***
С того момента, как Огай стал жить вместе с Нацумэ, прошёл почти целый год. Он был не послушным мальчишкой. Почти всегда делал то, что ему было угодно, нарушал слово, данное сэнсэю. Да и в целом он был весьма своевольным ребёнком. Однажды он сбежал из дома, дабы погулять в другом конце города, не предупредив об этом наставника. А вернулся Мори лишь ближе к десяти вечера. Сосэки всё это время себе места не находил, (мало ли что могло случиться с этим оборванцем). Но когда дверь тихонько скрипнула, всю тревогу как рукой сняло. Осталась лишь злость. Нацумэ решил показать ученику, что его ждёт, а потому не вышел даже в прихожую, всё также оставаясь в гостиной. Из дверного проёма показалась макушка Огая. Он вопросительно смотрел, не понимая, почему же наставник его не встретил. Мальчик прошёл вглубь комнаты, но резко остановился, когда встретился со взглядом полным злости. Испугавшись, Мори было пошёл обратно к себе в комнату, но его остановили. -Стоять. Мы с Вами ещё не закончили, юноша. Огая всего передернуло. Сэнсэй обращался к нему так только когда был крайне зол. Он испуганно развернулся обратно, пусть по его виду нельзя было и вовсе сказать, что ему страшно. Это лишь сильнее злило Сосэки. -Ну и. Где ты был? -Гулял. -Быстро пролепетал Мори, боясь крика наставника. -Где? -На улице. Тут не далеко. -Решил соврать мальчик, боясь ещё больше разозлить сэнсэя. Но тут произошло совсем неожиданное для Огая. Нацумэ занес руку, чтобы дать смачный подзатыльник Мори. Но тот, увидев это действие, ринулся к стене и вжался в угол. Он смотрел на наставника, как дикий зверёк, боясь наказания. Он ведь всегда наказывал Огая другими примитивными способами. Например, лишал сладкого или сажал под домашний арест. Но почему же? Почему сейчас он вдруг решил применить силу? Страшно. Он боится. Боится боли, гнева сэнсэя. Того, что Нацумэ будет относиться к нему также, как и родители... К глазам подступили слёзы, а к горлу ком. Сердце бешено колотилось, ноги перестали держать. Мори скатился вниз по стене, закрывая голову руками. Он зашептал слова, моля Сосэки простить его. Обещая, что больше он не будет так поступать. Только лишь бы он успокоился. И не бил Огая. Нацумэ будто водой облили. Он не на шутку испугался, когда увидел Мори, что боялся его. И плакал. Огай плакал из-за него. А ведь он хотел стать для мальчика опорой, тем, кого он сможет назвать своей семьёй. Но явно не тем, кто заставит Мори плакать и молить о пощаде. Сосэки медленно сел на колени и протянул руки вперёд, ладонями к верху. -Огай, мальчик мой, прости меня, пожалуйста. Я правда не причиню тебе вреда, иди сюда. Не бойся. Огай поднял расплывчатый от слёз взгляд на сэнсэя и увидел его добрую улыбку. Он верил этому человеку, верил, что он не ударит Мори. Но всё ещё боялся. А вдруг он просто притворяется? И если Огай подойдёт, то его сильно изобьют. Перед глазами сразу появились родители, что сначала хвалили, но потом могли без видимой на то причины побить мальчика. Мори вжался ещё сильнее, прижимая голову к коленям. Он хотел исчезнуть. Пропасть навсегда. И никому больше не причинять вреда. Не обременять других людей своим существованием. Просто умереть. Неужели это так сложно? Почему он не может воплотить это в жизнь? Огай резко вздрогнул, когда его головы коснулась чужая рука. Он испуганно поднял взгляд на наставника, снаружи желая отстраниться, но внутри моля продолжить. Успокоить его, обнять, погладить, сказать что-то хорошее. Но страх был сильнее... -Огай, прости меня. Ты не против, если я прикоснусь к тебе? Мори