***
На деле, городом сам Нави назвать сейчас очень сложно. Из когда-то процвитающего в этой антиутопии живого города, его превратили в поле трупов и разбитые о камни детские мечты. От бывшего населения, превышающего шестьсот человек, осталась лишь гнусная сотня, половина из которых навечно обречены быть психопатами, запертыми в своих домах.***
Флюгеры шумно стонали и скрипели, будто молили о пощаде, просили укрыться от ледяного ветра в деревянном доме. Нервно завывала соседская свора псов, скуля и трусливо прячась в амбар. Освещая дорогу мигающим фонарëм, шатен шагал по заезженной, неровной дороге. Под трясущимися ногами хрустела сухая трава, словно кости тех, кто был похоронен здесь. Плодородная почва давно утопталась приезжими, оставляя после себя лишь каменистую, безжизненную землю. Взгляд размывало усталостью, заставляя смотреть на всë через муки. Глаза закрывались, но острые камни под плетущимися ногами, будто они отдельно от тела, напоминали о сохранении бдительности. Улица сужалась, фонарные столбы, что раньше светились и моргали, сейчас и вовсе потухли навсегда. Туман белел, а ветер играл неприятные мелодии на скрипучих половицах. Вокруг ни души, а души витают вокруг, заставляя каждый раз невольно вздрагивать, когда они пытаются найти в истощëнном теле, что тащится по сырой дороге, хоть кусочек былой жизни. Доковыляв до уже по своему родного места, он поднял голову к потухшей свечке, стоящей на стальном почтовом ящике, что сварен из нескольки ржавых кусков металла. Удивительно, зачем они вообще здесь есть? Дома люди строили себе сами, материалы добывали сами, собирали мусор, ходили за водой. А беспонтовые почтовые ящики были вкручены в грунт ещë до появления парня в этом городе. Но, как ни странно, он всегда, всегда проверял коробку. Потому что знал. Он знал о том, что кто-то в этом мире ещë ждëт его. Засунув руку в некую почтовую рассылку, кареглазый достал оттуда письмо, как всегда изящно завëрнутое в слегка помятый, поплывший от вчерашнего дождя конверт. На нëм был написан только адрес получателя, ни больше, ни меньше. Наполовину оторваным сургучом был залит клапан бумажного конвертика. Приподняв голову, взгляд сразу же упал на дом. Маленький, небрежный брусочный дом. Но он был своим, как крепость, в которой хотелось укрыться, спрятаться от внешнего мира и никогда больше не страдать. Поднявшись по скрипучей лестнице на крылечко, охваченное ветхим ограждением, парень схватился оледеневшими руками за неясного сплава ручку двери. С верезгом приоткрывая еë, он ступил на порог и в грудь сразу забрался запах дома. И не свежего, только отстроенного домишки, а такого родного, как в раннем детстве. Помните? Когда в праздники вы бегали от одного родственника к другому, в дурацком костюмчике или даже того хуже. Когда смотрели мультики на старом бабушкином экраннике, а вам постоянно говорили: «—Отсядь от телевизора! Зрение погубишь.» А ведь так и не погубили, да? А сколько счастья тогда было… После школы– сразу бежали домой, сначала кушали, а потом выбегали на улицу гулять с друзьями. Покупали булки хлеба за копейки, одну домой, а другую крошили и прикармливали голубей. Или как дедушка усаживал вас на коленку, приказывая рассказать ему стишок за самую вкусную конфету. Как отец помогал взобраться к себе на шею, а затем как вы бегали по комнате с криками и отстреливая пришельцев, играли в войнушки. Запах детства, запах тех касет и старой музыки, запах свежести, солнечный свет… Почувствовали, правда? Так вот теперь забудьте. Забудьте всë, что у вас когда-либо было. Мир жесток, мир не щадит никого. Люди жестоки. Они портят всë. Они причиняют боль, даже не осознавая этого. Манипулируют, чтобы заработать выгоду себе, не