Целуют всегда не тех

Вздохнув, Джунджи резонно подумал, что если сейчас же не вручит подарок Махиро, наверняка снова благополучно забудет. Их рейс отложен до одиннадцати часов – пожалуй, лучшего времени отдать давно обещанное и не отыщешь. Когда барабанщик вернулся к импровизированному складу из вещей, взятых в турне, то увидел возле знакомой груды сумок и рюкзаков лишь вокалиста, вновь копающегося в своем смартфоне, и басиста, увлеченно рассказывающего о чем-то другу – по сути ту же картину, которую наблюдал перед уходом, за исключением разве что мирно похрапывающего Такемасы под боком у Хиёри. Видимо, теперь гитарист присоединился к Митсуки в поисках хорошей закусочной. - ...Не думаю, что это единственный выход, – нахмурился басист, явно не в духе от только что услышанной фразы коллеги. - Зато самый действенный, – хмыкнул фронтмен, лукаво покосившись на Исшики. – Вот увидишь, как они все сразу забегают. В его взгляде вспыхнул и погас хищный огонек, и бас-гитарист, заметивший это, возмущенно возвел глаза к высокому потолку аэровокзала. Поднявшись на ноги, Хиёри демонстративно громко бросил на лавочку подобранный с пола рюкзак и принялся увлеченно в нем рыться. - С тобой спорить – точно против ветра плевать, – буркнул светловолосый музыкант, извлекая на свет стильный кошелек, украшенный вычурным вензелем. И, с укором посмотрев на Махиро, заметил: – Ты сущий демон, Куросаки! - Не демон, а всего лишь сын демона! – парировал тот, заразительно рассмеявшись. - Я бы сказал, чей ты сын... - Ну-ну. Кстати, если ты намылился за едой, то, будь добр, захвати мне горячего шоколада. - Еще чего, – фыркнул Исшики. - Не злись, Хиёри-кун: тебе не идет! – вокалист расплылся в настолько хитрой улыбке, что, казалось, он сейчас без труда читал самые потаенные мысли басиста. – Когда ты выделываешься, я еще больше убеждаюсь, что в прошлой жизни ты был девчонкой. - Интересно, кем же тогда был ты? – на удивление, бас-гитарист сдержался и не запустил в друга чем-нибудь подвернувшимся под руку, лишь бросив в сторону Махиро взгляд, полный холодного презрения. - Доблестным воином, завершившим свою славную жизнь, исполнив священный ритуал. Тут даже сомнений быть не может: у меня шрам остался на животе. - Да ну тебя. Голову не морочь, – развернувшись, Хиёри легкой походкой направился прочь. - Эй! Что с шоколадом? – поспешил спросить вокалист вслед удаляющемуся коллеге. Исшики обернулся. - Так и быть, возьму, но ты за это проследишь за вещами. Получив согласие, басист еще что-то проворчал и, наконец, ушел. Махиро же вновь уставился в свой смартфон, не обращая никакого внимания на присевшего рядом Джунджи: казалось, случайный свидетель фронтмена совершенно не беспокоил. Зацепившись за обрывок чужого разговора о прошлых жизнях, барабанщик вспомнил свои недавние мысли и, сопоставив их с услышанным, выстроил в голове довольно-таки занимательную логическую цепочку. «Когда-то раньше, века назад, мы с Куросаки знали друг друга, Хиёри-кун был девушкой, а Махиро в конце концов избрал для себя достойную смерть... Прямо какая-то легенда получается, – Джун грустно улыбнулся. – Жаль, мы уже слишком взрослые, чтобы верить в сказки». Злодейка-память зачем-то услужливо подсунула Токаи образ сначала мирно беседующих, а затем по-дружески спорящих коллег – и барабанщик вновь болезненно ощутил, как ядовитые шипы ревности с новой силой впились в беззащитное сердце. «Они как семья...» – неприятная мысль, открывая двери сожалению и тоске, сама собой закралась в сознание Джунджи, и он даже не заметил, как сделался чересчур задумчивым и печальным. Зато это заметил Махиро: отложив мобильный, вокалист смерил товарища озадаченным взглядом, но Токаи, слишком глубоко погрузившись в собственные горькие размышления, не обратил на него внимания. Слегка склонив голову набок, точно маленькая птичка, Хиро сидел тихо-тихо, разрываясь между желанием спросить друга о том, что стряслось, и боязнью напугать его. Левой рукой солист машинально покручивал рельефное кольцо на пальце правой и забавно щурил подслеповатые глаза за стеклами очков в модной толстой оправе, будто по каким-либо внешним признакам старался выведать, о чем думает Джунджи. Правда, из этой затеи не вышло ничего путного. А тем временем мысли барабанщика, цепляясь одна за другую, с мастерством рукодельницы вывязывали затейливые узоры, в которых сказки о прошлых жизнях сплетались с яркими ирисами в кадках, а те – с фиолетовым оттенком линз, что вокалист нередко носил на выступлениях. Взгляд Токаи невольно упал на красивые руки Махиро, небольшие, но сильные, с немного вспухшими венами и ровно подточенными ногтями. «Руки, что пишут странные стихи», – со светлой грустью подумал Джунджи, понимая, что давно и счастливо влюблен в эти ладони. И в сумбурные истории, сочиненные изощренной фантазией Куросаки, и в самого Куросаки – такого упрямого, невыносимого, дерзкого, но при этом милого и