поганое трио

Слишком много скрипачей на курсе — минус. Слишком много скрипачей и слишком мало пианистов и альтистов с виолончелистами — определенно огромный минус. По величине дурости принимаемых администрацией решений — с Эверест, по масштабу личной трагедии — что-то около стратосферы. Все это, идиотское и несправедливое, повышает вероятность попадания в глупый состав камерного ансамбля размера трио, когда Чонгуку простого дуэта с пианистом хватило бы. Открытое окно в классе для репетиций так и манит своей распахнутостью и прохладой улицы. Может, жарко от злости, которая не проходит уж месяц как после оглашения списков составов. Может, второй скрипач, с которым они дожидались опаздывающего пианиста, слишком горяч и глубоко в сердце — не продохнуть в вязкой и расплавленной воздушной смеси. Духи с пьянящей и тяжеловатой сливовой нотой сбивают с толку, хочется вдыхать-вдыхать-вдыхать где-то в яремной впадине. Прижиматься носом и втягивать воздух до головокружения. Может, сигануть бы. Ну так, чтобы не думалось больше. Чонгук кидает раздраженный взгляд на наручные часы и нервно топает ногой, отбивая долю в выбранном темпе. Тэхенова скрипка звучит надрывно и проникновенно, что заставляет желудок скручиваться чаще, чем если бы тот по обыкновению дергал Чонгука за косички или — если бы Чон не знал его слишком долго — делал неоднозначные намеки. Даже не смотря на то, что основная часть нот прошла мимо кассы, умеет же зацепить, черт бы его побрал. Закатанная на предплечьях рубашка оголяла смуглые пушистые руки, длинными пальцами одной из которых Ким пробегался по струнам, прижимая их к грифу, а другой — усиленно пытался донести смычком силу своих чувств. Или Чонгуку так только казалось. Чон теребит свой смычок, который рука тянется натереть канифолью каждые двадцать секунд, хотя перед выходом из общежития он его судорожно канифолил, думая, что опоздает. Как же. Знакомые интонации в чужой игре заставляют шокированно вскинуть брови. — Серьезно? Тебе твой препод дал концерт Чайковского? Тэхенова тишина такая громкая в своей внезапности. А усмешка — такая стремная. А все потому что… Страшная догадка пронзает Чонгука, когда Тэ легко дергает головой из стороны в сторону. — Или ты сам предложил? — смятенно. …а все потому что она озорная такая и с примесью бахвальства и очаровательной дерзости. Одна из тех, которые не дают уже который год спать спокойно. Древко смычка скользит во вспотевших ладонях, и Чонгук с виду спокойно откладывает его в сторону. Кажется, Тэхену и отвечать не нужно. На риторические вопросы — и подавно. Чонгук — он-то знает, что на самом деле испытывает, — достаточно отстраненно хмыкает. — Чокнутый, — выносит вердикт с восхищенным придыханием. — Ебанутый, — исправляет Тэхен. И, если уж по-честному, Чонгук согласен с ним больше, чем с собой. Проходит еще минут пять. Нога уже нервно не отбивает такт — нечему, она теперь нервно и бесконтрольно вибрирует. — Не хочешь прогнать без Юнги? — предлагает Чонгук, вскакивая со стула. — Сил нет ждать без дела. — Не, — Тэхен параллельно что-то бренчит на скрипке, которую успел снять с плеча и взять в руки на манер укулеле. Смычок повис на указательном пальце, скользящему по струнам. — Без Юнги — не то. Он наша опора. Ха. Опора. Чонгук равнодушно кивает, отворачиваясь. Берет свою скрипку, проверяя строй, а затем не жалеет злости, сочащейся из движений ядом, капающим на землю и разъедающим ботинки. Голова, в отличие от остального тела, холодная и удивительно пустая. Он учится контролировать свои чувства. Чтобы когда хочется — потонуть в отчаянной безответности, а когда нужно — делать вид, что ничего не существует. И он — не сохнет по Тэхену вот уже сто лет. А если точнее — пятак. Чонгук не знает, сколько мучает Сибелиуса, прежде чем дверь распахивается и внутрь не вваливается промокший Юнги с кипой нот. Так тепло улыбается Тэхену, что сводит зубы от сахара и рычать охота, как чихуахуа. — Ничего себе ты разошелся, — комментирует он броски смычка, — бросил кто? Чонгук останавливает взгляд на Мине, но играть не прекращает. Голос в голове, как не собственный, механически щелкает: «Съязвить или проигнорировать, съязвить или ответить нормально, ответить нормально или проигнорировать». Сегодня он, на удивление, не хочет передушить окружающих к чертям от ревности и чувства третьего лишнего, съедающих его каждую репетицию. Только легонько выцарапать эти темные глаза и откусить пирсингованные уши, чтобы впредь без опозданий. Останавливается, срываясь вместе со смычком куда-то в пропасть, все так же не сводя взгляда. Выбирает меланхоличный четвертый пункт: — Тебя сейчас выкину в окно за злостное нарушение договоренностей. Тэхен и Юнги на пару — сраная ирония — хихикают, а Чонгук мрачно улыбается, откидывая разрушающие мысли куда подальше. Он, в конце концов, здесь для того, чтобы репетировать, а не проходить все круги ада просто потому, что не учится разделять личное и рабочее. Трио у них пока что поганое. Что состав, что гребаная разрозненность. Они все — слишком разные. И это раздражает куда больше, чем лобызания Юнги и Тэхена. (Наверное).