It is a terrible thing to be alone

Первый Первый раз это произошло на первом году обучения в школе-интернате в десять лет. Учиться в школе Эдмунду было сложно — общаться с людьми всегда тяжело. Дети порой бывали грубыми и жестокими, поэтому Эдмунд упорно им противостоял. А потом появился Уильям Мейси. Там, где Эдмунд был похож на ощетинившегося ежа с острым языком, Уилл был мягким и улыбчивым. Он справлялся с хулиганами с достоинством, которым Эдмунд — с разбитыми в драках костяшками пальцев — не мог не восхищаться. Так они стали командой, отчасти по необходимости и из соображений безопасности, но еще и благодаря связавшей их невидимой ниточке. И между ночными вылазками, приглушенными смешками, молчаливыми взглядами и адреналином, который побеждал страх, когда его преследовали хулиганы, Эдмунд начал понимать, что старшие мальчики имели в виду, говоря о том, что «кто-то им нравился». И когда он это понял — прячась в чулане для метел с Уиллом и ухмыляясь другу, пока за дверью раздавались шаги, — Эдмунд испугался, что Уилл все узнает. Он боялся, что тот сможет почувствовать, как его дыхание сбилось, когда Уилл схватил его за руку, чтобы вытянуть в коридор, и помчался в другую сторону. Он боялся, что другие мальчики или учителя тоже все поймут: по тому, как он слишком долго задерживает взгляд на светлых волосах Уилла или его глубоких карих глазах. Несмотря на то, что Эдмунд все еще полностью не осознал свои чувства, он был уверен, что это неправильно, что он не должен был испытывать то, что чувствовал. — Ты в порядке? — спросил Уилл однажды на уроке физкультуры. — Ты вел себя немного странно. Эдмунд почувствовал, как в груди нарастала паника, но подавил ее, закатив глаза. — Что ты имеешь в виду? Уилл пожал плечами. — Не знаю, — он пристально посмотрел на Эдмунда. — Ты просто… — Уилл наклонил голову в сторону, а затем снова пожал плечами. — Я не знаю. Эдмунд старался вести себя нормально, как можно менее странно. Но чем больше он пытался, тем больше анализировал каждое свое действие, слово и взгляд. В свои худшие дни он был раздражительным. В лучшие Эдмунд думал — или надеялся, — что Уилл тоже что-то чувствовал. Хороших дней становилось все меньше и меньше. Однажды, спровоцировав очередную драку с другим мальчиком, Эдмунд вернулся в общежитие после отбоя, где его ждал Уилл. Они сели рядом друг с другом на пол. — Почему ты его ударил? — спросил наконец Уилл. Эдмунд пожал плечами. — Я был зол. — На него? — Нет. Просто разозлился. Уилл кивнул и посмотрел на него. — Будет знатный синяк, — сказал он, слегка касаясь кожи вокруг левого глаза Эдмунда. Эдмунд вздрогнул от его прикосновения. — Извини, — быстро сказал Уилл. — Больно? — Немного, — это было мягко сказано. Сильнее наливавшегося синяка болело в груди, из-за чего Эдмунд вздрогнул: боль, которая объединяла его чувства к Уиллу со страхом, разочарованием и, откровенно говоря, отвращением к самому себе. Уилл стал ассоциироваться с таким количеством негативных чувств внутри, что трудно было воспринимать его как раньше, как светловолосого мальчика, который твердо решил не опускаться до методов хулиганов. Уилл перевел взгляд на руки Эдмунда, которые тот беспокойно стискивал на коленях. — Ты снова разбил костяшки пальцев? — спросил он, протягивая руку, чтобы взять его за запястье. — Или они просто в синяках? Эдмунд отдернул руку и быстро поднялся на ноги, отвернувшись от Уилла. — Пожалуйста, не трогай меня, — сказал он, проводя рукой по волосам. Его дыхание сбилось, а руки немного вспотели. Все упреки, которые он слышал по поводу своих чувств, криком отдавались в голове. — Эд, что?.. — спросил Уилл, положив руку ему на плечо. Эдмунд развернулся, сбрасывая руку Уилла. — Я сказал, не трогай меня! — он толкнул Уилла сильнее, чем намеревался, повалив того на пол. Эдмунд рассчитывал, что Уилл останется на земле, лишь посмотрит на него с предательством в глубоких карих глазах. Если бы он так поступил, возможно, Эдмунд быстрее почувствовал бы сожаление. Возможно, все сложилось бы иначе. Но он этого не сделал. Уилл, который весь год избегал всяких ссор, стиснул челюсти и вскочил на ноги. — Да что с тобой такое? — огрызнулся он, в его голосе прозвучали гневные нотки, которых Эдмунд никогда раньше не слышал. — Я пытаюсь помочь. — Мне не нужна твоя помощь. — С каких пор? Мы были друзьями весь год, Эд. Что изменилось? Вместе с чувствами к Уиллу пришли и действия — маленькие предлоги, чтобы прикоснуться к нему, быть рядом. Эдмунд боялся, что может сделать что-то из ряда вон выходящее, что-то заметное, что-то недозволенное. Поэтому он сделал то, что у него хорошо получалось — навредил самому себе. — Может быть, я понял, что ты мне не нужен. — Неудивительно, что у тебя нет друзей, ты и других прогоняешь? И тут Эдмунд сделал то, что хорошо умел: он ударил Уилла в челюсть. Уилл отступил на несколько шагов. Он смотрел на Эдмунда, злясь, выглядя преданным и озадаченным тем, почему же его друг так поступал. — Что ж, поздравляю, — сказал он, поднеся пальцы к нижней губе, чтобы проверить, не идет ли кровь — она шла. — Теперь у тебя официально нет друзей. После того как он захлопнул за собой дверь, Эдмунд опустился на пол, на глазах навернулись слезы. Ему больше не нужно было беспокоиться о том, что он сделает что-то недозволенное, но какой ценой? Второй Второй раз произошел в Нарнии, спустя несколько лет после коронации. Эдмунд был еще молодым, только начал вживаться в свою роль и завоевывал уважение каждого встречного. Одним из таких людей был Зухаир эль-Тахир, тархистанский дворянин, частенько сопровождавший торговые делегации и тесно общавшийся с тархистанским послом в Нарнии. У него было приветливое, приятное лицо, тонкий вкус в искусстве и любовь к философским беседам. Они с Эдмундом могли часами гулять вместе в садах, обсуждая самые разные темы. Он был в какой-то мере страстным, его тихие слова всегда проникали в самую суть темы. Эдмунду нравилось, как он говорил, его легкий акцент