Какой чудесный день Моя струится лень На грани просветления Сияет шамбала И нежится душа В нирване воскресения Би-2 — Шамбала
Гарри был взволнован и с трудом заснул в тот день. Его пожелание было совсем маленьким, но Сириус со всей серьезностью пообещал, что выполнит его. Несмотря на то, что подарок не должен был быть физически осязаемым, Сохатик понимал, что Бродяга и Лунатик придумают что-нибудь, что можно было завернуть в шуршащую бумагу с ленточкой. В девять Гарри вылез из кровати (радостный, выспавшийся, четырнадцатилетний) — для него, как для жаворонка, поздно, но, блин, это же его день! Дома стояла тишина, слышно было только шебуршание на нижнем этаже. Гарри умылся, но не стал переодеваться из пижамы, а сразу побежал вниз. Стоило одной из ступенек скрипнуть, как с кухни выглянул обрадованный Бродяга, и на лице сама собой появилась радостная улыбка. Сириус и Ремус не были бы собой, если бы не надули с десяток красно-золотых шариков и не повесили гирлянду. И День рождения не был бы особенным днем, если бы на столе не стоял торт с клубникой и шоколадом, от мыслей о котором Гарри заранее пришел в восторг. Сириус и Ремус, улыбаясь хитро и радостно, затянули «С днем рождения» тихо-тихо, потому что момент был даже более волшебным, чем все они вместе взятые, и его не хотелось спугнуть. Гарри задул свечки — две цифры на торте, поблескивающие восковыми боками. — С днем рождения, волчонок, — Ремус приобнял его и поцеловал в макушку. Гарри зажмурил глаза от удовольствия, нутром чувствуя родительскую любовь оборотня; когда Сириус перехватил его из рук мужа и, обнимая, приподнял, он громко рассмеялся и окончательно осознал, что у него День рождения. Бродяга вдруг потер ладони и засиял от гордости. О, он отвечал за подарки… Ну, во-первых, в упаковку не смогли запихнуть новый велосипед. Яркий красно-золотой велик со скоростями, крыльями на обоих колесах и дребезжащим звонком! Внутри забурлила такая радость, что Гарри, сам не зная, что так умеет, запрыгал по комнате и, воскликнув что-то вроде: «Спасибо-так-круто-вау-спасибо-огромное!» — кинулся Сириусу, а потом и Ремусу на шею, будучи в абсолютном восторге. Бродяга подарил Гарри солнечные очки с подходящими для его зрения диоптриями. И ладно бы, если бы это были обычные солнечные очки, но их тонкая золотая оправа деформировалась по желанию владельца хоть в сердечки, хоть в звезды, хоть в простую круглую форму, а стекла меняли цвет. Когда Сохатик только об этом услышал, он первым делом нашаманил себе розовые очки-сердечки, и подарки продолжил открывать в них же. Общим подарком также стала большая картонная коробка, перевязанная скотчем и потрепанная временем. Она немного округлилась с боков и имела странные обшарпанные углы. — Мы немного… Провели ревизию по старым вещам, которые остались с наших школьных времен, — объяснил Ремус, — и решили, что какие-то из них могут тебе понравиться. Первое, что увидел Гарри прямо поверх аккуратной стопки одежды — потрепанная коричневая бейсболка с белой вышитой надписью «skateboarding is not a crime». Он слегка удивился и полез глубже, не понимая, к чему всё это, потому что одежда была будто бы из секонд хенда. В коробке были футболки с самыми разными смешными принтами (одна из его любимых была со злым котиком, держащим бензопилу, и веской надписью: «Все люди делятся на три части»), несколько разновидностей цепей, пристегивающихся на штаны, набор фенечек, сережки в виде двух золотых солнц и красные потрепанные временем конверсы в нескольких экземплярах — разного размера. Кеды были чистыми, но очень хорошо разношенными. Гарри не знал, что и чувствовать, но кончики пальцев покалывало, будто он прикасался к чему-то хорошо знакомому. — Это?.. — Гарри, увидев небольшой клочок бумаги на дне коробки с надписью «Мародерское (и Лили)» посмотрел на Сириуса. Тот кивнул. В животе мальчика от волнения скрутилось несколько узелков. — Вещи твоих родителей. Что ж, и мои. И что-то там точно от Ремуса. — Футболки с самыми вызывающими надписями, — уголком губ усмехнулся Рем. — Мы решили, что они должны быть у тебя, если захочешь их оставить. Там много классных