***
В автобусе воняет соджу, кожаными креслами и предконцертным мандражем. В тонированных низких окошечках улица сменяется улицей, заправка заправкой, мигают фонари, вывески, мелькают ветки деревьев, чьи очертания размазываются в серые пятна. Крошечная и чёрная, едва видная через отвратительно неудобные низкие окна, чтобы посмотреть в которые нужно согнуться в три погибели, полоска горизонта держала на себе светящиеся города. До приезда в Пусан ещё часа три, до концерта около четырёх с половиной (концерт начинается ближе к двум ночи, круто, да?). И музыкантам сейчас совсем не скучно. "Мы пока ехали на этот концерт в автобусе, ну... подвыпили. Я не скажу, что мы надрались в мясо, но весело было. Это та самая стадия опьянения, когда в голову лезут всякие идеи!" Какая-то бессмысленная весёлая музыка смешалась с громкими фразами и смехом, рассыпалась и плавилась в них. В кабине было жарко, из двух приоткрытых до придела возможного оконцев дули прохладные потоки ночного воздуха, смешиваясь с духотой. По спинке одного сидения ритмично постукивал массивный чёрный ботинок, чей владелец разлёгся на предоставленном широком кресле, которое расправлялось с помощью рычага чуть ли не до 180 градусов, и похлопывал ладонью по чужой заднице, обтянутой тёмными джинсами. Рядом на перилах висел, растягивал руки и подпевал любимой песне Ким Сынмин, в коротком чёрном топе и таких же узких джинсах. В проходе на полу лежал здоровый развороченный серый чемодан, который от покатушек по грязному автолину останавливали четыре руки по бокам. Вокруг разбросаны пакеты, футболки и... сетчатые колготки, чулки и клетчатые юбки различных цветов. Поглядывая на эту картину из кабины водителя, менеджер, и по совместительству старый друг Сынмина, громко смеялся, аплодируя. С задних сидений чаще остального звучали дзынькания бутылки, маты и чайкоподобный смех. – БЛЯТЬ, ЭТО ВСЁ ОЛИВИЯ! АРГХ, ВОТ ЖЕ..! – перед чемоданом в одних трусах и укороченной белой толстовке сидел на корточках блондин с малетом и, хватаясь за волосы, басовито кричал. "Ох, Оливия... Это сестра Ли Феликса, нашего бэка. Он всегда с нами на сцене, движ делает, так как партий у него не особо много. А его сестрица... Ну, она, мягко говоря, была не в восторге от его увлечений. И в тот день Фел опаздывал на наш автобус. Как я понял, он накидал за тридцать минут себе чемодан и выбежал. Пришёл к месту встречи в пижаме после дневного сна, сказал, что в автобусе переоденется. Ну... и вот!" Придерживал чемодан вместе с Ликсом Хан Джисон (".. наш обаятельный клавишник! Клянусь, я даже мемы и арты с ним видел!") и от хохота и шока упирался виском в ближайшее сидение, смаргивая слёзы. – Так ты следи за своими вещами пока с ней живёшь, чё удивляешься?! – крикнул из вне зоны видимости Ли узнаваемый голос Хёнджина, который своими грязными ботинками уже гарантировал уборщице нервный срыв при оттирании кожаной обшивки кресел. – Хули ты вообще перед концертом спать решил улечься?! – на финал фразы Хван звонко шлёпнул по заднице Чонина и быстро сложил руки на груди. – Так чё делать-то в таком случае? Не стягивать же с Чана джинсы для Ликса! – это подал голос Сынмин, закончив свой недостриптиз на перилах, и подошёл неровной походкой к чемодану, полуголому Ли и умирающему Джисону. – В трусах его выпускать не вариант, не самый фотогеничный скандал будет, – серьёзно сводя брови, выдал Ян, отсаживаясь от перевёрнутого знаком вопроса в кресле Хёнджина ещё подальше. В ответ на это сзади громко звякнула бутылка, и Чанбин – только он может гоготать так – поднялся с места, разбудив уснувшего рядом Минхо ("...наш второй клавишник и саб-вокалист. Хм, он тогда немного с Чанбином выпил и отрубился. У него вечно какие-то проблемы со сном были!"), взглянуть на масштаб проблемы. – Мне буквально не в чем идти на концерт! – вскрикнул Феликс, подхватывая одну ярко-розовую юбку. – Как это не в чем? Вон! – Джисон подкинул чёрный чулок в лицо младшему. "Всегда, когда стоило соджу оказаться в руках Хвана, в его дурную голову влетало много шальных идей. Этот "каминг-аут" – это Ян обозначил ковычками, широко ухмыляясь – не исключение." Выхватив из сильной руки Со стеклянную и уже изрядно "похудевшую" бутылочку, Хёнджин с предложением глянул на Нина рядом. Спустя секунду глаза Хвана озарились, он вскочил настолько быстро, насколько его положение позволяло. – А давайте все юбки наденем! Тут же не одна? Во! Чтоб Ликс не выделялся! Хан уже начал расстёгивать ширинку, чтобы снять неудобные джинсы. Он, кстати, тоже уже "весёлый". – Реально? – Сынмин ухватился за плечо Бина, выбирая себе подходящую по стилю юбчонку. – А чего, как вариант! – Столько кипишу будет!-
