Mr. Playbad

- Мне пиздец, - бурчит под нос Чимин, выходя из лифта и подбирая ключ. «Какого хрена я скучаю и хочу его увидеть? Какого хрена я так рад, что он всего в получасе езды от меня и даже с другого конца страны я бы все равно доехал? Какого хрена с каждым днём я только голоднее и голоднее даже не в плане секса при регулярном посещении комнаты и грандиозном успехе новой ноябрьской обложки? Какого хрена я очередного пассива выгнал на половине всего, не возбудившись, не дойдя до связывания, увидев его тощий живот, слащавый взгляд хер пойми какого цвета из-за ебаных фиолетовых линз и услышав кряхтение: «Делай все, как ты хочешь, папочка». Папочка? Сука, я тебе руки чуть к палке у стены не привязал, нагнув в спине. Папочка… сука, какая слащавая хрень… Я чуть не проблевался, а не возбудился. Какого хрена меня волнует, как питается, не чихает ли от простуды, как учится и как одет этот сосунок, и я убью его, если опять нацепил ту обтягивающую футболку? Какого хрена это его единичное «господин Пак» долбит меня сутки напролёт так жёстко, а это «хён» я заесть даже самым сладким шоколадом не могу? Я сейчас с ума сойду, если не увижу его глаза еще день… Мы так не договаривались, Тэ!». Скинув на ходу обувь, пальто, перекинув через руку, Чимин проходит в кухню, так как там единственный источник какого-то копошения. Ни себе, ни ему не дав минуту подождать, сразу смотрит пронзительно с порога и застывает. - Привет? Юнги кивает, вскинув глаза и быстро отводя к окну, меняет позу, чуть отворачиваясь спиной, но Чимин, как ястреб, не специально будто, щурится на его беспокойных бедрах. «Так, это уже интересно. И с чем ты меня встречаешь? Что за беспокойство, сидя прямо на заднице?» - Зачем пришел? - Безэмоционально бросает Мин от накала тишины. - Вообще-то ты подросток еще, и квартира моя. Я не могу без присмотра на совсем оставить. - И именно сегодня подумал? - Немного грубо летит следом. Чимин губы в трубочку быстро складывает, продолжая смотреть на его изгиб спины, свалявшиеся волосы. Вся эта поза такая вынужденная и стремится поскорее поменяться, видно по трясущимся слегка плечам Мина. - У меня все хорошо: учусь, вчера, например, лучи преломления при разном освещении для фото изучали, есть новый друг, не прогуливаю - посмотри по айди-карте, если не веришь. Убираюсь здесь, не задерживаюсь нигде. Ок? Понял? Можешь спокойно ценить время на что-то другое и продолжать то, что нравится делать, - голос Мина на последнем ломается в хрип, и он добавляет наигранно вдохновенно, уводя в другую сторону, - я про твой крутой журнал, если что. - И никого даже сюда не приводишь? Такой примерный только для меня? - Как лед на голову упав, Чимин спрашивает. Это к тому, что голос слегка холоден для неподражаемого амплуа. И тут Юнги через плечо загнанно смотрит ему прямо в душу, нешироко открыв веки с черными ресницами. Они в пелене мыслей, собственных терзаний, молчании, а еще злые и горящие очень скверным угольком для полного понимания, как хороший мальчик вспыхнет, если тронь. Несколько тысяч микроиголок пронзают затылок, апукунктурой продолжая впиваться вдоль позвоночника. Чимин задыхается, ища способ вдыхать через нос незаметно от воспоминаний такого взгляда, перед которым не устоял. За такой взгляд он, похоже, сейчас навсегда презренно запрёт излюбленную комнату в другом совершенно месте под ключ, сдавшись найти нечто подобное воплощение. В пункте характеристики ставит жирную галочку напротив «недотраханный взгляд», приписав мысленно: «как и мой… опять». Не возбуждаясь эти недели, Пак возбуждается сейчас сначала мурашками молниеносно от красоты его силуэта, дыхания худоватыми плечами вверх-вниз, и хочет шагнуть вперед в недосягаемости запечатлеть подобное когда-нибудь на обложке. «Хочу раздеть его... хочу увидеть даже через силу, что ты там прячешь под такими зрачками, будто я корень твоего такого изумительного вида» Их прерывает громкий звонок в дверь, к которой выметается отсюда Чимин с жутким сердцебиением и возвращается в небрежных, волнительных движениях с доставкой еды. Уже пятнадцать минут едят на разных концах стола, но, если руки протяни, дотронутся. Не смотрят, думают о своём, звеня палочками. Точнее Чимин звенит, поглядывая украдкой, когда берет закуски. Подбирает к себе одну ногу в согнутом состоянии, обхватив рукой. Мин же подвис конкретно без выражения в край комнаты, в угол без всего, съев только немного риса вилкой. Той самой вилкой сейчас задней её стороной глухо ударяет себе по ладони, никак не давая разгадку Чимину, что происходит с самого начала вечера. - Ну и что ты за фигню делаешь с собой? Есть собираешься? - Выдыхает с эхом он, продолжая смотреть на