clandestine meetings

      — Чан, запри тут всё, — по складу эхом расходится голос Кинна, все выходы, громко скрипя металлическими дверями на петлях, закрываются.       Сердце колотится у Пита в ушах, он едва сохраняет самообладание. За жизнь он испытал бесчисленные пределы боли, побои от отца, огнестрельные ранения, сломанные кости, но ничто, ничто не сравнится с этим. Ему кажется, будто бы кто-то вспорол ему грудь, будто бы каждая клеточка в организме снова и снова разлагается и отмирает.       — Никто отсюда не выйдет, пока я не выясню, что именно здесь произошло, — говорит Кинн, обводя взглядом всех присутствующих. Рядом с ним стоит Порш, смотрит на Пита с такой жалостью, что у того сводит желудок. Он отводит глаза, фиксируясь ими на стене за их головами, и молится пройти через это, приказывает собственному телу продержаться ещё чуть-чуть, он развалится на куски позже, но только не тут.       Он чувствует на себе взгляд Вегаса, это равно как быть под прицелом снайпера, но смотреть на него в ответ отказывается, потому что это стало бы его последней каплей.       — Кто-то здесь играл в двойного агента. Кто-то снабжал Вегаса информацией, кто-то способствовал в сокрытии Тавана, а кто-то помогал ему предать обе семьи, — голос расхаживающего медленными шагами по складу Кинна ровный, не выдающий никаких эмоций. Пит знает, что на нём маска храбрости, знает, что под спокойным внешним видом его босс рушится, потому что сегодня тот практически потерял всё, а это способно раздавить даже самых стойких людей. Пит знает, ведь, в отличие от Кинна и Порша, он сегодня действительно потерял всё и сломался, его мир закончился на этом складе, на складе, похожем на тот, в котором начинался. Его едва порывает рассмеяться над тем, какой иногда жестокой, почти поэтичной в самых паршивых, смыслах, может быть жизнь.       Кинн останавливается прямо перед ним, они пересекаются взглядами, и все замирают. Он вскидывает руку и целится пистолетом ему в грудь, Пит не сводит с него глаз, не шевелит ни единым мускулом.       Он знает, кто крыса, он понял это сразу после того, как им доложили, что Порше схвачен, но к тому времени было уже слишком поздно. Он держит рот на замке, потому что, возможно, смерти он заслуживает. Он не сливал никакой информации и не был причастен к произошедшему сегодня, однако он всё равно предал их, верно?       Но взгляд Кинна сбивает с толку, и внезапно он понимает, что Кинн в курсе — крыса не он. Затем Кинн взводит курок и пальцем, неторопливо надавливая, скользит по спусковому крючку.       — Не надо, — голос Вегаса прорезает тишину взрывом бомбы, хотя в действительности он едва ли громче шёпота. От звука, ранящего, он уверен, сильнее, чем пуля, Пит закрывает глаза.       Кинн не опускает пистолет, но убирает палец с крючка и поворачивает голову, чтобы взглянуть на кузена. Вегас в этот момент совсем не похож на самого себя, всегда свойственная ему аура уверенности и дерзости пропала, он выглядит так, будто бы готов встать на колени и умолять сохранить Питу жизнь.       — Есть что сказать, кузен? — Кинн спрашивает так, словно знал наверняка, что должно было случиться, и до Пита вдруг доходит, что он и правда знал. Он осознаёт, что Кинн знает о них, знает, что Пит не крыса, и знает, что, прикинувшись, мол, считает его таковым, получит от Вегаса именно то, чего хочет.       Раздаётся выстрел, Пит напрягается в предвкушении столкновения, но его так и не следует. Открывает глаза, видит, что пистолет Кинна больше не направлен на него, и в замешательстве хмурит брови. С грохотом на пол валится тело, он переключается взглядом на лежащего лицом вниз Кена, вокруг которого растекается лужа крови. Подняв глаза, чтобы найти того, кто выстрелил, обнаруживает, что на него уже смотрит Вегас, пистолетом по-прежнему целясь туда, где стоял Кен.       — Кен был нашим информатором. После того, как Таван выжил, и мы начали обмениваться информацией с якудза, нам понадобился свой человек, и Кена оказалось довольно легко убедить. То, что случилось, в план не входило, — проговаривает он, не отрывая от Пита глаз. — Похищение Порше не было планом, убийство Порша не было планом. Они устроили всё это за моей спиной, я ничего об этом не знал, — его голос почти умоляющий, и Пит снова отворачивает лицо.       — Знаешь что, Вегас? Несколько месяцев назад я, вероятно, убил бы тебя на месте за то, что сегодня произошло, но делать этого не стану. Это, — он кивает в сторону ссутулившегося и пялящегося в пол Пита, — лишь начало боли и страданий, которые тебе предстоит вынести, — он подходит к Поршу, обнимает его за плечи, и они покидают склад. Пит, не зная, что задерживал дыхание, выдыхает, и грудную клетку жарит огнём.       Краем глаза он замечает, что Вегас делает шаг навстречу и вытягивает руку, но тогда появляется Ноп и сдавленным шёпотом что-то ему говорит. Питу нужно уходить, ему хочется, чтобы ноги задвигались и последовали за остальными, но его тело сейчас не принадлежит ему. В поле зрения оказывается красивая кожаная обувь, он не поднимает взгляд, знает, что Вегас стоит перед ним, и всё равно не может на него посмотреть.       — Пит, — голос звучит надломлено, Пит почему-то от него цепенеет. — Ты должен мне поверить, я ничего из этого не планировал, клянусь. Я же обещал, я бы не стал тебе врать, — и разве это не самая неимоверная чушь, которую Пит когда-либо слышал за всю свою жалкую жизнь?       — Ты должен был дать тому итальянскому выблядку убить меня тогда на складе. И ничего этого не случилось бы, — произносит Пит, всё ещё не отрывая взгляда от обуви Вегаса.       Вегас издаёт задушенный звук, а после его трясущиеся руки оказывается на Пите, сжимают его плечи и скользят к шее, гладят по волосам, будто бы в попытке удостовериться, что Пит здесь, реальный и живой.       — Не говори так, — хрипит, качая головой, своей хваткой почти причиняя боль. — Не говори, не говори так, блять. Неужели ты… как ты можешь… не надо, — Пит понимает, что Вегас плачет, стискивая ладонями его затылок и прижимая их лбы друг к другу.       — Но это правда, — говорит Пит, этот момент ощущая внетелесно, всё внутри него отключается, умирает. — Я был таким наивным. Поверить не могу, что позволил себе думать, что ты… — он замолкает, потому что для него это позорно. О чём он, блять, думал? О том, что Вегасу настолько на него не плевать, что он пойдёт против собственного отца? О том, что он больше не строил козни, не лгал и не хранил секреты? О том, что он любил его?       Его накрывает неожиданный приступ тошноты, он вырывается из хватки Вегаса. Делает несколько шагов в сторону и поворачивается к нему спиной.       Он подавляет подступающую к горлу желчь и пытается сосредоточиться на глубоких вдохах. В сознании вспыхивает образ обнимающего Вегаса Тавана, в голове звучит фраза «мы поженимся». Объективно он понимает, что всё это было хернёй, Вегас не любил Тавана и никогда бы не женился на нём, но это не делает предательство менее отвратным. Как долго это продолжалось? Вероятно, ещё до того, как началось их… «это». Вегас трахался с ним?       Желудок сводит снова, ему необходимо успокоиться, блять. Он получил по заслугам, играл с огнём и обжёгся. Нет, не просто обжёгся, он превратился в пепел.       — Что я что? — басом спрашивает Вегас. Пит молчит, отказывается произносить те слова. — Что я что, Пит?! — теперь выкрикивает, отчаянно пытаясь исправить ситуацию, но Пит знает, что исправить её невозможно.       — Думаешь, ты намного лучше меня, да? Сидишь на своём коне морали и смотришь на меня свысока за то, что я сделал, за то, что должен был сделать. Но знаешь что, Пит? Ты такой же плохой человек, как и я. Ты что-то скрывал, ты врал тем, кого любишь, ты предал их, — выплёвывает он, Пит наконец поворачивается и смотрит на него. На него, чьё мокрое от слёз лицо искажено гримасой отчаяния, чьи волосы растрепаны из-за того, что он постоянно дёргал за них.       Он всё ещё самое красивое, что я когда-либо видел, думает Пит, проклиная Вселенную за её жестокость. За то, что она подарила ему этого сломленного, искалеченного, прекрасного мужчину только для того, чтобы разорвать его на части. Он может винить лишь себя, такие, как он, не предназначены для таких, как Вегас. Это он виноват в том, что позволил себе попытку склеить их разбитые части, по собственном глупости посчитал, что всё вполне может закончиться по-другому.       — Возможно. Но я никогда не врал тебе, — и при этих словах у Вегаса вытягивается лицо, потому что он знает, что это правда.       — Я должен был так поступить, Пит. Ты это знаешь, ты знаешь, какой он. Ты сказал, что понимаешь, ведь если кто-то и способен понять меня, то это ты, так зачем ты это делаешь? Между нами всё как раньше, мы-       — Ничего между нами не как раньше, Вегас. Может, я лгал и что-то скрывал, но я никогда не причинял вреда никому, кроме себя. Я выбрал не дать жестокости своего отца превратить меня в монстра. Я выбрал иной путь. Я изо всех сил каждый день стараюсь быть хорошим человеком, потому что в этом мире и так достаточно боли, нет нужды её усугублять. Люди по своей сути не добрые и не злые, они просто люди. Я не заслужил того, что случилось со мной, Танкхун не заслужил того, что случилось с ним, не заслужил ни Порш, ни Кинн… — его обрывает сжавшая горло рука Вегаса.       — Не произноси его имя, блять, — выплёвывает тот. — Ненавижу, когда с твоего рта слетает имя этого уёбка.       Пит печально качает головой.       — Никто из нас этого не заслужил, и ты тоже, — он обхватывает ладонями запястья Вегаса и отрывает его руки от себя.       — Пит, я-       — Всё нормально, — говорит, ласково сжимая его запястья. Независимо от того, какую сильную боль Вегас причинил ему, он не в силах не предложить утешения. Он снова отступает и стирает влагу со щёк, пытаясь сохранить остатки достоинства.       — Ты знаешь, что сейчас произойдёт, — произносит Вегас, проводя рукой по лицу.       — Знаю, — отвечает Пит, краем глаза замечая, как к ним приближается Ноп.       — Кхун’Вегас, нам пора. Сейчас.       Вегас в знак понимания слегка кивает, не сводя с Пита глаз.       — Нет смысла просить тебя пойти со мной, так ведь? Ты всегда будешь выбирать их, — говорит с самоуничижительной улыбкой на губах. Будто бы во всём этом каким-то образом виноват Пит, будто бы это из-за него их хрупкое положение рассыпалось.       — Это нечестно, — его голос дрожит, когда он выдавливает слова. — Ты лишил меня выбора.       — Ну, а у меня его никогда и не было, — с удвоенной силой вернувшимся гневом выплёвывает Вегас.       Пит грустно качает головой, всё желание ругаться давным-давно покинуло его тело. Он делает глубокий вдох и, заставляя свои ноги двигаться, проходит мимо, однако на его пути с искажённым выражением лица стоит Вегас.       Несколько мгновений они смотрят друг на друга, изучают, словно пытаясь запомнить каждую деталь. Пит осознаёт, что, вероятно, никогда больше не сможет принять такого Вегаса, но он слишком эгоистичен, чтобы отказать себе. Он поднимает ладонь к чужой щеке, и та моментально прижимается к ней, брови Вегаса хмурятся ещё сильнее, и Пита это бесит. Он хочет нежного, сонного Вегаса, который был у него в тех номерах мотеля до того, как всё проебалось.       Он проводит большим пальцем по складкам между его глазами, а затем убирает руку и протискивается мимо него, почти выбегая на улицу.

