Mr. Playbad

Дойти до квартиры Юнги как-то смог, не о оборачиваясь на плетущегося Чимина следом в запахнутом пальто на голом теле, а вот с закрывающейся дверью в квартиру с глухим приятным щелчком совладать не смог. Его мысли тут же сжались до размера в крупицу, зацикливаясь он только на Чимине с разворота и с прижатием к этой же двери. - Тише, эй, - Пак еле выдыхает от напора, приподняв глаза из-под длинных ресниц. Он замерз, но дрогнул не от этого. - Что ты хочешь? - Расцеловать тебя, - наперев еще больше, перехватив пояс в развязке, который стягивал Чимин между пальцев, Юнги пуще дуреет от него и этого вечера. Откуда такой напор идти до конца, сам не понимает. - Всю ночь целовать тебя за отобранное у меня время делать это уже столько лет. - наклоняется лбом к его, смешав пряди волос. - Ты признался мне в любви - теперь я хочу сделать с тобой все, что мне не позволял. Чимин от жаркого касания его пальцев опять реагирует почти что, как натянутой струнной на гитаре. - Так дрожишь... – комментирует это Мин. - Я же искупался вслед за тобой и продрог, глупый, - некогда призывный голос к подчинению стал настолько дрожащим, невинным, как у Юнги от этого сердце раздваивается на: оберегание и желание. Чимин не отталкивает, пытаясь немного успокоить их двоих одновременно лишь энергетикой быть вразумительными, но все его попытки стали тщетными в тот самый миг, когда он оголился прямо в такси. Он не привык ощущать дискомфорт, холод, жёсткость, не дай бог, еще и боль. Но даже такая оплошность сейчас его не беспокоит, а лишь подгоняет зачем-то дразнить Юнги. Ведь у этого мальчишки так по-взрослому глаза горят от плескающихся мыслей, словно как второй раз ныряешь в бассейн, ведь у него такие жаркие руки, такое приятное дыхание животом в живот Чимина, такое чувство нежности к телу лишь малыми попытками сейчас потрогать по холодным костяшкам. Под всем этим Чимин превращается вновь в подростка и тихонечко стонет внутри. Юнги касается пальцами его подбородка, словно так изысканно обращается с драгоценностью, опрокидывает под углом, чтобы Чимин только смотрел на него. - Согреть тебя? - Шепчет хрипло Мин. - Как? - Как? Тебя никто не согревал? Совсем и не в постели? - Лёгкое удивление от Юнги с такой обворожительной юношеской ухмылкой, а Чимин терпит прострел в груди, замирая на его чертах. Мысленно прикидывает сколько еще тот будет становиться красивее. А что станет, когда Мин будет... мужчиной? Он видел его взросление и ощущает надлом ценителя искусства, когда неизменная модернизация во всем несет за собой перемены и не предупреждает, не подготавливает, прижимает так же к стенке. Так же, как он не был готов встретить его снова в своей жизни... и влюбиться на этот раз сильнее, прямо с того самого момента падения с чемодана. Чимин бы сам предпочёл свалиться, подставив руки и туловище под него такого. Инстинкт самосохранения отточен в себе на все сто для выживания, а инстинкт на Мин Юнги - и есть сама жизнь, как оказалось, и никуда никак не уходит из сердца. - Ты стыдишь меня таким вопросом, - тушуется Пак, дрогнув губами в печали, - не думай, что умнее меня в вопросе секса и методах согреваться. Ты еще слишком мал определять, чем заниматься двоим в одной комнате. Завидев заминку в деликатном вопросе впервые в этом человеке, Юнги успокаивающе гладит подбородок, высекая красивую линию челюсти. Пак продолжает доминировать, но это вопрос секунды, знает Мин. - Со мной было тепло ту самую неделю, не так ли? Замерев окончательно, Чимин утопает в его взгляде, погружается в прошлое. - Мы делали это каждую ночь: твоё дыхание было с каждым разом горячее, а мне все меньше больно. Никто из нас ничего не определял, мы просто брали и делали это без счета времени, помнишь? - Юнги рассудителен и аккуратен в подборе слов, хотя сам почти не моргает, не соображает и не дышит. - Зачем ты стал искать способы доставить боль, когда нам было так хорошо вдвоём и без этого? - Я помешан, не знаю, как объяснить, но... - Чимин подрывается вперед, перехватывает ремень от пальто с