превращал знакомые звуки в нечто совершенно новое. Эдмунд, разумеется, тоже практиковался в тархитстанском. Зухаир был терпеливым учителем, и даже если он и посмеивался над странным построением предложений, то лишь с добротой. Однажды Эдмунд вернулся с одной из таких прогулок в гостиную, которую делил с братом и сестрами. — Как дела у Зухаира? — спросила Сьюзен, когда он вошел. — Все в порядке, — ответил Эдмунд, подойдя к дивану, где Сьюзен с Люси распивали чай. — Он рассказал мне очень интересную историю о… — Ты называешь интересным все, о чем он говорит, — перебила Люси. — «Ты не поверишь, что Зухаир рассказал мне сегодня. О, напомнило мне об одной интересной истории, которую поведал мне Зухаир и бла-бла-бла», — передразнила она его. — Он интересный человек, Лу, — сказал Эдмунд, закатывая глаза. — Клянусь, ты проводишь с ним больше времени, чем с нами, — сказала Люси. — Мы снова говорим о Зухаире? — спросил Питер, входя в комнату. — Он уже отобрал у меня роль старшего брата? Эдмунд снова закатил глаза. — Вы, ребята, просто ужасны. В первый раз у меня действительно появился друг, а вы никак не оставите меня в покое. — Конечно, мы рады, что у тебя появился друг, — сказала Сьюзан более мягким тоном. — Но в наши обязанности входит дразнить тебя по этому поводу, — добавил Питер с ухмылкой. И, хотя Эдмунд знал, что они шутили, иногда это заставляло его вспоминать тот первый год в школе. Казалось, это было так давно, но некоторые воспоминания все еще были слишком отчетливы. И чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что, возможно, то, что он чувствовал к Уиллу, было похоже на его дружбу с Зухаиром. На самом деле, Эдмунд был уверен, что его чувства к нему были по меньшей мере смесью платонических и романтических — если не больше. Эдмунд старался избегать романтических отношений; он считал, что это отвлекает его от обязанностей, к тому же, он не был одинок, у него были брат и сестры. Интерес к нему проявляли либо отцы от имени своих дочерей, либо сами девушки. Он отказал им всем — настолько любезно, насколько мог. Эдмунд был уверен, что все они были чудесными и могли бы стать хорошими женами и королевами, но сомневался, что ему это было нужно. Он не испытывал к ним тех чувств, которые, как ему казалось, должен испытывать к будущей жене. Но Зухаир был другим. Его яркая формальная одежда и легкий макияж, который тархистанцы иногда наносили по случаю важных торжеств, заставляли колени Эдмунда слабеть. Он с нетерпением ждал любой возможности провести время вместе. Каждое прикосновение вызывало в нем тайное волнение, как и много лет назад. Но теперь касаний было больше. Тархистанцы, как правило, были более обходительны, им нравился физический контакт, даже между мужчинами. Эдмунд уже усвоил общепринятые приветствия; объятия и поцелуи в щеку были обычным делом. Хотя общаться с Зухаиром было приятно, Эдмунду приходилось нелегко. Действия, которые у него ассоциировались с романтическими чувствами, в Тархистане такого подтекста не имели. Он не был уверен в чувствах Зухаира и боялся, что однажды он может что-то неправильно истолковать и не только разрушить их дружбу, но и внести разлад в отношения Нарнии и Тархистана. И все же, несмотря на все страхи — и смутные воспоминания о светловолосом круглощеком мальчике из детства, — Эдмунд начал подозревать, что его чувства не были безответными. Однажды вечером, когда они прогуливались по парапету Кэр-Параваля, Эдмунд почувствовал себя необычайно уверенно и спросил: — Ну что, есть ли в Тархистане какая-нибудь девушка, с нетерпением ждущая вашего возвращения? Ведь вы здесь довольно давно. — Я надоел вам, Эдмунд, раз вы спрашиваете меня об этом? — сказал Зухаир с улыбкой. — Конечно, нет, мне просто любопытно. — Мой отец ожидает, что я женюсь на внучке Тисрока, — Эдмунд попытался скрыть свое разочарование, но Зухаир продолжил. — Но я не планирую этого делать, поэтому, боюсь, вашему величеству придется еще некоторое время терпеть мое присутствие. — Хорошо, — сказал Эдмунд. — Мне очень нравится терпеть ваше присутствие, — он с надеждой взглянул в улыбающиеся глаза Зухаира. — Что насчет вас? — спросил Зухаир. — Я слышал, что владыка Муила вернулся домой, не сумев добиться вашей руки для своей дочери. Которая это по счету? Тридцать седьмая? Эдмунд рассмеялся. — Звучит слишком уж неправдоподобно. Они остановились у небольшого местечка, откуда открывался вид на окружающую замок сельскую местность, леса, поля и фермы. — Неужели ни одна из многих, многих дам не привлекла вашего внимания? — спросил Зухаир. — Или причины вашего отказа были политическими? Эдмунд посмотрел на него, пытаясь понять, спросил ли он то, на что надеялся сам Эдмунд. — Политика здесь ни при чем, — медленно ответил он. — Я… я просто не был заинтересован. Зухаир кивнул, пристально глядя на него. — То же самое было со мной на родине. И здесь, в общем-то, тоже. Ни одна из дам меня не интересовала. Они крутились вокруг да около, и Эдмунду казалось, что он не в состоянии сделать вдох. Он не хотел обнадеживать себя, но, во имя Аслана, все казалось столь очевидным. Он попытался придумать, что сказать, что-нибудь очаровательное со скрытым подтекстом. Но в голове было пусто, поэтому он быстро прочистил горло. — Мне пора идти. Питер — он хотел поговорить со мной о… чем-то. Увидимся завтра за завтраком. И Эдмунд едва не убежал, оставив Зухаира растерянно стоять в одиночестве. Эдмунд захлопнул за собой дверь спальни, прислонившись к ней спиной. Он закрыл глаза и попытался выровнять дыхание. Но даже с закрытыми глазами он видел только Зухаира, который пристально смотрел на него, ожидая, что Эдмунд подтвердит то, о чем никогда никому не говорил, что даже не произносил вслух. Очевидно, что сейчас он не был готов к этому, ведь одна лишь перспектива рассказать о своих чувствах даже самому близкому другу заставила его бежать. На следующий день Эдмунд пришел на завтрак и увидел, что стул Зухаира пуст. Люси заметила его растерянное