думая о последствиях. Но люди и влюбляются, строят жизнь. Моментами разрушая всë, что строили долгие годы, а затем снова взбираясь по социальной лестнице. Аморальное отношение людей к жизни и привело нас всех к тому, что мы сейчас имеем. Разрушенная в прах экономика, дефицит раньше жизненно важных материалов, угробленная экология, пассивно-агрессивный социум. Разве всë это стоило того? Нет, думал про себя парень. Ведь всë могло быть хорошо, если бы не люди. Но делать нечего. Время не отмотать назад, прежних людей не вернуть к жизни… Выдохнув тяжесть прошлых дней, парень потоптался на небольшом травянном коврике, сжал письмо в руках и захлопнул дверь, заперев еë на хлипкую щеколду. Скинув с плеч тяготящие брëвна и хворост, он прошëл к кругловатому на вид обеденному столу, у которого находились два дубовых стула, сколоченных небольшим количеством гвоздей. Зачем ему второй стул? Знал бы шатен ответ на этот вопрос… Но убирать его совершенно не хотелось. Эти мелкие, совершенно не имеющие смысла вещи, создавали иллюзию тепла. Будто вот-вот дверь распахнëтся, в дом проникнет запах свежего пирога, зазвенят стаканы в давно забытом сервизе, забитые пуфики пододвинутся к столу, заиграет мелодичная частота радио, зашуршат бочонки пряностей, отворятся окна, засвистят трели весенних птиц. Как-будто он не один, как-будто он не одинок… Постучав пальцами по деревянной столешнице, парень сделал несколько шагов к серванту, распахнул его, при этом прочихиваясь от годовалой пыли. Сморщившись, он потянулся к верхней его полке и достал оттуда простой глиняный стакан. Поставив посудину на стол, он ещë пару минут порыскал по гарнитуре, в поисках подходящего чая: «Успокаивающий», «имбирный», «для хорошего сна», «цитрусовый»… Остановившись в выборе на брусничном чае с примесью мяты, шатен слегка замешкался, и в этот момент сквозняком сдуло конверт в сторону шаткой кровати, больше похожей на больничную койку. Оставив заварочные травы на том же столе, он на раз прошагал в сторону, присел на корточки и застыл, не поднимая письмо. В глаза ему бросились древние, давно зачитанные книги и глянцы, что не доставались из-под преклонного матраса месяцами. Среди них лежали и новые, непрочитанные. Порадовало и напоминание о журнале «Мурзилка» старого тиража… Да. Хорошо тогда было. Поднявшись с пола, парень отряхнулся и покрутил в руках книжку в тëмно-зелëной обложке. «Путь к спасению». Занятная книга. Наверное. Но есть ли смысл еë читать? Ведь прочти ты книгу, озарение, как солнечный луч, явно не опустится на тебя с неба. Хотя это сравнимо с тем, чтобы искать смысл жизни. Усмехнувшись, он оставил еë лежать на подушке и наконец заинтересовался конвертом, до сих пор одиноко лежащим на холодном полу…***
В руках письмо, а в нëм– узоры. Узоры размокшей бумаги, старых замызганных чернил и клякс. Усевшись на покрытую грубым одеялом кровать, что скрипела и хлипко шаталась из стороны в сторону, юноша постарался разобрать то, что было изящно начиркано там…***
Это какая-то новая небылица или способ глумления? Всë, что было написано в этих письмах– не внушало никакого доверия. Друг? Серьëзно? Откуда отправитель знает парня? Почему никогда не показывается на глаза? Вопросов было несчитанное количество. Будто сей поклонник находится где-то рядом, ходит по пятам, дышит прямо в спину… По рукам пошли колючие мурашки, странное чувство– эта неизвестность. Так ещë и с предшествем этих писем, шатена начали посещать жуткие кошмары по ночам. Раньше такого не было. Но уродливые лики проникали в сны всë чаще, странные фигуры во тьме, постоянные сонные параличи. И каждый раз, просыпаясь в холодном поту, он боится сделать лишний шаг, оступиться, упасть в пропасть снова… Отведя