его рук и легкой петлей набрасывает на запястья, чтобы притянуть Юнги, - я неправильно сломался в ту неделю, когда ты был подо мной и терпел все, что я копил. - Ничего я не терпел... - Терпел, - туже стягивает ремень Пак, завидя гримасу дискомфорта на лице Юнги, - и себя отдал мне так расточительно. Ты мог бы встречаться с любым сверстником и забыть обо мне в считанные дни. Зачем ты сделал сам этот шаг? Зачем ты лег ко мне, Юн-и, у тебя ведь тоже осталась боль с того дня? Твоя жизнь подпортилась с моим появлением, не отрицай. - Я любил тебя, - Мин свободными пальцами хватается за участок ремня и не дает сделать себя слабым, - я люблю тебя-тебя-тебя и до сих пор не вижу в тех днях свою психологическую травму, нежели ты. Два человека, чувствующих друг к другу нечто большее и спящие в одной кровати - это нормально, Чимин! Вот, что я только думал, ведь видел твой взгляд на меня все те годы - все это нормально, если это любовь. Мы поменяли друг друга собой же, не заметив, что стали настоящими. И те разы не были больными ни капли, если тебя вовремя и после всего целовали так, вспоминай, пожалуйста! Поравнявшись лицом к лицу, Мин с хрипом прилегает к его губам и почти податливо чуть не вздыхает в перехвате от самого Чимина. Сердце давно по ощущениям опустилось к животу и плодит там вибрации электрических волн, начиная от мурашек на затылке и кончая иголочками в коленях. - Хочу только тебя, - проговаривает в поцелуй Юнги, раскрыв ему шире рот, - не могу ни на кого смотреть вообще. Пак, опустив безвольно руки от приятных речей и полностью отдав контроль над раскрывшимся пальто, под которое Юнги уже проникает и хватается за талию, опрокидывается назад на дверь. Никто так не целуется, как желающий быть рядом Юнги, когда Пак также попробовал и не смог уже забыть. Красота этих поцелуев скрыта, как вся жизнь Чимина. Они становятся ниже скользкой дорожкой языком по шее, груди, прессу, точь-в-точь по указке под пальцами Пака, запущенными в густые волосы Юнги, пока тот приседает вниз. - Еще, - шепчет Чимин с мягким стоном от прикуса губами в тазовую косточку. В глазах миражи, повторение той сцены. Забыть ее времени было предостаточно, но он не смог, так и повторяя периодично сам себе в темно-синей комнате под очередную связку чужих рук пассивов, - нежнее, Юн-и. Не смог забыть, потому что фетиш видеть Юнги на себе, чувствовать его укусы - слишком сладки на привкус, чтобы забыть самое лучшее на пробу. Его просили быть нежным, терпимее, но он не хотел, игнорировал, рвал барьер и сильнее только ужесточил пребывание в комнате. Заигравшись окончательно в дарк с примесью боли, ввел такой образ жизни в нормальное состояние, совершенно забыв, как собственная душа стонет, бунтует и зовет именно таких поцелуев. Губы Юнги слегка неумелые, совершенно не видавшие других партнёров, а оттого и трепетные на выдохах в осторожности, ласковые при захвате кожи до лёгких засосов на бедре. Чимин невесомо скидывает пальто, оставшись нагим в том свете, какой есть сейчас в квартире. Подобрав пальцы Юнги на своём прессе, переплетает со своими и осторожно хочет его увести прочь от входа прямиком в глубину своей комнаты, в настоящую закрытую от чужих глаз атмосферу. Привычное зеркало в гардеробной встречает их отражением слившихся тел в объятии, пока скидываются вещи Юнги по пути. Чимин ягодицами тычется в комод и ловко так усаживается, раздвинув ноги, не отрываясь от губ. - Такой жаркий, - вобрав немного воздуха сквозь поцелуй, Пак поглаживает его оголённую горячую спину и смотрит на румянец острых скул, - я тебя делаю таким? - Конечно, - хрипло шепчет Юнги и бросает легкий прищуренный взгляд с блеском, - ты и сам не льдинка, господин Пак. Будь со мной горячим. Акцент - горячим, а не грубым. За этими словами Мин наклоняется к его груди, одной рукой клонит спиной окончательно на плоскость комода, другой гладит бархатистую кожу на бедре. Секунды не хватает сообразить, как действовать дальше, ведь Чимин призывно стонет от колоссально приятного прикуса соска, выгибается на скользкой