нерешительно замотал головой, даря Нацумэ свободу в его действиях. Сэнсэй аккуратно поднял мальчика на руки, неся его к себе в комнату. Он сел к себе на кровать, всё также держа Огая на руках. Только теперь он сидел на коленях наставника. Нацумэ начал медленно поглаживать Мори по голове, пытаясь успокоить, и ему это удалось. В тот день у них был серьёзный разговор, после которого Огай отныне не убегал. Но и Сосэки больше никогда не собирался применять силу. Только вот... Фукудзава об этом не знал. В тот день они вместе с Мори сильно повздорили, а всё оттого, что самураю не понравились его взгляды на жизнь. Юкичи схватил доктора за переднюю часть рубашки и поднял за счёт своего роста. Он не заметил, как чужие глаза в страхе расширились. -Да как Вы этого не понимаете?! Неужели Вам настолько сложно признать чужую точку зрения и лишь потому Вы продолжаете нести эту ересь?! Нет. Правда в этот раз на его стороне. Наставник сам ему говорил, что отродьям, похожим на его родителей, жить нельзя. И он докажет это Фукудзаве. Тем более он его телохранитель и не посмеет причинить вреда. Наверное. -А я говорю, что в этой ситуации прав! Все эти скоты должны подохнуть! Рассказывать самураю о своём прошлом, желания не было никакого. Была лишь надежда, что он смирится с правотой Огая. Но тут Юкичи не сдержался и ударил кулаком по чужому лицу. Ничего страшного. Синяки за правду ещё никому не мешали. Мори упал и уже снизу вверх смотрел на Фукудзаву напуганным взглядом. Теперь он не только выгораживал людей, похожих на его родителей, но и сам был таким же. Страшно. А что он ещё сделает? Убьёт? -Вы мне противны. Когда же смерть, наконец, вас настигнет. Юкичи нажал своей ногой в солнечное сплетение. Было больно. Очень. Хотелось кричать от этой боли, но Огай не произнёс и звука, всё ещё продолжая смотреть на самурая напуганным взглядом. Теперь он видел перед собой не Фукудзаву, а отца. Он делал также, когда был чем-то не доволен. Только потом, после всех этих действий, он бил Мори ногами на полу. Но, вопреки ожиданиям, Юкичи только ударил его ещё раз по лицу и ушёл, громко хлопнув дверью. Огай быстро пришёл в себя, но подняться не смог. Ноги не держали, они тряслись. Врач свернулся клубком на полу и зарыдал. Наставника сейчас не было рядом. А он всегда утешал его. Никогда не давал в обиду. Даже перед мальчишками на улице. Когда Мори был совсем ещё маленьким, Нацумэ водил его на площадку. Там постоянно дрались какие-то дети. И однажды они переключились на Огая. Он испугался и заплакал только от их страшного вида и кулаков. А Сосэки не бросил его, не дал в обиду. Забрал домой и утешил. Какие-то мамочки этих детей издевались над тем, что Мори играет с куклой, а от одного вида детских "невинных" кулаков рыдает. Но потом почему-то быстро перестали. Больше они вместе с Нацумэ не ходили на ту площадку. И теперь наставник играл с ним, чтобы никто и приставать не смел. А сейчас сэнсэя не было рядом. От этого было тошно. Сердце сжималось от боли и обиды. Но ещё и от страха. Страха того, что Фукудзава вернётся и опять ударит. Опять причинит боль. Опять заставит страдать. Огай успокоился только ближе к вечеру. Ну, то есть он просто уснул на полу, обнимая свои колени и представляя, что это наставник его утешает в обличии кота. Следующий день был очень странным. Юкичи опоздал на работу на целый час. Мори, пусть и нехотя, боясь, но всё ещё говорил с ним. Но теперь только по работе и всё. Он говорил тихо, шёпотом, отчего Фукудзаве приходилось слегка прислушиваться. Но он воспринял это как знак того, что Огай всё