Путь выбирай сам

— Учитель Лань! Учитель Лань! Маленькие пальчики Фу Инь соскользнули со струн, и мелодия, впервые сыгранная без ошибок, оборвалась неблагозвучным звоном. — Дурак! — завопила она на влетевшего в учебную комнату Чу Гуншу, из-за которого её старания пошли насмарку. Но мальчишка не слушал: — Учитель Лань! Там вас зовут! — Кто зовёт? — спросил Лань Сычжуй, привычно подавляя желание напомнить: «Кричать запрещено». — Фу Инь, не переживай, у тебя всё получилось. В следующий раз сыграешь ещё лучше. — Там прилетел глава клана Лань. Ну, не к вам, наверное, а к главе Цзян. Но глава Цзян сейчас занят, вот глава Лань и попросил позвать вас. Если вы не заняты ничем важным. — Тут Чу Гуншу скорчил гримасу в сторону Фу Инь, давая понять, что её уж точно кем-то важным не считает. Цзэу-цзюнь в Пристани Лотоса! Лань Сычжуй поспешно отложил свой гуцинь. — Фу Инь, можешь ещё позаниматься сама. Мне нужно уйти. Где ждёт глава Лань? — В павильоне Глициний. Выходя из павильона, Лань Сычжуй услышал из-за спины крики и звуки ударов и на миг прикрыл глаза. Он очень надеялся, что Фу Инь не станет драться гуцинем. Цзэу-цзюнь встретил его так же тепло, как всегда, и Лань Сычжуй тоже был невероятно рад снова его видеть. — Присядь, — Цзэу-цзюнь кивнул на место напротив. — Хорошо, что я тебя застал. Составь мне компанию, пока глава Цзян занят. Лань Сычжуй сел за низкий столик, потянулся к чайнику, уже принесённому кем-то из слуг. Насколько привычно было пить чай с Цзэу-цзюнем, настолько же странно — делать это в Пристани Лотоса. — Я только сейчас понял, — поделился Цзэу-цзюнь, пока Лань Сычжуй наливал им обоим чай, — что теперь в Пристани Лотоса есть свой учитель Лань. Лань Сычжуй засмеялся: — До сих пор не могу к этому привыкнуть. — Это ненадолго. Никто не рождается учителем. Как твои ученики? Много их? — Восемь человек. Они очень прилежные, только вот с дисциплиной… не всё гладко. Я не жалуюсь, — быстро добавил Лань Сычжуй, чтобы Цзэу-цзюнь не подумал плохого, — это ведь не Облачные Глубины. Просто приходится напоминать себе, что они не привыкли к строгим правилам, как мы. Цзэу-цзюнь кивнул: — Ты справишься. Этим детям повезло, что ты стал их учителем. Лань Сычжуй опустил глаза. Он помнил, как стоял перед Цзэу-цзюнем, а тот читал письмо, составленное Цзян Ваньинем в одной из чайных Гусу, и брови его поднимались всё выше и выше. Дочитав, он взглянул на Лань Сычжуя, не выпуская письмо из рук. — Лань Сычжуй. Я правильно понимаю: глава Цзян просит отправить тебя в орден Юньмэн Цзян в качестве приглашённого учителя, чтобы обучать детей игре на гуцине? Причём немедленно. Лань Сычжуй почувствовал, как краска заливает лицо. — Да. Цзэу-цзюнь внимательно смотрел на него. — Что-то случилось? Лань Сычжуй отвёл глаза. — Мы… Это я попросил. Пожалуйста. Было невероятно стыдно: за то, что он вынужден просить; что причиняет беспокойство Цзэу-цзюню, который как глава ордена теперь оказался втянут в его личные дела. За то, как он разговаривал с Ханьгуан-цзюнем — резко, непочтительно. Он никогда не представлял, что дойдёт до такого. Цзэу-цзюнь вздохнул: — Бесполезно надеяться, что глава Цзян делает это ради кого-то другого, да? А я ещё боялся, что это Цзинь Жулань. — Простите, — вырвалось у Лань Сычжуя. — Тебе не за что извиняться. Но подумай хорошенько. Ты говорил, что эта связь прервётся, когда твой… глава Цзян женится. Если она будет тайной, никто ни о чём не узнает. Но если ты переедешь в Пристань Лотоса… — Мы уже решили иначе. Когда Вань… глава Цзян женится, он сможет взять меня вторым мужем. И тогда нам не придётся расставаться. — Это глава Цзян предложил? — Да. Цзэу-цзюнь задумчиво покачал головой: — Надо же. Не думал, что Цзян Ваньинь на такое способен. Что ж. Если ты действительно хочешь. И уверен, что не пожалеешь об этом. Ты ведь понимаешь, что другой орден — это другие порядки? В первое время тебе придётся непросто. И, прости, в Юньмэн Цзян наверняка очень быстро поймут, зачем глава Цзян позвал тебя на самом деле. Ты уверен, что готов к этому? Лань Сычжуй заколебался. Цзэу-цзюнь говорил откровенно, не пряча правду за уклончивыми фразами, и нарисованная им картина была неприятной, но, увы, действительно вероятной. Однако потом Лань Сычжуй вспомнил целительницу Су, Цзян Люшэня и Цао Шансюя. Если бы они узнали про его влюблённость в Цзян Ваньиня — разве стали бы смеяться над ним? Или презирать? Нет. Он точно знал, что не стали бы. Зачем же думать дурное о других? — Я уверен, — сказал он. — Пожалуйста, отпустите меня, Цзэу-цзюнь. Обещаю, что не пожалею. И вот Цзэу-цзюнь сидит перед ним в Пристани Лотоса с чашкой чая в руке и смотрит так же участливо, как и в тот раз. Лань Сычжуй был очень рад, что сдержал своё обещание. Он напросился в Пристань Лотоса в порыве отчаяния, но ни разу не пожалел об этом. — Как ты здесь? — спросил Цзэу-цзюнь тем же тоном, каким много лет назад спрашивал у маленького А-Юаня, подружился ли он с другими детьми. — Я не про отношения с главой Цзян — это твоё дело, но в остальном? — У меня всё хорошо, Цзэу-цзюнь. Спасибо. Не всё было хорошо, конечно. Он скучал. По Лань Цзинъи — так не хватало его вечного присутствия где-то рядом, глупостей, которые он говорил, и при этом — поддержки, в которой Лань Сычжуй никогда не сомневался. Лань Цзинъи был тем, кому можно признаться в чём угодно — он посмеётся, ужаснётся, но не оттолкнёт. Иногда без него было очень одиноко. Ещё Лань Сычжуй скучал по строгому, но привычному распорядку. По влажному воздуху ранним утром, когда Облачные Глубины окутывал туман, мельчайшими капельками оседающий на коже. По горным пикам, выступающим из облаков. По привычному, любимому миру своего детства и юности. Но теперь у него был Юньмэн. Жаркое