Милый

      Несмотря на то, что почти все коробки были распакованы и они определенно «устроились» — слова, которые окутывали сердце Нила теплым коконом каждый раз, когда он думал об этом: просыпаться в большой кровати с Эндрю лицом к лицу, всего в нескольких дюймах от него, никогда не надоест. Это всегда будет роскошью, привилегией. Он был дома, а не просто в комнате в общежитии или на общей кровати в дешевом мотеле со своей матерью и пистолетом под подушкой, не в заброшенном доме, в который ему приходилось тайком входить и выходить, а дома. В настоящем доме. И он делил его с Эндрю. Нил обдумывает это, глядя на все еще спящее лицо блондина, зная, что он больше не должен чувствовать себя таким счастливо удивленным. Они переехали уже несколько недель назад. Тем не менее, он поймал себя на том, что упивается тем, как ему повезло, каждое утро, когда Эндрю был рядом с ним, с ключом от их дома на цепочке на шее. Месяцы, прошедшие после выпуска, казались ему сном, от которого он никогда не хотел просыпаться. Эндрю остался в Колумбии на последний год, чтобы быть поближе к Нилу и дождаться его окончания, а затем они оба подписали контракты с профессиональными командами. Они сделали это. Джостен не верил в чудеса, но это было опасно близко к одному из них.       Эндрю выглядел таким умиротворенным, пока спал. Тяжесть, которая обычно была в его чертах лица, та, которая почти незаметна, если не знать, на что обращать внимание, отсутствовала. Свет только начинал проникать через окно, этого было достаточно, чтобы Нил мог изучить лицо своего партнёра, наблюдать, как медленно поднимается и опускается его грудь. Это было почти смешно, контраст между пирсингом блондина и оранжевым дорожным конусом на толстовке Нила, которую Миньярд назвал пижамой.Но суть заключалась в том, что Эндрю хотел заснуть в одежде рыжего. Что он чувствовал себя в безопасности с номером 10 на спине. Нил мог бы жить в этом моменте вечно, довольный и теплый, зная, что они с Эндрю здесь в безопасности, и все его Лисы в безопасности в своих собственных домах.       Эндрю пошевелился и медленно открыл глаза. Год или два назад он начал просыпаться медленно, а не от толчка или инстинкта борьбы. Теперь его глаза редко открывались по утрам, и Нилу редко приходилось ориентировать его в окружающем мире. Первые несколько ночей здесь было тяжело, блондин просыпался в незнакомой обстановке, но он приспособился так быстро, что это удивило даже Джостена. Теперь его глаза открывались и он хватался за нож только из-за случайных кошмаров или из-за того, что кто-то будил его, прикасаясь к нему. Иногда это все еще было тяжело, но в большинстве случаев это было не так, и Нил был благодарен, что переезд прошел так легко, как только мог бы быть для Эндрю.       Солнце взошло достаточно, чтобы комната была золотой, и Эндрю, уже проснувшийся, засунул руку под подушку и уставился на Нила. Рыжий почувствовал, как зашуршали простыни и одеяло, когда Миньярд еще немного свернулся калачиком и устроился поудобнее. Они лежали так в тишине, лицо Эндрю было совершенно нейтральным, а на губах Нила играла тень улыбки. Через мгновение что-то в лице кареглазого изменилось. Его взгляд смягчился, а челюсть слегка расслабилась, увеличив расстояние между губами.       — Что? — Спросил его Нил.       — Пялишься       — Не знал, что смотреть на тебя - преступление.       — Все твои действия — преступления.       Голос Эндрю все еще был тяжелым от сна, и Нил не мог не радоваться, что он был одним из немногих людей, которые слышали это его, что он мог видеть Эндрю каждый день в такие моменты, с растрепанными волосами, помятой одеждой, перед кофе, со слишком большим количеством сахара и сливок, перед завтраком. Эндрю настолько неосторожен, насколько это возможно, он доверяет Нилу настолько, чтобы быть таким уязвимым рядом с ним.       Они молчали так несколько минут, Эндрю обводил взглядом лицо Нила, второй без всякого стыда изучал каждую черту своего партнёра, убеждаясь, что он в кристально чистом сознании.       — Ты милый.       Это был почти шепот. Нил не был до конца уверен, что ему это не померещилось. Но нет, Эндрю заговорил, и рыжий был уверен в этом, потому что слово повисло в воздухе, угрожая разбиться вдребезги, как стекло, если с ним не обращаться должным образом. Эндрю застыл совершенно неподвижно, его лицо теперь было совершенно пустым. Мягкость, которая была мгновение назад, исчезла, и на ее месте была обычная апатия. Нил очень, очень старался бороться с тем, и мышцы не выдавали его, сохраняя нейтральное выражение лица, не нарушать уязвимость Эндрю улыбкой. Он не мог сдержать легкой ухмылки, которая появилась на его лице, несмотря на все его усилия, но он не осмелился ничего сказать. Выражение лица блондина оставалось застывшим, и спустя вечность Нил смог вернуть своему лицу более нейтральное выражение. Они лежали так еще несколько минут, поддерживая зрительный контакт.       Милый. Милый. Милый. мысли стремились вызвать еще одну улыбку на лице Нила.       — Я собираюсь пойти приготовить блинчики, — выпаливает Нил. — Ты хочешь, чтобы в них была шоколадная стружка?       — Мне все равно, — ответил Эндрю, его маска не дрогнула.       — Хорошо. Нил выпутался из-под одеяла и потянулся, когда встал, делая вид, что не замечает, что Эндрю наблюдает за ним.       — Блинчики будут готовы через 20 минут.       Нил прошел на кухню и заварил кофе. Он достал миску (которая теперь всегда будет стоять на одном и том же месте — дома), смесь для блинчиков и шоколадную стружку. Он поставил сковородку и попытался не думать об этом слове и о том, как Эндрю, произнося его, заставил все его органы сделать сальто. Все шло просто отлично, его разум был сосредоточен на текущей задаче.       Замесите тесто, ложкой выложите его на сковороду, переверните, выложите блинчик на тарелку… Милый… Нил даже не пытался остановить тихий смех и раздирающую лицо улыбку.       Когда с блинчиками было покончено, Нил поставил на стол две тарелки, затем вилки, ножи и салфетки. Он достал сироп, масло и взбитые сливки из холодильника и как раз доставал арахисовое масло из шкафчика, когда услышал, как блондин направляется на кухню.       Эндрю остановился в дверях и посмотрел на Нила, который в гениальном порыве сказал «Блинчики». Миньярд кивнул, уголки его рта чуть дернулись вверх. Он прошел мимо Нила к стойке и приготовил две кружки кофе — одну с небольшим количеством молока для Нила в кружке в форме лисы, а другую с большим количеством сливок для себя, его кружка с рекламой «Как мне пить кофе?» Серьезно. Очень серьезно. Нил подарил его ему в шутку несколько лет назад, это был один из первых случаев, когда он потратил деньги на что-то просто так, и с тех пор Эндрю отказывался пить кофе из чего-либо другого. Неделю спустя Нил нашел в шкафу кружку в форме лисы, и они никогда не говорили об этом, но Джостен пользовался ею каждое утро.       Они сели за стол, Эндрю добавлил обильное количество начинки к своим блинчикам, а Нил намазал свои арахисовым маслом.       — Я придерживаюсь мнения, что это мерзость, — бросил вызов Эндрю.       — Говорит человек, который намазывает столько сиропа на свои блинчики, что у большой лошади остановилось бы сердце. — Эндрю фыркает, а Нил продолжает: — Арахисовое масло вкусное, и оно содержит белок. Ты же тот, кто любит «Ризес». Это шоколад с арахисовым маслом.       — Да, без смешивания блинов и с совершенно другим соотношением. Твоя логика ошибочна. Я ненавижу тебя       — 296%?       — 297.       — Вау, на этот раз два очка, я, должно быть, действительно тебя разозлил.       — Заткнись.              Они позавтракали и привели себя в порядок, и время от времени Нил подавлял усмешку, когда «Милый» эхом отдавалось в его голове. День прошел, как и у большинства: тренировка со своими новыми командами профессионального экси, короткий телефонный звонок во время обеда, возвращение домой и просмотр телевизора с головой Нила на плече Эндрю, Мазерати кареглазого и гораздо менее яркий минивэн Джостена, припаркованный рядом друг с другом на подъездной дорожке. Когда Эндрю покупал микроавтобус, он пытался убедить Нила, что у них достаточно денег, чтобы второй купил машину получше, но он сдался, когда тот заявил, что ему нравится место для хранения и достаточно места для сидения, на случай, если они когда-нибудь захотят запихнуть хотя бы половину Лисиц в кузов, с невысказанным при условии, что Миньярд всегда будет занимать пассажирское сиденье впереди.       В тот вечер они решили приготовить на ужин спагетти, потому что их было легко приготовить, и они оба устали от тренировки. Эндрю всегда называл тренировки «работой», но Нил никогда не мог отнести экси и работу к одной категории, хотя технически это была его работа. Они ели, пока Эндрю слушал, как рыжий обсуждает плюсы и минусы разных пьес, притворяясь незаинтересованным, но Нил мог видеть, как подергиваются уголки рта Эндрю, что означало, что он был удивлен, прерываясь только для того, чтобы назвать Нила «наркоманом» полдюжины раз. Эндрю пожаловался Нилу на всех своих товарищей по команде, и бывший 10 номер отреагировал соответствующим образом: шоком, возмущением, раздражением, иногда смеясь над тем, как придирчиво блондин относился к тому, как все должно быть сделано.       Именно когда они вместе мыли посуду, Нил сломался. Солнце садилось, и Нил наблюдал, как Эндрю чистит кастрюлю с соусом, ожидая, пока она высохнет и уберется. Свет из окна за раковиной пробивался сквозь волосы Эндрю, и это окружало его лицо сиянием, от которого у голубоглазого перевернулось в животе. Миньярд поднял глаза, чтобы передать ему теперь уже чистую кастрюлю, но Нил не взял ее. Он был слишком отвлечен желтыми искорками в глазах Эндрю, освещенных закатом и сияющих, как золото.       — Пялишься — сказал Эндрю, передавая кастрюлю в руки Нила. Тот взял еë не задумываясь, но не отвел взгляда.       — Я тоже думаю, что ты красивый — прошептал он.       Эндрю задержал на нем взгляд еще на мгновение, а затем занялся столовыми приборами. Нил вытер кастрюлю и убрал еë. Когда он снова повернулся к раковине, Миньярд наблюдал за ним, приборы были оставлены, кран все еще работал.       — Да или нет?       — Всегда да.