о-оги, — хрипит Вэй Ин. Поощрённый, Лань Ванцзи медленно двигается головой, то опускаясь на член, то отодвигаясь назад. Звуки, которые издаёт Вэй Ин, отвечая на каждое его действие, ласкают слух. Челюсть напрягается и отдаёт лёгкой болью, однако Лань Ванцзи не обращает на это внимания, стремясь доставить Вэй Ину удовольствие. А затем он чувствует, как член Вэй Ина становится только тяжелее. Вэй Ин тут же пытается оттолкнуть его, и Лань Ванцзи послушно следует его просьбе. Издавая развратные, влажные звуки, он отпускает плоть и поднимает на Вэй Ина взгляд, замечая румянец на его щеках. В мыслях бьётся бесконечное удовлетворение: Вэй Ин выглядит так из-за него. Потянув его на себя, Вэй Ин заставляет его подняться и утягивает в жаркий, волнующий поцелуй. И они вновь оказываются на полу. Член Лань Ванцзи возбуждён настолько, что это становится почти больно. — Я был так близко, — признаётся Вэй Ин, торопливо зашарив в рукавах своих одежд в поисках чего-то, а после он выуживает оттуда небольшой пузырёк и подцепляет крышку. — Разве не должен я ещё исполнить твою просьбу? Если, конечно, она всё ещё в силе. — Да, — проговорил Лань Чжань, ощутив, как воздух резко покинул его лёгкие. — Для Вэй Ина всё и всегда — да. Услышав это подтверждение, Вэй Ин тут же открывает флакончик, выливая на пальцы щедрую порцию масла, а после растирает жидкость, согревая её. Не оставляя ни участка его обнажённой кожи нетронутой, Вэй Ин, опускаясь всё ниже и ниже, медленно и нетерпеливо касается губами его торса, прослеживая влажную дорожку до живота. Едва приподняв его бедро, Вэй Ин заставляет Лань Ванцзи опереться о его плечо, и он делает это также, как и всё в своей жизни — тщательно и с особым вниманием. Вэй Ин поклоняется его телу так, что любой небожитель пылал бы завистью от такого внимания. Губы Вэй Ина оказываются чуть ниже его бедер, прямо на их внутренней стороне, и Лань Ванцзи оказывается не в силах сдержать тихий вздох, ужасающе похожий на стон, когда ощущает тёплое дыхание мужчины и его талантливый рот на своей коже. Оторвавшись от него секундой спустя, Вэй Ин самодовольно любуется проделанной работой, а на бледной коже бедра почти мгновенной начинает расцветать ярко-красная, почти фиолетовая отметина чужих губ. Оставив краткий поцелуй на всё том же месте, Вэй Ин улыбается и поднимает взгляд на Лань Ванцзи. — Готов? Не в силах сделать ничего другого, Лань Ванцзи только кивает, толком не зная, чего конкретно ожидать, потому что ему никогда не приходилось делать ничего подобного. — Дыши, — советует Вэй Ин, — просто дыши. Я рядом. Доверие к Вэй Ину практически безгранично, и если тот говорит, что рядом, Лань Ванцзи уверен, что в его руках он в безопасности. Действуя медленно, Вэй Ин осторожно проталкивает в него один палец. Сначала он чувствует дискомфорт. Растяжение не приносит ни боли, ни удовольствия. Скользнув пальцем поглубже, Вэй Ин тут же тянет его обратно на себя — и вновь в него, придерживаясь ритма. Чувствуя каждое движение внутри, Лань Ванцзи едва морщится. — Всё хорошо, — Вэй Ин тянется к его губа, оставляя на них нежный успокаивающий поцелуй, — я рядом. Ты молодец. Лань Ванцзи смотрит на лицо Вэй Ина, замечая, что в этот момент тот выглядит особенно сосредоточенным. Спустя какое долгое время, пусть и не сразу, но он понимает, что готов к большему — и едва касается руки Вэй Ина, что становится для него единственно необходимым намёком. Вэй Ин добавляет ещё один палец, и это приносит больший дискомфорт, чем в прошлый раз. Теперь это действительно ощущается, как растяжение, и он чувствует, как пальцы Вэй Ина проникают в него всё глубже. Придерживаясь прежнего ритма, Вэй Ин в какой-то момент времени сгибает пальцы, и Лань Ванцзи, ошеломлённый этим новым чувством, невольно