глаза от протëртой бумаги, он поëрзал на койке, потупил голову, при этом растормошив волосы. Что-ж это такое? Наровящее чувство, жажда, глупая зависимость… По комнате прошëл тихий гул ветра, что поднялся за это время на улице. С противным свистом он проникал в просветы окон, которые не лучшим образом были установлены в деревянный каркас дома. Поднявшись с кровати, парень оставил письмо, нарыскал в кухонном ящике провод, а затем дотянулся и до старого кипятильника. Взяв его за пазуху, он отворил нижний шкафчик деревянной гарнитуры и достал оттуда алюминиевое ведро. Подойдя к выходу, он тяжело выдохнул, а затем повернул сивую щеколду, отперев дверь.***
Ветер засвистел в ушах, встормошил волосы, будто пройдясь по ним ледяной рукой. Закрутил сухие листья в немом танце, заставил траву плясать под его великие симфонии. Шаг за шагом атмосфера смягчалась, его словно подхватывало на ветру, облегчая тяжесть. И музыка воздушного вихря уже вовсе не была неприятной, она запела, словно летняя птичка под греющим солнцем поëт свои трели. А залилась так, что мелодия воя заклонила в сон, что захотелось остаться, подружиться с этим ветром и никогда больше с ним не расставаться... Как жаль, что лето уже подошло к концу. Дремучая бездна отозвалась приглушëнным эхом. Будто отвечая парню на все вопросы, как будто знала... Она то знала, и таила в себе что-то такое, что неведомо ни единому человеческому лику. Так и хотелось порой попросить у тьмы: «Покажи мне, покажи то, что никому больше не покажешь...» Но темень не ответит. Она лишь отзовётся знакомым голосом, пустым и бездушным: «Покажи мне, покажи, покажи...» Привязав ведро льняной верëвкой, дополнительно перекрученной тонкой проволокой, парень закрутил ворот за ручку и спустил его на самое дно колодца. С растущим эхом алюминий ударился о гладь воды, послышались глухие всплески, холодный воздух ступил наверх. Шатен осторожно налëг на крутило и аккуратно, отдавая силы, начал прокручивать его. Верëвка натянулась, старый механизм заскрипел... Шум ветра стих, но вой не умолкал, он пронизывал тело до каждой бледной кости, заставляя каждую из них греметь внутри. Ноги подкасились, но собравшись с мыслями, парень подхватил ведро с ледяной водой на руки и поспешил вернуться в дом. Половица заскрипела, дверь отварилась, загудели несмазанные петли. Зайдя и захлопнув еë за собой, парень почти поставил тару на стол, но с подсточенной временем ножкой он чуть было не перевернулся под такой тяжестью. Решение последовало за действием, ведро отправилось на пол. Вой не стихал и кареглазому только сейчас пришло осознание, как снизорение, в голову. Он был прерывистым, явно не от ветра... Додумая что-то своë, юноша подошëл к окну и приоткрыл тонкие занавески. То, что он увидел– не было таким удивительным событием, но это заставило его отринуть от окна и судорожно перепроверить щеколду на двери. Волки. Эти хищники частенько заявлялись в город, но на этот раз, они выглядели уж слишком ожесточёнными. Они рыскали в поисках добычи, голодные, свирепые и бдительные животные страдали от нехватки пищи. Ведь в округе не сыщешь дичи, всë что было– давно истребители люди, в частности скитальцы-сталкеры, что бродят в этих лесах. Но ещë бы чуть-чуть, и дичью мог оказаться парниша... Мурашки пошли от осознания, что такая стая с лëгкостью могла бы содрать всю его кожу, обгладать мясо и выгрызть кишки... Мерзость... Серой гущей в городок ввалились незванные гости, да, таковой казалась бóльшая масса стаи, волков одиннадцать он уж точно насчитал. Был там, кажется, ещë чëрношëрстный волчара… Но, что необычно– самым большим санитаром леса оказался громосткий псовый, что стоял впереди всех и шерсть его освещалась смуглым