Mr. Clumsy Wizard

Лучи июльского солнца сжигают кожу Намджуна, пробирающегося через поле, усыпанное пшеницей. Его новенькие, недавно сшитые кожаные ботинки запылились, а черная, слишком длинная для таких прогулок, мантия приобрела на кончиках серый цвет. Эти все мелкие неудобства, на самом деле, не особо волнуют его сейчас, по сравнению с той бедой, которая свалилась ему на голову в этот пятый день второй недели месяца. Он проклинает свои мозолистые руки, которые в очередной раз привели его к проблемам и выдыхает, хоть немного отвлекаясь, когда видит перед собой высокий забор зелёных деревьев. Поле, наконец, закончилось, впуская его в прохладу лесного царства, где он тут же снимает с головы большую шляпу с острым концом и слышит рядом с собой похрустывающие веточки. Шагая всё глубже, он и так знает, чем эти звуки вызваны – вскоре рядом с ним прыгает маленькая, пушистая белочка, с коричневой шерсткой, отливающей золотом, и черными полосочками на спинке. — Хосок, — кивает Намджун, шагая всё так же быстро. Белочка же, напротив, притормаживает, потрясывая головой и за мгновение вырастая, вытягиваясь, в молодого тонкого парня. Дернув головой в бок в последний раз, Хосок тут же догоняет Намджуна, ускоряя шаг. — Какими судьбами в этот раз, Намджун-а? — он закидывает на плечо руку, чтобы приобнять, но вскоре убирает её, не мешая им обоим быстро идти, — Хотя, можешь ничего не говорить, мне кажется, цели твоего прихода сюда всегда одни и те же. Не хочется признавать, но Хосок прав. — Я просто собирал травы для своего нового зелья, — Намджун огорченно стонет, даже не пытаясь спорить или скрывать причину прихода. — Дай угадаю, — его перебивают, — ты потянулся за каким-нибудь очаровательным цветочком, но запнулся о свои же ноги и грохнулся в яму, снова угодив в гнездо подкожников? Намджун кривится, вспоминая этот случай. Подкожников потом из него весь день доставали, а не будь у него такого чудесного друга, как Юнги, они бы, вероятно, уже к следующей недели сожрали его мозг с потрохами. — Ну вот примерно как-то так, да, только в этот раз без подкожников, — Хосок вопросительно смотрит на него, — не хочу повторятся, давай эту чудесную историю ты послушаешь уже у Юнги, ага? — друг согласно кивает, — И, я тебя прошу, накинь хоть что-нибудь. Не то что бы Намджуна особо смущала нагота Хосока – он стал перевертышем примерно в то же время, как они познакомились, что было очень давно, а значит видеть его голым Намджуну не привыкать. И всё же, немного приличия никогда не помешает. Хосок фыркает просто-напросто превращаясь назад в белочку, потому что, очевидно, по лесу его одежда не разбросана. Вероятно, где-то припрятано пару комплектов, на всякий случай, но не на каждом же шагу. Белка цапает когтями мантию, чтобы взобраться по ней Намджуну на голову и зарыться носиком в светлую копну волос, укладываясь. — Хоть бы разрешения спросил, — бурчит Намджун, получая по лбу лёгкий шлепок почти невесомой лапки. Лес густой, один из самых больших во всей Подгорной: в их краях побольше найдётся, разве что, на северных, почти не заселённых границах, где изредка можно по большой неудаче встретить лишь орковых детей – не очень приветливых местных жителей. Намджуну повезло, что в этом лесу он ориентируется, как в собственном доме, не смотря на свой топографический кретинизм, потому что в детстве родители несколько раз в год привозили его сюда из столицы, пожить у друга семьи, пока мама уезжала в командировки, а отец сопровождал её, с радостью впитывая культуры других стран и народов, пока его жена, с такими же горящими глазами, работала. Сын друга семьи, Юнги, был старше всего на год, но таскал Намджуна за собой, как настоящий старший брат, рассказывая о каждом криво лежащем в лесу камне. — Ну наконец-то, — пыхтит Намджун, убирая очередную веточку со своего пути и подходя к большому, но невысокому дому, обделанному деревом, что стоит прямо посреди леса. Он делает ещё несколько широких шагов вперёд, перепрыгивая через невысокую каменную ограду, из-за чего белочка на его голове вздрагивает, спрыгивая на землю. Он знает, что, сделай так кто-то другой – его тут же окутали бы крепчайшие, толстые лозы, мирно спящие сейчас под землёй, потому что на друзей Юнги они, по привычке, никак не реагируют. Умные создания. Белка бежит вперёд, запрыгивая в приоткрытое окно. И пока Намджун пересекает двор, вежливо кивая фею Тэхёну, поливающему цветы у мраморной беседки, о его приходе, видимо, уже известно всему дому, потому что входная дверь распахивается, являя его глазам молодого гибрида человека и кролика, с большими серыми ушками и таким же хвостом-помпоном, обычно спрятанным под его бесформенной одеждой. — Хён! — к нему подскакивают в одно движение, провожая внутрь, придерживая рукой за талию. — Привет, Чонгук-и, — Намджун пару раз проводит ладонью по мягкому уху, когда они заходят внутрь, заставляя младшего товарища сморщить нос и немного покраснеть, — Юнги тут? Может быть, Намджуну нравится наблюдать как из-за обычных поглаживаний и слегка сменившейся интонации, кролик натурально закипает. Может быть, его это веселит или даже будоражит, когда Чонгук стискивает пальцы на его талии крепче. Малыш растёт не по годам. Громкий кашель привлекает внимание вошедших. Сидящий на ковре в углу комнаты Юнги взмахивает рукой, почти тут же возвращая её на прижавшегося к его груди Хосока, который теперь, слава богу, хотя бы со спины прикрыт пледом, видимо, в спешке стащенным с дивана рядом с ними. — У нашего Намджуни снова какая-то беда, — лениво мурлычет Хосок, потираясь щекой о шею лесника, — но ты, должно быть, и так уже знаешь. — Конечно знаю, — фыркает Юнги, — иначе он бы сюда не пришел. — Не говори так, — возмущается Намджун, подходя поближе, но всё же присаживаясь на второй диван, стоящий на небольшом расстоянии, чтобы не нарушать их уединение, — я был здесь в ночь солнцелуния недавно. И со мной было всё абсолютно в порядке! Чонгук плюхается рядом, отодвигая немного в сторону размещённые на диване шляпу и сумку Намджуна и подбирает под себя ноги. — Хён, ты просто боялся, что твои соседи оборотни сойдут с ума, потому что это- — "Крайне редкое