выгибается дугой и поджимает пальцы ног. — Ах! — стон — громкий, почти оглушительный, разительно отличающийся от прежних — срывается с уст Лань Ванцзи. — Вэй Ин. — Тебе приятно? — шепчет Вэй Ин, приблизившись к нему настолько близко, что губы оказываются опасно близко к ушам Лань Ванцзи. Воспользовавшись возможностью, Лань Ванцзи тут же обхватывает его шею руками. — Мгм, — он кивает, прижавшись лицом к чужой шее. — Хорошо, — выдыхает Вэй Ин, — я хочу, чтобы тебе было приятно. Каждое новое движение, повторяющее то первое, отдаётся в Лань Ванцзи острым желанием, обжигающим его изнутри и просящим высвобождения. Ещё немного, и Вэй Ин добавляет третий палец, придерживаясь прежнего ритма. В какой-то момент происходящего Лань Ванцзи замечает, что начал невольно подстраиваться под его движения. — Стой, — выговаривает Лань Ванцзи, и Вэй Ин замирает почти сразу, а после пальцы, покрытые маслом, выскальзывают из него. — Прошу, Вэй Ин, позволь почувствовать тебя. Открыв глаза, он смотрит прямо на Вэй Ина. Должно быть, именно так и ощущается солнце, возвышающееся над всеми. Пылающее настолько сильно, что может обжечь, яркое и величественное. Это — чудо. Это — то, что Вэй Ин значит для Лань Ванцзи. Член Вэй Ина куда больше трёх его пальцев, однако растяжение, возникающее в последствии, не приносит ни дискомфорта, ни чего-то даже близкого к этому. Тогда, когда его окружали стены библиотечного павильона окружали, а перед ним на столе лежал рисунок, сделанный руками Вэй Ина, Лань Ванцзи впервые испытал любовь, ещё не зная точно, что именно это за чувство. Скрывшись в тишине своих покоев и окрылённый этим чувством, он сочинял мелодию, предназначенную для Вэй Ина. Любовь принесла с собой страх, когда они оказались заперты в пещере Черепахи-Губительницы. После это чувство стало беспомощностью, когда он увидел Вэй Ина вновь и не был в силах помочь ему, пусть тот и стоял перед ним, переполненный энергией злобы. Прямо здесь и сейчас Лань Ванцзи окружен любовью, чувствуя Вэй Ина настолько близко. Выпив в прошлый раз, он проснулся с ожогом на груди и покрывшейся волдырями кожей. Сейчас же он хмелеет от вкуса губ Вэй Ина и ощущения чужого тела, прижатого к его собственному. Пожелай он вспомнить момент, когда его разум помутился, Лань Ванцзи бы хотел вспомнить именно это — близость между ним и Вэй Ином и ничего более. «Значит, — победно подумал Лань Ванцзи, — вот что значит опьянеть?» Каждый в этом мире должен быть опьянён, будучи вместе с тем, кого любит. Люблю тебя — чувствует он с первым толчком. Люблю тебя — пробегают слова в его мыслях со вторым движением. — Люблю тебя, — выдыхает он громко, бесстыдно и смело, — люблю Вэй Ина. За то, кем он являлся. За то, кем он является. За то, кем он будет. Вэй Ин оставляет его без ответа, однако Лань Ванцзи не против. Достаточно уже того, что в этот раз он смог признаться — и это самое важное. Всё хорошо, если Вэй Ин не отвечает на его чувства взаимностью. Потому что если Лань Ванцзи действительно любит его, то будет любить даже тогда, когда его сердце будет разбито на множество осколков. Эта любовь останется с ним, даже если Вэй Ина не будет в его мире. Останется, несмотря на одиночество и знание, что его чувства остались безответны. Таков закон этого мира: он может любить только Вэй Ина и никого более. Не замедляясь, Вэй Ин придерживается ровного ритма и продолжает глубоко вбиваться в его тело, и каждое новое движение подводит Лань Ванцзи всё ближе к краю. Дыхание становится поверхностным, а каждый вдох вторит толчку. Глаза Вэй Ина прикрыты, и Лань Ванцзи испытывает непреодолимое желание, чтобы он увидел его. Пусть это всё — не настоящее, и этот Вэй Ин и тот, которого он видел в последний раз в реальности, — разные люди, он всё