мини-увечье вилкой. Мин моргает, уткнувшись на свои руки и вздрогнув, потому что опять задумался о плети, даже не переставал, начав шлепать себя вилкой. Совсем поехав за этот вечер, скользящим движением подгоняет столовый прибор к Чимину и раскрывает свою длинную ладонь. - Возьми ее и сделай мне также. - Нахрена? - Ну, давай, боже, я же не посуду мыть заставляю. - Да влом, - Чимин сконфуженно бросает на него подозрительные взгляды и нервозно заправляет за ухо прядь волос. - Конечно влом, потому что это – вилка. И касаться ненавидишь кого-то. - А? Юнги, че тебе надо, я не пойму? Мин глотает тяжелый комок, вставший поперёк горла, и резко встает, чтобы начать прибираться. Все его движения Пак сканирует: поясницу, ягодицы, бедра под мешковатой одеждой чуть ли не до прищура, пока Юнги остатки сортирует. «Зажатый весь и чересчур нервозный, следовательно, возбужденный. Черт, только не опять.» - Почему ты хочешь, чтобы я тебя ею треснул по ладони? - Отвали, - буркает Мин обиженно. Вот теперь очень слышно обиду, добавив он в конце «хён», все равно, но Чимину уже не так сладко от услышанного. - Прекрасно. У нас ничего не меняется. Чимин шумно отодвинувшись от стола, встает и уходит к себе. - Ты нас и не создавал никогда, - комментирует в пустоту Мин. Не успевает Пак за минуту осмотра понять, обварить нормально, что тут кто-то был, забежав первым делом в гардеробную, он лихо хочет метнуться обратно. Но уже Юнги сам стоит на пороге и в только открывшуюся дверь толкает Чимина. - Ты был тут! - Тебя поэтому бесит моё присутствие, что не можешь здесь никого больше трахать? Поэтому ты не появляешься здесь?! – Низкий голос Юнги набирает обороты, как и тычки ладонями в чужую грудь. - Не трогай, блять, меня так, - а вот голос Чимина до одурения собранный, приглушённый и повелительный. Он что ли не зол был секунду назад? Его выражение лица меняется на надменный прищур, легкую улыбку, руки не отстраняет, сменившиеся от тычков на кончики длинных пальцев. Мин пугается своей агрессии и исправляется. - Так ты поэтому хотел, чтобы я сейчас тебя отхлестал? Плеть висит на втором крючке, а не на первом, и она лучше вилки. Но это просто реквизит, который прихватил случайно в день каких-то съёмок. И что там про лучи преломления ты изучал, надраив моё зеркало до идеальности? Чимин все знает, потому что до мельчайших подробностей все подмечает. Особенно то, что - его. Особенно того, кто чует опасность. Пробираться в его тайны - сладкое самоубийство без шанса умереть, потому что Пак теперь не даст. - Повтори это слово... прошу... - Мужчина искушено шепчет. - Скажи также грязно и с такими глазами. Мин мотает головой, вспомнив, что выдал, а Чимин под его подбородок берется аккуратно, не давая двигаться. - Я же сказал, что здесь не трахаюсь. - Эти следы на зеркале лучше показывают, чем ты врёшь. Что ты ею делаешь? - Намекает опять про плеть взбудораженный Мин. - Ну, ты и без меня это попробовал, нет? Только правду говори! – Дергает призывно за подбородок. - Н-нет... - Н-нет, - передразнивает мило Пак с блестящими глазами, убрав руку и потрепав его по голове, как ребенка. - Я тебе верю, раз - нет. Ты же говоришь правду, примерный Мин Юнги. – На слове «примерный» яркий акцент. Чимин отходит, приоткрыв шторы, потянувшись в спине при виде на ночную панораму, и вновь следует в гардеробную. - Я не обещал говорить только правду, - произносит Мин, показавшись в проеме и встретившись с глазами в отражении, так как Пак стоит с руками в карманах напротив зеркала и в сладкой усмешке не верит в происходящее. Темный, синий, темный, синий... - Тогда тебя следует наказать, самый невоспитанный, - бархатный тембр в глухом помещении звучит прекрасно. Тёмно- синий - цвет их согласия. Юнги не помнит, как шагнул, взял сам плеть, не помнит, как встал рядом плечом к плечу, не помнит, как смотрел в свое отражение секунду, а в его - вечность, где Чимин мягко с передачей плети, переместил его передом к грани под выдох: «Это было всегда моё отражение, мои губы, эта комната не знает секс». Слегка задрав чужую футболку, с голодным глотком провел по ложбинке поясницы упругой вещью с нажимом, заставив Юнги свесить голову и задышать с дрожью в губы своему отражению. Плеть в нужных пальцах изумительно заиграла, заскользила, шлепнула мягко в тест-драйве сначала по переходу от талии к бедру. - Мы же не... ? Ты хотел забыть... - невнятно проговаривает Мин, опираясь пальцами в стекло. - То - да, тебя - не получается, - Чимин только предметом гладит, не в силах начать шлёпать. Он дрожит от беспомощности, он обожает ее до мурашек. Но беспомощность Юнги... это нежность, а не приручение. Чимин так не привык. Чимин видит красоту не для