солнцелуние", — хором цитируют Намджуна все трое. — Так что и в тот раз ты пришел ко мне не просто так, не юли, — подхватывает Юнги, улыбаясь на короткий чмок за ухом, полученный от Хосока. Пока Намджун ворчит про опасность последнего солнцелуния, потому что их луна и второй, более мелкий, спутник фобос выстроились в один ряд с солнцем впервые за две сотни лет, лесник закатывает глаза, похлопывая белочку по бедру, чтобы встать на ноги. — Прошу тебя, Намджун, — выдыхает он, проходя мимо, чтобы налить в чайничек воды и поставить его на самодельную прямоугольную конфорку, — оставь это и просто скажи мне, что случилось с твоей задницей на этот раз. Намджун тупит взгляд в пол, вздыхая и умный Хосок всё понимает сам, вставая с ковра, завернувшись в плед. — Пойдём, зайка, — он хватает под локоть насупившегося Чонгука, который неохотно, но слушается, — и как только природа-матушка решилась наградить тебя, неуклюжее бедствие, магией, — качает головой Хосок, обращаясь к Намджуну и выходя из дома, закрывая дверь с другой стороны. — Он прав, конечно, но, честно говоря, я лично думаю, что без магии у тебя было бы куда больше проблем. Юнги хмыкает, скидывая плетённые шлепки и забирается к Намджуну на диван только с одной чашкой чая. Это может показаться невежливым, если не знать контекста. А контекст заключается в том, что пока Юнги не знает, что на этот раз случайно проглотил, погладил или раздавил Намджун, он не будет ему ничего давать, чтобы случайно не убить. Их края полны совершенно разной и, порой, совсем не сочетающийся друг с другом флорой и фауной. — Да знаю я, — расстроенно гундит волшебник, — простите, ребята, что постоянно беспокою, — добавляет уже чуть тише. Правда в том, что он приходит сюда только когда с ним что-то приключается не потому, что не скучает по друзьям, а потому, что это происходит достаточно часто, чтобы видеться с ними не реже одного раза в неделю. — Прекращай, — отмахивается старший, — ты ещё и глупый, если действительно считаешь, что мне в тягость тебя подстраховывать. В конце концов, эту ношу я с радостью несу ещё с тех пор, как отец вытащил тебя из болота, когда ты впервые приехал к нам и наказал мне приглядывать за нашим неуклюжим Джуни. Юнги редко щедрится на ласковые клички для Намджуна, так что это действительно поднимает ему настроение, согревая изнутри. — Ну так, — лесник вздёргивает бровь, — что такого с тобой приключилось, что ты даже не хочешь говорить об этом при ребятах? — Я, ну... В общем, я имел неосторожность порезаться шипами племенных цветов. — Ты сделал что? — Юнги шепчет, бледнея, но говорит уже намного громче, когда в ответ слышит только молчание, — Ты сделал что, Намджун?! — Я знаю, что ты скажешь, что я не должен был лезть за ними, хён! Я знаю, что не должен был... — Да какого чёрта, Намджун, тебя жизнь в твои двадцать восемь утомила достаточно, чтобы умирать что ли?! Нахуя ты туда полез?! — Поумерь пыл, Юнги, ты не с ребёнком разговариваешь, — рявкает басом Намджун. И это работает. Лесник затыкается, вставая с дивана и потирает пальцами переносицу, вздыхая. — Прежде, чем мы будем устраивать тут разборки, — продолжает он уже собранным, раздраженным голосом, — мне нужна твоя кровь, чтобы знать, насколько всё плохо. Давай сюда. Намджун протягивает руку, отодвигая свободный рукав. На тыльной стороне его ладони виднеется две немного покрасневших по краям царапины. Юнги осматривает ранения пару секунд, вертя ладонь в своих руках и отходит к большому, деревянному шкафу, набитому книгами и наполненными скляночками. С одной из полок он выуживает небольшой коробок, садясь обратно на диван и перекладывая пострадавшую руку поближе к себе. Коробочка содержит толстую, длинную иголку и маленький, размером с большой палец, пустой бутылёк. — Итак, какие именно это были племенные цветы? Потому что если ты скажешь, что драконьи, то я даже кровь не буду у тебя брать – вместо этого полезнее будет вскопать тебе могилу на моём заднем дворе. Это холодит сердце волшебника, хоть он и знает, что старший не специально пугает его, а просто сам волнуется сверх меры. Хотя если цветы были драконьи, то на счёт могилы он не преувеличивает. — Я не знаю. Не смог определить, сразу поспешил сюда. Юнги раздраженно схлопывает веки делая длинный, глубокий вдох. Открывая глаза, он не теряет ни секунды, протыкая иголкой кожу Намджуна на пальце и сцеживая появившееся капли в бутылёк. — Раз не знаешь, — закрывая бутылёк, Юнги достаёт из шкафа ещё две таких же коробочки, с тем же содержимым, — мне нужна будет ещё твоя кровь из вены и слюна. Намджун кивает, оголяя руку до локтя и после делая небольшой плевок в третий бутылёк. Юнги встаёт, собирая все склянки и направляется к двери, прислонённой к одной из стен. Эта небольшая дверь сделана из камня, в отличии от всего остального дома, и немного покрыта мхом. Она действительно просто прислонена к стене, выглядя совершенно инородно, что естественно, ведь она не отсюда. — Я буду в лаборатории. Наверное, даже вызову Джвана. Ох, это довольно серьёзно, раз Юнги не уверен, что справится с этим самостоятельно, будучи тем ещё медицинским гением. — Джван... — хмыкает Намджун. — Поживи с моё с Хосоком, — лесник накидывает на плечо тряпичную сумку, почти такую же, как у Намджуна, — ещё не так Джин-хёна начнёшь называть. — Вы не живёте вместе. — Уверен? Я не помню, когда они с Чимином в последний раз уходили к себе домой. Они улыбаются, делая воздух немного менее напряжённым, пока Юнги не отворачивается, открывая дверь, за которой виднеется большая, почти белоснежная комната с двумя окнами, за которыми плещется бескрайний океан. — Может, мне пойти с тобой? — Нет. Я не знаю, как на зараженных племенным ядом действуют порталы, так что сиди тут. Побудь пока с ребятами, и, Намджун, — Юнги замирает в дверях, оставаясь к нему спиной, — я убью тебя раньше, чем этот яд, если он окажется смертельным. Его голос немного дрожит на последнем слове, и он делает шаг вперёд, закрывая за собой массивную каменную дверь. Намджун вздыхает. Голова падает на спинку дивана, глаза прикрываются и в голове миллион мыслей: одна хуже другой. Он знал, что рискует, безусловно. Он так же знал, что может