Зимней порой зрелый охотник-ведьмак витал где-то в прострации. Он вонзал точёное и такое холодное, уставшее железо топора в бедные старые деревья и собирал упавшие ветки. В дали ходила чёрствая дрожащая тень, которую было плохо видно в сильную пургу. Он скинул со спины дрова на пень и сверху кучки взял свой хлипкий дубовый лук с тремя стрелами, на которых были медные наконечники. Он направил одну стрелу в тень, и со свистом она попала точно в цель. Тело пошатнулось и разошёлся сквозь томную кричащую вьюгу женский крик. Пунцовыми от мороза руками мужчина обратно закинул на спину дрова с топором и побрёл к упавшему телу. Оказалось это молоденькая девушка с нарытой весенней шинелью на голое тело. Её ноги и руки точно были фиолетовыми, как виноград у заморских гостей. Стрела со скоростью запуталась в тонких, пустых без еды кишках девушки, окрасив снег багровыми следами. Он вынул стрелу с полуживого тела. Охотник раскрыл свою шубку и пригрел девушку к своей мужской и пламенной груди, и направился к тёплому домику, в котором на печи варился суп.
Так и разошёлся по дому крик. Девушка, потерявшая сознание, пришла в себя от страшнейшей боли. По полу стекала кровь. Обмороженная рука и ноги её пошли на мясо и кости для собак и супа… Иглой с толстой ниткой сшил её дыры, чтобы не было большой кровопотери. «Ничего не поделать. Всё равно руки с ногами откажут». — Он кормил дрожащую блондинку с деревянной ложечки и посадил у дымящейся печки. С колен до ляжек у неё были толстые носки, а её тело в давно нестиранной рубахе ведьмака и кофточке из овчины.
— Куда свой путь держала в такую смертную зиму в одной шинели? — басистым голосом сказал охотник.
Голос блондинки был писком испуганного зверька. Он был очень обрывистым. Даже рядом с печкой она чувствовала коробивший её холод изнутри.
— Я-я искала в лесу лишь смерти. Меня в-выдали за главу деревни… Старого и очень жестоко. Я очень сильно скучаю по родному дому.
В руках неожиданно появился у охотника красивый цветок.
— Пока этот цветок не погибнет, то живи у меня. Дай мне время, и у тебя снова появятся ноги и рука. Твоё тело пока идеально сгодится для опытов. Хочешь, сошлю на главу порчу?
Она сжала лишь одну свою руку и пустым взглядом посмотрела на охотника.
— Так вы тоже прячетесь от людей? Ведьмаков вроде вас сжигают на костре или вешают. Но… Ваш поступок будет очень добр и чуден мне. Может даже и к лучшему, что мои руки пошли бедным изголодавшимся собакам. В нашей деревне девушки стоят по цене свиньи. Но теперь я чувствую себя ещё бесполезнее без руки и ног. Лучше бы вы меня убили…
— Ты ещё молода. В мире мест есть получше для прекрасных дам. Эта деревушка… Лишь место для гниющих свин. Хорошо, что ты выбралась от туда. Хоть у тебя и одна рука, но зато есть голос. Я так давно ни с кем не разговаривал. И своей одной рукой будешь поддерживать тепло в доме, пока я на охоте. Бросай ветки в печь и грейся. А сейчас ложись спать. В этом доме никакой глава деревни со своими псами тебя не найдёт.
— Почему вы так добры ко мне? — задав этот вопрос, она посмотрела на него невинными глазками.
— Просто жаль тебя. Ведь дни со мной станут ещё хуже, чем в доме главы деревни. Сгодишься для медицинских опытов и экзорцизма. — Он погладил девушку по голове. — Спокойной ночи, милая безногая девушка.
Она осталась в заточении. Никакой любимой мамы… Папеньки… Нянечки… Её шрамы гноились, а ведьмак прижигал их дешёвым спиртом и выжигал дымящейся кочергой символы. По дому тени всюду ходили каждую ночь, и ведьмак похихикивал во сне. Бил девушку травами и говорил нечеловеческой речью песни.
Цветок живёт — пришла вторая зима. Хоть не ноги, так нечто иное растёт на срубе руки. С этим и живот девушки. Такая замученная, бледная и с набитыми, выжженными чернящими символами по всему телу. В таком состоянии мамы ребёнок точно не выживет в утробе. Она думала лишь о смерти. Каждый день кричит и срывает голос от боли. От еды ужасно тошно. Голова идёт кругом. Страшные лица пугают её, в доме с двумя комнатками и ветхлым чердаком, на котором хранились сухие травы ведьмака. Шепчутся оттуда какие-то голоса.
Серая блондинка готовилась к родам. Ведьмак за три месяца прекратил бить её травами, кричать на неё и оставлять ожоги. Он сидел с ней рядышком и гладил девушку по животу. Рядом с печью появилась маленькая пристройка в виде лавочки для малыша, на которой лежали мягкие шкуры животных, и в ней лежали куколки из разных тканей.
— Ребёнок будет совсем вот-вот. Я как посмотрю на тебя, то ты очень устала, Сесилия? Мне сходить на рынок за чем-нибудь вкусным? — задаваясь такими словами, он всегда заглядывал к ней в глаза.
— Тебя три ночи нет, когда ты ездишь на рынок. — Она поникла взглядом. — Йохан, я боюсь, что могу родить одна. Ты и так закупился всем нужным. Я потерплю. Рожу ребёнка — поедешь за вкусным. Пусть если мальчик, то звать его будем Григорий, а если девочка, то Розалия.
— Я тебя понял, Сесилия. — Он поднял руку, чтобы ласковым жестом погладить её по голове, но она зашуганно зажмурилась и прикрыла руками голову. — Какая ты у меня натренированная. Но руки стоит убрать. Я хочу просто погладить тебя по голове.
Зимний месяц потихоньку приближался к таянию. Ранним расцветающим утром в дом ворвался холодный свист и раздражающее лаянье прирученных псов. Свет проник в серый дом. Упитанные псы главы деревни и ведьмака ушли в кровавую схватку. Морщинистый мужчина вступил на порог дома и с хмурым взглядом достал лук со стрелой. Сесилия вскрикнула от страха перед стрелой и замерла. Он готовился запустить стрелу. Мыслей у ведьмака и не было. Мгновенье Йоханссон прикрыл своим телом беременную девушку. Медным началом стрелы она попала ведьмаку в грудь перед страхом. Лицом перед главой. Морозящая пурга окоченела дыхание обоих. Йохан как щит держался до конца. «Сесилия… Мы ещё встретимся с тобой. И буду у тебя две ноги». — Так он потерял сознание, оставив беременную девушку одну.
Крик блондинки был неимоверно болен и громок. В дом ворвались ещё люди, и они забрали Сесилию и Йоханссона. Лай собак сопровождал каждую минуту. Снежный ветер словно ножами бился в лицо и оставлял красные поцелуи. Он беспощадно рвал кожу и закладывал уши. С лошадиным копыт стекала следами на снегу тёмная кровь ещё живого ведьмака.
Девушку заперли в домике напротив площади. Маленькая ставень была в ней, чтобы смотреть на самый эпицентр действий. На площади всегда стоял гнилой столб с перекладиной. Проще говоря, виселица в форме костыля. Знакомые, зашедшие в дом бабушки главы деревни, стали успокаивать девушку и оплакивать её горе. «Как же ты жила, дорогая, весь год?». — Они скорчивались в ужасе, понимая, что у девушки нет ног и руки. «Бедная Сесилия… Теперь с нами тебе будет лучше». — А так ли на самом деле… Кто полюбит такое неполное создание? Блондинке стало ещё худо. Глава деревни выбросит это безобразие восвояси с ребёнком. Никто больше не будет кормить её с ложечки и гладить по голове. Может, сейчас будут бабушки кормить… Ну а потом? Вернётся глава… Убьёт?
Мучительные схватки настали днём, но время быстро убежало в вечер. По площади загорелись огненные факела. Собрались мужики и заинтересованные делом детишки. На руках в кандалах несли забинтованного ведьмака. Снежная пурга успокоилась. На небе загорелись звёзды. Мужики с рёвом подняли вилы, а дети — ветки. Залаяли псы. На подиум вознёсся с уверенным взглядом глава деревни в медвежье чёрной шубе. Его подчинённые закинули верёвку на перекладину. Кольцо пустело. Девушка через ставни смотрела на площадь.
— Казнён будет божье убожество, да кинут в яму на съедение собакам. Целый год он держал в заточении мою жену Сесилию. Он лишил её двух ног и руки. Он осеменил её и ожидает дьявольского дитя. Этим закатом ведьмак умрёт и с ним ребёнок. Душа Сесилии будет свободна от грешного тела внутри себя. ДА БУДЕТ ЖЕ ДЬЯВОЛ ЙОХАН УМИРАТЬ МУЧИТЕЛЬНО!
Толпа аплодировала в ладоши и оглушительно кричала да махала вилами.
— Господин, начинаем?
Толкая вилами в спину, появился на подиуме виселицы ведьмак. Губы Сесилии задрожали. Она плакала от боли и прищуренно смотрела на площадь. Она в отрицании качала головой и пыталась докричаться до него. Но свист, лай и крики людей были сильнее. Ведьмаку завязали руки за спину и ноги. Деревенские подчинённые схватила за локти ведьмака, что мёртвым взглядом смотрел на людей и что-то нашёптывал. Они повесили его голову на петлю и продолжали держать. «ОТПУСКАЙ! ОТПУСКАЙ! ВЕША-АЙ!». — Кричала толпа, но девушка продолжала качала головой, и выть от боли и слёз. Были бы у неё ноги… Точно побежала к нему.