выражение лица. — Вчера поздно вечером Зухаир отбыл в Тархистан, видимо, что-то срочное. Я полагала, что он сказал тебе. Эдмунд покачал головой. — Видимо, он очень торопился. — С тобой все в порядке, Эд? — Люси смотрела на него с беспокойством. — Да, я в порядке, — рассеянно ответил он. — Ваше величество? Эдмунд и Люси повернулись и увидели, что к ним подошел паж с конвертом. — Эль-Тахир Таркаан просил меня передать это вам за завтраком, король Эдмунд, — сказал он. — Спасибо, Лео, — ответил Эдмунд, взяв письмо. Он повернулся к Люси. — Мне лучше прочитать его сейчас, принеси мои извинения Питеру, Сью, лордам и леди. Люси кивнула, и Эдмунд поспешил выйти из комнаты. Он не открывал письмо, пока не оказался в своем кабинете, приказав стражникам не беспокоить его. «Дорогой Эдмунд, Я прошу прощения за свой поспешный отъезд, но я боялся, что мог переступить черту в отношениях с вами. Обычно я не бываю так откровенен и прямолинеен в своих чувствах. Надеюсь, вы простите меня за мою оплошность. Я понимаю, что то, на что я намекал, для многих в наших странах неприемлемо. Если вы пожелаете, мы никогда больше не увидимся. Но я хотел бы сказать последнее: если мои предположения о вас были верны, я надеюсь, что когда-нибудь вы сможете доверить кому-то эту часть себя, если не мне, то кому-то другому. Быть одному — очень сложно. Прощайте, мой добрый друг, Зухаир эль-Тахир» Эдмунд откинулся в кресле, на глаза медленно наворачивались слезы. Последнее предложение Зухаира поразило его до глубины души, и все то время, когда он прятался, стыдился, был одинок, казалось, внезапно всплыло на поверхность. Он почувствовал себя услышанным, понятым. Он быстро достал лист бумаги, перо и чернильницу. Если он поторопится, письмо может застать Зухаира до того, как он доберется до Арченланда. «Дорогой Зухаир, Пожалуйста, не извиняйтесь за свои слова. Вы были правы в своем предположении, но я еще не готов признать это. Возможно, в письме это будет проще. Я хочу, чтобы Вы были тем человеком, которому я доверю это, поэтому прошу Вас, пожалуйста, вернитесь. Я с нетерпением жду вашего ответа в письме, либо лично. Искренне Ваш, Эдмунд Певенси» С письмом в руках он бросился на поиски своего самого надежного гонца. — Поезжай за Зухаиром, — сказал он. — И передай ему это. Он добавил, уже тише. — Я доверяю твоему благоразумию, будь аккуратен с этим посланием. — Конечно, Ваше Величество, — гонец поспешил в сторону конюшен, едва не столкнувшись с Питером. — Эд, вот ты где! — воскликнул он. — Недалеко от Фонаря заметили Белого оленя! Мы отправляемся на охоту; девочки уже в конюшне! — его глаза сияли от возбуждения. Эдмунд кивнул. Наверное, было бы неплохо отвлечься от ожидания ответа Зухаира. — Очень хорошо, пойдем. Третий Третий раз был просто влюбленностью, правда, ничего более. Эдмунд был рад вернуться в Нарнию, ведь именно здесь он снова почувствовал себя самим собой. Но это была совсем другая Нарния — Нарния, где Зухаир был мертв уже по меньшей мере тысячу двести лет. И пока Эдмунд, его брат и сестры оплакивали потерю своих старых друзей, знакомых и прежней жизни, он во второй раз скорбел о том, чего не случилось. Эдмунд часто представлял себе, как он остается дома вместо охоты, Зухаир возвращается в Кэр-Параваль, и они живут своей жизнью, возможно, в тайне, но хотя бы вместе. Вместо этого Зухаир вернулся и обнаружил, что Певенси пропали. Эдмунд гадал, вернулся ли тот, чтобы жениться на женщине, которую выбрал для него отец, или в конечном итоге нашел другого мужчину. За время, проведенное в Англии, Эдмунд научился принимать себя таким, какой он есть, принимать то, что он чувствовал. Это был медленный, почти незаметный процесс, но к тому времени, как их унесла магия, он обнаружил, что его страх заметно уменьшился. А потом их втянули в войну — жестокую, кровавую, казавшуюся безнадежной, — чтобы посадить на трон Каспиана X. Каспиан немного напоминал Зухаира, по крайней мере, внешне. У него были длинные черные волосы, а его оливковая кожа была на несколько тонов светлее, чем у Зухаира. И, конечно, он был моложе, впрочем, как и Эдмунд. Как человек, Каспиан был другим. В нем была тихая ярость. Королевское воспитание сделало его спокойным и сдержанным, но Эдмунд видел, что бурлило у него в душе: гнев на то, что случилось с его отцом, возмущение бедственным положением старых нарнийцев и решимость все исправить. Он многое держал на своих плечах, и Эдмунд, помня, каково это — внезапно стать королем в юном возрасте — чувствовал, что понимал его. Он считал, что Питер был слишком строг к Каспиану. Хотя формально они были одного возраста, у Питера было больше опыта. И хотя Каспиан был прирожденным лидером, Питер иногда ожидал от него слишком многого, и Эдмунд видел, что принца раздражало, когда Питер обращался с ним как с ребенком. Как и в былые времена, Эдмунд выступил в роли посредника и провел много времени, разговаривая с Каспианом, пытаясь установить мир между ним и своим братом. — Твой брат может быть очень раздражающим, — сказал однажды Каспиан. Они поднялись на холм — Каспиан всегда тяготел к открытому пространству, особенно после ссор с Питером. — Да, я знаю, — терпеливо ответил Эдмунд. Слова Питера все еще висели в воздухе, звеня в ушах обоих. «Ты вторгся в Нарнию, у тебя не больше прав руководить ею, чем у Мираза! Ты, он, твой отец — Нарнии будет лучше без вас всех!» — Нет, не знаешь, — сказал Каспиан. — Вы братья, это совсем другое. — Я правил под его началом пятнадцать лет, Каспиан, — перебил Эдмунд. — Я знаю. Этот спор они вели уже больше недели. Питер хотел напасть на замок Мираза, а Каспиан — нет. Эдмунд считал, что оба они в какой-то степени правы: Каспиан знал их врага и формально был лидером, а у Питера было больше опыта, его все уважали и восхищались им, поэтому они так и не пришли к согласию. Сегодня все перешло на личности, и Эдмунд понял, что на этот раз они оба зашли слишком далеко. Каспиан с любопытством посмотрел на него. — Какой была