умереть, когда заколдованные, плотные перчатки не выдержали шипов племенных цветов, разрываясь и открывая доступ к его коже. И ему действительно жаль, что он не успел понять, к какому именно племени относились цветы, чтобы облегчить Юнги задачу. Отец с детства привил ему любовь и интерес к миру, а мама, как одна из глав действующей партии ведьм Подгорья, научила его магии, так что он не мог не вырасти чересчур любознательным волшебником. Даже если это привело его к данной ситуации – он не жалеет ни о чём, пока знает, за что именно он так рискует, пытаясь найти ингредиенты для своего нового зелья. Нового зелья, которое, в сочетании с его магией, вероятно, станет настоящей панацей от вируса, не так давно захватившего Подгорье. Особенно, столицу. Его мать, в частности, которая теперь считает дни, прикованная к постели. Так что у Намджуна нет времени сомневаться, забираясь в самые опасные уголки земли, переполненные ядовитыми растениями и такими же животными. Не тогда, когда это значит, что его умирающая, слишком молодая для этого мама не успеет получить спасение. Намджун протирает глаза и встаёт с дивана, решая прогуляться. Он не собирается сидеть и сокрушаться, пока Юнги не принесёт результаты и не скажет, что с ним будет. Выходя из дома, он шагает в сторону заднего двора, присаживаясь на корточки рядом с кушающим с куста малину Хосоком. — О, Намджун-и, — он хватает ещё одну ягоду, перекладывая её в ладошку Намджуна. — Всё нормально? Ты обещал мне всё рассказать, но, вместо этого, прогнал нас с Чонгуком. — Я не прогонял вас, — Намджун перекладывает ягоду обратно в ладонь Хосока, потому что не собирается пока что употреблять ничего. На всякий случай. — Ну я же не слепой. Твои глаза вежливо просили меня уйти. — Ха-ха, — он посмеивается, пока на него сзади не запрыгивает тяжелая тушка, почти валя его с корточек на землю. Сверху на его лицо падают два больших мягких уха, щекоча своим мехом, — Чонгук-а, тяжело. Чувствуя облегчение, он всё же встаёт на ноги, поворачиваясь к кролику. Честно говоря, за последние полгода этот полузверь стал, кажется, ещё более тактильным. — Так ты не расскажешь нам, что в этот раз с тобой случилось? — хлопает большими глазами гибрид. — Конечно расскажу, — кролик приободряется, — но немного позже, ладно? Кстати, — теперь он обращается к Хосоку, — Юнги ушёл в лабораторию. Решил сказать, чтобы вы его не теряли. — Да этот старый бродяга вечно по своим порталам шастает, и, в отличии от тебя, вовсе не переживает, что мы его потеряем, — шутливо бросает перевёртыш, наполняя свои невероятно вместительные щёки ягодами. — Он старше нас с тобой всего на год, напоминаю, а ты уже зовёшь его стариком. — А Чонгук младше тебя всего на три, но ты же всё равно ведёшь себя с ним, как со своим ребёнком, я не прав? Намджун мешкает, разуверившийся в этих убеждениях за последние месяцы, пока Чонгук, стоящий рядом, не топает громко своей длиннющей ступнёй – кроличьи повадки. — Глупо считать меня ребёнком, мне уже двадцать пять, — буркает он, прежде чем гордо ускакать в кусты, пока его провожают две пары глаз. — Нет, ты его видел вообще? — говорит Намджун, возвращая свой взгляд к Хосоку, — Он такой миленький, да? Даже когда злится. Он думает, это круто – ускакать в кусты? Их с Хосоком рты начинают подрагивать от подступающего смеха. — Он так же, вероятно, думает, что очень круто топать ногой. Друзья взрываются смехом, сотрясая плечи. — Блять, я его обожаю, — отдышавшись, выдыхает волшебник. — А кто не? — парирует Хосок. — Справедливо. Он остаётся в доме до вечера, листая книги лесника и с горестью слушая свой урчащий желудок. Летнее солнце долго не садится, не уступая место даже сумеркам. А Намджун, перелистывая ещё одну потёртую страницу, пытается перестать гадать о том, какого племени были эти цветы. Это ни к чему, просто лишнее беспокойство. Он знает, да, но не может остановить себя. Ему известно о них далеко не всё. Он знает только, что все племенные цветы очень древние и прочные, не увядают тысячелетиями, почти не размножаясь, но их никто и не истребляет, боясь даже подходить, потому что сила природы в них слишком велика, чтобы не быть опасной и устрашающей. Он знает, что у этих цветов не менее двадцати подвидов и каждый относится к разным существам, в зависимости от того, из кого можно достать противоядие. Например, против драконьих цветов ты противоядие не сделаешь, хоть убейся, потому что драконы почти все вымерли, а оставшиеся прячутся в самых глубоких закоулках и пещерах земли. Не лучше, если цветы окажутся, например, паучьими, потому что противоядие от них делается из паучьего яда и смертельно для человека не меньше, чем сам яд цветков. Хотя есть и более безобидные, кажется. В частности те, противоядие от которых делается из домашнего скота людей, потому что оно совершенно безопасно. Каменная дверь скрипит, приоткрываясь, и Намджун подрывается с дивана, наблюдая как в гостиную, наконец-то, заходит взлохмаченный Юнги, за которым следует облаченный в белую мантию Джин. — Привет, Джин-хё-ай! — он тут же получает подзатыльник от быстро подошедшего к нему Джина. — Ещё раз, — он трясёт пальцем, нависнув грозной тучей над волшебником, — слышишь, ещё раз, только попробуй полезть к племенным цветам, я тебя вот этим ремнём, — он отодвигает край мантии, указывая на плотный, кожаный ремень с большой железной пряжкой, что заставляет Намджуна сглотнуть, расширив глаза, — выпорю тебя так, что имя своё забудешь. Понял? — П-понял. Джин кивает, выдыхая, и поворачивается к Юнги, закрывающему за ними дверь и убирающему сумку на место. — Где Тэхён? Мне нужен его табак или я взорвусь. — Не знаю, летает где-то снаружи. Не курите много, ты мне можешь ещё понадобиться. Джин кивает снова, бросая острый взгляд на Намджуна, прежде чем широким шагом выйти из дома. В воздухе воцаряется звенящая тишина, пока Юнги старательно ищет что-то в своей сумке. — Я так понимаю, — начинает волшебник, — раз Джин-хён наорал на меня, я не умру, да? — с надеждой спрашивает он. — Не умрёшь, — твёрдым голосом отвечают ему, — но у меня довольно серьёзный разговор, — он щурит глаза, задумываясь на секунду, — хотя, тема более чем