равно хочет, чтобы по крайней мере этот Вэй Ин увидел его. Посмотрел на него. Поэтому он просит его: — Посмотри на меня. Потворствуя его мольбе, Вэй Ин открывает свои глаза и смотрит прямо на Лань Ванцзи. В этой жизни он мечтал лишь об этой возможности показать Вэй Ину свою любовь. Дыхание Вэй Ина сбивается. Выгадав момент, Лань Ванцзи упирается руками о грудь Вэй Ина, и, приложив немного силы, чтобы немного оттолкнуть мужчину от себя, он ловко меняет их местами, бесстыдно устроившись на коленях Вэй Ина. В этой позиции член Вэй Ина проникает в него глубже и растягивает больше. — Посмотри, — просит он, требуя внимания не только словами, но и взглядом. Приподняв бёдра, он тут же уверенно опускается обратно. В его действиях, как и в словах, всё та же просьба, и он отчаянно желает, чтобы Вэй Ин обратил на него внимание, пусть всего не мгновение. «Посмотри на меня.» «Почувствуй меня.» «Позволь рассказать о том, как сильно я люблю тебя.» Именно так Лань Ванцзи и любит. Непреклонно и глубоко. Ладонь Вэй Ин касается его тела, точно изучая его контуры, а левая рука прижата к его спине. «Я вижу тебя» — отвечает Вэй Ин. «Я знаю о твоей любви.» И не говорит, что любит в ответ. Этого достаточно. Хватит и того, что он может показать свои чувства и в реальности, и во сне. Это — непреклонная правда, которая никогда не измениться, и ничто и никто не сможет изменить его любовь к Вэй Ину. Движения бёдер Вэй Ина становятся резкими и безжалостными. — Лань Чжань, — выдыхает Вэй Ин, — Лань Чжань, я скоро… — Сделай это, — отвечает Лань Ванцзи, — меня не беспокоит подобное. В его словах ни капли лжи. Если кто и может развратить его, то только Вэй Ин. Это позволено сделать только Вэй Ину и никому другому. Только тому, в чьи руки он вложил своё сердце. Не позволяя их ритму замедлиться, Лань Ванцзи продолжает двигаться, то поднимаясь, то опускаясь на чужие бёдра, и Вэй Ин, оставшись без выбора, может разве что кивнуть и согласиться. — Раз это то, чего Лань Чжань хочет, то кто я такой, чтобы отказывать ему? Хочется возразить и сказать, что это неправда, и стоит Вэй Ину только сказать слово — и Лань Ванцзи немедля согласится со всем. Однако он не может ответить, чувствуя удовольствие, накатывающее на него волной. Вэй Ин тянется к нему, схватив за пряди и потянув, и их губы встречаются в глубоком обжигающем поцелуе. Ритм сбивается, превращаясь в неконтролируемые и беспорядочные движения, и они оба ужасающе близко. Вэй Ин протяжно стонет в поцелуй, и тот едва дышит, точно воздух разом покинул его лёгкие. Живот скручивает удовольствием и отчаянным желанием достичь кульминации. Чувства обостряются, а ощущений становится слишком много. Каждое движение члена Вэй Ина внутри, кажется, готово поглотить его целиком и полностью. Лань Ванцзи замирает, достигнув пика, и слышит, как тяжело и удовлетворённо стонет Вэй Ин. — Боги, — хрипло выдыхает Вэй Ин, — Лань Чжань, ты такой тугой. Такой невероятный и прекрасный. Даже сейчас ты прекрасен во всём, что делаешь. Проходит всего пара минут и несколько неглубоких толчков прежде, чем Вэй Ин следует за ним. А после Лань Ванцзи чувствует только тепло. Тепло и осознание. В реальности Вэй Ина не будет рядом, потому что он мёртв. Всякий раз, едва проснувшись, он будет вспоминать, на что это было бы похоже, если бы всё сложилось иначе. Несмотря на то, что Вэй Ин не испытывал к нему взаимной любви, он всё равно смог подарить ему то, о чём Лань Ванцзи мечтал. Этот сон подарил ему шанс коснуться Вэй Ина и позволить ему коснуться себя в ответ. Их руки и ноги спутаны. Удовлетворённый и бесконечно влюблённый, Лань Ванцзи наклоняется к нему, и всё, что он может сделать — это крепко ухватиться за свою мечту, обхватив её руками. — Люблю тебя, — бормочет он в шею Вэй Ина, точно рассчитывал оставить эти слова на коже так, чтобы они не сходили с неё вечность и отпечатались на его душе. — Мне так повезло, — Вэй Ин обхватывает его руками, прижимая ближе к себе, — что Ханьгуан-цзюнь любит меня. В этих словах нет и доли намёка на взаимность его чувств, однако уже это больше, чем ничего. Этого времени, проведённого с Вэй Ином, более чем достаточно.–– • ––