Нарния в твое время? Я слышал истории, но ты ведь был там лично. — Думаю, нам лучше сосредоточиться на настоящем, — сказал Эдмунд. — Если ты вдруг забыл, у нас сейчас война. Каспиан сухо рассмеялся. — Я уверен, что мы с Питером снова помиримся, мы всегда так делаем. Я хочу знать о королевстве, которое собираюсь возродить. Эдмунд вздохнул и сел рядом с ним, вытянув ноги. — Тогда было… светло, — начал он. — Я не думаю, что люди называли то время Золотым веком только потому, что так всегда называют хорошие времена. Тогда не было настоящей тьмы. Конечно, была напряженность и даже сражения с другими народами, но ничего похожего на сегодняшний день, — он посмотрел на Каспиана. — Не стоит ожидать, что твое правление будет таким же. Побежденные тельмаринцы могут начать бунтовать, они могут попытаться восстать против тебя. В стране всегда будет сохраняться беспокойство. — Ты уверен, что мы победим? — спросил Каспиан после минутного молчания. — Люси уверена, что мы победим, — сказал Эдмунд с улыбкой. — А она всегда права. — Должно быть, было трудно уезжать, — сказал Каспиан. Эдмунд кивнул. — Верно. К моменту отъезда мы с Лу прожили в Нарнии дольше, чем в Англии. Это был наш дом, — Эдмунд вновь подумал о Зухаире. — Нарния все еще поддерживает контакт с Тархистаном? Каспиан покачал головой. — Мы знаем о нем, но, поскольку Арченланд не хочет иметь с нами ничего общего, что вполне понятно, никто не был там уже довольно давно. — Там чудесно, — сказал Эдмунд. — Намного теплее, чем в Нарнии. Их язык очаровательный, а одежда и архитектура пестрят разнообразием. — Тогда я должен обязательно наладить отношения с Тархистаном и с Арченландом. — Они ценные союзники и торговые партнеры. На мгновение между ними снова воцарилась тишина. — Отлично, теперь ты можешь заключить мир между мной и Питером, — сказал Каспиан, прикоснувшись рукой к колену Эдмунда. — Попробуй убедить меня, что штурм замка моего дяди — хорошая идея. — Это плохая идея, — внезапно сказал Эдмунд. Каспиан удивленно на него взглянул. — Что? — Я думаю, ты прав. — Но твой брат… — Он более опытен в бою, я знаю, — сказал Эдмунд. — Но ты знаешь замок, ты знаешь своего дядю. Ты сказал нам, что у замка есть только один путь внутрь и наружу, а грифоны могут нести только одного человека за раз. Если что-то пойдет не так, что, скажем прямо, вполне вероятно, мы можем потерять много людей. — Именно об этом я и говорил, — сказал Каспиан. — Но если ты так думаешь, почему не сказать об этом Питеру? Эдмунд колебался. Почему он сначала обратился к Каспиану? — Питер сказал кое-что, что вышло за рамки. Ты был зол. Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Каспиан с любопытством посмотрел на него. Он выдохнул и слабо улыбнулся. Черты его лица смягчились впервые за несколько недель, и, когда Эдмунд заметил, как посветлели глаза Каспиана в солнечном свете, он понял, почему пришел сначала к нему. — Спасибо, — сказал Каспиан мягким голосом. — Но тебе лучше поговорить с Питером, он выслушает тебя. — Хорошо, — сказал Эдмунд, вставая. Он начал спускаться вниз, но обернулся. — Я думаю, что ты будешь великим королем, и Питер в глубине души тоже так думает. Каспиан кивнул, и Эдмунду удалось отвести взгляд от его глубоких карих глаз. Это было действительно очень, очень не вовремя. Дальнейшая часть войны прошла как в тумане, и Эдмунд изо всех сил старался не отвлекаться на Каспиана. Он пытался не обращать внимания на то, как тот сражался, словно гроза, клинки сверкали подобно молниям, а в горле клокотал рев. Он пытался подавить всплеск гордости в груди, когда Каспиан отказался убить своего дядю, тем самым намеренно показывая, что он будет другим, лучшим королем. И когда они победоносно скакали к замку Каспиана, он старался не думать о том, что скоро им придется уезжать, а у него не было возможности разобраться в своих чувствах и тем более что-то сказать Каспиану. Поэтому он ничего и не сказал. Вечер прошел за ужином и танцами, напомнившими Эдмунду об их коронации много лет назад. Разумеется, Каспиан был хорошим танцором. Эдмунд наблюдал, как он кружит по танцполу сначала Сьюзен, потом Люси. Его грациозные движения так сильно отличались от рубящих и режущих ударов мечника, которого он знал раньше. Наконец Люси подняла его на ноги и потащила танцевать. — Ты в порядке, Эд? — спросила она с раскрасневшимся лицом. — Ты выглядишь так, словно находишься за тысячу миль отсюда. Эдмунд улыбнулся. — Скорее за тысячу лет. Она понятливо кивнула. Некоторое время спустя Эдмунд заметил, что Каспиан куда-то исчез, и отправился на его поиски. Он нашел его в боковом коридоре, выглядывающим в узкое окно. Присоединившись к нему, Эдмунд увидел, что окно выходило на восток, в сторону Кэр-Параваля. Но вместо того чтобы смотреть на ночную жизнь, Эдмунд взглянул на Каспиана. Теперь он выглядел более серьезным, более взрослым. Ярость в его глазах немного угасла, и он наконец обрел спокойствие. — Уже устал от праздника? — спросил Эдмунд. — Мне просто нужно было подышать воздухом, — Каспиан развернулся к нему всем телом. — Надолго ли вы останетесь в этот раз? Эдмунд выглядывал в окно, избегая взгляда Каспиана, потому что если он увидит в них то, что так надеялся увидеть, игнорировать растущее тепло в груди станет намного сложнее. — Я не знаю, — он бросил короткий взгляд на Каспиана. — Питер что-то сказал? Каспиан покачал головой. — Я знаю, что у тебя есть свой мир, но я бы хотел, чтобы ты остался и помог, пока все не уладится, — он усмехнулся. — Я выгляжу таким эгоистом, прости. — Не стоит, — сказал Эдмунд. — Я бы тоже хотел, чтобы мы остались.