абсурдна. Может даже, довольно забавная, — хитро улыбается Юнги, упирая в щёку язык. Это немного сбивает с толку. Ладно, это очень сильно сбивает с толку. — Но вы же нашли противоядие, так? — немного неуверенно спрашивает Намджун. — Что ж, не совсем, — Юнги, наконец, распрямляется, доставая из сумки почти опустевшие бутыльки с кровью Намджуна, которые забирал с собой. — Ты же знаешь, что противоядия изготавливаются по-разному, да? В зависимости от племени, это может быть яд животного, его кровь, кожа, слюна или семя, — младший кивает, — отлично. Во-первых, мы с Джва-кхм... с Джин-хёном выяснили, что цветки, которые тебе попались, принадлежат к одному из самых безобидных племён, которые только есть. — Так это же отлично! — его лицо тут же сияет улыбкой. — Да, потому что это значит, что ты не умрёшь, даже если не получишь противоядие. Но в данном случае, есть возможность стать овощем. Может и нет, но я не дам тебе рисковать, отказываясь от противоядия. — Хён... С чего бы мне отказываться от противоядия? Меня не радует перспекти- — Потому что противоядие, — перебивает его Юнги, — в заячьей сперме. Это цветы племени зайцевых, — это заставляет рот Намджуна распахнуться в ужасе. Юнги молчит с минуту, выискивая что-то в глазах друга, — ещё лучше, если это будет человеческий гибрид, Намджун. Я не дам тебе сперму обычных зайцевых, если это значит, что могут возникнуть осложнения или, ещё хуже, твой организм может отказаться воспринимать её вовсе, не усваивая противоядие, — он снова делает паузу, на этот раз короче предыдущей, — тебе повезло, что у нас есть один такой, принадлежащий к роду зайцевых. Звучит, как вердикт. Намджуну ясно, что это значит, но, на всякий случай, он всё же спрашивает, осипшим голосом: — И что ты предлагаешь? — Пока не уверен, — это удивляет волшебника, отчего он вскидывает поникшую голову, — я возьму у Чонгука сперму, чтобы провести несколько экспериментов. Мы с Джин-хёном полагаем, что заражение ядом будет проходить очень медленно, но в любом случае постараемся сделать всё как можно скорее. И я не хочу ничем рисковать, Намджун, поэтому, если я скажу выпить – ты выпьешь, и если я скажу повязаться с ним – ты повяжешься, — Юнги подходит всё ближе, смотря соколом, — и если я скажу сделать это не один раз – ты сделаешь. — Ты даже не знаешь, согласится ли Чонгук, — слабо пытается протестовать Намджун. — Я чертовски уверен, что будь то Чонгук, я, Тэхён — не важно, любой из нас никогда не был бы настолько конченым, чтобы отказать в спасении друга. Даже если ты не умираешь, никто не стал бы рисковать твоим здоровьем. С этим трудно спорить. Наверное, с этим просто невозможно поспорить, потому что у Намджуна пересыхает во рту и он обессилено роняет голову на подошедшего уже почти вплотную лесника. На его макушку опускаются узловатые, длинные пальцы, успокаивающе прочёсывающие прядки. — Я понял, — шепчет Намджун. — Хороший мальчик, — прижимает к себе Юнги и это полностью рушит решимость младшего. У него подрагивают колени, а скопившаяся за последнее время река слёз вырывается из уголков его глаз всего двумя скупыми каплями. Он так чертовски устал. Он так невероятно напуган. Он так боится не успеть, последние несколько недель оставляя себя почти без сна в поисках нужного рецепта. Его пальцы полны мозолей от постоянных склянок и трав, его руки покрыты несколькими большими волдырями от ожогов, которые он получает, колдуя днями напролёт, а его волосы отросли, мешая глазам – это всё, что он может, чтобы спасти свою мать. Он так же почти уверен, что спасение мамы означает и спасение отца в не меньшей степени, потому что, он знает, его папа ступит вслед за ней, если она уйдёт. Юнги продолжает нежно гладить его, говоря, что всегда будет рядом. Он не знает всего, потому что Намджун не рассказывает. Не знает, но чувствует, заботясь так, как умеет только он. Намджун, обнаруживая каждое утро у себя на пороге корзинку с бананами и свежим хлебом, никогда не расскажет Юнги, что прекрасно знает, что это он подсылает к нему перевёртыша Чимина, быстро долетающего до его дома, благодаря крыльям в своей не человеческой форме, и оставляя там еду. Он так же знает, что витамины, которые дал ему старший в прошлый раз, на самом деле переполнены оберегающими заклинаниями, видимо, Джина. Волшебник знает, что Юнги любит оставаться в тени и не спешит его смущать своими наблюдениями, но ему просто приятно видеть, как для него старается его лучший друг. В окно раздаётся тонкий, короткий стук, повторяющийся сразу через долю секунды, и Намджун выпрямляется, выдыхая и благодарно улыбаясь. — Кажется, Чимин прилетел, — говорит он Юнги. — Ага, — лесник отходит, приоткрывая окно, и небольшая светло-коричневая пустельга влетает внутрь, садясь на стол, — привет, Чимин-и. Птица коротко свистит и размахивает крыльями, постепенно увеличиваясь в размерах и приобретая человеческие черты. Намджун отводит взгляд, когда на краю стола оказывается обнажённый Чимин, закинувший ногу на ногу. — Намджун-хён! — Перевёртыш спрыгивает, радостно подбегая к Намджуну, но на половине пути его останавливает Юнги, вручая свою мантию, которую сокол принимает, закативши глаза. — Привет, — приобнимет уже приодетого Чимина Намджун, — как дела, пташка? — Лучше ты скажи, как у тебя дела, — фыркает он, но, замечая на лице напротив недоумение, добавляет: — Я имею в виду, что-то случилось, раз ты здесь, да? Юнги прыскает в кулак, а у Намджуна краснеют щеки. — Вроде того, — отвечает за него лесник, — но давай оставим разговоры на потом, ладно? Я уверен, наш неуклюжий волшебник умирает от голода и жажды. У Намджуна урчит живот в подтверждение этих слов. — Мне... Можно употреблять что угодно? — уточняет он, совсем об этом позабывший, — Даже табак Тэхёна? — Даже табак Тэхёна, да, — улыбается Юнги, — ты можешь пойти к нему, пока я готовлю ужин, только выпей для начала хотя бы воды. И притащи ко мне на помощь Джина, раз он слоняется без дела. Это действительно приободряет Намджуна. Он выходит из дома, сопровождаемый Чимином, весело щебечущем ему о последних новостях, и они вместе направляются на поиски фея, прежде найдя на заднем дворе и отправив к Юнги старшего