винтажных штук, может, ты найдешь что-то для себя. «Вся эта коробка — для меня!» — моментально решил Гарри и, сложив все обратно, чтобы потом лучше рассмотреть у себя в комнате, принялся снова всех обнимать. Это действительно хороший подарок, ему нравились такие: рассказывающие о родителях и дарящие ему новые способы с ними породниться хоть сколько-то больше. Потом Ремус подарил ему пластинки Нирваны: «Nevermind» и вышедший меньше года назад «In Utero». Обложки блестели под защитной пленкой, и глаза Гарри сверкали, когда он рассматривал их и объяснял Сириусу и Ремусу смысл песни «Smells Like Teen Spirit». Он даже не надеялся когда-либо получить кассету с этими шедеврами, а теперь у него есть винил! О, и футболка. Ремус подарил ему футболку с Нирваной, черт возьми. Это были его подарки; то, что он действительно хотел, что ему специально подыскивали и выбирали. Сохатик на секунду остановился, чтобы выдохнуть спертый в легких воздух и улыбнуться. Буквально за полчаса Гарри из заспанного ребенка в пижаме превратился в весьма довольного подростка в футболке с Нирваной, розовых очках-сердечках и шортах с цепочкой на поясе и яркими фенечками на руке. — Рон и Гермиона будут здесь вечером, — буднично сообщил Сириус, пока они завтракали. — М?! — Гарри чуть не подавился вафлей с беконом. — У вас будет вечеринка на троих, — улыбнулся он, хитренько прищурившись. — С ночевкой, если захотите. Не имея возможности крикнуть, Сохатик отложил вилку и радостно захлопал в ладоши. Днем они всей семьей пошли гулять в парк и есть мороженое, качаясь на качелях. Бродяга обернулся псом и погнался за утками прямо в пруд. Гарри несколько раз кинул ему палку и очень звонко смеялся каждый раз, когда пёс не желал её возвращать. Ремус оказался спецом по шалашам, и за час они сделали небольшое укрытие из палок и больших листьев, где поместился только Бродяга. К пяти они вернулись домой и стали ждать гостей. Гарри от нетерпения не нашел занятия лучше, чем покорение дивана в гостиной перед камином (за полчаса он смог пройтись по его спинке без всякой поддержки, кувыркнуться, построить крепость из подушек и много чего еще). Это было очень забавно и, может быть, даже по-детски — то, насколько искренним Гарри стал в этот день. Из-за этого Сириус ходил довольный, а Ремус — будто бы сытый. Сохатик чувствовал, что они гордились собой. «И хорошо, им полезно, » — решил он. Первой, будучи как и всегда пунктуальной, появилась Гермиона. Светясь от радости, она тут же кинулась Гарри обнимать, поздравлять и желать всего, на что хватало воображения. В основном это касалось новых предметов по выбору в предстоящем учебном году. Её легкая рубашка с коротким рукавом и узором восточного дракона сидела идеально и выглядела так по-летнему естественно, что её сложно было узнать после учебного года, настолько расслабленной она стала. Потом из камина появился Рон. Высокий, как шпала, ярко-рыжий, как любой Уизли, и с широкой улыбкой на лице. К нему кинулся Гарри, едва не сбивая с ног и смеясь: «Ты не мог так вырасти за два месяца!»***
В десять вечера они все сидели в гостиной. Дети играли в карты, перед этим уже достаточно наигравшись сначала в шахматы, а потом в правду или действие… Сириус и Ремус удобно устроились на диване, укрывшись одним на двоих пледом, и пили чай с тортом. Их ноги причудливо переплетались, а улыбки не сходили с лиц. Фоном играл Боуи. — Я выиграл! — самодовольно воскликнул Гарри, сбрасывая карты. Его довольный прищур был похож на тот, что был у Сириуса. — Опять, — раздосадовано сказала Гермиона. Рон промолчал, положив собственные карты кверху мастью. Там всё тоже было плохо… Гарри широко зевнул. — Спать? — тихо предложил Сириус. Ремус на его плече тоже зевнул. — Не-е-е-ет! — дружно протянули дети, усаживаясь ближе. — Просто предложил, — он примирительно поднял руки. — Я выше того, чтобы гнать детей в кровать. Они притихли, очевидно не зная, чем заняться. Сириус обвел их взглядом, и в голове появилась идея: — Я могу принести гитару, если хотите. — Годрик… — вздохнул Ремус тихо. — У нас есть гитара? — удивился Гарри. Да, гитара была, лежала в