солнце, тёплый ветер, прозрачные озёра. Были дети, кланяющиеся ему при встрече и старательно повторяющие простые мелодии. И был Цзян Ваньинь. Лань Сычжуй всё ещё не до конца привык, что больше не надо встречаться тайком, подальше от своих орденов. Он мог прийти в большую комнату, убранную в светло-лиловых тонах, и остаться на всю ночь. А утром, проснувшись первым — в Юньмэне ложились и вставали позже, но старые привычки брали верх, — вернуться к себе, чтобы умыться и приступить к тренировке. Отведённые ему покои находились в том же крыле, что и покои Цзян Ваньиня, соединяясь с ними не только коридором, но и узкой галереей позади дома, скрытой от любопытных глаз высокими зарослями. А иногда — и это он любил ещё больше — Цзян Ваньинь приходил к нему. Слушал игру на гуцине, ворчал, что пора бы уже отвыкать от ланьского аскетизма, а то можно подумать, что в этой комнате никто не живёт. И оставался на ночь, и тогда Лань Сычжуй всё-таки откладывал тренировку, чтобы утром, проснувшись, лежать в его объятиях, слушать звуки просыпающейся Пристани Лотоса и ни о чём не думать, кроме того, как он счастлив. Первое время он старался покидать покои Цзян Ваньиня как можно незаметнее и вести себя как раньше: вежливо и слегка отстранённо, чтобы никто не догадался об их связи. Потом понял: все уже знают. Возможно, знали ещё прежде, чем он поселился в Пристани Лотоса. На него всегда смотрели с любопытством, и он не сразу отличил интерес к приглашённому учителю из другого ордена от интереса к любовнику главы ордена. Но этот интерес не был злым или презрительным, по крайней мере от тех, с кем Лань Сычжую довелось общаться. Может быть, они боялись Цзян Ваньиня. Может, им правда было всё равно. Он предпочёл не выяснять. Цзэу-цзюнь кивнул, словно не ждал иного. — Я рад. Вот ещё что… Ванцзи сказал мне, что в тот день, когда ты принёс письмо от главы Цзян, вы разговаривали. Я полагаю, это и стало причиной твоего поспешного отъезда? Лань Сычжуй опустил глаза. — Это… да. Он застал нас с Цзян Ваньинем, — почти шёпотом пояснил он. — Ванцзи признался, что был излишне резок с тобой. И беспокоился, что ты, возможно, неверно его понял. Лань Сычжую стало очень стыдно. Ханьгуан-цзюнь так беспокоился о нём, что даже поделился своей тревогой с Цзэу-цзюнем. А Лань Сычжуй за оставшиеся до отъезда дни старался избегать Ханьгуан-цзюня, потому что не знал, как смотреть ему в глаза. — Я был не прав. — Лань Сычжуй, — мягко сказал Цзэу-цзюнь, — я не собираюсь тебя ни в чём упрекать. Посмотри на меня, пожалуйста. В его взгляде было столько понимания, что Лань Сычжуй почувствовал себя ребёнком, сотворившим какую-то глупость. — Ты стал Ланем, когда Ванцзи принёс тебя в Облачные Глубины. Что бы ты ни сделал, даже если это оскорбит меня, Ванцзи, весь наш орден, ты всё равно останешься Ланем. Клан — это семья. Чтобы быть семьёй, не обязательно соблюдать правила или стараться всем угодить. Я думал, ты это понимаешь. У Лань Сычжуя защипало в глазах, и он вытер их ладонью. — Я… Спасибо. — Ну-ну, перестань. — Цзэу-цзюнь коснулся его руки. — Я не хотел тебя расстраивать. Просто напомнил, что ты всегда можешь вернуться, если передумаешь. Кстати об этом… Лань Сычжуй откашлялся в рукав, чтобы голос звучал ровно: — Цзэу-цзюнь, у меня к вам просьба. Скоро будет день рождения главы Цзинь. Я знаю, что он пригласил вас и Ханьгуан-цзюня с Вэй Усянем. Пожалуйста, позвольте мне отправиться туда вместе с вами. — Конечно. — Цзэу-цзюнь чуть нахмурился. — Почему ты об этом просишь? Молодой глава Цзинь наверняка приглашал тебя, вы же дружите. Лань Сычжуй пожал плечами: — Да, но… Я ведь теперь здесь. Понимаете, Цзян Ваньинь почему-то считает, что, когда я стану его мужем, все забудут, что я вообще-то заклинатель. Поэтому хорошо, если меня увидят рядом с вами и Ханьгуан-цзюнем. Чтобы помнили, что я адепт Гусу Лань. Знаю, это глупо звучит, но вдруг он прав. — Ясно. Поэтому ты ходишь на ночные охоты вместе с адептами Юньмэн Цзян? — Да. Спасибо за новое ханьфу, кстати. — Ты правильно сделал, что прислал обратно испорченное. Орденским одеждам лучше не попадать в чужие руки. Но не переусердствуй. Ночная охота с адептами другого ордена может быть опасной. У вас разные техники и тактика боя. — Да, я знаю. Мы пока срабатываемся. Я больше защищаю их, чем участвую в атаках. В павильон заглянул один из адептов — Шу Чанмэнь. Лань Сычжуй запомнил уже всех, только иногда путал между собой. — Глава Лань, позвольте проводить вас к главе Цзян. Он будет рад встретиться с вами. — Благодарю. — Цзэу-цзюнь поднялся, и Лань Сычжуй вслед за ним. — Прилетай за пару дней до праздника, Лань Цзинъи будет рад тебя видеть. И Ванцзи тоже. Вечером Лань Сычжуй упражнялся в каллиграфии. Тушь ложилась на бумагу изящными линиями, линии складывались в иероглифы, иероглифы — в строки, строки — в стихотворения. От малого к большему; если добился гармонии в малом, то в большем она появится сама. Когда слова выходят красиво и ровно, то и душа спокойна. — Я поговорил с Цзэу-цзюнем, — сказал он, занося кисть над новой строкой. — Он согласен. — Ну ещё бы. Цзян Ваньинь сидел в двух шагах от него и без особого интереса листал «Описание и сущность тварей южных земель, увиденных и исследованных путешественником Си Цзюньхуанем». Книгу Лань Сычжуй нашёл в одной из юньмэнских лавок и, наскоро просмотрев, понял, что достопочтенный Си Цзюньхуань вряд ли видел вживую хоть одну из описанных им тварей. Всё равно купил. Покажет потом Лань Цзинъи, посмеются вместе. — Это же Цзэу-цзюнь. А остальные как? Недовольны тобой? — Я не спрашивал. — Правильно сделал. Лань Сычжуй знал, что некоторым старшим адептам не понравился его отъезд в Юньмэн. И они ещё не подозревали о причине. — Пусть