волшебника, медленно курящего свою длинную, белоснежную трубку. Не обнаружив Тэхёна на участке, они идут в постепенно темнеющий лес, и у калитки Намджун видит как голова Юнги высовывается из окна, прося Чонгука зайти в дом для разговора. Это смущает его так сильно, зная, что именно Юнги скажет ему, что он ускоряет шаг, желая как можно скорее найти Тэхёна и покурить с ним, наконец, расслабившись. Табак этого фея просто невероятный. Молодёжь в столице сейчас называет подобное "травкой", но это никакая не травка вовсе, а качественный, натуральный, насыщенный табак с примесями. Такой курил ещё его дедушка, пыхтя своей трубкой каждый день – Намджун до сих пор помнит, как чувствовал запах табака на нём каждый раз, когда они обнимались при встрече, и маленький внучонок обязательно каждый раз получал свою любимую конфету за самые очаровательные в мире ямочки. В целом, неудивительно, что в детстве у него были проблемы с весом – его дедушка и бабушка постоянно его баловали, игнорируя возмущения матери. Пробираясь сквозь чащу, они с Чимином полагают, что Тэхён ушёл к себе домой, который находится на соседнем холме, так что решают искать его там. И они оказываются правы, замечая в доме на крепких ветвях огромного дерева горящий свет. Чимину и Тэхёну ничего не стоит туда добраться, а вот Намджун предпочитает к нему в гости не заходить, боясь шлёпнуться с пятнадцати метровой высоты. — Я мигом, — подмигивает Чимин, превращаясь в птичку и взмывая вверх. Навык превращения выглядит сейчас таким естественным для него и для Хосока, но Намджун помнит как Чимин упорно бегал за белкой, умоляя научить его делать так же, и как мучился потом, обучаясь этому искусству. На самом деле, оно доступно ни в коем случае не всем – только тем, у кого в роду уже встречались перевертыши, а так же тем, кто имеет стальную волю, потому что это долго, невероятно трудно и почти в девяносто процентах случаях безрезультатно. Оба эти пункта у Хосока и Чимина присутствовали, правда, Чимин был поначалу немного раздосадован, выяснив, что его перевёртыш – птичка, а не какой-нибудь, например, волк. Пока не полетел. — Пришёл за табаком, да? — Намджун слышит над собой красивый, низкий голос и, поднимая вверх глаза, наблюдает как к нему спускается фей. На его голове, как обычно, настоящий кавардак из густых чёрных прядей и заношенные домашние штаны в придачу с прорванной на спине для крыльев майкой. Это все удивительным образом сочетается с его плотными, обтянутыми почти прозрачной кожей и чешуйками, крыльями. Местами на них выписаны родимыми пятнами узоры, перекрывая золотистый цвет кожи более тёмным, почти черным, делая их чем-то похожими на окрас коровы. — У меня сегодня непростой день, — согласно кивает Намджун, пока следом за Тэхёном спускается Чимин, снова превращаясь в человека и подхватывая с земли мантию Юнги, которая спала с него минутой ранее, когда он превращался в птицу. — Всегда к твоим услугам, — плюшево улыбается Тэхён, протягивая небольшой мешочек, — трубка то у тебя есть? — Н-не предусмотрел. — Держи, — Тэхён выуживает массивную трубку из черного дерева, украшенную понятными только ему надрезами, — можешь взять мою, — Намджун благодарно кивает, забирая трубку у Тэхёна, — Юнги ещё не собирается ужинать? Я жутко проголодался. — Как раз готовит, — отвечает Чимин, делая шаг вперёд, и двое других следуют за ним, направляясь обратно к дому лесника. — Не подумай, хён, — Тэхён почесывает голову, — я, вообще-то, и сам себе могу еды сварганить, чесслово, просто сегодня как-то не охота, да и ты пришел, вот я и решил – чем не повод. Намджун в это слабо верит, но его забавляет, что фей считает важным отстоять перед ним свою самостоятельность. — Прошу тебя, что ты мелешь вообще, — усмехается перевёртыш. — Заткнись, — шепчет Тэхён, пихая его плечом. — Сам заткнись. Ты почти каждый день у Юнги дома жрёшь и меры, между прочим, вообще не знаешь. Кто на днях нылся мне, что без меня и Юнги не прожил бы и дня в этом жестоком мире? — Я вообще не так сказал! — фей надувается, краснея, — Я сказал, что не смогу жить без Юнги и Хосок-и хёнов, про тебя не было ни слова! И вообще, вы с Хосоком у нашего лесничего практически прописались. Я даже не уверен, когда вы в последний раз возвращались к себе домой. Намджун, забавляясь перепалкой двух друзей, забивает трубку, поджигая сверху табак мысленным заклинанием. Он не хочет хвастаться, но маг из него, вообще-то, хоть куда. — Ну ты же знаешь, что наш с Хосоки-хёном дом находится за ручьём, нам что, каждый раз пересекать такое большое расстояние, если мы захотим увидеться с ним или с Чонгуком? И вообще, у него что, просто так столько свободных комнат в доме? Нет! Для гостей! Намджун хмыкает, находя это забавным. Он четко помнит как в детстве Юнги терпеть не мог гостей, ворча каждый раз, когда на него оставляли Намджуна. Он и сейчас не особо приветствует в своём доме чистокровных людей, не совсем их понимая и делая исключения только для Намджуна и Джина. Зато вот представителей человеческих подвидов – за милую душу. Даже построил себе, как и сказал Чимин, дом с кучей комнат, чтобы всегда на всякий случай иметь место для гостей. Раскуривая трубку, Намджун ухмыляется, всё ещё слушая выкрики "Динь-динь ты недоделанная" и "Цыплёнок общипанный". Вообще-то, они с Тэхёном не так уж часто цапаются, обычно, напротив, довольно ласково обращаясь друг с другом. И, всё же, это происходит чаще всего в их небольшой компании. Возможно, потому что они сверстники, хотя, Намджун и Хосок, будучи тоже одного возраста, себя так не ведут. Первая полноценная затяжка заставляет его замереть, прикрывая глаза. Он довольно стонет, выдыхая дым из лёгких, ловя гордый взгляд фея и подмигивая ему в ответ. Его нервы потихоньку успокаиваются, он чувствует как напряженные плечи начинают опускаться, и позволяет себе курить трубку всё время, пока они идут до дома Юнги. И даже немного позже, задерживаясь на крыльце и разглядывая виднеющиеся над домом куски потемневшего неба, несмотря на то, что его спутники уже какое-то время назад зашли в дом. — Хён, — большой человеко-кролик присаживается рядом с ним на ступеньку. — Он тебе сказал, да? — не отрывая глаз от