– Ой, а мне даже нравится! Нин~и, как тебе? – крутясь напротив высокого зеркала в гримёрке, Хван игриво уложил руку на собственную талию, поправляя ремень. Выглядел он сейчас, как и, наверное, все, по-панковски, как надо. Тёмный лонгслив с принтом драного плюшевого медведя, чёрная шапка-ушанка, которую прислал как-то фанат из Европы, длинные чёрно-белые полосатые чулки и жемчужина – одна из школьных чёрных юбок Оливии с тонкими фиолетовыми полосками. – Неловко, хён. И за тебя тоже, – в кресле рядом сидел в такой же юбке, только с белыми полосочками, Чонин, рассматривавший секундой ранее тусклую лампу в потолке, и настраивал любимую чёрную, украшенную всякими стикерами, электрогитару. Младший свои колени накрыл собственными брюками, не желая "совращать" кого-нибудь раньше времени. Ну, а на ногах серовато-белые грязноватые от городской пыли гетры. – Хотя, думаю, когда я выйду на сцену, мне понравится. На диване в центре комнаты лежал Феликс, который, по всей видимости, чувствовал себя довольно комфортно. Он закинул ногу на ногу, покачивая чёрно-розовым кедом в воздухе. И никакая коротенькая сестринская розовая юбочка не мешала ему вот так светить своими бёдрами. Одной рукой он прикрывал глаза, другой потирал горло. – Мы же рокеры, это заебись вообще ход! – только сейчас из автобуса пришли клавишники со своими огромными футлярами на плечах, и Джисон живо крикнул, подбрасывая подол своей однотонной школьной юбки вверх. Он даже не упустил повод наконец надеть свою излюбленную портупею не на горло, а на ляжку. Вот кто выглядел как совсем отбитый панк, если не считать светло-русые волосы. Ещё и сетчатые колготы в сочетании с большими серьгами. – Мне нравится как мы выглядим! – Хм, ну на тебе как родное, – впервые за всю эту историю подал голос Минхо. Его широкая белая и драная футболка была заправлена в серую клетчатую юбку чуть подлинее, чем у остальных (".. он проворно выбил её у всех из-под носов, прежде чем мы успели вообще разглядеть этот проклятый чемодан!"). Его крепкие ляжки и бёдра в акценте не нуждались, а чулков и колготок как раз на всех не хватало, поэтому Ли обошёлся без лишних деталей. Он аккуратно положил свой футляр возле стенки рядом с барабанной установкой Чанбина, которую минут через пятнадцать должны были вынести на сцену. – Я на стороне Хани-хёна, это всем крышу снесёт. Да и по мне это что-то определённо новенькое и интересненькое, – Сынмин, сидя на стуле возле зеркал, раскатывал по голени чулок, не подходящий в пару к чулку на другой ноге, то и дело глядя на свой ремень, крепко удерживающий трапецевидную серую юбочку на него бёдрах. – Хотя повторять я бы не хотел. Наша задача выступить и расхуярить толпу, юбки как усложнение уровня. – Или буст! В дверях, оперевшись о косяк плечом, стоял Чанбин. Ему, казалось, всё равно на то, в чём он, глаза его горели, а между пальцами вертелась родная чёрная барабанная палочка. Концерт – единственное, о чём он сейчас думал. Со выглядел забавно, хотя и сексуальность буквально светила божественным светом начиная от его плеч и груди, очерчеными тонкой футболочной тканью, которая минут через пять от концерта уже будет потная и просвечивающая, и заканчивая мощными бёдрами, обхваченными тёмно-синими колготками. – Первая песня "Chess", Ликс, ты в центр выйдешь когда обыграй что-нибудь с юбкой, угу? – В этом нужды не будет. Сама задерётся где надо, хах.***
– Я до сих пор думаю, что это наше самое... красивое и запоминающиеся выступление было! – Чонин с ностальгией принялся разглядывать плакат с бывшими товарищами в сексуально коротких юбочках. – Короче, не было в этом никакого подтекста, мы просто бухнули. – По сути из ситуации был трезвый выход ведь! Но иначе бы мы не получили бы сейчас такой замечательный плакат, хах! – Ван кивнул в сторону фотографии. – А что поцелуй? – Это была эмоциональная импровизация. Знаешь, когда ты на веселе, ноги в чулках, а между ними ветерок, ещё и концерт, жара, рок – ты уже не особо соображаешь! Тебе просто хочется творить хуйню, – отмахнулся мужчина, не придавая сказанному значения. – Ну, да, адреналин, все дела... Что ж, понятно! Вот и раскрылась наконец целиком история с легендарным концертом! – развёл руками ведущий. – Движемся дальше! – Ян снова отпил газировки, внимательно глядя на собеседника. – Расскажи про других участников. Ты единственный, к сожалению, который остался