кладовке. Новенькая, купленная Сириусом почти сразу после переезда; игра на гитаре была его маленьким хобби и приятным воспоминанием (его учил играть Флимонт), о котором знал только Лунатик, но теперь он был готов открыть его и Гарри. Сириусу пришлось переложить Ремуса с себя на подушки и вылезти из-под теплого пледа, босыми ногами шлепая в сторону кладовки на втором этаже. Она находилась напротив комнаты Гарри и занимала одну свободную комнату. Там же сейчас покоились многочисленные ящики со старыми вещами, которые пока не было сил разобрать, и ненужный хлам. Гитара из светлого дерева, с гладким грифом и мягкими струнами — нейлоновыми, — была принесена в гостиную под восторженные вздохи. Сириус мог забыть в Азкабане многое, но его абсолютный слух остался с ним, так что покрутив колки и прислушавшись хорошенько к звуку, он быстро все настроил. Глаза Сохатика горели и от этого Бродягу пробило на улыбку. Он перебрал в голове весь свой репертуар, но выбрал сыграть хотя бы один куплет «Hey Jude» для Ремуса. Ему всегда нравилась эта песня. Когда Лунатик расстраивался или был совсем слаб после полнолуния, Джеймс брал у кого-нибудь гитару и, присаживаясь на край его кровати, тихонько напевал эту песню, меняя «Джуд» на «Рем». Сириус и Питер замолкали, зная, что это момент только Джеймса и Ремуса, их маленький уголок любви и поддержки. Сириус пел неплохо. Его голос стал более хриплым и тихим, потому что он смущался, но всех всё устраивало. Он сидел перед тремя восторженными детьми на полу, одетый в футболку с очередной абсурдной надписью и пижамные штаны в клеточку, у него на коленях лежала гитара, а в спину упиралась коленка мужа. И этого было достаточно, чтобы излучать счастье. Сириус надеялся, что это чувствовалось. Он устал быть только тем, кто поглощает радость — ему хотелось отдать её вовне. Пусть всё тело иногда болело и сбоило, и его еще долго не отпустят дурные воспоминания, он так старается быть хорошим, здоровым, приятным. И сейчас он тоже действительно старался. Когда он закончил, то получил тихие радостные аплодисменты и театрально покивал головой, будто кланяясь. Гарри видел это, Ремус видел это; наверное, Рон и Гермиона не особо замечали, но Сириусу все равно приятно было их порадовать. Сохатик гордился крестным, а это было для Сириуса главным. Все внутри него наконец расслабилось достаточно, чтобы полноценно набрать в грудь воздуха и почувствовать, как опускаются плечи. Он получал удовольствие, а потом еще и почувствовал родную теплую руку на своей макушке. Ремус слушал его и щурился от радости. Вечер постепенно перетек в ночь, одна песня — в несколько. Бродяга не замолк, пока дети, удобно устроившись друг на друге, не заснули. Это было забавно и мило, и Сириус, удостоверившись, что все трое посапывают, обернулся на Ремуса, сияя гордой улыбкой. Лунатик заранее закатил глаза, нежно улыбаясь. — Я же говорил, что из нас двоих петь колыбельные лучше получается у меня.***
Гарри проснулся в постели в окружении спящих Рона и Гермионы. Они все устроились под двумя одеялами, но в качестве подушек использовали то, что под руку попалось. Сохатик вот спал на руке Рона, а Гермиона с радостью легла на его ногу, обвернутую в вязаное одеяло. Гарри хмыкнул, закрывая глаза. Он обожал этих двоих. Он только на третьем курсе по-настоящему оценил их дружбу и понял, что им по пути. Раньше не щелкало. Может, он повзрослел… А может, Лунатик и Бродяга научили его любить. Он сам не заметил, как научился полноценно чувствовать вместо того, чтобы заталкивать всё поглубже. Ему позволили плакать и бояться, разбиваться в чужих руках от усталости; ему показали, что такое радость, доверие, любовь в семье. Не слащавую романтическую любовь, а ту, под которой скрывались уважение, доверие, крепкая дружба, комфорт, просто нечто глубокое и необъяснимое. Гарри рукой ощупал пространство вокруг себя и снова открыл глаза. На стене, к которой его притиснул Рон, растянувшись на всю кровать, сейчас висело много всякого: несколько плакатов с игроками в квиддич, гриффиндорские флажки, плакат с квин. Еще Гарри, пусть и через смущение и внутренние терзания, но