серпом луны. Он был идеально белым. Таким свободным, сильным и уверенным. И на тот момент всë было видно сразу– это определëнно их вожак. Но и совершенно несложно заметить, как у волков всë легко устроено, самый смекалистый и крупный– автоматически становится вожаком стаи. Жаль, что у людей это работает чуть иначе. Достаточно лишь уметь привлечь внимание окружения, и ты уже становишься звездой общества. Будешь ты карлик со сморщеным носом или симпатичная девушка– не важно, всë равно не сможешь иметь души. Лишь стеклянными глазами глядеть в видеокамеры, отталкивая груду папарацци. А вот волки… У них в глазах вселенная. Они не желают зла, они живут своей жизнью, заводят семью. Всю жизнь проживя с одной волчицей, волк никогда не изменит ей. А если кто-то из них погибнет, то одинокий хищник никогда не найдëт замену, оставаясь верным тому, кого потерял. Человечеству стоит поучиться у волков. Гордая стая направилась на юг, не найдя ничего съестного в городе. Но одна пара хищников отстала, углядев в окно своими глазами-бусинами лишнего наблюдателя. Быстро закрыв шторы, шатен наконец отлип от окна. Да... Не сладко им. Когда-то они жили свободно, а теперь готовы жрать друг-друга, лишь бы пропитаться... Смешно лишь то, что у людей всë абсолютно так же....
Развернувшись в сторону большого стеллажа, перед глазами всплыло измучанное временем и пылью стекло, что не протиралось месяцами. Холодное и грязное, оно больше не могло сверкать так, как раньше. Парень дыхнул на серую поверхность, казалось, что вот-вот она покроется узором инея. Подстянув рукав тëплой рубахи, он протëр толстое наслоение грязи, да так, что увидел в отражении лицо. Да, оно было его, родимое, но будто совершенно незнакомое. Тëмно карие, глубокие, усталые глазные ямы. Волокна каштановых волос, свешанные на лоб, что давно не вьются и не блестят. Отросшая борода и небрежные усы над обкусаными губами. Усыпанная покраснениями бледная кожа, угловатые скулы, небольшой шрам на брови. Это и есть он. В глазах робко засверкали и впитались слëзы, лицо в отражении поплыло врось, а потом вовсе исчезло. Взгляд же упал за чистое стекло шкафа, где показались различных видов бутыли, разносортные банки и горшки, что уже давно пылились в старом серванте. Среди горки пыли нашлись и походные фляги, тяготящие дряхлые полки. Приторный запах, витающий в воздухе рядом со стилажом озяб на стенах ноздрей, защипал, зашипел и медленно проник в усталые лëгкие. *** Вдруг горечь резко подступила к горлу, а едкий ком остановился прямо в глотке. Желудок защемило, будто сомкнулась бельевая прищепка, концы пальцев и вовсе безостановочно стали дрожать.*** Со скрипом отварив стеклянные дверки стилажа и протянув руку, парень взял самую крупную флягу. Приоткрыв еë, он сполна вдохнул терпкий запах спирта, да так, что в горле защипало похлеще чем от горчицы на языке, а меж рëбрами что-то затрещало. Сделав глоток, жар прошëл по горлу, согревая до каждой клеточки тела. Руки расслабились, глаза закатились в усталые веки, заклонило в сон. Вот он, белый свет в конце туннеля. Но такой ли он белый, каким кажется?... Зависимость наконец исчерпана. Никаких страданий, никакой агонии, лишь только спокойствие и самозабвение.—
Он уже и забыл, что хотел делать до этого, и так происходило каждый раз, каждый чëртов раз, снова и снова... Он забыл, кем он был, ведь в отражении совсем другой человек, зависимый, несчастный, двуликий и чëрствый. А ведь раньше в его глазах играли искорки, жизнь кипела снаружи, душа ликовала внутри. А сейчас... Он пуст. И морально, и физически, это просто тело, закачанное алкоголем, не имеющее жизненных функций, не мыслящее. Но ведь не всегда он был таким?—
