Неизвестная

Однажды она взяла его с собой. Оказалось, прыгать между мирами с Эн довольно легко. Закрой глаза и просто поддайся этому чувству, похожему на полёт и падение одновременно. Это почти как сон, понял Алекс. Только очень печальный сон. Когда он открыл глаза, они оказались в руинах одного из тысяч миров. Первое, что осознал Алекс, что всё монохромное. Останки многоэтажек, груды запылённого мусора, небо, свет солнца — всё вокруг не имело иных оттенков, кроме как чёрного и белого, а чаще — разнообразия их сочетаний. Даже они двое медленно теряли краски, постепенно сливаясь с окружающей безнадёжностью. — Так вот что ждёт мой мир, — первое, что сказал Алекс. Глаза привыкли, но он отчаянно цеплялся за капли цвета в одежде Эн. — Надеюсь, что нет, — она, как и каждый раз, выдавила пронзительную полуулыбку. Некоторое время они шли молча, Эн вела, особо не торопясь, но безошибочно угадывая дорогу. Возможно, она просто была здесь и раньше. Когда можешь просто закрыть глаза и оказаться в любой точке вселенной, глупо не найти себе свои особые местечки. В детстве у Алекса было такое же. Он часто гулял среди кирпичных многоэтажек. С одного конца они граничили с высоким бетонным забором, и где-то посреди этого забора был лаз. Может, его выкопали уличные собаки, а может бетонная плита в этом месте была просто выше, но Алекс любил проскальзывать под неё и оказываться за стеной. Там была большая территория: гаражи и большое травянистое поле, на котором никогда никого не бывало. В жаркие полуденный часы летом он часто приходил туда с книжкой за поясом, садился под бетонную стену забора и позволял своим разбитым коленкам потонуть в сочной зелёной траве. Он читал часами, иногда вслушивался в щебет птиц или замирал, когда кузнечик или богомол останавливался на его ноге. А потом он стал старше, вытянулся. Пролазить под забором было всё труднее, перелазить через — страшно, а искать иной вход в этот тихий кусочек своего детства он отчего-то не хотел. Не хотел настолько, пока не перестал приходить туда совсем. Детство закончилось. Трава перестала быть зелёной, а солнце греть в летние дни. — Можем посидеть здесь, — Эн подала голос и кивнула перед собой. Они пришли к останкам какого-то дома и поднялись на полуразрушенную крышку. Это было не безопаснее, чем бродить унылым вечером по заброшке, но всё-таки впечатляло. В углу из кучи цемента и чего-то ещё, чем раньше была стена (а может потолок) выглядывал серый грязный медведь. Алекс надеялся, что рядом с игрушкой не покоятся останки ребёнка. Они сели на обломки, свесили ноги и придвинулись чуть ближе друг к другу, чтобы делиться едва уловимым теплом в этом забытом месте. — Что с ними стало? — Алекс спрятал озябшие ладони подмышки. Облачко пара рассеялось перед ним. — Оно их забрало, — Эн безучастно смотрела в покрывающий горизонт туман. Он скрывал прочие разрушения, но не отменял их, не исправлял застывший перед глазами мёртвый город. — Обычно, в конце оно заставляет их всех уничтожать себя самостоятельно, до последнего человека. Оно питается их страданиями и отчаянием, поглощает, засасывает с головой. — Что это? — он сглотнул скопившуюся слюну, чувствуя как начинает дрожать. То ли от холода, то ли от страха. — Не знаю, — ответ Эн звучал безучастно. — Я так и не поняла это, только видела последствия, слышала голос в голове. Алекс кивнул. Голос действительно был, он не отпускал, продолжал нашёптывать в темноте и ловить в миг одиночества и тишины мыслей. Голос вновь и вновь убеждал поддаться, вспомнить всю боль, ощутить себя никем и отдаться бесконечной тьме. Каждый раз Алекс яростно хватался за книгу или шёл в настолько людное место, что голова начинала кружиться от обилия голосов и шума. — Ты сопротивляешься, это хорошо. Может, оно от тебя отстанет, — Эн не звучало уверено или оптимистично, но Алекс чувствовал тепло её слов. Это было… приятно. — Что случилось с тобой? Эн долго молчала, а потом поёжилась и потёрла плечи: пальто не спасало от холода этого места. Возможно, её беспокоил столько не холод, сколько воспоминания. Алекс не был уверен. — Оно хотело забрать меня, — тихо пробормотала себе в воротник она, — Но я не захотела. И тогда оно сделало с моим миром что-то подобное, — Эн кивнула перед собой и наконец посмотрела на Алекса. — Оно забрало мою память, моё имя, мой дом. Оно хочет, чтобы я умоляла забрать и меня, но… Это было бы слишком просто, правда? Карие глаза потускнели. Бледная кожа Эн серела с каждой секундой этого мира, который навсегда застыл в безвременье. Она смотрела на Алекса и не скрывала своей потерянности и грусти. Боли не было. Только серая грусть. Алекс обнял её и уткнулся в пушистые волосы. Эн застыла игрушкой, а потом неуверенно приобняла в ответ и шумно выдохнула. Так было теплее во многих отношениях. — Так на самом деле тебя не зовут Эн? — Это была шутка. Я долго её придумывала, пока бродила между мирами. Но раньше никто не спрашивал, меня просто не замечали… — Значит… Мне не стоит так тебя называть? Или как мне к тебе вообще обращаться? — Эн. Теперь это моё имя. — Ладно. Хорошо. Тебя зовут Эн, девочка с дурными шутками. Она хихикнула в его куртку, и Алекс почувствовал её улыбку через слои ткани. Эта улыбка грела странным теплом, непривычным и немного чарующим. Всю жизнь он был просто в стороне от всех, чей-то знакомый, чья-то неприметная тень, вроде бы есть, но никто и не видит. А теперь кто-то разделял с ним объятия и улыбался только ему. Внезапно дружба оказалась самым замечательным, что случалось с ним когда-либо.