***

— Мы пойдем. Эдмунд почувствовал, как от слов Питера заныло сердце. — Мы пойдем? — он думал, что у него будет больше, чем пара дней покоя в Нарнии, прежде чем придется уйти. — Пойдем, — сказал Питер, выглядя торжественно и немного печально. — Наше время подошло к концу. Эдмунд взглянул на Каспиана, выглядевшего так, будто он пытался скрыть всю свою печаль за фасадом беспечности. Эдмунд, вероятно, не слишком старался, потому что Сьюзен подтолкнула его и тихо сказала: — Не волнуйся, Эд, вы с Лу еще вернетесь. Прозвучало это не так радостно. В прошлый раз, когда они исчезли, а потом вернулись, Эдмунд упустил возможность, которую уже было не вернуть. И похоже, что история повторится. Но он ничего не мог поделать. Поэтому он крепко пожал руку Каспиану, как и Питер, и пожелал ему всего наилучшего. И он заставил себя не оглядываться назад, когда они проходили через портал. Теперь только вперед, в сторону Англии и школы. Это всего лишь влюбленность; он ее переживет. Четвертый В четвертый раз Эдмунд понял, что на самом деле так и не перерос свои чувства. Картина в комнате Люси казалась злой шуткой. На ней был изображен нарнийский корабль, как они оба заметили по прибытии, и Эдмунд не был уверен, хотел бы он сидеть и смотреть на картину весь день или избегать ее любой ценой. Ведь помимо того, что корабль навевал мысли о Нарнии, он напоминал ему о разговоре с Каспианом. — Одинокие острова были частью Нарнии? — спросил Каспиан. Они только что составили требования к Мирасу, и в число титулов Питера входил титул «император Одиноких островов». — Сейчас не входят? Каспиан покачал головой. — Тельмарины всегда боялись воды. Вот почему замок построен среди лесов, подальше от открытого моря. Никто не выходил в плавание уже… много лет, — задумчиво произнес он. Эдмунд почувствовал, что здесь крылась какая-то история. — Кто был последним? — Семь самых близких друзей и союзников моего отца, — сказал Каспиан. — Мираз отправил их в море, чтобы убрать со своего пути. Никто из них так и не вернулся, — он грустно улыбнулся. — Несмотря на это, меня всегда влекло мореплавание, — глаза его были устремлены вдаль, на лице играла легкая улыбка. Поэтому, когда в комнату ворвался Юстас, а картина начала двигаться, Эдмунд подумал, что ему это привиделось. Но Люси вскрикнула. Морские брызги ударили ему в лицо, заставляя вспомнить о плавании на галеоне «Сплендор». Тогда Эдмунд обрел надежду. Пока спальня погружалась под воду и медленно превращалась в открытый океан, он надеялся, что на этот раз нарнийское время будет к нему благосклонно. Но тут на них двинулся корабль, несколько моряков нырнули в воду, и Эдмунд понял, что, вообще-то, их могут убить. Он отчаянно барахтался, вырываясь из хватки незнакомого мужчины. Откуда-то справа, позади плескавшегося Юстаса, он услышал удивленный голос Люси: — Каспиан? Его сердце замерло, когда он услышал ясный как день ответ Каспиана. — Люси? — Эд, все в порядке, — крикнула Люси, хотя тот уже перестал мешать своему спасителю. — Это Каспиан! Эдмунд не успел как следует рассмотреть Каспиана, пока они не оказались на палубе. Его насквозь промокшая одежда прилипла к телу, не оставляя простора воображению. Рубашка практически до неприличия обтянула грудь, так сильно, что Эдмунд был готов смущенно опустить взгляд. Каспиан выглядел старше всего на год. Эдмунд подозревал, что в Нарнии прошло не больше пары лет. Каспиан никогда не был особенно застенчивым или слишком неуверенным человеком, но сейчас он держался заметно лучше. По мере того как их с Люси представляли, Эдмунд видел, как Каспиан общался с членами экипажа, и снова почувствовал прилив гордости. Каспиан успешно вжился в свою роль, и она прекрасно ему подходила. В течение нескольких дней Эдмунд и Люси привыкли к качке, словно всю жизнь провели в плавании. Не было ни скованности, ни неловкости в отношениях с Каспианом, Дринианом и остальными членами экипажа. И Эдмунд решил, что ему нравится этот умиротворенный Каспиан. Хотя он восхищался силой и решительностью Каспиана тогда на войне, этот Каспиан больше смеялся, и его бесконечно счастливый голос вызывал у Эдмунда нервный трепет. Это было самое спокойное время, которое Эдмунд провел в Нарнии. Они с Каспианом занимались спаррингом, тесно прижавшись друг к другу, плавали в волнах, борясь и пытаясь столкнуть друг друга под воду, а когда заходило солнце, смотрели на звезды. Вскоре они с Каспианом обнаружили, что тельмаринцы открыли новые созвездия, которые отличались от тех, которым Эдмунда учили в детстве. Они не спали до самого утра, обмениваясь легендами, которые рассказывали им небеса. Так они и лежали бок о бок на палубе корабля или на пляжах, не касаясь друг друга, но находясь достаточно близко, чтобы избежать случайного соприкосновения было невозможно. Эдмунд очень сосредоточенно рассматривал звезды, и на мгновения между ними воцарялась тишина. Когда они наконец ложились спать, раскачиваясь в гамаках рядом друг с другом, Эдмунд старался не анализировать все, что произошло с момента их прибытия. — Сумел ли ты подыскать себе жену за эти три года? — Нет, не сумел, — Каспиан быстро, может быть, случайно, а может быть, по неосторожности, бросил взгляд на Эдмунда. Их каждый день преследовали понимающие взгляды Дриниана, как будто он мог читать Эдмунда как книгу. А потом появились загадочные замечания Люси, хотя меньше всего Эдмунд ожидал их услышать именно от неё. — Ты кажешься другим, Эд. — Ну, мы же в Нарнии, — тихо сказал он. — Здесь мы всегда другие. Люси отличалась от своих родственников потрясающей наблюдательностью, прекрасно умела читать людей, поэтому на ответ Эдмунда лишь кивнула. — Другим в хорошем смысле. Каждый взгляд Каспиана, каждое слово, которыми они перебрасывались, запечатлелись в памяти Эдмунда, как доказательства в эссе, которые он сочинял в попытках убедить себя в том, во что сам не верил. Он хотел бы, чтобы жизнь была похожа на головоломку или математическую задачу, в которой, если правильно расположить все нужные кусочки, можно получить ответ, общую картину. — Как называется твоя страна? — спросил Каспиан однажды вечером, когда они втроем с Люси сидели вокруг незавершенной карты Восточного океана. — Англия, — ответил Эдмунд. — И какая она? — спросил он. — Скучная… — Другая, — синхронно с Эдмундом ответила Люси. Она улыбнулась. — Эд имеет в виду, что там