пока ещё тусклой луны, спрашивает спокойным голосом Намджун, — Про меня, — зачем-то добавляет. Чонгук ерзает, подворачивая рукава своей кофты, и подёргивает носиком. — В общем, да. Сказал. Намджун мычит, делая ещё одну затяжку и задерживая дыхание. Чонгук забирает у него трубку, делая одну тоже, и, вторя волшебнику, устремляет свой взгляд в небо. Выдыхая чуть позже, младший вырисовывает из дыма красивые, ровные кругляшки, выплывающие один из другого, на которые так приятно смотреть: как они исчезают, растворяясь в свежем, лесном воздухе, и их бесформенные остатки уплывают куда-то к звёздам, пока не становятся совсем невидимыми для человеческого глаза. Дверь позади них скрипит, освещая толстой полоской света крыльцо. — Еда готова, чего расселись, — голос Джина, тут же исчезающего обратно в доме, но оставляющего дверь приоткрытой. Намджун встаёт, оттряхивая сзади штаны, и поднимается на следующую ступеньку, пока на его плечо не опускается рука с большими, мягкими подушечками пальцев. — Хён, я хотел сказать тебе, что я... Я не хочу звучать неправильно, но я действительно рад, что всё оказалось именно так. Что я могу дать тебе противоядие, — он молчит несколько секунд, собираясь сказать что-то более важное, — я бы, ну, я не знаю, если бы ты умер, то я, наверное, тоже. И он звучит настолько серьёзно и расстроено, почти умоляюще. Правда, Намджун не знает, о чём. — Чонгук-и, — он разворачивается, заключая кролика в объятия. Это редкость, что волшебник нуждается аж в двух крепких объятиях за день. Чонгук немедленно кладёт свои руки ему на шею, обхватывая её и становясь на носочки, потому что всё ещё стоит на ступеньке ниже, — не говори так, глупый ребёнок. Ты слишком юн, чтобы умирать, — Намджун поглаживает его длинные уши, разминая в пальцах мягкую плоть. — Мхм, — Чонгук зарывается носом в его шею, обнимая ещё крепче. Их объятие тёплое, такое всепоглощающее, что, когда гибрид делает шаг вперёд, поднимаясь на ту же ступеньку, чтобы прижаться к нему всем телом, у Намджуна начинает кружиться голова. Чонгук вкусно пахнет скошенной травой и луговыми цветами. Его уши немножко подрагивают под ладонями Намджуна, и старший не удерживается, пододвигая одно из них к своему лицу, ощущая мягкую, шелковистую шерсть на своей щеке. Кажется, Чонгуку это нравится. Взгляд Намджуна притягивает подрагивающий в разные стороны комок под кофтой на пояснице младшего, из-за чего он тепло хмыкает и плотно закрывает глаза, растворяясь на плече кролика. Ладони младшего медленно поднимаются, зарываясь в волосы Намджуна. — Отросли, — шепчет он одними губами, но это так близко к коже Намджуна, что он почти может чувствовать движение на ней, — мне нравится, — говорит он, теперь и правда прислоняясь губами к шее, скользя по ней каждой сказанной буквой. Намджун, расплавленный словно сыр, смазано выдыхает, приоткрывая рот. Ему так хорошо чувствовать пальцы Чонгука в своих волосах и крепкую грудь под своей собственной. Горячее дыхание и мягкость губ у себя под челюстью. Плюшевое ухо на своей щеке. Честно говоря, он не особо думает, поддавшись моменту и легонько прикусывая самый краешек ушка. На пробу. Конечно, Чонгук ему, вроде, как брат, а это даже ничего не значит – просто атмосфера вокруг них такая. Вроде так, но в его руках хорошо. Он почти такой же большой, как сам Намджун, и привлекательнее любого языческого бога, с которых пишут картины и вытачивают статуи. И он делает всё ещё лучше, порыкивая в ответ на укус и делая ответный, прихватывая острыми зубками челюсть волшебника. Кажется, Намджун готов бездумно дать и взять больше, действительно соскучившись по чему-то более интимному, чем дружба, но его голова дёргается на громкий голос позади них. — Ребят, Тэхён всё съест, я серьёзно, давайте быстрее, — на этот раз это Чимин и теперь они действительно заходят в дом, отрываясь друг от друга. Не то что бы это должно было быть сложно, но Чонгук чмокает его щёку, прежде чем зайти внутрь и это чертовски, мать его, сложно. Даже шумная обстановка внутри возвращает его к реальности слишком медленно. Для дома, в котором живут всего два человека, в нем слишком тесно. Возможно, Юнги и построил кучу комнат, но, почему-то, не подумал о достаточно большом обеденном столе. Конечно, для Юнги и Чонгука этого стола сполна хватает, но семерых людей он еле вмещает, что способствует беспорядку под ним из-за кучи ног и такому же хаосу над ним, из-за рук. — Хей, — к нему обращается рядом сидящий Джин, — ты разве не голодный? — Голодный, — соглашается Намджун. — Ну так ешь, — он подкладывает ему в тарелку пару печенных картофелин. Смотря на то, как пышущая жаром картошка так здорово сочитается в его тарелке с крупным, сочным куском мяса и несколькими ложками овощного салата из капусты, его желудок издает ужасно громкий звук, требуя скорее приступить к делу. До конца ужина Намджун не поднимает головы, с радостью уплетая горячую еду, заботливо приготовленную его хёнами. — Люблю вас, — говорят они с Чимином одновременно, откидываясь на своих стульях и держась за пузо. Юнги с Джином переглядываются, улыбаясь. — Ладно, — Тэхен встаёт первый из-за стола, — раз хены приготовили еду, я сегодня мою посуду. — А я уберу со стола, — подхватывает Чимин. — А я и так помогал, — лениво тянет белка, съевшая явно больше, чем может вместить. Юнги только снисходительно улыбается, протягивая к Хосоку руку, чтобы погладить по коричневым прядям. Стол постепенно пустеет: Тэхен и Чимин уходят мыть посуду на улице, Джин прощается со всеми, договариваясь завтра утром встретиться с Юнги в лаборатории, и уходит через портал к себе домой, а сам лесник сообщает, что ему перед сном нужно проверить как дела у пчел, покидая дом. — Как думаете, — задумчиво тянет Хосок, крутя короткую прядь на пальце, — Юнги заметит, если я пробегусь в его комнату и, перевернувшись в белку, лягу с ним спать? — Да, — хором отвечают оставшиеся Намджун и Чонгук. — Но я не вижу в этом смысла. Не думаю, что он прогонит тебя, если ты просто попросишься, — предполагает Намджун. — Но он прогнал, — удивлённо отвечает кролик, — я видел это на прошлой неделе, — он замечает подозрительный взгляд Хосока и