Я не знаю, никто не знает, только он сам. Только сны, являющиеся по ночам могут рассказать о том, что таит это бездушное тело. Ведь некому поведать, некому рассказать. Он один, совершенно один, у него нет ни друзей, ни родных. Никого. Никто не спросит, как у парня дела, никто не обнимет за плечи когда паршиво, не к кому уткнуться носом в макушку, некому сказать, как он мечтал о любви всë это время... Тепло достигло груди, будто обуглив стенки организма, наслоив защитный, непробиваемый слой. Теперь он под защитой, как в бронежилете, ни прострелишь, ни пробьëшь. Висок загудел, глухой толчок отключил мозг. Глаза заплыли пеленой и сомкнулись.***
Щебетание осенних птиц перебило сон. Они озабоченно гудели в уши, а солнце как на зло слепило глаза. Сухость в горле перебивала мысли, где же вода? Приподнявшись с пола, онемевшие руки затряслись под собственным весом, позвоночник заскрипел, виски завибрировали, а в черепе что-то зазвенело. С трудом поднявшись на ноги, парень опëрся об неустойчивый кухонный стол, ведь так и тянуло снова закимарить. Немного отдышавшись и прильнув к гарнитуре, он вслепую схватил первый попавшийся стакан и зачерпнул воды из ведра. Пить всë-ещë хотелось, но уже не так сильно, можно потерпеть. Мысли постепенно заполняли подсознание, вопросы бесчисленным количеством давили на беспечный мозг. Какой сейчас день? Старый календарик в углу не переворачивался уже пару лет, будто время навсегда замерло. И до сих пор, прямо как тогда, он помнит то 8 июня... Сколько времени он спал? Часы, некогда висевшие над кроватью, уже давно не идут, а стекло на них и вовсе разбито... Облокотившись спиной о шкафы, шатен постарался расклеить сомкнутые веки. Голова, казалось, сейчас расколится, по ней будто стучали молоточком, тук-тук, тук...- Осознание пришло мгновенно. А с ним и веки отварились за считанные секунды. Это ведь не в его голове стучит, это подвеска! Машинная подвеска! Колëса шаркают по камням, днище стучит об кочки. Тяжелое рычание двигателя всë громче и громче, неужели это...? Подорвавшись с места, кареглазый ударился плечом в дверь, отодвинул щеколду небрежным движением, чуть было еë не сломав. Вылетая из дому, он проскачил по ступенькам с крыльца и вышел на разъезженную дорогу. Солнце озаряло голубое небо как неистовый фонарь, излучающий бледно-жëлтые лучи, что заставляли поморщиться от яркости. Подставив ладонь к лицу, парень сделал некий тенëк над глазами и перевëл взор в даль. За пару секунд на горизонте показался лакированный чëрный джип с кузовом и прицепом. Сердце участило удары, надежда на лучшее таилась глубоко в груди. Там же, где таился и жуткий страх. Лязг колëс затих, мотор заглушился. Пред ним предстала крупная машина с затонированными стëклами. Давно он их не видел... Заведя руки за спину и продолжив смиренно ждать, в его голову так и приходила надежда в лучшее. Поднимаясь в мозг по нестабильному подсознанию, она, словно по расшатанной дырявой лестнице, старалась взять над парнем верх. Но с каждым шагом ты боишься оступиться, ведь одного колебания хватит, чтобы рухнуть в самый низ. А когда и так погрязший в гнетущей тьме человек делает что-то важное, у него просто не останется права на ошибку... С пассажирского кресла вышел мужчина в форме и взмахом руки направил на парня травмат. Брови шатена устремились к центру, дыхание стало тяжëлым, но он сохранял полное спокойствие и невозмутимый взгляд. По крайней мере настолько, насколько сейчас это было возможно для него. Аккуратно выводя руки из-за спины, кареглазый поднял предплечья и медленно покрутил кистями. Опустив их без разрешения, монотонным голосом, спустя столько молчаливых дней, парень уверенно заговорил с подченëнным власти: — Перец Эдуард Янович. – Эти слова прозвучали