Тихо-тихо сказку напевая...

— И меня попросили пресутствовать на её осмотре. Поймите, ситуация с Хиросимой очень тяжёлая, — Токио буквально разрывалась. За всё то время, что она себя помнит, зима никогда не была загруженной. И тут, на тебе: разваленная к чертям экономика — раз, Хиросима с Нагасаки после ядерных атак — два, временный регент при маленьком Японии — три, так ещё и этот самый маленький Япония умудрился приболеть и теперь бродил хвостиком за столицей, напоминая о своём присутствии покашливанием. — Мадам, смею вас заверить, я знаю об этой тяжёлой ситуации. Для меня не составит труда посидеть с мальчиком, — Швейцария ободряюще улыбнулся и слабо кивнул головой. — Я знаю, что вы очень занята, и считаю своим долгом помочь вам. — Швейцария-сэнсэй, я не знаю, как смогу вас отблагодарить, я ваш должник, — столица устало вздохнула и низко поклонилась, выражая глубокую признательность. Маленький японец, сидящий рядом на диванчике, грустно вздохнул, понимая, что тётя Токио сейчас убежит по своим делам. Томико улыбнулась ему, погладила маленькую щечку и быстрым шагом направилась к лестнице. — Горло болит? Давай мы с тобой пойдём, попьём теплого и посмотрим на рыбок. Ты любишь рыбок? — малыш поднял голову, внимательно посмотрел на швейцарца и, немного помедлив, кивнул. — Пойдём? Хочешь, на руки возьму. Глаза крохи засветились, и он доверчиво вытянул ручки навстречу врачу. Тот добродушно рассмеялся, и уже через мгновение Ямато сидел на предплечье швейцарца и оглядывался по сторонам. До любимого сотрудниками кафетерия идти было около пяти минут, за которые парочка изрядно повеселила сотрудников, которые были более чем уверены, что уже к середине двадцатого века доктор Лойцингер переносит на руках половину стран. В его «послужном» списке были и Франция, и Ватикан, и Италия, и даже Советский Союз с Третьим Рейхом. Да что уж там скрывать: у него на коленях сидел Германская Империя с ободранным локтём. Правда маленький, но сидел же! — Алекс, доброго дня. Нам два горячих шоколада, — парень за стойкой отрвался от разглядывания морозных узоров на стекле и кивнул. Швейцария с Японией присели за столик около небольшого фонтана, где, весело резвясь и играя, плавали разноцветные рыбки, сразу приковавшие внимание ребёнка. — Рыбки… — восхищенно проговорил мальчик, слезая с коленей врача, куда его успели посадить, и присаживаясь на краешек конструкции. Разноцветные карпы быстро скользили через водную гладь, размахивая красивым хвостиком; кто-то подъедал корм, оставленный сотрудниками или пациентами; косяк мальков носился туда-сюда, будто дети, играющие в догонялки. — Красивые? — Конфедерация опустился рядом с мальчиком и оценивающе на него посмотрел. Щечки бледноваты — для болезни нормально. Активный — значит, самочувствие приемлимое. Рот приоткрыт — стало быть, нос заложен. — Возьми, специально для тебя готовили. Только будь аккуратнее, оно горячее. Крохе протянули чашечку с какао. Японец поблагодарил и аккуратно взял чащечку. — А что это? — У нас это называется горячий шоколад. Почти национальное блюдо. Растопленный шоколад и тёплое молоко. Оно очень полезное для горла, попробуй, — мальчик с осторожно принюхался, подул и сделал маленький глоточек. — Вкусно… — Я думаю, тебе следует слезть с фонтанчика, всё же плитка холодная, — маленький японец нахмурился и погрустнел. — Ну… хочешь, я присяду, а ты ко мне на колени? Утверждение было встреченно с энтузиазмом, и скоро Ямато снова пил какао и с детским любопытством рассматривал стетоскоп на шее страны. — А что это? — Это такая штука, с помощью которой можно слышать, как бьётся сердечко. Прикладываешь её к грудке и слушаешь себе. — А можно попробовать? — доктор выловил у него чашечку, поставил свою и снял аппарат, давая его ребёнку в ручки. — Твоё сердце будем слушать или моё? — Моё! — врач осторожно нацепил прибор на маленькие ушки, а мембрану аккуратно растёр о рубашку. — Тогда давай мы поднимем кофточку, — одной рукой Лойцингер потянул матроску мальчика наверх, а второй прикоснулся инструментом. — Слышно? Тук-тук, тук-тук — Слышно! — Так бьётся твоё сердце, мальчик мой. Это стало волшебным моментом, и именно с тех пор детство для Японии — это когда на языке привкус шоколада, за окном мороз щиплет щёчки, а тебя обнимает добрый взрослый. И ничего-ничего не страшно.