—

      Пит не помнит, как вернулся в особняк. Он смутно припоминает, как Арм усадил его в машину и в его трясущиеся руки вложил бутылку с водой. Кто-то отвёл его в комнату, затолкал в душ, а после уложил в постель. Ещё он припоминает, как с ним разговаривали и задавали вопросы, но никакие слова в его мозгу не отпечатались.       Когда он просыпается, солнце только-только восходит. Он переворачивается на спину и смотрит в потолок, снова и снова прокручивая в голове события вчерашнего дня. Не знает, как долго вот так лежит, когда открывается дверь и заходит Порш.       Пит резко садится, и лицо друга, увидевшего его, окрашивается жалостью.       — Ох, Пит, — произносит он, торопливо присаживаясь на кровать. Вскидывает одну руку и принимается гладить Пита, даже и не заметившего, что плачет, по щекам. Те позорно краснеют, он собирается отодвинуться, но Порш неодобрительно ворчит и крепко обнимает его.       — Почему ты меня не ненавидишь? — хриплым от слёз голосом спрашивает Пит. Друг отстраняется, кладёт руки ему на плечи и смотрит на него как на сумасшедшего.       — Я никогда бы не смог ненавидеть тебя, Пит. Никогда, — и его голос звучит так уверенно, что на глаза снова наворачиваются слёзы, но их удаётся сдержать. — Я могу быть растерян, но ненависти к тебе не испытываю.       — Мне жаль, — говорит Пит, потому что это всё, что в моменте он горазд придумать.       — Вчера был тяжёлый день для всех нас. Мы не обязаны говорить об этом, ладно? Почему бы нам не пойти поесть? — предлагает он, Пит отчаянно трясёт головой, из-за мысли увидеть остальных сводит желудок, потому что, конечно, Порш, возможно, и не ненавидит его, а вот все остальные — наверняка.       Взгляд Порша, будто бы способного точно сказать, о чём он думает, смягчается, и он утешающе сжимает его плечо.       — Все очень переживают за тебя, ждут, когда мы все вместе позавтракаем. Даже Кхун’Танкхун.       При упоминании босса у Пита округляются глаза, его захлёстывает очередная волна сожаления. Он позволяет другу вытащить его из постели и переодеть в удобную одежду, прежде чем они спускаются на завтрак.       Как Порш и говорил, все уже сидят за столом, Пит с удивлением замечает Кхун’Кинна, сидящего между братом и Порше.       — Пит! Совсем ты разленился, все ждали одного тебя! — говорит Танкхун, драматично размахивая руками. Пит не может не улыбнуться на его выходки, когда садится рядом с Армом. Взглядом обводит стол, он ожидал, что будет неловко и некомфортно, но его встречают добрыми улыбками, а Арм ободряюще похлопывает его по плечу. Его глаза пересекаются с глазами Кинна, который слегка кивает ему, когда чувствует его нерешительность.       Стол наполняется беспорядочной болтовней, пока все набрасываются на еду. Пит пытается расслабиться, позволяя себе сделать глубокий вдох.       Он благодарен за проявленную к нему благосклонность, однако назойливые мысли в глубине сознания не дают возможности думать ни о чём, кроме Вегаса.       Как по команде, в комнату входит Чан и останавливается рядом с их столом.       — Кхун’Кинн, только что прибыла вторая семья, — говорит он, и все разговоры моментально прекращаются, несколько голов поворачиваются, чтобы посмотреть на Пита.       — Я скоро буду, — говорит Кинн, и Чан кивает, прежде чем уйти.       У Пита начинают трястись руки, он пристально разглядывает свою тарелку, отказываясь с кем-либо встречаться взглядом.