непривычно и льстиво даже для него самого. Давненько он не представлялся никому... Прищуривая глаза, шатен оставался предельно серьëзным, в особенности тогда, когда на него направлен прицел огнестрела. Один выстрел и ему точно крышка. Но человек, стоящий напротив, обернулся в сторону открытой двери автомобиля, как бы обращаясь к водителю, и развернувшись обратно, кивнул кареглазому, давая одобрение на дальнейшие действия. Представившись, капрал выпрямил стойку и убрал пистолет в кабуру. И отдав честь жестом руки у виска, он отошëл в сторону кузова. Прошагав вперëд стуча неподъëмными берцами по земле, военный удалился. Последовал глухой щелчок из-за автомобиля, а затем показались около десяти размытых фигур, одна за одной... Многие из них были довольно низкими, что даже в дрожь бросало от мысли, что этими людьми окажутся дети... Они просто не смогут здесь выжить, эта учесть даже для зрелого человека останется испытанием на всю жизнь, не говоря уже о детях. Парень мгновенно потерял бдительность по вине мыслей, а сосредоточиться снова у него никак не удавалось. Дрожь прошла по рукам, воспоминания о тех днях всё-ещë давали о себе знать. И как-бы Эд не хотел, он никогда не сможет об этом забыть. Очи забегали, а в желудке на верëвках повисли бабочки. Он бы хотел сейчас упасть на колени и впасть в рыдания. Но не может. Слëз не осталось, а жизни прошли словно мгновения. В глазах потемнело, он будто снова погряз в этой тьме, в голове он снова слышит тот же звон. Нет... Он сильнее этой пустой мольбы, пустых страданий и надежд. Он отпустил, и как бы не было тоскливо, и сколько бы злости на себя за все эти года он не накопил... Это конец. Чëрная материя наконец отступила, и Он будто снова почувствовал себя живым. Горло, как на зло, всë-ещë першило, казалось, что скоро у Перца отсохнет язык. Сколько вообще дней прошло с момента, как была последняя поставка провизии? Точно ли он не спит? Неужели он больше не будет один? Столько вопросов, покоя просто не дают, и, о Боже, как же он сейчас мечтал о стаканчике прохладной воды... Старшина за прицеп шагал позади смутной толпы, а впереди точно так же шëл и контролировал капрал с пистолетом в руках. Что-то командуя и тыча дулом в спину тем, кто отстаëт, они приблежались к Эду. И бывшие, как казалось, силуэты, виднелись всë лучше и медленно становились более отчëтливыми ликами. Интересно, а ведь им и правда кажется, что завязанных глаз, рук и одного вооружëнного рядового не хватит? Кому взбредëт в голову применять силу к тем, кто может прострелить тебе коленную чашечку за считанные секунды? Так. К чëрту мысли. Пока Эд плëлся в раздумьях сам с собой, этот взвод выстроили в ряд перед джипом, их оказалось шестнадцать, а военнослужащие уже давно выгрузили долгожданную поставку пропитания и изделий. Автомобиль сдал назад, загримел двигатель, заскрипели колодки. Резвернувшись, поставщики удалились, явно не желая оставаться здесь надолго. Он находился в сметении. Всего несколько человек, что на вид казались ровесниками Перца, а остальные выглядели как подростки... Этого он и боялся. Но времени медлить нет, новых постояльцев ещë нужно расселить по домам, а судя по их количеству, до зимы нужно успеть построить новые помещения. Дел на сегодняшний день уж явно будет по горло... Нащупав в кармане старой рубашки нож, что служил главным оружием и инструментом, Эд по одному подходил к пока что неизвестным ему людям, разворачивал их и перерезал ткань, освобождая руки. И вот сейчас на него безмолвно смотрело шестнадцать прищуров, что не успели привыкнуть к яркому солнцу. Время пришло, он обратил на себя внимание чем-то вроде кашля и объявил следующее, изредка жестикулируя руками: — Приветствую