не так много возможностей подраться на мечах и почти нет парусных кораблей. — А оружие другое? — спросил Каспиан. — Или в нем просто нет необходимости? Эдмунд и Люси переглянулись. — О, ещё как есть, — сказал Эдмунд. — У нас есть оружие, — сказал он с некоторым отвращением. — Им можно убить человека на расстоянии и нанести намного больше вреда, чем простой стрелой. — И это говоришь ты, Эд, — сказала Люси. — Человек, который обманом пытался попасть в армию. Каспиан удивленно посмотрел на Эдмунда. — Зачем тебе понадобилось врать? — Потому что нашему дорогому Эдмунду, — поддразнила Люси, — еще нет восемнадцати. Он закатил глаза. — Заткнись, они бы меня взяли, если бы ты не появилась. Девушка вздохнула. — Честно говоря, ты почти такой же идиот, как те мальчишки, которые шли в армию, чтобы произвести впечатление на своих возлюбленных. — Ну, нет ничего лучше мужчины в форме, — сказал Эдмунд. — Значит, у тебя нет возлюбленной, на которую можно произвести впечатление? — спросил Каспиан, его взгляд стал более резким. Эдмунд сразу понял важность этого вопроса. Поэтому он, как всегда, начал запинаться. — Ну, мне не очень, э-э-э, интересны девушки дома. Люси осуждающе посмотрела на них обоих. — Если вы двое собираетесь провести остаток вечера, обсуждая плюсы и минусы нарнийских и английских девушек, я думаю, мне лучше уйти. Эдмунда охватила паника, когда Каспиан не отрывал от него пристального взгляда, ожидая ответа. Поэтому Эдмунд стремительно поднялся вместе с Люси. — Уже поздно, — словно в насмешку над ним, часы пробили семь. — Мне пора в постель. Спокойной ночи, Каспиан, Лу. Выходя из каюты, Эдмунд что есть сил сдерживал себя, чтобы не рвануть к гамаку как можно быстрее. Казалось, он даже задержал дыхание по дороге. Он со стоном залез в гамак и прижал подушку к лицу. Чудесно, просто потрясающе. Когда какое-то время спустя в каюту вошел Каспиан, Эдмунд притворился спящим. Он услышал, как Каспиан подошел к его гамаку и замер. После долгого молчания он услышал, как тот тихо вздохнул, а затем пробормотал: — Спокойной ночи, Эд. Эдмунд с трудом сдержался, чтобы не открыть глаза и не взглянуть на выражение лица Каспиана. Буквально секунду спустя он об этом пожалел. Возможно, Эдмунд нашел бы то последнее доказательство, в котором так сильно нуждался. Сапоги Каспиана со стуком ударились о пол, гамак скрипнул, когда тот в него залез. Только после этого, рискнув взглянуть сквозь ресницы, Эдмунд увидел, что Каспиан пристально смотрел в потолок, слегка нахмурив брови, и в его глазах читалась странная смесь грусти и надежды. И когда Эдмунд задремал под качку судна, то подумал, что, возможно, его предчувствие все-таки не обмануло. После этого они с Каспианом словно танцевали брачные танцы вокруг друг друга, разговаривая только в больших компаниях и никогда не общаясь наедине. Эдмунду это не нравилось, но он не знал, как исправить ситуацию. Все на что они были способны — это неловко наблюдать друг за другом издалека. Люси это заметила, конечно, заметила, и через несколько дней решила, что с нее хватит. Она оторвала Эдмунда от разговора с Рипичипом («Извини, Рип, важное семейное дело»), а Каспиана — от ежедневной тренировки, которых Эдмунд теперь всегда избегал как огня и находил кучу отговорок, лишь бы не участвовать. Люси, проявив недюжинную силу, втащила их в капитанскую каюту и захлопнула дверь. Она повернулась к ним, уперев руки в бока. — Вы поссорились или что? — Нет, — одновременно ответили Каспиан и Эдмунд. Они быстро переглянулись и отвели глаза. Люси пристально окинула их взглядом. — Что бы это ни было, вам двоим нужно разобраться с этим прямо сейчас, а я буду сидеть под дверью, пока вы не поговорите. — Люси, пожалуйста, будь благоразу… — начал Каспиан. — Нет, Кас, — перебила Люси. — Я и так веду себя разумно. Вы двое должны помириться, чтобы мы могли спокойно продолжить наше путешествие, не избегая друг друга на корабле в открытом море, — она развернулась, вышла из каюты и закрыла за собой дверь. Каспиан вздохнул и опустился на стул. — Как будто среди нас троих королевой здесь осталась только она. Эдмунд усмехнулся, садясь напротив него за стол. — Ты, по сути, член семьи, — сказал он. — Значит, ты прежде всего брат Лу, а потом уже король. Каспиан улыбнулся. — Я не ожидал, что узнаю об этом, когда меня запрут в собственной комнате, как непослушного ребенка. Они замолчали на мгновение, пока Эдмунд разглядывал стол. — Так что, нам нужно придумать какой-нибудь банальный аргумент и сказать Лу, что мы помирились? — спросил Эдмунд, наконец-то встретившись взглядом с Каспианом. — Вообще-то я хотел бы знать, почему ты избегаешь меня, — сказал Каспиан. — Я? Это ты избегал меня. — Нет, я… — Каспиан тяжело вздохнул. — Ладно, значит, мы оба избегали друг друга, — он многозначительно посмотрел на Эдмунда. С надеждой. И тогда разрушительное желание вновь дало о себе знать. — Да, — огрызнулся Эдмунд. — Я избегал тебя, потому что не знал, как рассказать. Каспиан от неожиданности слегка отпрянул. — Рассказать что? — Экспедиция, в которой ты участвуешь, — мысли беспорядочно заметались, пытаясь выстроить какой-нибудь аргумент, — в чем, собственно, смысл? В чем выгода для Нарнии? — Друзья моего отца были хорошими советниками, — спокойно объяснил Каспиан. — Я знаю, что они помогли бы мне достойно править Нарнией. — Помогли бы? Каспиан был настолько ошеломлен, что лишь молча уставился на Эдмунда. — Потому что, насколько я знаю, все тельмаринские правители до тебя не брали в расчет старых нарнийцев, так с чего ты взял, что друзья твоего отца будут другими? — Я мог бы переубедить их, — сказал Каспиан, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией. — Они послушают меня. — Прямо как Мираз? Увидев, как Каспиан стиснул зубы, Эдмунд понял, что задел за живое. Да, он сделал это нарочно, но чувствовал вину за то, что затронул такую щекотливую тему. — Мой дядя был властолюбивым тираном, — голос Каспиана звенел от едва сдерживаемого напряжения. — С ним невозможно было договориться. — Может, дело в тебе? Ты просто не в состоянии договориться? — тон Эдмунда был ровным, без излишней жестокости. Он отточил навык тонких политических бесед за годы работы шпионом и переговорщиком в Нарнии. Каспиан не спеша поднялся из-за стола. — Думаешь, ты был бы лучшим правителем? Ты и твой брат убегаете обратно в свою страну каждый раз, когда на горизонте замаячит малейшая трудность. — Это неправда! — Эдмунд вскочил из-за стола, стукнув кулаком по крышке. Каспиан обошел стол и подошел к нему. — Ты правил всего пятнадцать лет, едва ли достаточно, чтобы полностью стабилизировать страну после ста лет тирании. — Это был несчастный случай, — почти прорычал Эдмунд. — И мы вернулись, чтобы помочь тебе. — Только когда я позвал, — Каспиан встал вплотную, теперь их разница в росте была очевидна. — А потом вы ушли, именно тогда, когда я нуждался в вас. У меня снова появилась семья, а ты бросил меня, — его голос, такой нарочито спокойный и сдерживаемый раньше, теперь был на грани срыва. Эдмунд заглянул в его глубокие карие глаза, в которых теперь блестели слезы, и что-то в нем щелкнуло. Этот спор, призванный ранить Каспиана и оттолкнуть его, каким-то образом сблизил их как никогда. Он осторожно, с опаской поднял руку, чтобы прикоснуться к щеке Каспиана, большим пальцем смахнул скатившуюся слезинку. Казалось, все тело Каспиана вздрогнуло от его прикосновения. — Я не хотел уходить. — Я знаю, — вздохнул Каспиан, проводя рукой по лбу Эдмунда и убирая волосы с его лица. Эдмунд слегка привстал на носки, а Каспиан наклонился, и их губы легко соприкоснулись, тут же отпрянув. Нежный взгляд Каспиана заставил Эдмунда жаждать большего, и на этот раз они поцеловались по-настоящему. Каспиан держал лицо Эдмунда в своих руках, словно боялся, что тот исчезнет, а Эдмунд ухватился за воротник Каспиана, как за спасательный круг. Они вложили в этот поцелуй все: обещание, надежду, желание, подкрепленные разговорами в освещенных факелами туннелях и тремя годами тоски. Они отстранились, смотря на друг друга удивленными глазами. — Полагаю, мы можем сказать Люси, что помирились, — сказал Эдмунд, прервав напряженное молчание. Каспиан на это лишь рассмеялся. Он наклонился и снова прижался губами к губам Эдмунда. — Прости, что я все это сказал, — серьезно сказал Эдмунд. — Я просто боялся рассказать тебе правду. — Какую правду? — спросил Каспиан с небольшой усмешкой. — Что я хотел сделать это с тех пор, как увидел тебя верхом на лошади. Каспиан покачал головой, улыбаясь. — Нам правда стоит это обсудить, а пока нужно сказать Люси, что мы все уладили. — Уладили с большим успехом, — пробормотал Эдмунд и снова поцеловал его. Следующие несколько недель были одними из самых счастливых в жизни Эдмунда. Между сражениями и исследованием новых островов они с Каспианом тайком сбегали вместе при любой возможности. Они выбирали места, где их никто не мог увидеть: закуток за бочками, ночной камбуз, когда повар уже уходил спать, и — в крайнем случае — самые нижние уровни корабля. Вот только они никогда не говорили о своих отношениях, за что Эдмунд был втайне благодарен. Любой разговор о том, кем они были друг для друга, привел бы к разговору о будущем, в котором маячила угроза его возвращения в Англию. Так что вместо разговоров они проводили все время вместе, прекрасно понимая, что их сказка однажды подойдет к концу. Эдмунд чувствовал себя лучше, чем когда-либо, увереннее, спокойнее. — Доброе утро, Дриниан, — сказал он, когда однажды утром столкнулся с капитаном, его волосы были слегка взъерошены, а на коже ощущался аромат Каспиана. — Могу я поговорить с вами, ваше величество? — спросил он. Эдмунд вздрогнул. — Все в порядке? Дриниан отвел его в сторону. — Ваше величество, — начал он. — Вы знаете, что я очень уважаю вас, однако меня беспокоит, что ваши отношения с Каспианом могут принести больше вреда, чем пользы. Эдмунд растерянно моргнул, он то был уверен, что никто ничего не заметил. — Что вы имеете в виду? — Я же не слепой, — сухо сказал он. — Я знаю, что происходит на моем корабле. И в обычной ситуации я бы не стал осуждать, Каспиан выглядит очень счастливым. Однако я понимаю, что ваша семья никогда не задерживается здесь надолго. Время в этот момент словно остановилось. — Я боюсь, что сердце Каспиана будет разбито, если вы уедете, — закончил Дриниан. Эдмунд кивнул, не зная, что ответить. — Спасибо за откровенность, Дриниан. Эта проблема не дает мне покоя, и я благодарен, что рядом с Каспианом есть те, кому он небезразличен, — закончив свою речь, он быстро удалился, кивнув Дриниану. Он как раз направился к носу корабля, когда появился Каспиан. — Доброе утро, дорогой, — тихо сказал он, быстро поцеловав его в щеку. Эдмунд оглядел все еще почти пустую палубу. — Кто-то мог увидеть, — прошипел он. Каспиан пожал плечами и улыбнулся ярко-синему горизонту. — Ты сегодня в хорошем настроении, — пробормотал Эдмунд, присоединившись к нему у перил. — Ты тоже был две минуты назад, — сказал Каспиан. — Да. — В чем дело? — Ни в чем, — и правда ни в чем; если они будут беспокоиться о возможном отъезде Эдмунда, то этим все только испортят. Поэтому Эдмунд улыбнулся Каспиану, настоящей, мягкой улыбкой, которая, как он надеялся, выражала все то, что он не мог сказать. А потом был остров Раманду. Во время разговора с Лилиандиль, дочерью Раманду, Эдмунд заметил, как Каспиан поглядывал на девушку, и почувствовал легкий укол ревности. Когда они выяснили свою конечную цель — плыть на край света и оставить там Рипичипа — и снова отправились в путь, Каспиан отозвал Эдмунда в сторону. — Я знаю, что ты злишься на меня, — начал он. — Я не злюсь, — ответил Эдмунд. — Ну, я был бы против, если бы ты смотрел на Лилиандиль так же, как я, — возразил Каспиан, немного смутившись. — Я не против, — повторил Эдмунд. — Она мне очень нравится. Я думаю, тебе стоит принять ее предложение отправиться с тобой в Нарнию. — Что? Но она явно намекала… — Да, я знаю, на