в жизни.. Я знаю, что Со Чанбин отравился или что-то вроде, в новостях как-то видел. Он был, наверное, наименее обсуждаемым из SSZ, про него известно очень мало информации. Так что, я уверен, многим интересно узнать и про него! Чонин сменил позу, усевшись четвёркой, придерживая ногу руками. Он задумчиво обвёл взглядом комнату. Как-то затянулись его раздумья. Ван нетерпеливо принялся постукивать по спинке дивана, когда Ян запрокинул голову назад, вспоминая. Тяжёлый вздох, мужчина прокашлялся. – Чанбин-хён был идеальным артистом. Возможно, не лучшим. Но идеальным. Я имею ввиду, что он прекрасно разделял свою обычную жизнь и сцену. Он много тренировался в качалках, а когда я спрашивал зачем, – Чонин усмехнулся, почесав подбородок, – очень пафосно затирал мне про то, что он должен быть сильным, чтобы разъёбывать на концертах в полную силу. В целом, это правда. Ему, как барабанщику, нужна была большая физическая мощь. Чанбин-хён был подобен приложению-приколюшке, где будто идёт обратный отсчёт до взрыва, при этом иногда обрывающийся или тормозящий, помнишь такое? – О, да, кажется, я понял! У меня в школе такими дразнились! – Во! Он непредсказуем, переодически спокоен и мудр, а переодически орал, как резаный, и творил невозможный стыд! Он однажды, когда мы были в туре, прибухнул. На новом месте, путешествие, грех упустить возможность попробовать новенький коктейль – так он считал. А потом бегал по коридорам отеля и орал "ЧАН-А! ЧАН-А!", – Чонин активно замахал руками, пародируя панику. – в поисках нашего менеджера, который жил в соседней с ним комнате. Ван громко рассмеялся. – Ваа, охуенная история, мне нравится! – он, приподняв очки, утёр проступившие слёзы. – А про смерть написали неправильно, кстати, – пауза. Ян выразительно глянул на парня перед собой, поправив пальцем белёсую чёлку. Он вспоминал, наверное, самую чёрную и длинную из всех чёрных полосок в его жизни. – Да? А как тогда...? – Он спился. В тот год он начал особенно много пить, вопреки всем предостережениям, – тяжёлый выдох из груди Чонина вышел прерывистым сиплым потоком. – Ох, ого... У него были какие-то проблемы? – А у кого из нас их не было? Я не думаю, что есть смысл об этом говорить. – Ты прав, мы тут не некролог пишем! Мы снова ушли в грустную тему. Про Ли Минхо и Хан Джисона известно много информации, они были довольно популярны, не думаю, что стоит тревожить их души, – Чонин улыбчиво кивнул. Эти двое у него не вызывали никаких тяжёлых мыслей, даже будучи хуй пойми где, у него не было сомнений в том, что они счастливы. В СМИ говорилось, что Ли Минхо и Хан Джисон пропали. Не вернулись к медийной жизни после рождественских каникул, нигде не светились и не появлялись. Ни в Инчхоне, в родном городе Хана, куда он уезжал к родным, ни в Чеджу, куда на семейный отдых улетал Минхо. Просто исчезли. Некоторые фанаты стали бояться, что они покинули эту жизнь. А члены SSZ говорили, что понятия не имеют, где они могут быть. Однако, SSZ как раз-таки и предложили им сбежать. Парни давно думали о совместном побеге в другую страну, где... они смогут узаконить свои отношения, о которых, конечно, знали только SSZ. И менеджер. Чан, кстати, именно тот человек, который смог договориться об абсолютным инкогнито во время перелёта для парней. – А вот Феликс, ваш бэк-вокалист, из Австралии. Что с ним? – Это очень шумело в новостях ведь – сгорел. Очень глупо... – мужчина уставился в пол чуть остекленевшим взглядом, быстро собрался и вновь уставился в диваны зрителей. От макушки к макушке он водил взгляд, цепляясь за внимательные глаза других. – Так, да... ладно. Я помню, эту историю, дорогие зрители, – Ван обращает свой взгляд в главную камеру. – Ли Феликс сгорел в пожаре в клубе "Block", причиной которого был поджог. В том пожаре, кажется, уцелело лишь пару официантов и один мужчина. Голос у Феликса был что надо... Воистину, некоторая фишка! – ведущий возвращает свой взор на гостя, который всё это время глядел то в диван, то на Вана, то снова в зал. – Стоит, наверное, обсудить твою жизнь, господин Ян! Что изменилось после фактического распада SSZ? "Хёнджина забыл, как мог!" – хихикнул про себя Чонин, внутри обрадовавшись тому, что не придётся тут "вспоминать" не пойми что. – Всё изменилось, конечно же. Буквально вся моя молодость, работа, хобби, родные товарищи – всё это постепенно покидало меня. И.. когда я остался один, без Феликса, с которым мы очень сблизились, когда нам приходилось выступать в паре с другими музыкантами, которых формально взяли на замену – на этом слове Нин поджал губы и сморщился – покинувшим, я был очень расстерян. Впервые я был полностью один. Меня перестали узнавать на улице уже тогда. Я купил квартирку и начал осознавать всю свою ссаную жизнь. Я тогда был в такой апатии, просто пиздец. Я тогда начал выпивать. Был очень короткий период, в который я бухал прям по-чёрному. А потом мне как-то позвонил брат, – Чонин вскинул брови и улыбнулся ошеломлению на лице Вана. – И ещё был ряд событий, после которых я такой "Ну, наверное, не всё просрано. Могу устроиться на работу". Тогда я впервые поработал в самом ненавистном месте для рокеров – офисе. Но это было лишь три дня, хах. А сейчас я пишу музыку на заказ. Но эмоционально я долго отходил от чувства некой пустоты без парней. Весь рассказ Ван внимал так заинтересовано, как дети слушают сказки на ночь или смотрят телевизор. Периодически он кивал и понимающе сводил брови. – Ох, ну, ты пережил рубеж 27 лет и.. – оба засмеялись. – Так-так-так, я к тому, что ты пережил очень тяжёлые события и жизнь твоя кардинально менялась с экстримальной скоростью. – Да! Но после того, как я связался с роднёй и.. мне стало проще. Я подумал, что стоит просто смириться с тем, что я сейчас имею и начать хоть что-то делать, – Чонин поправил горло худи, тёмные глаза блеснули. – Это правильно. Как у вас там пелось... "My mom will kick me if i give up. Keep the rhythm, i'll cheer up!" – как частушку пропел парень, вспоминая мотив старой песни. Ян расхохотался. – Да-да, точно! Вот она, рок-мудрость текстов SSZ! – мужчина вскинул кулак вверх в жесте козы. Рукав толстовки спал вниз до локтя, оголяя худую, но мужественную, бледную руку с тату, которое разглядеть ну просто невозможно. Хёнджин проверяет время на тусклом треснутом экране своего телефона, который застлала пара капель расстаявшего снега. 18:31. Хван поспешил вытереть экран внутренней тканью кармана пальто и нетерпеливо затопал чёрным массивным ботинком по заснеженному асфальту возле служебного выхода из студии. Вот непонятно – закончили они в одно время, а Чонин переодевается уже в два раза дольше старшего, хотя писал, что ни с кем базарить не будет и быстро убежит. Громкий низкий смех и хихикание, щелчок – и дверь перед мужчиной открывается. Её бедром толкает Ян Чонин, в своей неизменной чёрной шапочке, из-под которой даже в 38 лет белые волосы чёлки, на взгляд Хёнджина, торчат очаровательно, в огромной чёрной болоньевой куртке ниже колен и рюкзаком в костлявых пальцах. А за Чонином идёт никто иной, как Ли Ёнбок, он же Феликс. Но уже не маллет, уже не блондин и далеко не милый бэйби фейс в розовой юбке. Четверть лица "украшали" шрамы от старых ожогов, кожа бугристая и уже не такая мягкая на вид, под глазами мешки, а веснушки уже едва заметны на бледной коже. Он возмужал, подбородок был в совсем короткой щетине. Тёмная короткая стрижка со спадающей на правую сторону лица чёлкой – ничего необычного. Тёмно-фиолетовая куртка до середины бёдер, на ногах утеплённые джинсы, а кисти покрывают толстые кожаные перчатки. Даже сейчас, спустя почти десять лет, цветовая гамма одежды Феликса напоминает что-то панковое. – А, ты сразу с Ликсом! А я думал тебе уже писать "Хули ты так долго?!" – Хёнджин капризно изобразил как мог бы строчить Яну. – Ты куда сейчас? – Хван берёт рюкзак из рук Чонина, закидывает сумку себе на плечо и обращается к Ли. – За мелкой, у неё уроки закончились только что, – Феликс перепроверил время на наручных часах дрожащей рукой. – Не хочу, чтоб она ждала, до свидос! Я столько всего вспомнил во время интервью! Спишемся – я всё расскажу! – последние фразы он договаривал уже отдаляясь и махая рукой. И Феликс ушёл. Как и 15 лет назад – сунув руки в карманы джинс с большими пальцами наружу, вздёрнув подбородок повыше и подёргивая плечами. Только сейчас он уходит не в студию к Сынмину, чтоб поглазеть как он сочиняет песни, или в какой-нибудь очередной сомнительный клуб, а в школу, забирать свою дочку после уроков. После того страшного пожара в клубе, в который, как знал Чонин, ушёл Ёнбок, Ян и Чан подняли на уши полицию и больницы. Выискивали информацию по потерпевшим и выжившим, чтобы она дошла до них раньше СМИ. Основным двигателем было, конечно, переживание за товарища, тревога, неизвестность – жив ли он вообще? И да, он выжил. Его зарегистрировали в больнице, в которой Фел провалялся около полугода. У него не было страшных травм или чего-то супер-опасного, всё обошлось лишь ожогами четверти лица и рук. Но зато там он встретил свою любовь. Медсестричка, ухаживающая за ним с самого его появления в больнице, в будущем стала его женой. Ли не собирался бросать рок, товарища и группу, но когда СМИ объявили его умершим, ему не захотелось лишний раз светиться. Да, его "оживление" было бы ещё бо́льшим взрывом, но мозг тогда застилала лишь влюблённость, которая многие годы обходила австралийца стороной. Да и SSZ, от которого остался лишь недо-трио пере-дуэт, потерял какую-то важность.. Если короче, то влюбившись, Феликс позабыл про всё, чем горел ранее. Да и в чём смысла уже было не много. Тогда и сыграла последняя нота рок-легенды. Чонину удосужился сообщить о том, что он вообще-то жив, Феликс только спустя четыре-пять месяцев. Ох, и злющий тогда был Ян. И счастливый. – Ну, сейчас домой? Или как-нибудь отметим твоё появление на ТВ? – Хёнджин вскинул бровь, глядя на Чонина. Ян смотрел куда-то в сторону дороги, на проезжающие машины. Или, может, на снег. – Дома можем отметить, у нас вроде винцо осталось, – мужчина тяжело вздохнул. – Давай Минхо и Джисону позвоним? Они оба дома уже, скорее всего. – Аа, да, хорошо, позвоним. Хван улыбнулся. И на его лице, как и на собственном ранее, Чонин отметил небольшие складочки от улыбки и морщинки. Несмотря на то, что Ян всегда говорил старшему, что из SSZ он состариться красивее всех, Хёнджин очень истерил по этому поводу. Хотя Чонину кажется, что он что сейчас, что десятилетие назад – подлый красавчик. Тёмный низкий хвост виднеется из-под старой, повидавшей всякое дерьмо, шапки-ушанки, глаза хоть уже и не такие яркие и чистые, но всё равно метают искорки, чёртово пальто, которое Нин возненавидел за идеальность сразу, как Хендж припёрся в нём домой, с кожаными вставками в воротнике, карманах и рукавах, на которые Хван прикреплял древние значки с чехла своей гитары. Завидный мужик. В свои 40 сохраняет рок душой и красоту телом. Их общая квартира. Стоило бы им проветрить, до сих пор пахнет сигаретами. Живут два курильщика в одной квартире, даже окно открытым не оставили, а собака страдать должна. Хотя Кками уже и привыкла, наверное. Не молодая, грациозная, пассивная курильщица, под стать хозяевам-балбесам. В гостиной и по совместительству комнате отдыха и общей спальне вся стена в старых вырезках из журналов, текстах, плакатах с новыми музыкантами. Чёрный диван-кровать широкий, просевший, ободранный, от которого уже пахнет насквозь парфюмами мужчин и естественными запахами их тел. Рядом стоит высокий старый гардеробный шкаф, одна дверь которого не закрывалась целиком. Внизу шкаф пошкрябан Кками, вверху Чонином в пьяном угаре. К стенке в глубине комнаты приставлены два гитарных чехла, отличающиеся друг от друга, как небо от земли. Один чёрный, весь в значках и термонаклейках, а второй сероватый с маленькой нарисованной лисой в углу. Памятные вещицы. Ну и в центре стены, конечно, телевизор на длинной тумбе с полотенцами и постельным бельём. На полу валяются шерстяные носки, пакетики всякие, возле дивана стопкой лежат пустые коробки из-под пицц. Классические детали мужской берлоги из какого-нибудь мульта. – Не знаю, мне этот Ван не понравился. Он очень не искренний какой-то! – причитал Хёнджин, занося в комнату бокалы и бутылку вина. Руки дрожат, от чего бокалы забавно позвягивали. – Да ну, нормальный он, в силу своей работы, чё ты бухтишь? – младший лежал на расправленном диване, одной рукой гладил собаку, а другой тыкался в ноутбуке. Даже ноут у них с панковскими наклейками и маркерными надписями, по типу "Покой нам только снится". – Не бухчу, мне он просто не понравился, – поставив бокалы на тумбу телика, а бутылку возле края дивана, Хван аккуратно лёг рядом с Чонином, также запуская тонкие пальцы в шёрсточку любимой Кками. – Ему было меньше десяти лет, когда мы выступали, а делал вид, будто он осознанно помнит всю нашу карьеру, пиздабол! – Вот этого я, кстати, тоже не понял! Он такой молодой... – раздаётся характерный звоночек Skype. Слабое сердце на секунду зажимается. И вот, два загорелых, счастливых лица зрелых мужчин виднеются на экране и широко улыбаются. Ли Минхо... Ох, этот чёрт почти не меняется! Только мужественнее выглядеть стал и пару крошечных морщинок на лбу заимел, но не более. А Джисон вот похудел, его тонкую шею капюшон худи не скрывал, но щёки зато, магическим образом, остались! Не такие выраженные хомячьи щёчки, как в молодости, естественно, они немного втянулись, но если вглядеться, то Сон по-прежнему отдавал белкой. Волосы этот псих не щадит даже в 39, вот конченный. Опять каким-то хуем осветлился до русого и сидит довольный. В прошлый их видеозвонок у него был ярко-синий! – Хаай! – Джисон радостно замахал в камеру компа, спихивая и прикрывая Минхо. Ли старший на мгновение нахмурился, плечом и ладонью слегка останавливая пыл мужа, гладя по плечу. – Привет-привет! – Хёнджин подхватил Кками, усаживая её на своих коленях, чтоб её тоже было видно. Он знает, как Сон уссывается с её очаровательной мордочки. – Как погодка в Сиднее? – Оо, Кками! Приветик, крошка! – мужчина наконец сел прямо, покрутившись, видимо, в компьютерном кресле. – Да охуенная! Солнце, тепло! Только вчера дождь был. – От 19 до 27 градусов сейчас. Завидуете? – Минхо не меняется вообще. – Не-а! Я в этом году так радовался снегу, это невероятно! – Чонин рассмеялся. – Давайте сначала вы расскажете! Чего нового? Минхо задумался, от чего показалось, что экран залип. А вот у младшего, похоже, батарейка в жопе. Хо писал Хёнджину, что последние года Джисон поспокойнел и будто приуныл, беспокоился. Но, вероятно, вид старых товарищей возвращал Джи былую молодую прыть и энергию, что, конечно, не плохо. – Оо, мне работу предложили новую. Сегодня как раз – тогда понятно, чего он такой счастливый – позвонили такие, "Алло, это Ли Джисон? Нам порекомендовали ваше резюме, вы можете говорить?". Короче, завтра я уже буду продюсировать в пиздатой студии в крупной компании! – в глазах Хо заиграла гордость. И Ян, и Хван помнят, что в отличие от своего мужа, которого постоянно переводят с одного отдела в другой, Минхо работает в одном кошачьем кафе уже около семи лет. Ли быстро отошёл от буйной молодости, в то время как Хан до сих пор пишет рок, и его песни стоят у Феликса и Чонина на будильниках. – Ли Джисон.. мне так ухо это режет, как ты к этому привык?! – Джин покачал головой. – Смена фамилий же необязательна! – В молодости я этого не знал и вот... представлял как буду носить его фамилию, – Джи наклонил голову, вспоминая. – Фу, сопливо, Джисон, – поморщился Чонин. – По мне, это значения не особо имеет, я всё равно его "Хан-и" называю, – отмахнулся самый старший. – Но у меня до сих пор сердце так.. ух делает, когда я слышу "Ли Джисон". – Самое интересное, мы не особо рассматривали Хан! Нас просто спросили чья фамилия будет, и.. мы как-то и не подумали, что можно не менять! – Бывший-Хан отвернулся вбок, глядя вниз. На одно мгновение в углу экрана завиднелись рыжие хвосты. И раздался громкий топот где-то в глубине австралийской квартиры. – Суни, Дуни! Ееее! – Чонин похихикал. – Там ещё Ппама, слоняра этот, с Дори бегает где-то, – Минхо ухмыльнулся. История этих двоих не особо душераздирающая. Познакомились они через Феликса, который через Чана был знаком с Сынмином. Если проще, впервые встретились уже в группе. Заочно они друг друга знали, но никогда до не виделись. Они оба клавишники, соответственно они много занимались в паре, разбирали партии и сочиняли. Хан часто оставался с Ли на его занятия по вокалу. Сидел и слушал. Они проводили много времени вместе, так и сдружились. Минхо первым начал ощущать тягу к другу. Во время туров Чан всегда записывал их вместе, так как раздельно им жить смысла нет, настраивать и повторять мелодии удобнее вдвоём в одной комнате. И после одного особо удачного и драйвового концерта, в автобусе, напившись, Минхо поцеловал Хани, признавшись в своих чувствах. Столько нежностей Ли никогда не говорил за всю свою жизнь до сих пор, как тогда. Но Джисон, особый любитель похмельной амнезии, забыл больше половины, а что помнил счёл счастливым сном. Недолго он тогда морозился и переосмыслял все свои чувства, просто в лоб сказал Минхо, что влюблён в него чуть ли не с дебюта и что ему аж сны с ним снились. Поржали они тогда знатно. Бриллиант лав стори. Чонин тогда был на седьмом небе от счастья, когда наконец увидел, как они держаться за руки. Будто это ему в любви признались. У минсонов с принятием всё прошло быстро и просто, настолько, что казалось кристальным, чистым и вечным. Замужество – чистая формальность, они оба это знали, но так этого хотелось. Джисон действительно мечтал о дне, когда назовёт Минхо "муж". Столько любви он готов был вложить в это слово. А поделившись этим загоном с будущим мужем, он наткнулся на абсолютное понимание и аналогичность. Ли никогда не понимал суть брака, но именно с Хани, ему захотелось будто бы пойти против чего-то (наверное, против своих принципов) и увековечить любовь, в которой сомнений не было. По правде, например, Сынмин и Чан очень сомневались в том, что эта едва ли не подростковая щенячья любовь пройдёт так же быстро, как и началась, но хуй. И их минсоны урыли. Двадцать лет вместе. – Хёнджин-а... – в неидеальной тишине, нарушаемой шумом бара в соседнем здании и гулом машин, тихо шепчет Ян, когда чувствует, что старший выключил свет и тоже собирается ложится спать. Он думал, что Нин уже уснул и, зная что он спит совсем не чутко, не особо старался быть тихим. – Чего? – также тихо спрашивает Хван, укладываясь рядом под другим одеялом. – Ты скучаешь по молодости? – А ты? Ты часто это спрашиваешь. – Сегодня на съёмках я подумал, что очень скучаю... – Конечно, ты столько рассказал, даже пусть и неправды. Но... честно, я бы тоже хотел вернуть время, когда я мог слышать крики фанатов со сцены. – Да, но.. Ещё я скучаю по Сынмину и Чанбину, – Чонин сложил руки поверх одеяла, уложившись на спине. – Нет, я не скорблю, я давно смирился. Но когда сегодня я рассказывал про них, я подумал, что хотел бы снова поговорить с хёнами. – Я тоже об этом думал сегодня, – Хёнджин прерывисто и влажно выдохнул, будто в горле у него была мокрота. – Будем надеятся, что если они в ином мире, то они тоже скучают по нам. А если они переродились, то они счастливы и спокойны. – Ого, какой ты мудрый по ночам стал. – Я просто пьян, отъебись. Спокойной ночи, Нин, – Хван перевернулся на бок, спиной к младшему. – Спокойной ночи. И снова комнату наполняет лишь отдалённый шум улицы. Ян отчётливо помнил тот период, когда всё пошло по пизде. SSZ, может и были легендами, но даже когда все ещё были живы, здоровы и не до одури влюблены, не всё шло гладко. Это было незадолго до суицида Сынмина, то есть до начала этого внутреколлективного мора, когда все одни за одним покидали группу, в которой ещё месяц назад видели свою жизнь. Из затемнения стали виднеться семь мужских фигур. Свет по-тихоньку слизивал темноту, показывая залу своих кумиров. С шумным "пшшш" из дым-машины за кулисами клубами вылетал туман, который неудачно выплывал всё куда-то вверх и в сторону барабанной установки. Сзади по сцене пробежал Чан, разгоняя туман в нужную сторону, который стал ложится чуть лучше, но развеиваться. Это немного подпортило пафосную атмосферу. И вот... первый удар по струнам, сразу встречаемый восторженными криками. Затем ещё и ещё аккорды. Вступает Чанбин, и мелодия начинает узнаваться, от чего в зале новый шквал воплей и восторгов. Сердце Яна замирает, что-то идёт не так, их не подсвечивают, софиты не включают. Зрители сейчас в восторге, это только начало и разгон, но если они ещё секунд десять, когда будет уже вокал-партия будут по-прежнему видеть лишь силуэту любимых рокеров, то и они почувствуют, что что-то не то происходит. Боковым зрением Чонин видит, что Чан в кулисах мечется и уходит, очевидно, в будку световика. Момент вступления Чонина – парень немного припоздал, но быстро исправился. Всё, сосредоточенность, со светом разберутся, плевать. Его задача не проебаться. Небольшая томящая публику пауза и вместе с музыкой вступает Феликс. И снова крики и безумие. Ли заигрывающе близко губами к микрофону, что уверенности в том, что те, кто близко к колонкам места купил, слышат все перекатывания слюнок, предыхания и сглатывания Ёнбока-ему-нужно-озвучивать-порно,было предостаточно. Ликс крепко держит двумя руками микрофон, томно смотрит в зал, в медленно набирающий ритм медовой мелодии двигает плечами, будто крадущийся хищник на охоте. Ох, ему бы вижуалом в айдол-группе, а не бэком в панк-рок-бэнде. Хотя его безумно красные глаза, вредные привычки и повадки вряд ли бы были доводами "за" при принятии в какую-либо компанию такого кроя. Видимо, обо всём этом размышлял Джисон, потому что и он растерялся и задержался в свою партию. Все парни какие-то не складные сегодня, рассеянные и потерянные. Кроме Хвана. Из него уже льётся экспрессия. Как же красиво он закидывает голову назад, делая особо сильные акценты, перебирая пальцами по струнам. Выступление только началось – его уже гнёт. И этим заражается Чонин. На припев, разъёбывающую часть, где начинается партия Сынмина и Минхо, младший подходит к нему и они вместе качают и скалятся, словив единое сердцебиение в ритме, задаваемым Чанбином прямо за ними. Яну захотелось как тогда, в 2008 году, поцеловать Хёнджина, хотя бы просто чмокнуть. А может после концерта и впиться в дёсны, облизать зубы, оглаживая длинную шею и щёки. А может и потрахаться. Но эти мысли где-то на задворках, сейчас это не важно – музыка сейчас единственное, что имеет значение. "Да блять! Что