вас всех здесь, хотел бы я сказать, что чувствуйте себя как дома, но нет. Вы попали в ад и никакой мамы здесь, к сожалению, нет. – выдержав небольшую паузу и проигнорировав приоткрытые рты людей напротив, он продолжил: — Правила тут для всех одинаково просты: Первое– слушаться людей с автоматами, иначе же рискуете потерять свой глаз, или, например, жизнь. Второе– Слушать мои указания. Я нахожусь здесь больше, чем некоторые из вас живут. Поэтому попрошу обращаться с полным уважением. Третье– сбежать отсюда невозможно, можете даже не пытаться. Команда людей, что пытались, погибли на дальнем выходе к реке. Они были нашей надеждой и опорой, сейчас же всë подломилось как... Ох. На этом пока всë... – Закончил мысль шатен, тяжело выдохнув. — Если понадобится помощь, информация или же ночлег– ищите меня в центральном доме. Пока что даю вам минут так тридцать? На то, чтобы посмотреть округи. В лес ходить не советую, я только... – прервав монолог Эд замялся, ибо сам до конца не понимал, когда это произошло. – Только вчера ночью здесь бродили волки, дичи в лесах нет, поэтому остерегайтесь стать ею сами. – Окончив свою "торжественную" речь, он лишь молча посмотрел на толпу, стоящую в полном сметении вопросительным взглядом. Похоже, желания задавать много вопросов ни у одного из них сейчас не возникало. Шатен развëл рукой, как бы пригласив войти в городок и осмотреться вокруг. Как только многие неохотно разбрелись, кареглазый лишь затяжно вдохнул и отлучился в свой дом на передышку. Дверь, проскрипев, захлопнулась за ним, а стакан прохладной воды устремился к губам. Как бальзам на душу, она растеклась по телу и охладила стенки рта. Всего пару еë глотков очень облегчили жжение в горле. Поставив стакан обратно на стол, он вот было хотел пойти отдыхать, как вдруг со входа донëсся стук, а Эдуард ведь даже не успел присесть на кровать... Вздохнув, он броско выкинул: «—Войдите», как сразу же после этих слов в дверном проëме показалась знакомая фигура. Кудрявый парень стоял на пороге с довольно заинтересованным видом, он робко поздоровался и задал несколько вопросов: — А это... Как ты живёшь здесь? Один, что-ли? Это же... – Незнакомец оборвал фразу, будто стараясь не показатся слишком навязчивым. Глаза его встрепенулись и устремились куда-то вбок. Эд лишь взглядом окинул его и пригласил присесть за стол. Длинноволосый скромно прошëл и пододвинул стул, стоящий отдаль стола. — ну, правда ведь, наверное тебе очень одиноко? Когда совсем не с кем поговорить... Я бы с ума сошëл. – Закончив свою мысль брюнет лишь нервно поправил волосы, ожидая долгожданного ответа. Встав с кровати, Перец подошëл к гарнитуре и достал из шкафа ещë один стакан, будто издевательски поддерживая молчаливую обстановку. Парню, сидящему напротив, неловкая обстановка всë больше нагоняла в сознание мысли. Тогда шатен наконец и заговорил с ним: — Когда ты долгое время живëшь не один, то первое время привыкнуть к бесконечной тишине будет на грани невозможного. – Повернув голову в сторону календарика, стоящего на тумбочке, Эд тяжело выдохнул, будто освободив лëгкие от прошедших лет. Повернувшись в сторону собеседника, он продолжил: — Но со временем ко всему можно привыкнуть, как бы тебе этого и не хотелось. В ответ послышалось лишь молчание. — Чай будешь? – невзначай предложил Эд. — Что? – Удивлëнно переспросил кудрявый. — Брусничный с мятой. Так будешь или нет? Повисла пауза. — Буду. Кипятильник подогрел кристально прозрачную воду в ведре. Зачарпнув оттуда кипяток в стаканы и налив чай из заварочного чайничка, Эд достал ложки из ящика и сахарницу, которую он сразу поставил на стол. Наконец присев напротив парня, которого, как оказалось, зовут Нугзар, Перец подал ему