попросил прикрутить рядом с кроватью его мелкий детский мобиль со звездами, который Джеймс и Лили вырезали из дерева и покрасили вручную. Его маленький мир дарил теперь только счастье, и Гарри бережно держал его в ладошках. Его пальцы уткнулись в бок Рона, ощупали выпирающие ребра. Тот спал в одной из футболок Гарри, в которой выглядел прекрасно, будто участник рок-группы. Сохатик заулыбался и потянулся, удобнее устраиваясь у Рона под рукой и складывая ладони под щекой. В ногах зашевелилась Гермиона, крепче обвивая руками его лодыжку. Он их так, черт возьми, любит. Эта мысль была глубже ежедневных размышлений о том, кто они втроем такие, но именно она отправила Гарри в сон. С утра он лежал под теплым летним солнцем, улыбался, а с обеих сторон друзья закинули на него руки и ноги.***
После завтрака Рон и Гермиона отправились домой, но праздник не закончился. Календарь перевернулся на август, и природа, будто понимая, устроила небольшое похолодание. Гарри нервничал, хотя его ничего не заставляли делать. Он открывал и расставлял подарки со вчерашнего дня, украшал комнату новыми вещами, а на заднем плане все еще крутились переживания. Время неумолимо подползало к шести. В пять тридцать Гарри уже лежал на диване в гостиной и играл со снитчем, подбрасывая его в воздух и тут же хватая. Он не знал, что именно должно было случиться в шесть, но у него были предположения. Вскоре раздался звонок в дверь, он был похож на маленький колокольчик. Гарри вздрогнул — он вообще понятия не имел, что у них в доме был звонок. Сириус, одетый сейчас в свои лучшие черные джинсы, футболку с Дэвидом Боуи и золотые сережки, поспешил открывать, но вдруг остановился и жестом позвал Гарри за собой. Он чувствовал себя немного неловко, будто недостаточно красивым по сравнению с крестным; у того были подведены глаза и на щеках сияли блестки. — Эй, ты тоже хочешь блестки? — заметил Сириус. — Ничего страшного, не критично… — Это быстро. Он достал из кармана маленький кристаллик и провел по щекам крестника. Кристалл был холодным, но приятным, и после этого в зеркале Гарри увидел, что его щеки покрылись такими же маленькими золотыми звездочками, как и у Бродяги. Они друг другу улыбнулись. Да, это было то, чего он хотел, но прямо сейчас его одолевал страх. За дверью слышались радостные голоса, высокий смех. И, когда дверь открылась, Гарри оказался под рукой Сириуса, будто прячась, как в детстве, от незнакомых людей. — Гарри, это Андромеда, Тед и Тонкс, — представил всех Сириус, при этом подталкивая его в спину. Гарри покраснел щеками, и на его лице появилась смущенная полуулыбка. Напротив стояла такая же семья из троих человек, как и их собственная. Сириус принялся активно со всеми здороваться; Гарри старался следовать его примеру, хотя и двигался будто бы вдвое неуклюжее обычного. Сириус подбадривающе хлопал его по спине, и от этого становилось легче. Скоро к ним присоединился Ремус, уверенно пожимая руку Теда. Тонкс оказались красивыми и очень смешными. Они были чуть выше Гарри, одетые в кожаные шорты, колготки в изорванную сетку и топ с клетчатой рубашкой поверх. Их розово-голубые волосы какое-то время меняли цвет, когда они остановились в прихожей перед зеркалом, и остались ярко-розового ядовитого оттенка. В них было что-то, что Гарри замечал и в Сириусе: самоуверенность, твердый стержень гордости и маленькая хитринка. С первого взгляда Сохатик испугался, что они, как и многие подростки, могли быть немного надменными, но успокоился сразу, как только узнал, что они учились на хаффлпаффе. — Сколько тебе лет? — поинтересовался Гарри, когда они сидели в гостиной и пытались друг к другу попривыкнуть. — Восемнадцать. — Оу. — Это не так важно, — отмахнулись Тонкс. — Я не такие взрослые, как может показаться. Из-за спины появился улыбчивый донельзя Сириус и по-отцовски поцеловал Тонкс в щеку. Они взвизгнули и громко рассмеялись. — Ну, — он притянул к себе и Гарри тоже и обнял их двоих, заставляя хихикать. — Семья в сборе. Розовый тебе очень идет. В детстве ты постоянно менял-л?.. — Меняли! — Постоянно меняли цвет. Вечером засыпали с зелеными волосами, а