Позже они лежат на импровизированной постели, сделанной из их испачканной и помятой одежды, и они, полностью обнажённые, прижимаются друг к другу. Одна рука Вэй Ина служит ему подушкой, в то время как другая обнимает за талию, касаясь кончиков его волос пальцами. — Я боялся, — тихо бормочет Вэй Ин. Едва услышав это, Лань Ванцзи, сколько не думай, не может понять, как обозначить эти слова, однако решает, что это не изменит его чувств. Обернувшись, он спрашивает: — Боялся? Чего? Вэй Ин хмурится, точно ответ лежал на поверхности. — Того, что ты подумаешь обо мне, — признаётся он. Не имеет значения, если это сон. В мыслях крутятся лишь те слова, которые он сказал бы Вэй Ину, если бы этот вопрос был задан не здесь, а в реальности. — Ты — целый мир для меня, — отвечает он единственное, что мог ответить. «Тебе нет нужды боятся, потому что я буду любить тебя несмотря ни на что. Я буду любить тебя, потому что знаю, к чему стремится твоё сердце.» — Потому что ты любишь меня? — спрашивает Вэй Ин. — Мгм. Лань Ванцзи кивает и прижимается к Вэй Ину, желая ощутить его тепло ближе. — Что ты будешь делать, когда этот сон закончится? — Буду любить Вэй Ина даже после. Это — решительная правда. Это — любовь, запечатлённая на звёздах и в которой нет места сомнениям, всеобъемлющая и бесконечная. Любовь, которая кричит громче шторма. Так же, как и течение реки, его любовь останется неизменной.–– • ––
Близятся сумерки, и Лань Ванцзи знает, что их время подходит к концу. — Подождешь меня? — спрашивает Лань Ванцзи, несмотря на надежду. — Я буду там, когда ты придёшь. Прикрыв глаза на мгновение, он открывает их снова и видит вокруг себя привычные стены цзинши.–– • ––
Среди вставших у ворот молодых адептов, которых провожает Лань Ванцзи, теснится Лань Сычжуй. Попрощавшись с Ханьгуан-цзюнем, они отправляются на ночную охоту в деревню Мо. Уходят все, кроме одного. Сын смотрит на него какое-то недолгое мгновение. Лишь удостоверившись, что другие ученики ушли так далеко, что их никто не услышит, Лань Сычжуй спрашивает: — Ты ранен? На его теле нет ни единой раны, однако его сердце вновь тоскует по Вэй Ину; несмотря на это, он отвечает, как отвечал и раньше: — Мгм. Лань Сычжуй кивает. — Но тебе станет лучше. — Мгм. Беспокойство на лице сына сменяется той самой улыбкой, которая всегда напоминает Лань Ванцзи о Вэй Ине. И вновь в который раз он мечтает о том, чтобы он был здесь, стоял рядом и взглянул на то, каким стал Лань Сычжуй. Сон был подарком, и всё, что ему остаётся теперь — это надеяться, что тихие слова, сказанные тогда, обратятся действительностью. Вэй Ин всегда был способен на невозможное, неважно, во сне или реальности.–– • ––
Встретившись с Лань Сычжуем и другими адептами в поместье Мо, Лань Ванцзи решает сопроводить их на ночную охоту на горе Дафань. Лес полыхает, а крики разносятся со всех сторон. А затем он слышит знакомые ноты. Лань Ванцзи торопливо идёт навстречу звукам флейты. Игра этого человека поистине ужасна, однако он не может ошибиться. Эти ноты — части той мелодии, которую он сочинил для Вэй Ина много лет назад. Той, которую он спел ему в сырой пещере, пока тот лежал, страдая от лихорадки. Он замирает позади человека, который выглядит и как незнакомец, и как некто очень знакомый ему. Чёрные одежды. Красная лента. Флейта. Мелодия, которую невозможно не узнать. Это — Вэй Ин, и он вернулся.