этого занятия. - Не могу... - плеть выпадает из рук, - не могу тебя даже трогать без согласия. Ты слишком для меня. Чимин впервые ничего не запер, открыл шторы в комнате, не выключил свет нигде, но гардеробная все равно создала атмосферу того места, где он господствует. Все идеально, но без согласия прикасаться прямо до дергающегося глаза не получается, а еще быть нормальным и принимать возбуждение нормально без больного фетиша. Ничего не получается, став он таким, но все получилось еще до, о чем жалеет безумно. - Но я согласен. - Шепчет Юнги. - И два года назад был тоже. - Нет, не согласен! Ни за что! - Чимин рыкает ему в ухо, кусая за пряди, ведя хотя бы носом по волосам. - Не смей лезть туда, где будет больно опять. Ты опять творишь со мной неправильные вещи. Ты опять неверно пользуешься ситуацией. - Тебе нужно письменное согласие, что я понимаю всю ответственность? - Прекрасно, что ты несовершеннолетний, и я не смогу это исполнить напрямую через тебя. - Отмотай на два года назад и повтори это снова себе. Чимин утробно рычит и прямо зубами тянет его шелковистые, рассыпчатые волосы в легкой злости, как ему насильно вбивают то, что было, будь он слабым и неудовлетворенным. Встав сзади, поместив руки Юнги плотным прижатием всех обеих ладоней прямо к зеркалу, он припечатывает его собой, пахом, прессом слишком тесно на хриплом дрожащем выдохе Юнги. Не успевает опять уследить, как внезапно и удачно выбило пробки во всем доме, как Мин в последний миг с задранной футболкой от трения отпечатал чуть больше своих рук, застонал молящим приятным мурчанием. Знак ли это, или реально остановка свыше во спасение Юнги, иначе зайдя дальше - стало бы больнее, ведь Пак снова метнул взгляд в отражение на свои первыми погрузившиеся в темноту зрачки, а также на галстуки позади. В этот раз не смогло бы обойтись без травм. - Мгх, как вовремя тебе повезло, - Чимин, уткнувшись ему в волосы в непроглядной обстановке, быстро и очень серьезно говорит. Голос резонирует в масштабе гардеробной, больше отражаясь от зеркала рядом. - Пожалуйста, уходи и больше так не делай, не смей заводить снова тему об этом. Я никогда не сделаю тебе, о чём ты догадался и узнал, а ты никогда не увидишь то, откуда эта плеть. Я последний раз держу себя в руках и не возьму твою красоту, потому с того раза все изменилось кошмарно... – Тянет за волосы сильнее. – Я тебя не хочу ни при каких условиях и соглашениях. Я не тот... и я могу жестко, больно теперь растерзать твою красоту до переломов, ты меня понял? Подбирай свой хвостик, котик, и вали из моей комнаты. Только по моей старой дружбе с Тэ ты тут, уясни наконец уже! Ты навсегда останешься его младшим братом для меня и не более! Юнги мазнув вспотевшими ладонями по зеркалу, слушает с опущенным красным лицом и давит горечь в горле. Выпрямляется и вяло дрожит. - Ты любишь боль? Я не подхожу под твою какую-то идеальную характеристику? - Мин ищет обходные пути, но не видит пока что их, кроме явной душевной проблемы. Позади новый Чимин с мыслями об его идеальности, к которому нужен новый подход. И Юнги не дурак кидаться на открытую угрозу быть изувеченным без знакомства. Он помнит вспышку первой боли, вновь дернувшись, как об горячий чайник пальцем. Тогда был глупым и насильно сам навязанным к нему все тем же влечением, что и сейчас. Но сейчас он вырос. Нужно что-то другое. Нужно что-то, что даст повод Чимину названную красоту (Юнги не совсем понимает какую именно из-за той же схемы про видение мира Пака не как все) принять даже с новым страшным увлечением. Юнги страшно за него, за себя во вторую очередь. Увидеть насильно монстра, о котором между строк вещает Чимин, нарушение личных границ без касаний и открытый эгоизм. Так не поступают с тем... кого любишь с первой юношеской любви и до сих пор, но тебя не любили тогда и сейчас все равно тоже. Юнги больно больше от этого. Нужно сделать так, чтобы, взяв Чимин плеть во второй раз, подвести его самого правильно к какому-то соглашению, главное - к внутреннему, что он влюблён по уши и, даже применяя боль, шептал: - Я люблю тебя больше, чем своё темно-синее господство. Но, что и тогда, что и сейчас - Чимин в него не влюблен. Ясно же, думает Юнги горько. И это хуже плети бьет прямо по сердцу, ослепляя Мина в полной темноте, даже не зная он за всем водоворотом их стычек, что Пак Чимин пришел сегодня сюда потому, как просто мечтает об его касаниях уже несколько недель подряд. - Я люблю чужую красивую боль, - напоследок отвечает глухо, принимая следом новый вопрос от Юнги: "И тебе самому от этого не больно?", - ты мне не подходишь, - дополняет Чимин и целует в самую макушку слегка завитых волос с закрытыми до боли веками.