смешного... Нет, не то чтобы влюблен – скорее уверен, что их судьбы связаны воедино, что солист – именно тот человек, кого Токаи искал и ждал, пусть даже они встретились много лет назад, досконально изучили друг друга, не первый год занимались одним делом... Хватит. Все тщетно. Потому что не взаимно, да и... - Джу-кун, что случилось? – вокалист все-таки не выдержал, проронив назревший вопрос, мягким шариком вкатившийся в тишину и, увы, оставшийся без ответа. В темно-карих глазах Куросаки плескалось неподдельное волнение, чем-то напоминая тусклые блики в чашке горячего шоколада: естественный оттенок очей Махиро пускай и не отличался оригинальностью, но был куда теплей и роднее лиловых крашеных линз. И, глядя в затягивающую бездну близоруко расширенных зрачков, Джунджи все сильней погружался в их бархатистую глубину. «Даже если однажды тебя решат забрать у меня, ничего не выйдет, потому что ты был и есть мой». Лишь сморгнув, Токаи вернулся в сегодня и сейчас. Вздохнув, отвел взгляд. - Макото, – негромко и просто произнес он, стараясь не выдать своей растерянности. Настоящее имя вокалиста казалось на слух почему-то слегка диковинным: уж слишком крепко прирос к образу Куросаки сценический псевдоним. «Махиро» звучало гордо и красиво, но именно в истинном наборе слогов таилась какая-то особая интимность, особое тепло – не зря, верно, говорят, что нет ничего приятнее, нежели слышать собственное имя. Заметив во взгляде друга искреннюю заинтересованность, Джунджи мирно улыбнулся: ну вот, наверно, и пришло то самое время. «Ваш рейс отложен до 11 часов». «Ваше счастье отложено до XXI века». - Я давно должен отдать тебе кое-что, – нагнувшись к своей сумке, барабанщик бережно извлек на свет неяркий фиолетовый сверток. – Вот, – протянул другу. – Нужно было подарить еще девятнадцатого, но все как-то руки не доходили. Прости. - Да ладно, не извиняйся, все ж свои. А что это? – Махиро забавно уставился на подарок. - Открой – увидишь, – загадочно сообщил Джунджи. Зашуршав, упаковка явила глазам новоиспеченного именинника стильный узорчатый пенал с золотистой окантовкой. А когда крышка открылась, Куросаки буквально просиял. - Это же она... – прошептал вокалист, смешно хлопая ресницами и до конца не веря в свалившуюся на голову удачу. – Рютэки, та самая «драконья флейта»! – расплывшись в премилой улыбке, Макото вдруг объявил: – Я счастлив, – и, издав нечленораздельный радостный возглас, бросился обнимать товарища. - Хорош, ты меня задушишь, – тщетно пытаясь высвободиться из крепких объятий, Джунджи зачем-то вспомнил слова продавца, который волею судьбы оказался не только двойником Куросаки, но еще и его тезкой: «Неплохой повод признаться в чувствах», – и даже смутился, стараясь забыть сей нелепый совет. Проорав еще пару раз о том, как он благодарен другу за столь желанный подарок, Махиро, наконец, соизволил отпустить Джуна. И, немного успокоившись, с теплотой повторил простое и искреннее «спасибо». - С Днем рождения, Хиро-кун, – Токаи потрепал товарища по голове и заметил: – Рад, что тебе понравилось: люблю смотреть, как ты играешь. - Скорее слушать, – поправил тот, тряхнув копной неровно подстриженных темных волос и купаясь в нахлынувшей гордости собой: вокалист всегда млел от похвал. - И слушать, и смотреть. - Было бы на что смотреть, – рассмеялся Махиро, а Джунджи, увлекшись, позволил вырваться фразе, о которой тут же и пожалел: - Почему? Мастерство завораживает. Не то что ваш глупый фансервис с Исшики. Правда, как следует укорить себя в неосторожности барабанщику не дали: чарующе улыбнувшись, Куросаки тихо вздохнул и, обхватив ладонь Джуна своими, произнес мудро и чуть-чуть устало: - Целуют всегда не тех. Незаметное дуновение нагретого кондиционерами воздуха потревожило головки ярко-лиловых ирисов, росших у входа, заставляя их закивать. Пальцы вокалиста были теплыми-теплыми, а взгляд – ровным, ясным, родным, проникающим в самое сердце и без слов уверяющим: все в порядке. Отбросив сомнения, Джунджи тоже улыбнулся и бережно обнял Макото. *** где-то не здесь Раннее утро незримо коснулось тонких нитей у края ночного покрывала, бережно развязав замысловатые узелки, освободило шелк, позволяя ему беззвучно соскользнуть с заспанной земли. Воздух был неподвижен и густ, точно сметана, плохо пропуская сквозь себя июньское тепло, он окутал тихое озерцо и безмолвный лес непроглядной творожной пеленой. Туман. На тонких листьях лиловых ирисов поблескивали дрожащие капли, в которых, переливаясь, нежно отражался пурпур лепестков, завораживающих, как демонические глаза наследника древнего рода. Возле старого дома две обнимающиеся фигуры, облаченные в богатые одежды цвета темной лазури и насыщенного фиолета, не спешили разжимать объятий, наслаждаясь вечностью, предназначенной лишь двоим, наконец обретшим друг друга. Откуда-то сверху тихо играла музыка.

The end

Написано и отредактировано: 14.10.2013–14.01.2014 г.