просыпались уже с фиолетовыми. Андромеда с тобой не скучала. — Однажды я даже проснулись с черными пушистыми и ушами и хвостом, — рассказали они Гарри. — Потому что мне понравился Бродяга. Это была маленькая и приятная история. Раньше Гарри не задумывался о том, что Сириус думает о своей кровной семье, и ждали ли его в ней, но Андромеда была такой милой, что у Сохатика все вопросы отпали разом. Тонкс родились значительно раньше, чем он, и наверняка Сириус сидел и с ней тоже. — Так, дети, в вашем распоряжении двор и чердак. Если вы не против, взрослые немного поговорят о своём. — Мне восемнадцать! — возмутились Тонкс. — Я и говорю, что дети играют отдельно, — однобоко усмехнулся Сириус. — А взрослые пьют вино и шутят пошлые шуточки. И ругаются матом, — они закатили глаза, заставив Гарри хихикать. — Именно. Так что вперед, — он подтолкнул их к двери во двор. — Там есть чай и печеньки. Они вышли во двор и сели на ступеньках веранды, каждый с кружкой чая. Стрекотали сверчки, было прохладно и приятно, и внутри над чем-то очень громко смеялись взрослые, но слова разобрать было невозможно. Гарри натянул на себя свитер Ремуса, а Тонкс взяли кожанку Сириуса. В качестве маленькой мести дяде. — Хочешь поиграть в догонялки? — спросили Тонкс, отставив чашку чая в сторону. — Тебе не обязательно со мной возиться, правда. — Я же не из жалости предлагаю, будет весело. Давай? Гарри опустил глаза себе на колени. — Если честно, я никогда не играл в догонялки. — Я тоже не играли очень давно, будем на равных. — Хорошо. Давай попробуем. — По рукам! — обрадовались Тонкс и подтолкнули Гарри плечом. — Я считаю! У тебя пятнадцать секунд, дам тебе фору. Раз, два, три… Гарри сначала растерялся, но быстро собрался, оставил свою кружку и со скоростью ракеты земля-воздух побежал к середине двора. Взрослые притихли, вслушиваясь в детские визги, чтобы понять, что происходит. Кажется, это их только позабавило. — Я вода! Тонкс гоняли его по всему двору, потом они играли в прятки, а потом — в правду или действие. Но большую часть времени они просто болтали о жизни и семье, прибегали на кухню за новыми порциями чая и пирожных; и кончилось все крепостью из диванных подушек перед камином, где оба благополучно и задремали. Когда они прощались поздно вечером, Андромеда с большой добротой посмотрела на Гарри. У нее глаза были точно такого же лунного оттенка, как и у Сириуса, и под её взглядом Гарри тоже чувствовал себя совершенно комфортно, будто через него проходил тёплый свет. — Очень приятно было познакомиться, Гарри. Мой двоюродный брат, — она посмотрела на Сириуса, облокотившегося на косяк двери. Тот улыбался, как сытый пёс. — Отлично о тебе заботится. Думаю, Ремус на него хорошо влияет, — вервольф как раз появился за плечом Сириуса. Видно было, что он заснул на кресле прямо посреди ужина, потому что улыбался он виновато, поправляя беспорядок на голове. — Не знала, что Сириусу можно доверить кого-то более живого, чем кактус. — О, умоляю, это было один раз! — воскликнул Сириус, закатывая глаза. Ремус хрипло рассмеялся. — Приглядывай за ним, — она подмигнула Гарри, заставив хихикать. — Классно было, ты клёвый! — сразу следом заявили Тонкс и стиснули его в крепких объятиях, отрывая от земли, прямо как Сириус. Вот это было действительно здорово, будто у него наконец появился настоящий сиблинг! И вообще Сохатику очень понравилось обнимать людей. Вечер прошел прекрасно. Но когда гости уходили, Андромеда позвала Сириуса на крыльцо и поговорила с ним о чем-то. Гарри не придал этому особого значения, потому что Бродяга совсем скоро вернулся с небольшой деревянной шкатулкой, которую тут же убрал в их с Ремусом спальню.***