думают что хотят. Цзэу-цзюнь разрешил мне приехать к тебе, они не станут с ним спорить. — И тебе всё равно? Конечно, ему не было всё равно. Неодобрение наставников рождало чувство вины и желание немедленно исправить свои ошибки — вот только ошибок на этот раз не было. Лань Сычжуй не мог сделать ничего, чтобы прекратить их недовольство. Разве что расстаться с Цзян Ваньинем и вернуться в Облачные Глубины, но это он даже не рассматривал. — Разве я могу заставить их передумать? — Нет, но… Невысказанное «…ты можешь передумать сам» повисло в воздухе. Лань Сычжуй отложил кисть. Обретённая душевная гармония стремительно испарялась. — Ты уже не хочешь, чтобы мы поженились? — Хочу. Просто… — Цзян Ваньинь пожал плечами. — Если передумаешь, то лучше сейчас. — С чего бы мне передумать? Цзян Ваньинь вздохнул и тоже отложил книгу. — С того, что твои наставники уже недовольны. Ханьгуан-цзюнь тоже. И другие будут смотреть на тебя как… на обрезанного рукава. Ты будешь не молодой господин Лань, а второй господин Цзян. И говорить станут разное. — Звучит так, словно после свадьбы ты собираешься нарядить меня в прозрачный шёлк и посадить у своих ног, когда будешь принимать глав других кланов. Цзян Ваньинь поперхнулся. Лань Сычжуй прикусил губу, чтобы не засмеяться. — Мне и так не по себе, — примирительно сказал он. — Ты прав, будут недовольные, будут слухи. Наверняка меня станут убеждать, что я совершаю ошибку. Но хотя бы ты будь на моей стороне. Пожалуйста. Цзян Ваньинь не отвечал, задумчиво разглядывая его. Лань Сычжуй нахмурился, мысленно повторяя свои слова. Он же не сказал ничего странного? А потом вдруг понял. — Я серьёзно. Давай договоримся, что я не передумаю, а ты не будешь на это намекать. — М-м, — отозвался Цзян Ваньинь, не отрывая от него взгляд. Ну. Что уж там. Идея и впрямь была… соблазнительной. Цзян Ваньинь, сидящий на лотосовом троне, широко расставив ноги, позволяющий — или повелевающий — ласкать его как угодно… Не при главах других орденов, конечно. — Сможешь сделать так, чтобы в зал Познания Меча никто не вошёл? — Запросто. — А одежды… — Сошьют. Лань Сычжуй засмеялся и подполз к нему на четвереньках. — Ты же не скажешь, что это для меня? — Что-нибудь придумаем, — уклончиво согласился Цзян Ваньинь, опрокидываясь на пол вместе с ним. — Никто не догадается. Или не признается в этом. В Облачные Глубины Лань Сычжуй поднимался со странным, незнакомым прежде чувством. Всё вокруг было привычным и знакомым ему до мелочей, но сейчас эта привычность ощущалась особенно остро. Никогда прежде он не покидал Облачные Глубины на такой долгий срок. К воротам он приблизился с трепетом, словно за прошедшие месяцы что-то могло измениться и его жетон вдруг перестанет действовать. Но Лань Шу и Лань Ишэнь встретили его радостными возгласами, и Лань Сычжуй больше не сомневался: он дома. Первым делом он отправился к Цзэу-цзюню поздороваться и сообщить о своём приезде, а также узнать, что ему будет поручено делать в оставшиеся два дня. Цзэу-цзюнь подумал и велел спросить у Лань Данцина. Кажется, он тоже не знал. Как будто Лань Сычжуй был гостем, а не адептом своего ордена. Стоило ему выйти из ханьши, как навстречу вылетел Лань Цзинъи: — Наконец-то! Я уже думал, ты сегодня не прилетишь. — Я по тебе тоже скучал, — рассмеялся Лань Сычжуй. Они встречались несколько раз в Цайи, один раз Лань Цзинъи прилетел в Пристань Лотоса. Но это были короткие встречи, всего на пару часов. — У тебя сейчас есть дела? — Цзэу-цзюнь велел спросить у Лань Данцина. — О, замечательно. Мы с мелкими идём изучать травы. Скажи ему, что ты с нами. Вдвоём за ними легче уследить, а то опять кто-нибудь потеряется. — Да, только… — Ужасно хотелось отложить на потом, но он должен был это сделать. — Сперва мне надо найти Ханьгуан-цзюня. Не знаешь, где он? — Кажется, в библиотеке. Ханьгуан-цзюнь действительно был там. Лань Сычжуй замер в дверях, не решаясь отвлечь его от чтения. Может быть, всё-таки отправиться сейчас в долину с Лань Цзинъи и вернуться потом, когда Ханьгуан-цзюнь не будет занят? Но тот уже заметил его и отодвинул свиток. Лань Сычжуй глубоко поклонился. Ханьгуан-цзюнь встал и указал взглядом на дверь. В библиотеке запрещено разговаривать. Едва они покинули павильон, Лань Сычжуй снова поклонился: — Ханьгуан-цзюнь. Прошу простить меня за непочтительное поведение в прошлый раз. Я осознаю, что вёл себя непозволительно, и сожалею об этом. — Лань Сычжуй, — прервал его Ханьгуан-цзюнь. Не строго, почти как Цзэу-цзюнь. — Не нужно извиняться. Я рад тебя видеть. Для сдержанного, редко выражающего приязнь Ханьгуан-цзюня это было больше, чем просто слова. — Я тоже рад, Ханьгуан-цзюнь. Очень. — Я тоже… должен извиниться перед тобой, — с заминкой выговорил Ханьгуан-цзюнь, и Лань Сычжуй удивлённо моргнул: ему-то за что извиняться? — В тот день я сказал о твоём происхождении, не подумав. Если бы глава Цзян не знал о нём, он мог причинить тебе зло. Я был неосторожен. Ханьгуан-цзюнь извинялся перед ним! Как ему только в голову пришло? Ведь это Лань Сычжуй врал, скрывая свои встречи с Цзян Ваньинем, а потом открыто спорил с наставником и даже не раскаялся в этом. Разве можно было подумать, что Ханьгуан-цзюнь хотел прогнать Лань Сычжуя из ордена? Он волновался, вот почему был резок тогда. Только дурак бы не понял. — Ханьгуан-цзюнь слишком добр ко мне, — ответил Лань Сычжуй, даже не пытаясь спрятать радостную улыбку. — Я думаю… Я думаю, на самом деле Ханьгуан-цзюнь знал, что Цзян Ваньинь не причинит мне вреда, поэтому и сказал, что я Вэнь. Правда? Ханьгуан-цзюнь внимательно смотрел на него. — Глава Цзян хорошо с тобой обращается? — Он делает всё, чтобы в Пристани Лотоса я чувствовал себя как дома. Ханьгуан-цзюнь кивнул. — Хорошо, — сказал он. — Можешь идти. В других устах это могло прозвучать равнодушно, но Лань Сычжуй слишком хорошо знал Ханьгуан-цзюня и то, что скрывалось за его немногословием. Это «хорошо» было почти благословением. Он снова поклонился и почти бегом бросился обратно к Лань Цзинъи. Не сразу вспомнил: бегать запрещено. В Юньмэне было слишком легко отвыкнуть от строгих правил. Они провели несколько увлекательных часов, показывая десятку младших учеников лечебные, съедобные и ядовитые растения в долине, а также рассказывая о способах их использования и обработки. Рассказывал в основном Лань Цзинъи, Лань Сычжуй следил, чтобы никто не отходил слишком далеко и не совал в рот красивые ягоды, не успев узнать, что они ядовиты. За стенами Облачных Глубин дети вмиг переставали вести себя чинно и благоразумно; впрочем, возможно, дело было ещё и в наставнике. Перед возвращением Лань Сычжуй раздал детям юньмэнские сладости и получил в ответ радостные объятия, едва не превратившиеся в кучу-малу. Наблюдающий за этим Лань Цзинъи скорчил обиженную гримасу: — А мне? Лань Сычжуй с ухмылкой достал из рукава последний свёрток и протянул ему: — Самому большому ребёнку Облачных Глубин. — Да ну тебя, — рассмеялся Лань Цзинъи и прижал свёрток к носу, принюхиваясь. — О-о, там печенье с османтусом, да? Спасибо! После ужина пойдём на наше дерево? — Ты что? Мы же уже взрослые. Лазать по деревьям — это… глупо. Лань Цзинъи помахал у него перед носом свёртком со сладостями: — Ты сам сказал. Давай, никто не узнает. Как раньше. И Лань Сычжуй сдался. Он соскучился по Лань Цзинъи, а ещё чувствовал лёгкую вину за то, что уехал из Облачных Глубин и долго не возвращался, и, наверное, согласился бы сейчас на всё, что тот предложит. Это дерево, нависающее над ручьём, они нашли ещё в детстве. Струящийся от холодных источников ручей был мелким, но быстрым, а дно покрыто камнями. Но на широких ветвях мальчишки чувствовали себя в полной безопасности. Лань Сычжуй любил сидеть в развилке у самого ствола, а Лань Цзинъи — над водой, где перекрещивались две толстые ветки. Они сбегали на дерево после уроков и сидели там часам, болтая и глядя на воду, а иногда лакомились сладостями, которые мама Лань Цзинъи давала сыну. Давала — всегда на двоих. Лазать по деревьям в Облачных Глубинах не разрешалось, поэтому после первого раза они сами признались в содеянном. Лань Жэньцин, выслушав признание, велел показать ему дерево и решил: — Перепишите по десять правил каждый. Любых. Если залезете на него ещё раз, наказание будет то же. Так что они сидели на дереве, пока не приходило время заняться чем-то ещё, а потом переписывали по десятку правил и не испытывали ни малейших угрызений совести. Теперь они уже не были детьми, и одна из веток заметно прогнулась, когда Лань Цзинъи устраивался на ней, но шум ручья, ощущение шершавого ствола за спиной и вид развалившегося на ветках Лань Цзинъи всколыхнул в памяти Лань Сычжуя то же чувство бунтарства что и в детстве. Разрешённого, но всё равно бунтарства. И лёгкую тоску по временам, когда они были беззаботными детьми, радующимися, что закончились скучные занятия. У Лань Сычжуя было счастливое детство. Благодаря Ханьгуан-цзюню. Лань Цзинъи развернул сверток с края, сунул в него руку и кинул в Лань Сычжуя печенье с начинкой из сладких бобов. — Так время летит, — задумчиво поделился он, откидываясь на ветке и откусывая половину своего печенья. — Молодая госпожа скоро женится, ты тоже… замуж выходишь. Тоже влюбиться, что ли? — Тебе кто-нибудь нравится? — Ну… так. Оуян Юнь симпатичная, это двоюродная племянница Оуян Цзычжэня. Но не настолько, чтобы влюбиться. — Когда встретишь ту самую, перестанешь сомневаться. — Это и пугает, — вздохнул Лань Цзинъи. — Скандал с женитьбой Ханьгуан-цзюня и Вэй Усяня мы пережили, ты скоро вызовешь ещё один. Если после этого я влюблюсь в какую-нибудь неподходящую девушку, меня просто убьют. Лань Сычжуй тоже вздохнул. О том, что они с Цзян Ваньинем договорились пожениться, знали пока только Лань Цзинъи и Цзэу-цзюнь. Вэй Усянь, конечно, будет на его стороне, Ханьгуан-цзюнь… возможно, но что скажут остальные… Брак Ханьгуан-цзюня с Вэй Усянем пришёлся не по душе большинству старших адептов, считавших, что второму Нефриту не следовало во всеуслышание признавать себя обрезанным рукавом. — Уверен, ты влюбишься в самую лучшую девушку. Кем бы она ни была. Лань Цзинъи вдруг хихикнул: — Возможно, после тебя они обрадуются уже тому, что это девушка. — И не глава другого ордена. — Нет уж, если я женюсь, то приведу жену в Гусу Лань. Хотя… — Он задумался. — Что, если она не захочет? Все эти наши правила, распорядок… Приглашённые ученики через одного жалуются, а они у нас всего на год. Это нам легко, мы-то тут выросли. Что, если она бросит меня из-за этого? — Тогда вы можете сбежать и стать бродячими заклинателями. — Какая девушка захочет жить с бродячим заклинателем? Ни семьи рядом, ни крыши над головой. Вот тогда она меня точно бросит. — Хватит переживать, ты её ещё даже не встретил. — Когда встречу, будет поздно, — мудро рассудил Лань Цзинъи и кинул в Лань Сычжуя ещё одно печенье. Они слезли с дерева, когда свёрток со сладостями опустел. Лань Цзинъи направился было к зданию, где были комнаты неженатых адептов, но Лань Сычжуй дёрнул его за рукав: — А правила? — Какие… да ладно, ты серьёзно? — А что, в Облачных Глубинах уже разрешили лазать по деревьям? Они отправились в библиотеку и, тщетно пытаясь не смеяться, переписали по десятку правил. — Интересно, вдохновишь ли ты учителя Ланя на пару новых правил? — сказал Лань Цзинъи, когда они покончили с «наказанием». — Не встречаться с главой другого ордена, например. Или хотя бы не выходить за него замуж, если вы оба мужчины. — После меня пусть сочиняет что угодно. Как думаешь, Вэй Усянь вернулся? Они нашли Вэй Усяня в цзинши, где тот раскладывал на столе странно выглядящие бумажные фигурки. Собирал, раскладывал в другой последовательности и собирал снова. Видимо, задача никак не решалась. — Лань Юань! — воскликнул он, оторвавшись от своего занятия. — Хорошо, что ты прилетел. Мы за тебя волновались. — С чего бы вам за меня волноваться, учитель Вэй? — Ну, знаешь… — Вэй Усянь многозначительно приподнял брови. — Когда ты прислал клочки своего ханьфу со следами крови, это было несколько пугающе. Лань Сычжуй уже пожалел, что отправил это несчастное ханьфу в Облачные Глубины. Надо было просто сжечь. Но тогда казалось разумным вернуть остатки орденских одежд, да и Цзэу-цзюнь подтвердил, что он поступил правильно. — Я же всё объяснил в письме. — Прости, но твои объяснения звучали не очень убедительно. Лань Сычжуй вздохнул: — Мы тоже думали, что одержимая ежевика — это ерунда. Пока она на нас не набросилась. Та ночная охота преподнесла им неприятный сюрприз: заклинатели ожидали встретить мелких лесных духов, опасных лишь для обычных людей, а столкнулись с зарослями ежевики, одержимой одним, но очень злобным духом. Длинные колючие ветви хлестали по лицам, метя в глаза, рвали одежду, цеплялись за волосы, и справиться с ними оказалось сложнее, чем с чудовищем из плоти и крови. Только когда Лань Сычжуй наконец нашёл мелодию, чуть успокоившую разозлённого духа, они сумели порубить ежевику на мелкие куски и сжечь, потому что упокаиваться по-хорошему дух не желал. Юй Готао потом сказал, что, возможно, это из-за пребывания в растении: чем меньше сознания у одержимого, тем быстрее дух теряет способность что-то понимать. Лань Сычжуй напомнил себе, что хотел спросить об этом у Лань Цижэня. Попозже. — Как там Цзян Чэн? Ещё не достал тебя своим ворчанием? — Учитель Вэй шутит, — осторожно ответил Лань Сычжуй. Он до сих пор не был уверен, как Вэй Усянь относился к их отношениям. Ханьгуан-цзюнь, конечно, рассказал ему обо всём в тот же день, но Вэй Усянь лишь спросил: «Это правда?» — и долго хохотал, когда Лань Сычжуй ответил, что да, правда. Хохот звучал не очень весело, скорее потрясённо. Больше Вэй Усянь вопросов не задавал. Возможно, не хотел представлять его со своим бывшим шиди. А потом Лань Сычжуй уехал в Пристань Лотоса. — С ума сойти, — искренне сказал Вэй Усянь. — Не думал, что кто-то сможет его вынести. Кроме меня, конечно. — Возможно, Цзян Ваньинь сказал бы то же самое про вас, — поддел его Лань Сычжуй. Не очень вежливо, но Вэй Усянь никогда не требовал почтительности, даже когда они были учениками. — Конечно, он сказал бы, — улыбнулся Вэй Усянь, словно вспоминая что-то. — Вот что ещё хотел спросить… Он не упрекает тебя в том, что ты… ну, из какой ты семьи? Лань Цзинъи сидел рядом, так что нельзя было говорить открыто, но Лань Сычжуй понял намёк. — Нет. Мы говорили об этом ещё давно, помните, когда вы с Ханьгуан-цзюнем забирали меня из Пристани Лотоса. Всё хорошо. — Хорошо, — повторил Вэй Усянь. — Я рад. — Ещё был он имел что-то против твоей семьи! — возмутился Лань Цзинъи. — Даже если он в ссоре с Ханьгуан-цзюнем, какое это имеет отношение к тебе? «Однажды я ему расскажу, — привычно успокоил свою совесть Лань Сычжуй. — Потом, не сейчас». — Никакого. Ты совершенно прав. Учитель Вэй, можно спросить, что вы такое делаете? — А, это? — Вэй Усянь коснулся пальцами ближайшей фигурки. — Это будет собирать и заключать в себе тёмную энергию. Как только я найду способ соединить их хотя бы с десятка шагов. Впрочем, там уже будет неважно, десяток или больше… Он задумчиво уставился на фигурки, и Лань Сычжуй с Лань Цзинъи поспешили уйти. Лань Сычжуй знал, что Вэй Усянь, увлёкшись изобретательством, мог забыть про всё, даже про еду и сон. Хорошо, что Ханьгуан-цзюнь всегда был рядом, чтобы позаботиться о нём. Дни рождения глав Ланьлин Цзинь всегда праздновались пышно, и Цзинь Лин продолжил эту традицию, хотя до размаха деда, Цзинь Гуаншаня, ему было ещё далеко. Гости съезжались со всей Поднебесной. Когда Цзэу-цзюнь, Ханьгуан-цзюнь с Вэй Усянем и Лань Сычжуй с Лань Цзинъи сошли с мечей перед лестницей, ведущей в башню Золотого карпа, вокруг уже было полно народа. Какой-то господин с внушительной фигурой громко сетовал, что по этой лестнице предстоит подниматься пешком: столько ступеней, ужас! Зачем её только построили! «Не был он в Облачных Глубинах», — подумал Лань Сычжуй и переглянулся с Лань Цзинъи — им явно пришло в голову одно и то же. Тысячу ступеней этот толстяк точно бы не осилил. Цзинь Лин был окружён родичами и гостями из других кланов, но при виде Цзэу-цзюня все они немедленно расступились. Цзэу-цзюнь был главой Великого ордена, и он, конечно, не стал бы ждать в очереди, чтобы поздравить другого главу. Не то чтобы такое ожидание считалось унизительным, но… Лань Сычжуй подумал: хорошо быть адептом Гусу Лань. Идти за главой ордена, когда другие уступают тебе дорогу. А главы мелких кланов вынуждены ждать, пока более знатные гости вдоволь наговорятся с главой Цзинь, чтобы принести свои поздравления. Почему-то от этих мыслей стало неловко, словно это по вине Лань Сычжуя существовала подобная несправедливость. Пока Цзэу-цзюнь желал Цзинь Лину здоровья и благополучия и вручал подарки, Лань Сычжуй незаметно искал глазами Цзян Ваньиня. Он думал, что тот будет рядом с племянником, но ни его, ни адептов Юньмэн Цзян в зале не было. Вслед за Цзэу-цзюнем они с Лань Цзинъи тоже вручили Цзинь Лину подарки: стрелы из лиственницы с нанесёнными на них заклинаниями и нефритовый письменный набор, покрытый тонкой резьбой. Так странно было делать это в большом зале, под десятками взглядов. Цзинь Лин был для