что она намекала. — Ты хочешь, чтобы я женился на ней, Эд? — вопрос Каспиана был тихим, но это не отменяло его болезненной остроты. — Все могло быть и хуже, — пожал плечами Эдмунд. — Она красивая, с хорошо поставленной речью, у нее есть друзья в высших кругах… — Я не понимаю, — взгляд Каспиана резал ножом по сердцу. — Ты мне дорог, Эд, и я не хочу жениться на женщине, которую только что встретил, я… я люб… — Мне придется уйти, — воскликнул Эдмунд, в его душе нарастала паника. — Я не хочу, чтобы ты слишком сильно надеялся, мы оба знаем, что я не смогу остаться здесь надолго. Я лишь предлагаю тебе строить планы на будущее. Тебе нужно будет жениться и обеспечить наследников, а она довольно привлекательна, так что… — Значит, ты ревнуешь? — ошарашено спросил Каспиан. — Нет, — тихо ответил Эдмунд. — Я реалист и хороший советник. Я не говорю конкретно о ней, а в общем. О ком-то, с кем ты сможешь поладить, кому сможешь доверять — он вздохнул и приложил ладони к глазам. — Я надеялся, что мы сможем просто греться в тихом блаженстве до самого конца, но… Каспиан рассмеялся. — Это так на нас не похоже. Эдмунд посмотрел на него и улыбнулся. — Ты прав. Совсем непохоже. И хотя последние несколько дней на борту «Покорителя Зари» были не столь насыщены тайными улыбками и прятками по темным углам, взаимопонимание между ними было подобно прочному канату. Они старались запомнить каждую частичку друг друга. Поэтому, когда Каспиан взъерошил волосы Эдмунда на палубе и отметил, насколько они посветлели с момента его приезда, Эдмунд следил за тем, как мерцают темные глаза Каспиана в свете свечей. Это было напоминанием о том, что даже если их совместное времяпрепровождение подойдет к концу, какая-то его часть навсегда останется с ними. Всю оставшуюся жизнь Эдмунд будет вспоминать Каспиана, короля мореплавателей, взирающего на море, и любимого человека при тусклом свете, а Каспиан — Эдмунда, глаза которого вызывающе вспыхивали во время ссоры или то, как он задумчиво наклонял голову. Бок о бок в лодке, напрягая руки, Каспиан и Эдмунд гребли все ближе и ближе к своему расставанию. Они шли по ровному берегу к вздымающейся волне, и присутствие Аслана хоть немного успокаивало. Они не спрашивали, может ли Эдмунд остаться, ибо знали ответ. — Это наш последний раз здесь, не так ли? — со слезами на глазах спросила Люси. Эдмунд сжал руку Каспиана, не поворачивая головы. — Да, дитя, — прошелестел сладкий, глубокий голос Аслана. — Для тебя и твоего брата. Слишком скоро наступило время прощания. Эдмунд обнял Каспиана и поцеловал его в уголок губ. Каспиан прижал его к себе. — Я люблю тебя, — прошептал он. На этот раз слова не испугали Эдмунда. — Я тоже тебя люблю, — они отстранились друг от друга, в их глазах читалось понимание. Эдмунд повел Люси и Юстаса к порталу в воде. Он обернулся, только когда они оказались внутри. Когда вода закрыла проход, он в последний раз взглянул на Каспиана, стоявшего рядом с Асланом. Покидая дом тети и дяди, Люси и Эдмунд в последний раз взглянули на картину. После того как они побывали в Нарнии, она, казалось, утратила свою магию. А может быть, она просто больше не была дверью в Нарнию. Из всех сожалений и желаний, скопившихся в душе Эдмунда, одним из главных было то, что он никогда не увидит, каким королем станет Каспиан. Он был бы очень рад узнать, что его любимый Каспиан — преуспевающий и счастливо исследующий новые острова — стал королем, известным истории как Каспиан-мореплаватель. Последний Хотя Эдмунд на момент смерти был моложе, Каспиан умер первым. Он был стариком, его темные волосы поседели, а кожа покрылась рябью. Он прожил долгую жизнь, и хотя она не была лишена трагедий, в целом ее можно было назвать хорошей. Прибыв в страну Аслана, он почувствовал себя по-другому: более сильным, менее немощным. Он снова почувствовал себя молодым, но в более идеалистическом смысле. Он знал, даже не пробуя, что это тело может бегать быстрее, плавать дальше и поднимать более тяжелые предметы, нежели при жизни. Он снова увидел отца и мать, жену, которая была ему скорее лучшим другом, чем любовницей, — тех, кого знал, и тех, о ком только слышал. Но сквозь все это счастье он продолжал что-то искать. Кого-то. — Эдмунд пока не здесь? — спросил он Аслана. Аслан покачал своей большой головой, взъерошив гриву на ветру. — Еще нет, дитя мое. Вспомни, что время в их мире течет иначе. Он еще слишком молод, — его глаза были печальны, и Каспиан не осмелился расспрашивать дальше. Эдмунд был еще юношей, когда в последний раз покинул свой мир, всего через несколько лет после последнего путешествия в Нарнию. Поездка на поезде почти не отложилась у него в памяти. С ним были его брат и сестры. Аслан тепло приветствовал их. — Добро пожаловать домой, дети мои, — сказал он. Все они направились исследовать окрестности, но Эдмунд на мгновение задержался, теряясь в сомнениях. — Аслан, — спросил он. — Здесь, в Нарнии, сколько?.. — Он уже здесь, — ответил Аслан на его незаданный вопрос. — Он ждал тебя. Сердце Эдмунда екнуло, и он пробежал несколько шагов, прежде чем обернуться. — Спасибо! Аслан кивнул и слегка улыбнулся. — Иди, дитя мое. Едва не спотыкаясь о собственные ноги, Эдмунд побежал к пляжу. Песок под его босыми ногами был теплым. Волны мягко накатывали на берег, а ветер относил соленые брызги в сторону суши. Навстречу ему шел он. Каспиан, босой с непокрытой головой, одетый не как король, а как моряк. Вся поспешность исчезла, Эдмунд шел к нему спокойным шагом. Торопиться было незачем, теперь в их распоряжении было много времени. Подойдя, они задержали друг на друге взгляд, рассматривая глаза, веснушки, волосы и губы, которые так часто появлялись во снах. — Вынужден признать, я рад, что ты не постарел, — наконец произнес Эдмунд. Каспиан рассмеялся и притянул его к себе, соприкоснувшись лбами и обхватив ладонями лицо Эдмунда. Они поцеловались, но не отчаянно и торопливо — не так, как раньше. Это был не конец, даже не близко. Это было лишь начало.