Мужики отпустили его. Толпа хлопала в ладоши и кричала в радости. Йохан понемногу синел лицом— Сесилия потеряла сознание. Ведьмак мучительно висел на петле и слышался хруст его шейного позвонка. Его шипение разносилось по ветру. Как с болью, толстая шершавая веревка сдавливала его гортань и вырывался тяжёлый хрип. Его карие глаза были направлены на звёзды уходящего заката. Всё небо накрыло чёрно-синим полотном, как и дыхание. Глаза от удушения с лицом и шеей покрылись красными яркими звёздами. Шли минуты мучительной боли и неистового страха в глаза смерти. Дети побежали по ветхому подиуму и стали тыкать его тело ветками и бросать снежки. «Так тебе и надо, демон!». — голосили они. Ведьмак продолжать пыхтеть, подавая признаки жизни, но тут же умолк.
Многие разошлись спать по тёплым домам. Бабушки старались привести девушку в чувства. Рабочие рыли яму в холодном снегу на конце деревни, да и поближе к лесу. Псы стороной обходили труп и в скулеже убежали, оставив рабочих одних в ночи. Один мужичок заметил, что под телом ведьмака снег немного протаял. Ветер неожиданно снёс с ног двух мужчин и они в страхе обомлели. Чёрные волосы охотника стали ярко рыжими, как и карие глаза, переменились на яркую лазурь, а в груди его не одно сердце, а два. Один из них замахнулся топором, но Йохан в мгновенье секунд оторвал его руку и, поглотив в себя, выплюнул кости перед ним. Он рвал зубами кожу мужчин и пальцами выковыривал их глаза. Никакой холод не заставлял и вздрогнуть Йохана. Ведьмак, а точнее уже нечестивый, воскресший демонической силой стригой, побежал в поисках Сесилии. Он рвал и пил кровь встречавшихся людей по пути. Мужчина врывался в дом к каждому. Его сиреневые губы были в алой крови ни в чём провинившихся взрослых и назойливых детей.
Девушка пришла с сознание и продолжала выть от схваток. Она не обращала и внимания на крики из вне. В домике она была одна, но тут ворвался, как казалось, незнакомый ей мужчина. Блондинка в ужасе закричала и прикрыла одной рукой свой живот.
— Сесилия! — он вытер рукавом кровь с губ. — Не кричи, это я — Йоханссон! — рыжий подбежал к ней, но она тут же в слезы. — Я воскрес, Сесилия! Как я и обещал, у тебя будут ноги! — он торопливо заговорил. — У нас родится с тобой вот-вот малыш. Если мальчик, то Григорий. Коль девочка, то Розария. Пожалуйста, не пугайся меня. — он с нежностью взял испуганную девушку и поцеловал её руку, оставив на ней кровавый поцелуй. — Больше нас никто с тобой не потревожит, моя милая Сесилия. Давай вернёмся в наш дом.
Девушка сильнее схватилась за живот и вся постель обмокла. Она сжала руку Йохана и громко завыла. На постель потекла и кровь от разрыва прохода. Нельзя было медлить и не допустить того, чтобы ребёнок застрял в проходе. Ведьмак принял роды девушки один. Во время потугов блондинка чуть не потеряла сознание, но ребёнок вышел и громко закричал. Сесилия обессиленно прикрыла глаза, и Йохан поцеловал её в лоб, держа кричащее и красное дитя на руках. «Ты хорошо справилась. У нас с тобой родился Григорий». — Он погладил девушку по голове.
***
Снежное поле ожило выстрелами из пистолета. Ева смотрела на серое небо и полуживым взглядом на Риту, что оплакивала её и кричала от душераздирающей боли от потери. «Л-ласточка, п-пожалуйста, будь со мной рядом! — она целовала её ладони и сдерживала фантам крови из шеи любимой. — П-пожалуйста, т-только не умирай! Е-в-Ева!». — Хриплые крики Стриговой разносили по полю. Горючие слёзы покапали на лицо блондинки. Но та только тихо и произнесла «С тобой и вправду, как в фильме. Я люблю тебя, Рита». — Её губы в последний раз задрожали и она протянула девушку из последних сил к своим губам. Это был их последний поцелуй.
***
— Ч-чёрт… Un rêve dans un rêve, — по глазам брюнетки прошли слёзы. Тяжело вздыхая, она схватилась за сердце. — Который раз это вижу… Ненавижу. Всё так реалистично. — Подумала она.
— Хр-р-рх-р… Призрак пончиков… Х-х-р-рр…
Стригова немного улыбнулась, увидев любимую ласточку рядом. Время было около трёх утра. Девушка вытерла свои слёзки и вновь прикрыла немного покрасневшие глаза, чтобы уснуть, и только сильнее прижалась к Трусихиной. Рита уткнулась носом в расцелованную шею, но моменты сна промелькали ужасными кадрами в мыслях. Ведь кошмар о снежном поле только и губил её. «Я должна быть с ней рядом и защитить её всеми своими силами».