происходит?!" – несмотря на то, что кровь в жилах музыкантов начинает разжижаться и закипать, атмосфера разряжаться, а косяки редеть, произошло то, что казалось абсолютно невозможным. Сынмин начал очень некрасиво съезжать с нот и кашлять, отворачиваясь от микрофона, а голос его переодически подрагивал, казалось, он переживает. Ладно, это было бы один раз, но начало казаться, что в горле у Кима поселился ёж, у которого цель жизни – превратить концерт в шмоток лажи. За одну первую песню косяков набралось нормально так... Можно было бы оправдать это тем, что это живое РОК-выступление, тут не столь важна правильность, сколь экспрессия и эмоции. Но это далеко не первый концерт SSZ, они – Сынмин не постеснялся бы этого слова – почти профессионалы. А тут и свет не включили сразу, двое в свои партии опоздали, вокалист кашляет. Начало было положено отвратительное. Концерт прошёл весьма неудачно, через каждые одну-две песни шакалил звук (ребята даже в гримёрках слышали, как Чан орал на звукаря), некоторые партии Сынмина пел Минхо, так как Ким просто готов был выхаркать свою глотку и периодически похрипывал в микрофон, из-за чего выхлёстывал всю воду из бутылочек. А Минхо в вокальном плане партии Сына не точил, прощупывал интуитивно-профессионально. Коробки с бутылочками возле сцены у них для обливания во время "потных" песен, когда Феликс уходил в отрыв или с гитаристов уже сороковой пот лез (у Чанбина сзади стояла собственная коробка, хотя учитывая, что его там почти не видно, Со нередко просто снимал мокрую насквозь футболку вовсе), иногда для брызг в зал во время бешеных песен и для попить между песнями. Если короче, сыграли лажу. Эмоции не вытягивали, так как со всех не сходил напряг из-за звука, а значит и отдаться ритму, как обычно, не получалось. В этот раз Чонин видел намного меньше восторженных лиц при поклоне и прощании. Концерт залажали. Были причины, почему у всех изначально был не шибко боевой настрой, кроме Хёнджина. Хван сообщил за два часа до начала, что это его последний концерт и он перестанет выступать. Уже на сцене, во время всего этого парада дерьма, Хендж понял, что стоило сказать это после концерта. Ян знал, что Хван собирается уходить из группы, но не возражал, так как по сути, это была формальность. Хёнджин больше бы с ними не выступал, но везде бы с ними таскался, как помощник менеджера. Где помочь договориться, где подменить, где настроить, но не выступать. Причины довольно очевидны и весомы – усталость. Как бы Хёнджин не обожал рок, свою драгоценную гитару, угар в поту и восторженных воплей, каждое выступление опустошало его, нещадно сжирая всё внутри. Чонин мог его понять. А остальные парни не сразу. Конечно, все были немного в шоке и подавлены, такое решать нужно не за пук до концерта. – Похоже, Феликсу придётся ограничить передвижения гитарой... – с тяжёлым вздохом проговорил тогда Чанбин, приобнимая Хвана за плечи. На самом деле, Хёнджин немного слукавил. Та лажа была его не последним концертом, он выступал ещё на двух. Он хотел закончить феерично и эпично, красиво и с максимальным экшеном на сцене. И только на третий последний концерт SSZ собрались и ебанули как в старые-добрые-охуенные. То было мясо и костёр. Но это был, наверное, последний мощный концерт на памяти Чонина. Потом всё начало ломаться, после необъяснимого суицида Сынмина. Каждый следующий концерт был лажой, всё шло под откос, залы едва набирались, а SSZ пропали из соцсетей и трендов. Ян Чонин скучал по лихой молодости, но свою зрелость не гнобил. Да, он сдохнет мрачным, больным и старым, но зато он будет самым стилёвым дедом в больнице. Ещё и, наверное, счастливым, ведь рядом будет его любимый человек, Хван Хёнджин, который не планировал умирать раньше ста лет (так он говорил с самого дебюта SSZ и по сей день). Такая жизнь истлевшей рок-звезды – наилучший вариант и весьма завидный. – Чонин-а... – на этот раз старший слегка прокашлялся и шёпотом снова нарушил ночную недотишину. – М? – Я люблю тебя. Очень. – А я люблю солёные огурцы. И хард-рок, – пауза. Хёнджин терпеливо ждёт, так как слышал эту шутку младшего уже раз восемь. – Но тебя больше всего. Завозившись в одеяле, хрустнув всеми позвонками, Чонин развернулся на бок лицом к мужчине. – Но Ван уёбище, согласись? – Да-да.. – Яна потянуло уже в сон. Повзрослел он слишком для долгих ночных бесед. – Маленький и неразбирающийся. – Ты засыпаешь? – Угу.. – Я хочу заказать еды, давай бухнём. – Ещё? – Чонин разлепил веки, поймав на себе ничуть не сонный взор Хёнджина. – Давай.