— А знаешь, — Гарри уперся головой ему в плечо и прикрыл глаза, чувствуя подкрадывающийся сон. Сириус приобнял его за плечи и клюнул в макушку. — Это лучший день рождения. Спасибо. — Не за что, детка, — кивнул он. Они сидели на веранде и разговаривали. Двор освещался несколькими маленькими фонариками, уже похолодало, но они сидели под одеялом. Ремус вышел к ним, потягиваясь, и посмотрел на дремлющего на плече Бродяги Гарри. — Мы его умотали, — Гарри буквально слышал улыбку в словах Рема. — Спит что ли? Прелесть такая, — Сириус прижался щекой к его голове. — А ты чего так поздно? — Я в душе был, — он на секунду затих, Гарри навострил ушки. — Буди его, пусть идет в кровать. — А ужин? Ты же хотел… — Точно, — вздохнул Ремус. — Я что-то совсем умотался… — Мне кажется, все умотались, — улыбнулся Сириус нежно. — Иди сюда. Они быстро поцеловались, стараясь не беспокоить Гарри. Он заулыбался, чувствуя, что любовь окружает его со всех сторон. Теперь это было обыденностью. — Еще немного — и разбужу, — пообещал Сириус шепотом. — Я пока разогрею то, что осталось, — сказал Ремус. Заскрипели доски крыльца и закрылась дверь. Они остались вдвоем. Сириус просто сидел там, обнимая крестника, пока его муж возился на кухне. Плед на плечах, шум леса и вид на лужайку, — на их собственную лужайку, — успокаивал. — Лили, Сохатый, вам бы чертовски здесь понравилось, — вздохнул он с улыбкой. Гарри слышал, что ему было уже не так больно, будто Лили и Джеймс просто не пришли домой сегодня вечером. Гарри не так много думал о своих родителях в последнее время. О нем заботились, его окружали лаской, наконец-то в его жизни не было ни криков, ни ругани, ни синяков — и он был благодарен чему бы то ни было, что подарило ему Сириуса и Ремуса. Его мечта о хороших родителях исполнилась. Они сами стали символом любви в его жизни. Они заряжали ей друг друга и отдавали её вовне, дарили её Гарри, от них искрило и шло тепло, согревающее весь дом. Он не знал, каким мог бы быть сейчас дом, будь тут Джеймс и Лили. Он не помнил детство рядом с ними — помнил только мелочи, оставшиеся с первых двух лет жизни. Нечеткую рыжую вспышку, запах молока и безопасность. Забавным ему казалось, что голос отца он помнил как-то даже слишком отчетливо, и в его голове иногда просто так раздавалось: «Мой мальчик…» А еще он помнил небритую щеку отца — и радовался каждый раз, когда фантомное покалывание на щеке задерживалось на какое-то время. Иногда во сне мама приходила и гладила его по голове. Он видел их только на фотографиях и в зеркале, и, как бы ни пытался склеить их образ в своей голове, пазл складывался с большим трудом, и в нем было слишком много белых мест, которые только предстояло заполнить. Поэтому он не мог в полной мере понять, по кому именно скучают Бродяга и Лунатик. По брату и сестре, да, но кем они были в отрыве от своих героических образов?.. Гарри слегка поерзал и ткнулся лбом Сириусу в плечо, бодая. Это было лето. Это было его собственное, горячо любимое лето, когда он купался в заботе, когда на сердце наклеили пластыри и позволили ему биться быстрее, когда он обрел дом. Над ним — голубое небо и солнце, под ним — зеленая трава и клевер. У Гарри было всё, о чем он только мог мечтать: пластинки и футболка «Нирваны», велосипед, красивые очки, метла и набор по уходу за ней, а еще самые лучшие на свете родители. Он не хотел звать Сириуса и Ремуса опекунами, это казалось неподходящим словом. Он чувствовал их именно родителями. Поэтому он и стал про себя называть их именно так. — Мне все очень нравится, Бродяга. Думаю, маме с папой понравилось бы тоже. — Спасибо, Бэмби. Рад, что подарок на День рождения удался. «Сириус, познакомь меня с нашей семьей». Июль медленно перетек в август. Гарри стал чаще звать в гости Гермиону и Рона, к ним приходили Тонкс и Андромеда, однажды даже Ремус пригласил своего старого друга и его маленьких двойняшек. Альберт был очень милым и смешным, совсем не похожим на Ремуса, но почему-то идеально, как пазл, подходящим ему. Сириус радовался Альберту не меньше, и они до самой ночи играли в карты, пока Гарри возился с маленькими двойняшками. «Осень — это маленькая смерть, » — почему-то думал Гарри. Он знал, что скоро придется вернуться в Хогвартс, но впервые не стремился обратно. Его манил разве что квиддич… Хотя, если знать, что его будут ждать дома на каникулы, что к нему приедут на матчи, что его защитят от любой опасности, — то можно поехать с легким сердцем. По вечерам с Роном и Гермионой делать домашние задания у камина. Это всё резко обрело смысл, а мир стал проще и понятнее.