них товарищем, а не главой другого ордена, но фамильярность сейчас была неуместна, и приходилось вежливо улыбаться, протягивать подарки обеими руками, а Цзинь Лин принимал их так же церемонно, передавал слугам и благодарил в ответ. Словно они играли в какую-то игру на глазах у всех. Гости всё прибывали и прибывали, и они тоже желали поздравить Цзинь Лина, вернее, главу Цзинь, так что Лань Сычжуй с Лань Цзинъи быстро отошли в сторону. Лань Сычжуй огляделся: можно было перекусить, благо на угощение в башне Золотого карпа никогда не скупились, а потом сбежать куда-нибудь в сад и там дождаться, пока начнётся пиршество. Лань Цзинъи дёрнул его за рукав, заставив обернуться: с другого конца зала им махал Цзинь Сюинь. Они неплохо провели время на той ночной охоте, так что стоило хотя бы поздороваться. — Привет, — сказал Цзинь Сюинь, когда они подошли. — Здорово, что вы здесь. Хотите есть? Или выпить вина? — Никогда не предлагай вино адептам Гусу Лань, — серьёзно сказал Лань Цзинъи. — Все знают, что мы не пьём. — Правда? — растерялся Цзинь Сюань. — Простите, я не знал… — Не слушай, — поспешил успокоить его Лань Сычжуй. — То есть да, у нас не принято пить вино, это всем известно. Но если ты предложишь, никто не оскорбится. Ты предложил, мы отказались, вот и всё. Цзинь Сюинь вздохнул: — Я всё ещё пытаюсь запомнить главное про все ордена и кланы. Но всегда находится что-то, что я не знаю, а все знают, и я чувствую себя таким дураком. — Пфф, подумаешь. — фыркнул Лань Цзинъи. — Благородный человек сделает вид, что не заметил твою оплошность. А если он не благородный, то ему же хуже. — Насчёт нашего ордена можешь не волноваться, — добавил Лань Сычжуй. — Цзэу-цзюнь очень добрый и никогда не упрекнёт тебя в незнании каких-то мелочей. Только не упоминай при нём прошлого главу Ланьлин Цзинь. Ему будет неприятно. Цзинь Сюинь кивнул. — А Вэй Усянь? Они переглянулись. — Вэй Усяня лучше ни при ком не упоминать, — сказал Лань Цзинъи. — Вообще. Никогда не знаешь, кому он отдавил мозоль в прошлой жизни. К ним подошли ещё двое юношей из Цзиней — Лань Сычжуй видел их на каком-то празднике рядом с Цзинь Лином — и девушка из ордена Сихэй Фо. Юноши похвалили подаренные Цзинь Лину стрелы и тут же начали обсуждать турнир лучников, который орден Ланьлин Цзинь собирался устроить на праздник зимнего солнцестояния. Лань Цзинъи тоже собирался участвовать, поэтому тут же включился в спор о том, кто будет достойным соперником, а кто даже держать лук не умеет. Лань Сычжуй лишь слушал. Он умел стрелять из лука, как любой заклинатель, но не так хорошо, как Лань Цзинъи. Меч и гуцинь были привычнее. В Юньмэне он снова начал тренироваться в стрельбе, чтобы не отставать от других адептов — почти все они были отличными лучниками. Раз уж он собирается стать частью их ордена, то и сражаться должен не хуже. Вэнь Нин когда-то был прекрасным стрелком, Вэй Усянь рассказывал. Но Лань Сычжуй не мог попросить его об уроках. Он сам не сразу понял, что начал избегать Вэнь Нина, когда стал встречаться с Цзян Ваньинем. Глава Цзян возглавил поход на Луаньцзан, все это знали. Лань Сычжуй мог простить ему убийство родичей, потому что не помнил их, и зло, причинённое другими его же родичами клану Цзян, было не менее страшно. Но для Вэнь Нина погибшие на Луаньцзан были семьёй, которую он любил, и Лань Сычжую было неловко смотреть ему в глаза, встречаясь с тем, кто был в ответе за их смерть. А Цзян Ваньинь ненавидел Вэнь Нина, хотя Лань Сычжуй не понимал, за что. Просто старался не упоминать о нём. Это было несложно. Куда легче, чем не упоминать про Ханьгуан-цзюня. Он так и не понял, что привлекло его внимание: то ли голос, то ли быстрые шаги, прозвучавшие в общем шуме. Но когда он обернулся, Цзян Ваньинь уже подходил к Цзинь Лину. За ним следовали Цао Шансюй и Цзян Люшэнь. Лицо у Цзян Ваньиня было строгое, будто он явился не на день рождения племянника, а на совет кланов, и Цзинь Лин при виде его тоже подобрался и стал словно выше ростом. Лань Сычжуй не слышал, что говорил Цзян Ваньинь, но Цзинь Лин серьёзно слушал его и церемонно поклонился, когда Цзян Люшэнь поднёс небольшую резную шкатулку. Что было внутри — Лань Сычжуй не разглядел. Решил, что спросит потом. Положив напоследок руку на плечо племяннику, Цзян Ваньинь отвернулся и встретился глазами с Лань Сычжуем. И замер. Лань Сычжуй не мог позволить себе привлекать внимание — пока не мог — и лишь взглядом надеялся передать, как рад его видеть. Цзян Ваньинь прищурился, едва заметно кивнул и отошёл в сторону, где его вниманием тут же завладел глава ордена Ичэнь Шао. Придвинулся так близко, разве что за рукав не хватал. Неприязненный взгляд Цзян Ваньиня его ничуть не смущал. Возможно, он считал что глава Цзян выглядит так всегда. Лань Сычжуй смотрел на него — высокого, красивого, стоящего среди глав других кланов так же, как среди своих адептов, — и в который раз удивлялся своему счастью. Как так получилось, что из всех прочих Цзян Ваньинь выбрал его? Ведь наверняка многие проявляли к нему интерес или даже признавались в любви, и уж точно среди них были заклинатели сильнее, женщины красивее, чем Лань Сычжуй. А Цзян Ваньинь выбрал его. Как же ему повезло. Он с сожалением отвёл взгляд, пока никто не заметил, что он слишком долго любуется главой Цзян, и увидел Вэй Усяня. Тот тоже наблюдал за Цзян Ваньинем, лицо у него было задумчивое и немного грустное. Лань Сычжуй подумал, что он, наверное, хотел бы поговорить, но ни за что не подойдёт сам, и Цзян Ваньинь тоже не заговорит первым, и это не только грустно, но и глупо. Но он совершенно не представлял, что может сделать. Слушать никто не будет, да и не его это дело. Потом среди гостей он увидел Цзю Сяолинь, невесту Цзинь Лина, и потащил Лань Цзинъи знакомиться. Пиршество было традиционно скучным. Гости наслаждались вином, музыкой и танцами девушек в завлекательных одеяниях, но Ланям вино заменял чай, а разглядывать танцовщиц было неловко. Вот разве что музыка… Старшие гости то и дело поднимались с чашами вина в руках, предлагая выпить за здоровье Цзинь Лина, процветание Ланьлин Цзинь или что-то ещё. Положение Лань Сычжуя не позволяло ему поддержать разговор на равных, и он молчал, сохраняя на лице благожелательную улыбку. И лишь иногда позволял себе смотреть в сторону Цзян Ваньиня — не дольше пары ударов сердца. Тот почти не разговаривал с соседями, пил вино и — это Лань Сычжуй понял, во второй раз встретившись с ним взглядом, — так же посматривал в его сторону. Хорошо, что остальные заклинатели любовались танцовщицами и ничего не замечали. После пиршества гостям было предложено полюбоваться редкими сортами хризантем, привезёнными из Дунъина специально для ланьлинских садов. Лань Сычжуй был рад чему угодно — хоть хризантемам, хоть карпам, лишь бы не сидеть вот так, изнывая от скуки. В саду были расставлены столы с закусками, музыканты играли на флейтах и пипах, и гости очень скоро разбрелись между цветами, беседуя и угощаясь вином со сладостями. Цзинь Лин тут же утащил Цзю Сяолинь в заросли жимолости, и, судя по тому, что Цзю Лишу благодушно болтал с главой Яо, не замечая исчезновения дочери, искать их никто не собирался. Впрочем, если Цзю Лишу и догадывался, что молодые люди сумели остаться наедине, к чему было волноваться? После таких исчезновений Цзинь Лин точно не сможет передумать и разорвать помолвку, не обидев смертельно весь клан Цзю. А Цзю Лишу невероятно гордился тем, что заполучил в зятья главу Великого ордена. Лань Сычжуй нашёл Оуяна Цзычжэня, спросил, как поживают его сестра и мать, выслушал восторженный рассказ о некоей Шу Фэнсинь, в которую тот был влюблён. Кажется, в прошлый раз тот рассказывал о другой девушке. Точно не из семьи Шу. Хорошо, что Оуян Цзычжэнь был романтиком, а не повесой, не то ему было бы несдобровать. Лань Сычжуй напомнил себе, что как хороший друг он не должен спрашивать, знает ли Шу Фэнсинь о чувствах молодого господина Оуяна. И вообще о его существовании. С другой стороны, если Оуян Цзычжэнь продолжит в том же духе, об этом спросит Лань Цзинъи. Главное — оказаться в этот момент рядом. Краем глаза Лань Сычжуй заметил проблеск лилового, но заставил себя не оборачиваться. Внимательно слушал Оуяна Цзычжэня, пока Цзян Ваньинь проходил мимо, вежливо поздравил с тем, что тот наконец встретил такую прекрасную девушку. И лишь затем неторопливо направился по боковой дорожке в глубь сада. Что Цзян Ваньинь будет его ждать, он понял в краткий миг, когда они встретились глазами. Дорожка привела к небольшому павильону, заросшему глицинией и диким виноградом. С крытой галереи открывался вид на маленький пруд с кувшинками. Виноград так густо увил столбы, поддерживающие крышу, что за его листьями почти не была видна сама галерея. Поговаривали, что Цзинь Гуаншань находил особое удовольствие в том, чтобы приводить туда любовниц и развлекаться с ними, пока вокруг пруда прогуливались гости. Лань Сычжуй не знал, правда это или нет. Спрашивать у Цзинь Лина было неуместно. Но Цзян Ваньинь, конечно, ждал его там не для таких непристойных целей. Просто это было лучшее место для беседы наедине. Всё же он позволил себе поцеловать Цзян Ваньиня и немного постоять в его объятиях, прежде чем спросил: — Ты просто хотел меня видеть или что-то случилось? Не отрывая руки от его талии, Цзян Ваньинь подтолкнул Лань Сычжуя к перилам: — Хотел тебе кое-что показать. Вон там, в беседке. Лань Сычжуй осторожно раздвинул виноградные листья и посмотрел на беседку у пруда. Со стороны павильона она была открыта. Лань Сычжуй пригляделся к сидящим внутри людям и ещё нескольким молодым мужчинам, стоящим рядом. — Клан Таньтай, — пояснил Цзян Ваньинь. — Глава Таньтай Цзюй с женой и дочерями. Младшая — Таньтай Юэ. Думаю, я выберу её. Не было нужды пояснять, о чём он. Лань Сычжуй посмотрел снова. Глава Таньтай пил вино из крохотных чашечек и неторопливо о чём-то рассказывал. Собравшиеся вокруг юноши вроде бы слушали его, но было совершенно ясно, что их внимание притягивает юная красавица, обмахивающаяся веером. Стоило ей взглянуть на засахаренные фрукты или сладости, как услужливые руки мигом придвигали лакомство, убирали со стола случайно упавший сухой листик, наливали чай. Красавица улыбалась, благовоспитанно прикрывая лицо, когда отец оборачивался к ней. — Она так стреляет глазами из-за веера, что наверняка только и мечтает выйти замуж. — Очень смешно. Лань Сычжуй вздохнул. Не то чтобы он хотел пошутить, просто… ничего больше в голову не пришло. Вторая девушка в беседке вертела в руках чайную чашку и выглядела недовольной всем на свете. Может быть, Лань Сычжуй видел её прежде. Может быть, нет. Лицо ни о чём не говорило. — Ясно. — И всё? — А что ты хочешь от меня услышать? Прозвучало как упрёк, и Лань Сычжуй мимолётно пожалел: он ведь сам хотел, чтобы Цзян Ваньинь поскорее женился, а теперь словно не желает знать о его будущей жене. — Не знаю. Может, она тебе не нравится. Или ты имеешь что-то против её клана. Мне надо понять заранее. Лань Сычжуй пожал плечами: — А что, если она мне не понравится, ты будешь искать другую невесту? — Конечно. Это было сказано так уверенно, что Лань Сычжуй не нашёлся с ответом. Он предполагал, что, если невеста Цзян Ваньиня по какой-то причине совсем, напрочь ему не понравится, чтобы даже встречаться с ней в Пристани Лотоса было невыносимо, Цзян Ваньинь может пойти ему навстречу и выбрать кого-то другого. Но не так же сразу, чтобы даже сам выбор с ним