маталлическую ложку. И они продолжили без причины беседовать о каких-то мелочах за стаканом приятного, не приторно сладкого чая. Через какое-то то время в дверь ритмично постучали и она сразу же приоткрылась. В щëлочку просунул голову ещë один длинноволосый парень, по виду ровесник Эдуарда. — Можно к вам? – Шëпотом спросил негаданный гость. — Можно. Дверь открылась полностью, а за ней молчаливо стояла целая кучка ребят, ожидающе хлопающая глазами. — Всем? — Всем. – Не смог сдержать улыбку Перец. Ребята расселись по небольшому дому, кто на кровать, кто стулья откуда принëс, кто просто улëгся на пол, мотая ногами. Голоса разразились по помещению, словно обволакивая теплом каждого из них. Разговоры до ночи никак не отступали. Чай то и дело заканчивался, а темы бойким потоком летели, перепрыгивали через друг-друга и прятались в закромках глубины. А он наконец почувствовал то, что не мог почувствовать столько лет. Людей. Ночные разговоры под огнëм свечей, глухие смешки с глупой шутки, неловкости, радость, печаль, всë это– эмоции, которые столь долгое время он хотел прочувствовать заново.Эпилог
Глубокая и мрачная ночь наступила незаметно, все уже давным-давно разошлись спать по домам. Холод окутал улицу, перегоревшие фонарики всë качались взад-вперёд, а в ушах свистела мелодия ветра. Гремящее и сверкающее молниями вдалике небо предвещало первый проливной дождь этой осенью. Сердце колотилось в груди, обстановка несколько пугала, но одновременно внушала стойкую уверенность в том, что это нужно сделать прямо сейчас. Шагая по заросшей тропинке, парень в двух руках держал букет ромашек– практически единственных цветов, что всë-ещë росли здесь. Дорога сужалась, под ногами то и дело плелись разросшиеся корни, длинная сухая трава и камни. На небе медленно сгущались тучи, а атакующие Землю молнии то и дело подсвечивали ему путь, будто сам Зевс направляет заблудшего в своëм сознании путника, указывая ему дорогу. Небольшая полянка, ограждëнная забором уже мельком виднелась за густой растительностью. Остановившись у заржавевшей калитки, он глубоко вдохнул и расслабился. Отварив еë с некоторыми усилиями, шатен прошëл по привычной, но давно им же забытой тропы. На этом моменте в культовых фильмах бы гнусно закаркали вороны, послышался бы наполненный ужасом плачь, а то и зомбаки повылазили из под земли. Но здесь спокойнее, чем где-либо ещë. Почва наполнена слезами и кровью, но ты никогда не найдëшь места, лучшего для тихих раздумий и бессмысленных сожалений. Эд остановился и посмотрел перед собой. Он пришëл. И прямо в этот самый момент раздался раскат громогласого неба. Оно заплакало, каплями ударяясь о плечи, шурша листьями и тарабаня по голове. Присев, он разложил у трëх надгробий ромашки, имена на которых хорошо отпечатались в его голове. Евгений, Игорь и Екатерина. — Простите, что не отпустил вас раньше, вы ушли из моей жизни слишком быстро, но опыт, прожитый с вами, действительно сделал меня тем, кем я являюсь. Спасибо.***
Работа над постройкой шла действительно быстро. За всë это время они смогли возвести как минимум два дома, утеплить их к зиме, даже оборудовать внутри. Перепахивание земли было изначально сложной задачей, но если всë прошло хорошо– весной здесь зацветëт сочная зелëная трава и много-много новых цветов. И кто бы знал, что настолько разные люди смогут так слаженно работать. Да, бесспорно, ему под опеку подкинули и правда бешенную команду, с ними действительно сложно управиться, но разве здесь кого-то пугают эти трудности? Вместе они, кажется, всë смогут. И Эд, похоже, сможет всë, пока они будут рядом с ним... Жаль, их ждëт нечто такое, что не сравнится ни с одной трудностью, встретившийся им на всëм жизненном пути.