горизонтальной поверхности. Добавочное поглаживание ноги скрещивается с этим контактом до умопомрачительного, стоит Юнги с переменной оттягивать зубками и почти сосать, перекатывать языком пирсинг на покрасневшем соске. - Агх-х~, зайчик... - Чимин краснеет ушами, взрывается подкожно прямо по венам, безвольно ослабев в ногах. Это было, черт возьми, больно и приятно до самых звездочек из глаз. - Еще? - Чмокнув в чувственный сосок, в линию перехода между грудями с малым привкусом хлорки от бассейна Мин слегка приподнимает взгляд и устраивается удобнее. Не забывает гладить свободными пальцами каждую ухоженную частичку тела. - Играйся дальше, - интимно глухо и страстно слышится ответ. - Так ты - мне разрешен по договору? - Попробуй запрети тебе... - еле окончив фразу, Пак выгибается в пояснице и окольцовывает крепкое тело ногами полностью, потому как Юнги сдвигает насколько мышцы позволяют обе его груди и лижет поочерёдно каждую в быстром темпе. - Славные, - комментирует Мин проколы, чмокая нежно, - ты возбуждаешь меня касаться твоей груди постоянно, знаешь? Люблю твою чувствительность. Некогда холодные пирсинги намокают и становятся жаркими от слюны добавочно, блестят и заводят осматривающего Чимина с периодично вскидывающей головой. Затем муторные прикусы доводят до слабого онемения и томного стона закрытыми пока губами, но тихим быть невозможно. Естественно проколы Чимина были сделаны после таких ласковых болей, как спусковой рычаг возбуждения. Юнги где-то насмотрелся в интернете несколько техник и выбил Чимина в первую же ночь из равновесия вообще быть в равновесии этого мира. Он чуть не грохнулся с того злосчастного дивана, постыдно не подняв шум в ночи, но удержался, также обвив своими ногами бедра Юнги, а руками зацепившись за край и спинку. Тогда он ослабел в секунду и забыл, что вообще занимает активную позицию, простонав от удовольствия мальчишке в ухо на очередной прикус тире поцелуй сосков. - Хочешь я сделаю тебе минет? - шепнув прямо в прямую линию живота, Мин повёл носом вдоль складочек и замер у пупка. - Я все еще помню технику... твою любимую. У Чимина колики мелкими иголками в животе от предложения, как даже мысли уже могут стать материальны и довести его так. - Мм, думаю, я сегодня кончил уже, - слегка приподнимаясь на локтях, Пак в сладкой дремоте осматривает его красивые закрытые глаза и мягкие, любовные поцелуи в живот, - хочешь тоже? Ты прервался в особняке и сбежал. - Хочу им, - подтвердив желание, Юнги чмокает в основание члена, что стоит уже добрые несколько минут еще от двери, - доведи меня им. С выставленным горячим кончиком языка Мин скользит по всей длине органа, оставляя мокрый след и чуть больше капель на самой головке, уздечке. Сейчас оттуда потечет больше, не сомневаются оба, что застывший Чимин с ощущением всех возможностей обладать своим человеком, что Юнги отстранившийся передом к излюбленному зеркалу. Утыкается в него грудью, щекой, частью губ с дыханием и, - на полный фетиш Чимина видеть там воочию монстра, - обеими руками в опоре с отпечатками пальцев. Ожидает в шумном дыхании плечами вверх-вниз. За время поднятия и приближения Пака, Мин смотрит в зеркало и дуреет от нескольких чувств сразу. Его может стошнить от волнения в любую минуту, скорее даже в секунду от этих потемневших глаз Чимина позади, но все притупляется только от одного прижатия мягким телом и постепенного чувства наполнения в себя. - Ах, податливый мой, все еще принимаешь меня, - шепчет вдохновенно Чимин, перехватывая его пальцы и скрещивая тоже с упором на зеркало после окончательного вхождения. Ноги Юнги так и сходятся в коленях, бёдрах, вызывая дополнительно приятную тесноту, чувство не всего и сразу по нарастающей. Чимину нравится такая активная роль в своём все еще ослабевшем амплуа, ведь продолжает гнутся к нему за теплом, опадает на спину с поцелуями шеи и зарываниями носом в пряди. Под каждый чуть меняющийся стон интонации в сторону боли, он замедляется и делает членом не слепые толчки, а почти волны в упругие ягодицы. По