обсуждать… Он снова вгляделся в девушку. Рядом с красавицей-сестрой она казалась совсем незаметной. А вот её отца он вспомнил: — Это же Таньтай из Хэцзэ? Ткачи? — Да. Теперь выбор стал понятен. Клан Таньтай славился тканями для одежд — ткачи заклинали нити во время переплетения, защищая сшитые из них ханьфу от стрел, огня или чужих заклинаний. Стоили они баснословно дорого, но спрос не уменьшался. — Я думал, они стараются хранить свои техники внутри клана. — Так и есть. Таньтай Фэн, старшая дочь, возьмёт мужа в клан. Но вторую готовили к союзу с другим орденом. Она не ткёт, а вышивает. Тоже талантлива, но это не тайные техники клана Таньтай. Думаю, ей позволят взять учеников в Юньмэн Цзян. Если мы поженимся. Вторая молодая госпожа Таньтай поставила на стол пустую чашку. Никто не спешил услужить, и она потянулась к чайнику сама. — Мне кажется, это хороший выбор. Она же росла в клане и наверняка связала свои техники с клановыми. Нельзя тренироваться в другом ордене и не подхватить пару приёмов. Это может быть интересно. И полезно для Юньмэн Цзян. — Я тоже так подумал, — кивнул Цзян Ваньинь. — Если заключим помолвку, свадьбу можно сыграть в начале весны. Лань Сычжуй обнял его, положил голову на плечо. — Лишь бы она в тебя не влюбилась, — шепнул он. — Это будет печально. — С чего бы ей в меня влюбляться? — фыркнул Цзян Ваньинь. — С того, что это ты. Лань Сычжуй не представлял, как можно знать Цзян Ваньиня, жить с ним рядом, делить постель и не влюбиться. И ему было заранее неловко перед будущей госпожой Цзян, но он всё равно не желал, чтобы Цзян Ваньинь ответил на эту любовь. Он хотел Цзян Ваньиня для себя одного. Был согласен делить со старшей женой лишь для того, чтобы появился наследник, но не более. Все знали, что глава Цзян ищет жену тихую, послушную и не красавицу. Говорили: чтобы сидела дома и не мешалась, от красавиц одни хлопоты. Лань Сычжуй знал: Цзян Ваньинь не хочет полюбить женщину, с которой и без того будет слишком близок. — Множество женщин ухитрились в меня не влюбиться, — чуть сварливо отозвался тот. — Не такое уж сложное это дело. Лань Сычжуй рассмеялся и поцеловал его. В этом действительно было что-то будоражащее: целоваться на скрытой виноградом и глицинией галерее, когда в нескольких десятках шагов кто-то смеётся и разговаривает, не подозревая, что стоит присмотреться внимательнее — и заметить в просветах между виноградными листьями влюблённую пару. — Ты бы лучше беспокоился, что она может влюбиться в тебя, — сказал Цзян Ваньинь, когда они оторвались друг от друга. — Вот это действительно будет крайне неприятная ситуация. — В меня? Да брось. С чего бы… — он прикусил язык, поняв, что едва не повторил слова самого Цзян Ваньиня. — А почему бы нет? — пальцы Цзян Ваньиня гладили его шею, проводя от уха к ключице, и Лань Сычжуй едва сдерживался, чтобы не потереться о его руку, как кот. — Ты ближе к ней по возрасту. Молодой, красивый, талантливый, добрый. Забавный, если выпьёшь. Заботливый. Как в тебя не влюбиться? У Лань Сычжуя перехватило дыхание. Цзян Ваньинь сказал это так, словно… Словно это было нечто само собой разумеющееся. Он ведь понимал, как это звучит? Или нет? Он не стал бы дразнить просто так, не подумав… — А ты? — Что я? Лань Сычжуй упёрся взглядом ему в шею. Ну как о таком спрашивать? — Ты бы мог… влюбиться в меня? Цзян Ваньинь замер. Рука на боку Лань Сычжуя сжалась, отстраняя его, и мгновенно накатила паника: зачем он только спросил? — Серьёзно?! По-твоему, я ищу некрасивую жену и собираюсь на весь мир объявить себя обрезанным рукавом только потому, что мне тебя жалко? Или чтобы насолить этому вашему Ханьгуан-цзюню? Воздух в груди Лань Сычжуя искрился, как Цзыдянь, распирал так, что было трудно дышать. Словно ему снова было десять лет и он впервые взлетел на мече над Облачными Глубинами — невысоко и ненадолго, но и сам он, и весь мир навсегда изменился. — Скажи это, — тихо попросил он, не поднимая глаз и безудержно улыбаясь. — Зачем? Ты так не понял, что ли? — Ну скажи. Цзян Ваньинь вздохнул и обнял его обеими руками. — Я тебя люблю, — буркнул он. — Доволен? — Ага. Я тебя тоже. Цзян Ваньинь снова вздохнул. — Иногда, — негромко сказал он, прижавшись щекой к волосам Лань Сычжуя, — рядом с тобой я чувствую себя как когда-то… до всего. Словно не было ни войны, ни остального. И все живы, и можно не вспоминать о них, не думать, просто… жить, и всё. Лань Сычжуй лишь крепче обнял его. Он понимал, о чём тот говорит, пусть даже в его жизни не было таких же страшных потерь. И то, что из-за него Цзян Ваньинь мог забыть о них, наполняло его гордостью и желанием сделать всё, что угодно, лишь бы Цзян Ваньинь был счастлив. Из-за поворота галереи послышались шаги — тяжёлые мужские и быстрые, лёгкие женские. Кто-то собирался уединиться под прикрытием виноградных лоз. Лань Сычжуй замер. Цзян Ваньинь громко, предупреждающе откашлялся. Шаги замерли, а потом… — Да ладно?! — возмутился Цзинь Лин. — У вас же есть целая Пристань Лотоса! Цзян Ваньинь набрал было воздуха, чтобы ответить племяннику, но Лань Сычжуй прижал палец к губам — и тот промолчал. — Мы уже уходим! — крикнул Лань Сычжуй, хватая его за руку. — И если хотите, мы вас не видели. Потому что у них действительно была Пристань Лотоса. И сколько угодно времени. Можно было поделиться. Он потянул Цзян Ваньиня за собой с галереи, мимо Цзинь Лина с Цзю Сяолинь — Цзян Ваньинь даже поздоровался, невозмутимо, словно они встретились в праздничном зале, а не в укромном месте, куда сбегают влюблённые. Вслед раздалось насмешливое «Видишь, а ты не верила!», но Лань Сычжуй даже не думал отпускать руку Цзян Ваньиня. Он был счастлив и хотя бы здесь, рядом с людьми, которым доверял, мог не скрывать своё счастье.