добавляет, — случайно. — Да, — вздыхает Хосок, — так и было. Я попросился, но он не впустил меня, строго запрещая заходить, пока он спит. — Мне показалось вы достаточно... Близки, — Намджун надеется, что подобрал правильное слово и интонацию, чтобы выразить что они действительно порой слишком близки для их дружеского статуса отношений. — Ну, похоже, спальня – только его крепость, — дует губы Хосок. — Н-но, — неуверенно начинает Чонгук, — я спал с ним пару раз в его комнате, так что... Не знаю, но мне не показалось, что ему было неприятно или дискомфортно. Хосок открывает рот в настолько сильном возмущении, что не может издать ни звука пока его руки не бьют по столу так сильно, что, кажется, он сейчас треснет. — Ясно, — цедит он сквозь сжатые зубы, — просто чудесно. С этими словами Хосок разворачивается тут же превращаясь в белку, из-за чего плащ, что был на нем, падает на пол, пока его хозяин ускакивает в сторону коридора. — Похоже, ночь не будет спокойной, — неловко сжимает губы младший. — И, кажется, у хёна проблемы, — улыбается он Чонгуку. Ему немного неловко из-за того, что произошло на крыльце. Он даже чувствует себя виноватым, потому что Чонгук – гибрид и ему свойственно иногда вести себя дико, а вот Намджуну не стоило этим пользоваться, просто потому что это было приятно. — Ты останешься у нас сегодня? — прерывает тишину младший. — Да, думаю, что стоит. Вероятно, Юнги-хён заставит меня остаться тут на какое-то время, чтобы понаблюдать за мной. — Тогда, — Чонгук встаёт из-за стола, — так как ты почти никогда у нас не остаёшься, я не уверен на счёт комнаты. Что на счёт той, в которой ты ночевал на новый год? — Я не помню почти ничего с последнего нового года – так сильно напился с Джин-хёном его чудной медовухи. — И зря, — бурчит себе под нос младший, но одергивает себя, замечая вопросительный взгляд, — просто ворчу. Пойдем подыщем тебе что-то подходящее. Проходя мимо большого приоткрытого окна в гостиной, он слышит, как где-то на улице, смеются Тэхен с Чимином. Это звучит, как звонкие, но далёкие отголоски, которые перемешиваются с трещанием сверчков и редкими ухами местных сов. Намджуну нравится. На самом деле, его сердце сжимается от теплых чувств. Чонгук минует коридор, вместо этого ведя старшего на второй этаж и останавливается у одной из самых дальних комнат. — Вот, — он приоткрывает дверь, впуская вперёд Намджуна, — тут есть плотные шторы, чтобы можно было выспаться в любой момент и кровать довольно большая. Далеко от общих пространств, так что тебе никто не помешает. А ещё... — он отворачивает голову в сторону, смущаясь, — Ещё я живу в соседней комнате, так что, если пригожусь, то, в общем, буду рад помочь, — быстро проговаривает он. — Спасибо, — улыбается Намджун, поглаживая кролика по уху, — ты такой заботливый, Чонгук-и. — Я всегда рад помочь тебе, если есть такая возможность. — Ох, это взаимно, — Намджуна веселит серьезность младшего. — Ладно, в общем, — Чонгук вертится на пятках, — Доброй ночи, хен. Если что – я за стенкой. Гибрид вдыхает воздух, быстро чмокая Намджуна в щеку. Опять. И тут же выбегая из комнаты. Это привычный процесс для Чонгука, который был уже давно замечен старшим: он, желая раздвинуть рамки дозволенного, действует постепенно, всегда сначала делая шаг, потом несколько раз повторяя его, проверяя допустимость действия, и уже после внося это в повседневную жизнь. Именно так для них стали нормой шлепки по попе, долгие обнимашки и совместное валяние на диване. Намджун прикладывает ладонь к щеке, собирая с нее невесомый остатки поцелуя, и плюхается на кровать. Он бы попросил сменную одежду, но это было бы притворством, потому что для сна ему достаточно нижнего белья. К тому же, он обожает всегда чистые и мягкие одеяла Юнги, пахнущие хлопком и стиральным порошком. Так что, отбрасывая кофту, штаны и мантию на стул одним большим комком, он завершает композицию своей большой темной шляпой и довольно ныряет под одеяло. Странно, но он рад провести эту ночь здесь. Дома он может думать только о треклятом зелье, высчитывая в голове формулы и пропорции, постоянно прогоняя давящие мысли о маме. Намджун вздыхает, поворачивается на бок, утыкаясь в подушку, и даже не замечает как его веки тяжело закрываются, пока голову застилает сон. Утро настигает его постепенно, лаская кожу на его щеках лучиками из так и не зашторенного окна. Тело вытягивается, словно струна, нежась в белых простынях: Чонгук был прав, кровать и правда довольно большая. Волшебник, зевая, встаёт на пол и решительно даёт себе задачу понять, в какую ванную комнату ему приемлемо направиться, чтобы умыться. Он не так часто бывает на втором этаже друзей, чтобы помнить, где на нем что находится, потому что гостевые комнаты, по большей части, расположены в коридоре на первом этаже, там же, где и комната Юнги. В общем, он и с ночёвкой то тут остаётся крайне редко, предпочитая спать у себя дома. Протирая глаза и ероша на затылке волосы, Намджун быстро пресекает путь до двери, распахивая ее, чтобы выйти, но вместо этого натыкаясь на ойкнувшего кролика. Кролика, у которого в руках, видимо, было кофе, теперь стекающее по плечу и груди Намджуна. — Твою ж, — цокает старший. — Хён? — Чонгук широко распахивает глаза, — Боже мой, прости! Я лишь хотел принести тебе кофе! Намджун опускает голову, глядя на коричневые капли, расписывающие его кожу. — По крайней мере, — фыркает он, — это был не кипяток, хотя мне все ещё довольно… — Намджун поднимает взгляд, и его губы подрагивают, не способные продолжить говорить, потому что Чонгук уставился на его грудь и это смущает. Младший завороженно отслеживает глазами медленно ползущую от ключицы каплю, которая скатывается на грудь, едва огибая коричневый, затвердевший от прохлады сосок и следует ниже, очерчивая точенные линии на торсе. Кролик сглатывает, смотря до конца, как она течет по тазовой косточке и растворяется в ткани нижнего белья. — Все ещё довольно горячо, — еле слышно, сипло заканчивает Намджун. Вообще-то, он не привык показываться обнаженным, как тот же Чимин или Хосок. Его кожа довольно чувствительная, так что без одежды он чувствует себя крайне уязвимо. Хотя ещё более уязвимым сейчас его делают глаза гибрида. Почему они выглядят такими хищными, в то время как Чонгук – обычный кролик? — Помочь? — Чонгук смотрит все ещё куда-то ниже лица волшебника, шагая вглубь комнаты, что заставляет старшего сделать несколько шагов назад. Не глядя, Чонгук протягивает руку к небольшому деревянному шкафчику, выуживая из одного из ящиков маленькое, белое полотенце, пока второй рукой отставляет почти пустую чашку кофе на столик. Он знает свой дом, как пять пальцев. Младший шагает ближе, сдвигая тем самым Намджуна к самому краю кровати, пока он не садится на нее, и Чонгук следом присаживается рядом. Тонкое полотенце аккуратно опускается на кожу плеча, впитывая пролитый напиток. Намджун может чувствовать сквозь него теплые пальца Чонгука, которые действуют все уверенне, проминая под собой кожу. — Я... И сам могу, — рассеяно говорит Намджун, совершенно на свои же слова не обращая внимание, которое сейчас приковано к действиям гибрида. Затуманеными глазами, Чонгук почти не моргает, крайне медленно опуская руку и обтирая золотую кожу. Намджуну даже кажется, что он не дышит, пока не понимает, что и сам задержал дыхание. Старший не уверен, почему позволяет этим странным вещам между ними происходить. Такие штуки заставляют трепетать, отвлекая от бренности его общего состояния. Возможно, поэтому. Чонгук, так же, уже давно отметился в его глазах как красивый, молодой мужчина. Так что может быть и поэтому тоже. Ему просто приятно волнительно чувствовать мягкие подушечки пальцев, воровато тянущихся вниз, которые, будто невзначай, совсем немножко сползают с полотенца, задевая кожу о кожу сосок, едва дрогнувший от движения. Намджун выдыхает размазанную гласную, тут же замечая как грудь Чонгука вздымается и он подсаживается ближе. Боже, он чувствует себя смущенной, зажатой у стены школьницей. А ведь ему двадцать восемь. И он не школьница. Но он однозначно смущён. — Л-ладно, Чонгук, спасибо, — он встает, прежде чем вторая рука Чонгука успевает опуститься на его талию, — просто скажи мне, где тут ванная, я хочу умыться. У младшего дрожат ресницы, пока он, сглатывая, собирается с мыслями. — Отсюда вторая дверь слева. Полотенца в твоём распоряжении, свои я храню у себя в комнате. Значит, у их комнат общая ванная. В целом, это не играет для Намджуна никакой роли. Он кивает и покидает комнату, нормально выдыхая уже в ванной, защелкивая за собой дверь. Лёгкий флирт ещё никому не вредил, ему нравится флиртовать с красивыми людьми, но вот эти глупости явно обгоняют понятие флирта. Хорошо, что Чонгук не знает, что Намджун, вообще-то, легко поддается – стоит лишь как следует надавить. На самом деле, он может быть довольно послушным. Ванная выглядит неплохо. У стены стоит самодельное подобие столичной раковины, а у другой располагается довольно большая чугунная ванна, что не будет лишним, если Намджун решит задержаться здесь ещё на один день. Найдя пенящийся порошок для чистки рта, Намджун умывается, приводя себя в порядок после крепкого сна. Не самого лучшего качества зеркало, прислоненное к стене, напоминает ему о необходимости накинуть на себя одежду, что он и делает по возвращению в комнату. Уже на лестнице он слышит восхитительный запах то ли блинчиков, то ли оладушков – трудно понять наверняка. За столом уже сидит Чонгук, смазывая каждый новый блин маслом, пока Чимин наливает на сковородку новую порцию теста. — Доброе утро, хён! — приветствует его перевёртыш, — Обычно Юнги-хён готовит завтрак, но сегодня он что-то задерживается, — Чимин посматривает на часы, — что странно, потому что он никогда не пропускал свой утренний обход леса, если не считать случаев, когда он просыпается с сильным похмельем. Что ж, вчера никто не пил. Это действительно странно, но не так важно, как горячие блинчики перед его носом. Он сразу же хватает один, мыча от наслаждения. — М-м-м Иисусе, Чимин! Это так хорошо, — съедает один за два укуса, поэтому, под смешки двух друзей, которые он игнорирует, тут же хватает следующий блин. — О, я вижу, с завтраком вы сами справились. В кухне появляется Юнги с непричёсанной копной волос, ужасными синяками под глазами и в высоком, вообще не подходящем для летнего утра, свитере. — У тебя всё нормально? — просто на всякий случай интересуется Намджун, намекая на его странный внешний вид, но его бесстыдно игнорируют. — Меня ждёт Джин, — он хватает с пола свою сумку и вопросительно смотрит на Чонгука. — Они... Уже в твоей сумке. Я положил их туда сразу же, — краснеет Чонгук, утыкаясь лбом в ладони и ни Чимин, ни Намджун не выкупают ничерта, в отличии от лесника, кивнувшего и направившегося к порталу. — И ещё, — поворачивается он к ним прежде, чем шагнуть за дверь, — ни за что не заходить в мою комнату. Я серьёзно убью любого, кто посмеет сегодня меня ослушаться. Дверь хлопает, оставляя перевёртыша, гибрида и волшебника в полном недоумении. — Видимо, Хосок вчера всё же что-то учудил, — констатирует Намджун, получая согласный кивок от кролика, — кстати, что ты ему положил в сумку? — Образцы твоего противоядия, — подмигивает Чонгук, вгоняя теперь в краску и старшего тоже, пока Чимин, ничего не замечая, уплетает блин, наверное, десятый. Боже, Намджун и боится и ждёт одновременно момента, когда Юнги скажет ему, как придётся... Принимать противоядие. Он боится услышать что-то типо "Трахайтесь каждый день", но так же в нём теплится надежда на то, что ему будет достаточно разок... Выпить сперму Чонгука? Блять, это даже в голове звучит пошло отстойно. Он смотрит на Чонгука перед собой и думает, что, на самом деле, не то что бы прям совсем не хочет секса с ним. Нет! В смысле, у него нет таких желаний, но раз судьба заставляет... То, вроде как, Намджун не против. Просто это кажется невероятно странным. И смущающим. И у него бегут мурашки по спине от одной только мимолётной фантазии того, что Чонгук будет дрочить, отдавая семя Намджуну для приёма внутрь. Невероятно странно. Когда Чонгук поднимает на него глаза, Намджун не выдерживает, выскакивая из-за стола. — Всем спасибо, было очень вкусно! Он спешно поднимается на второй этаж, прихватывая свою мантию и шляпу, и выбегает из дома, глубже в лес. Он вообще к этому не готов.