отражению еле видно, но лицо Юнги расслабляется, а прикус нижней губы и довольная дрожащая улыбка означают верные действия. Для него он готов слабеть хоть на каждой секунде, ведя пальцами по запястьям без мысли заковать их и снова подвесить за цепи под потолком. Пуще, но он даже ревнует уже Юнги к своим ремням, до сих пор не скрывая, как приятно от заявления самому быть главной игрушкой. Действительно, Чимин может все связки, прижатия, глубокое проникновение, с которыми игрался при помощи предметов, заменить только одним единственным - собой, конечно же. Он не был ни с кем так расточителен в себе до сиплого стона в изнашивании и почти мозолях от трения о бедра, ягодицы, спину. Ему не важен так внешний вид, как в многочисленных зеркалах темно-синего господства, и сейчас в отражении собственный монстр утопает только в наслаждении без посторонних мыслей. Это прекрасно. Прекрасно, потому что делает это с ним. - Будешь спать со мной? - Слегка расставив бедра Мина, он подбирается пальцами с тазовых косточек к его члену спереди. Прилегает на правое плечо, чтобы видеть глаза в отражении. - Ты про секс в договоре? - Выпрямившись, тем самым еще сократив дистанцию между их телами, Мин забрасывает одну руку к нему назад и гладит часть головы, ухо, щеку. Прихорашивает своего любимого. - Ночь и сон в моей кровати, - поправляет Чимин, замерев органом в самой ощутимой точке внутри, дав Юнги содрогнуться всем телом и проскулить так мило. Под возбуждением его лицо еще прекраснее с этими алыми губами и почти разглаженными от любых складочек-изъянов чертами, - и про пункт секса - делать тоже со мной. - Внёс корректировки? - Мин топит скрыть улыбку деснами за коротким выдохом, но его тут же сдает выставленный кончик языка при сильном стоне. - Просто не хочу ни одну ночь, где нет тебя, - замерев в нем для передышки, Пак дышит в плечо и целует туда же, - ты в порядке, продолжаем? Мин кивает, облизывая губы. - Я всё подпишу, где будет твоё имя, господин Пак. - Начни меня называть просто Чимин, - нетерпеливо толкнувшись, Пак оголяет крайнюю плоть Юнги столь аккуратно и хочет ускориться напоследок. - Чимин, - хрипит нежно Мин, смакуя слова дрожащим голосом, - Чимин...Чимин-и. Опрокинувшись полностью на него, Юнги сонливо открывает глаза и наслаждается отражением, в особенности на себе обхваченными руками Чимина. Одной тот беспорядочно гладит заметный пресс под тонкой кожей, другой насколько позволяет длина пальцев держит ощутимый диаметр органа. Ну, а третьим тактильным ощущением сзади он сотрясает Юнги под самые сводящиеся бедра в вынужденном положении, а оттого и до оцепенения в суставах приятном. Чувство стеснения, связывания только сейчас доходит истинным смыслом до обоих. - Я закован тобой со всех сторон, - шепчет Мин, не сводя глаз с мужчины позади, - посмотри, как это красивее всех твоих цепей. Не отпускай меня. Можешь погрубить, правда, если хочешь. - Хочу, не отпущу, наслаждайся, - ведя носом по уху с серьгами, Чимин целует влажно, обожает подкинутый комплимент и плавно перехватывает одной рукой обе кисти Мина назад, начиная ускорятся до финальной стадии. Наклон выбивает суставы напрочь, но не доводит до вывихов. Насколько Юнги данный способ нравится не запечатлеет ни одна профессиональная камера в студии Чимина для моделей. Такую реакцию ловит только отражение, ловит даже не монстр, а мужчина с влюблённым сердцем в его красивое, живое произведение искусства. В развязке струйным оргазмом прямо в ладонь Чимина Юнги вовсе свешивается головой с мокрыми волосами и стонет так призывно к действию расцеловать себя, уложить в кровать, мягко гладить для спокойного сна. Он выбит этим днем с самого его начала, надев только юбку, а окончив сексом у зеркала, которому в отражении себя прошептал: - Сегодня я для тебя плохой кролик, Чимин-и. И мне опять не жаль. Как и ушел с теми мыслями, с теми же вернулся, уверенный в том, что нет ничего плохого, как все еще хочет нырять с головой под синее одеяло и любить Чимина любого. - Нам же было хорошо? - Сейчас?.. Очень... - Хочу, чтобы и тогда тоже. - Мин держит свои руки поверх его ладоней на себе и не отпускает даже отстраниться. Рассматривает, любуется. Чимин тоже после оргазма прижимается в объятия сзади, не выходя из теплого тела, и шепчет: - Я ждал тебя каждую ночь, - целует нежно в покатое плечо, - и продолжаю ждать, - скрывшись в наклоне лбом от темной правды разницы в возрасте и ощутимых последствий с самого начала, Чимин никуда его больше не отпустит... и сам не убежит. Ведь им не больно... им хорошо вдвоем, как и было сразу. - Зайчик, больше не надевай таких вещей, хорошо? - Ведя носом по шее, Чимин плавно собирает жидкость с его бёдер и живота. - Для публичного секса я найду способ тебя удовлетворить и без этих лишних глаз на твое красивое тело. - Сейчас я мокрый зайчик, - шутит Юнги, остывая в одышке с шумным дыханием, - почти трижды от тебя. Хорошо, не буду, я сам переборщил с этим маскарадом. Его ноги трясутся последний раз, пока Чимин выходит, принося горькую пустоту и холод от остывающих жидкостей на себе. Но все сменяется поэтапно на горячий совместный душ, теплое молоко прямо на постели и в мягкой пижаме в обнимку с Чимином под боком. Тот сам подбирается плотнее, подстраивается добрые несколько минут в шуршании, непривычности с кем-то спать спокойно и находит позу уткнуться ему в щеку самой комфортной. - И как завтра тебя фотографировать на обложку самого нашумевшего сейчас журнала из-за моего пиара выставить модель мужского пола? Юн-и, ты очень плохо поиграл сегодня, - чмокает Чимин в скулу, выдохнув досадливо и с легким шлейфом злости, но она почти неощутимая. Ведь как злиться, когда самому понравилось от и до непослушание. - Я хотел только поиграть с тобой, чтобы заметил. - Я всегда тебя вижу. - Об этом и думай. Я стану просто очередной обложкой, не больше. - Не хочу, чтобы другие смотрели на тебя, - еще делает жалобные попытки высказаться сонливо Пак. - Эй, - развернувшись к нему, примкнув почти носом к носу, губами к губам, Мин доверительно смотрит, - камера никогда не снимет и часть того, что я чувствую к тебе. Обложка принесет тебе успех, вот наша цель, хорошо? Но ты... просто расслабься завтра и думай... - Юнги сначала целует в подставленные губы, затем тихо оканчивает, - как я буду думать о тебе в себе после всего. - Ох, - Пак подавляет выдох с трудом, приняв еще один поцелуй, - ты даже говоришь красиво. Пожалуйста... - сглатывает, - не показывай завтра на камеру взгляд... который только для меня. Юнги кивает доверительно, сам внутри сотрясаясь в смятении, как он вообще будет фотографироваться в неизвестном пока амплуа при посторонних людях. А если нужно быть вновь голым полностью? Выбор поз также не обговорили. А на каком предмете он станет позировать? Или стоя? Прямо перед всеми с голым органом? Верят ли. Чимин никогда в открытую не пропускал даже на разворот порнографию. Его работы, точнее работы, сделанные руками фотографов под его указкой - всегда были необыкновенными, живыми и завораживающими. Все время можно потратить, чтобы разглядывать детали, забыв уже про животное возбуждение. Они оба сейчас думают об этом, слушая сердцебиение друг друга в объятии. Чимин молчит, зная прекрасно, как Мин в его профессиональных обязанностях разбирается лучше него. Они похожи внутренним взглядом на такое искусство, поэтому так сошлись удачно и прочно. - Если я испугаюсь... камер, просто окружения и так далее, - Мин проговаривает с эхом в комнате, - ты будешь рядом? - Я буду контролировать все, - отвечает Пак, - помнишь, твое сексуальное и просто здоровье возлагается на меня? Послушав еще несколько ударов собственного сердца, бьющегося от счастья, Юнги поджимает губы в смущении, как прижимает к нему все конечности. А Чимин замечает и ощущает тоже его тахикардию, слегка заволновавшись, вдруг что болит. - Мое сердце любит тебя. - успокаивает Юнги. - Ему не больно, Чимин. Это самое красивое, что слышал Чимин, даже прикрыв глаза в ощущении творить. Он нашел того, кого искал во второй раз своих ошибок. Жизнь коротка, но искусство вечно.