же осознал свою неправоту и ему было стыдно. Шли дни, но ничего не менялось в поведении доктора. Юкичи даже начал привыкать и радоваться тому, что отныне никто не мешает ему работать своими разговорами. В один день Фукудзаве что-то понравилось в поступке врача, и он решил по-дружески хлопнуть его по плечу. Но вдруг Мори резко отпрянул от него и широкими глазами начал смотреть на самурая. -М? В чём д.. -Не смейте прикасаться ко мне! Огай зажался в стуле и на вторую попытку прикоснуться он бросился под рабочий стол. Будто маленький ребёнок, он спасался от своих страхов, сидя в укромном месте и ели дыша. Его трясло, а из глаз так и норовила скатиться слеза. Юкичи, будто не понимая, присел на корточки перед ним и протянул руку к чужому колену. Он хотел узнать, что случилось. Может как-то помочь, но его остановили. -Нет! Я же сказал, не трогайте меня! На этот раз Фукудзава оставил его в покое и не трогал. Он только смотрел на то, как врач захлёбывался в своих слезах, смотря на него запуганным взглядом. Ответ, к кому надо идти за помощью, пришёл сам собой. Всё же Сосэки был единственным человеком, что знал Мори дольше всех. Юкичи пришёл к наставнику и всё рассказал. -А на днях ты делал что-то агрессивное в сторону Огая? Фукудзава сильно напрягся и вспомнил тот случай со ссорой. Он сообщил обо всём Нацумэ и получил сильный подзатыльник. Сначала сэнсэй его знатно отчитал, рассказав о том, что было раньше с Мори. Но потом он всё же помог вернуть доверие кохая. Правда, пришлось быть третьим. Но хоть не лишним в их ссоре. Огай, увидив Сосэки, что пришёл в клинику, сразу бросился к нему. Он хотел получить долгожданное утешение и ласку. Мори тёрся о пальто наставника, подобно котёнку и не переставая, говорил о том, как ему страшно, больно, одиноко. Нацумэ выслушал его, подбодрил, а после ели как убедил в том, что Юкичи не со зла и он просто погорячился. Сначала Огай ему не верил и говорил о том, что хочет себе другого телохранителя, такого, чтоб не бил и не обижал. Но после всё-таки нехотя согласился и смирился. Первые дни у них были напряжёнными. Мори всё ещё не хотел общаться с Фукудзавой, даже конфеты не помогали. Но спустя ещё месяцок он немного отошёл и простил Юкичи. Но взял с того обещание, что он никогда больше не будет его бить. Фукудзава, естественно, согласился.***
-Я всё хотел сказать. Прости меня за тот случай... -Нет, нет, что ты. -Тяжёлый вздох сорвался с сухих уст. -Сам виноват был. Надо было промолчать. -Нет! Так нельзя! -В чём дело? Чего ты кипишуешь? -Мы так нелепо прощаемся... Надо хоть что-то сделать друг для друга. Да так, чтобы память навсегда. -Хах. Да. Ну и..что ты собираешься сделать? Юкичи ничего не ответил, достав из кармана кимоно свой жёлтый шарф. А после обмотав его вокруг шеиТы меня на рассвете разбудишь, проводить необутая выйдешь. Ты меня никогда не забудешь. Ты меня никогда не увидишь. Заслонивши тебя от простуды, я подумаю: «Боже всевышний! Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу». Эту воду в мурашках запруды, это Адмиралтейство и Биржу я уже никогда не забуду и уже никогда не увижу. Не мигают, слезятся от ветра безнадежные карие вишни. Возвращаться — плохая примета. Я тебя никогда не увижу. Даже если на землю вернемся мы вторично, согласно Гафизу, мы, конечно, с тобой разминемся. Я тебя никогда не увижу. И окажется так минимальным наше непониманье с тобою перед будущим непониманьем двух живых с пустотой неживою. И качнется бессмысленной высью пара фраз, залетевших отсюда: «Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу».