Паутина

В последних числах февраля восемьдесят седьмого Хоукинс заносит снегом. Это — не настоящий снег: он не тает и не превращается в воду, стоит коснуться его рукой. Он состоит далеко не из узорчатых снежинок, а просто из маленьких шариков, скатанных частичек пепла, которые можно раздавить подушечками пальцев — потом на них остаётся след, как от крахмала. Что удивительно, с одежды он спадает, если хорошенько отряхнуть. Как и с волос. Страдает только кожа, но какого-то химического воздействия он на неё не оказывает. Единогласно ребята решают несколько дней отсидеться дома, чтобы понаблюдать за реакцией организма тех, кто прикасался к изнаночному снегу… С ними всё в порядке. Это всего лишь пепел. Уилл помогает Дастину и Лукасу с покраской фигурок из каких-то старых, найденных в чужих домах, детских наборов. Они покрывают пластик акриловой краской, Уилл разукрашивает своего Клерика, смешивая в баночке красный и синий, чтобы добиться фиолетового. Майк и Эдди расчищают дорожку перед домом лопатами: они уверены, что на следующий день придётся делать это снова. У всех немного рябит в глазах, ведь вокруг впервые так светло: небо из темно-серого и синего превратилось в серое, улицы — ярко-белые… Хотелось бы радоваться хорошей видимости, да и мертвые деревья теперь выглядят приличнее, когда не видишь их сухих голых веток. Вот только помимо прочего на сугробах отлично видна кровь и останки тварей, которые не сгорают до конца. Пустые дома кажутся призрачными. Приходится привыкать к новым условиям, снова. Сегодня Уилл собирается на вылазку, но на этот раз они с Майком будут не вдвоем: с ними едут Лукас и Джейн. И за руль, конечно, пустить можно только Байерса. Не то что бы он был этому не рад, он обожает свою машину. — Там будет много тварей, у меня предчувствие, — говорит Лукас, напрягая свой правый глаз, чтобы добавить на щеки Рейнджера красные мазки, как у Рембо. На левом у него пиратская повязка из магазина подарков и всякой ерунды для праздников, под ней скрывается слой марли, пропитанной лекарством. — А куда вы едете? — спрашивает Дастин, прикусив кончик языка, чтобы лучше сконцентрироваться: он закончил с фигуркой и расчерчивает игровое поле, где каждая клетка соответствует пяти футам. — Детский спортивный комплекс по Брайтвуд… Черт! — плечо Лукаса непроизвольно дергается, и кисточка соскальзывает, раскрашивая всё лицо его персонажа красным. — Ладно! Он будет коренным американцем… — Тогда можешь добавить ещё белых полосок, — говорит Дастин. — Кстати, Уилл! Я не нашёл ничего о пауках у себя, но… — Робин нашла? — догадывается он, ухмыляясь. Дастин мычит что-то в ответ и начинает выдвигать все ящики стола по очереди, чтобы найти куда он убрал книгу. И это оказывается совсем не такая крутая и таинственная вещь, как «Мир Пауков» пятьдесят восьмого года издания, которую они с Майком отправили в прошлое. Это всего лишь справочник по паукообразным, он выглядит толстым, но зато там много картинок — скорее всего, предназначен для школьников. Никакого углубления, сухая информация и факты. — Спасибо, — всё равно говорит Уилл. — И Робин я потом тоже передам… Он читает его, когда ребята делают перерыв, чтобы перекусить. Уилл только лениво жуёт свой сэндвич, листая страницы — справочник совсем новенький, а листы в нём белые и даже пахнут ещё типографской бумагой. Раздел с Черной Вдовой находится в самой середине: паук относится к группе особо опасных… Нападает только, чтобы защитить себя — это он знал и так. Ядовита — тоже. Откусывает самцу голову после спаривания — неудивительно, хоть и стремно. А след на брюшке в форме двух треугольников, представляющих из себя песочные часы, Уилл видит каждый раз, когда Майк снимает свои, наручные, перед сном и обнажает татуировку. Уилл расстроенно поджимает губы, понимая, что никаких подсказок, как ему связаться с Арахной или «Почему, черт возьми, пауки?» — он не получит. Джейн заплетает свои волосы, убирая верхнюю часть в косы кучей вырвиглазных цветастых резинок, когда он спускается в подвал, чтобы переодеться к их вылазке. Наверху слышен шум и недовольные высказывания Майка, когда они с Эдди заходят обратно внутрь. — Клянусь, Уилер, ты доведёшь меня однажды! — вопит Эдди. — ДМ не раскрывает своих секретов… И тем более не помогает Паладинам! Иначе это плохой ДМ. — Что за дискриминация?! — Майк идёт по лестнице вниз, громко топая ногами и хмуро смотрит на друзей, встретив их тут. — Вы ещё не одеты? Джейн и Уилл переглядываются, начиная смеяться. — Он так хочет внимания от своего Мастера, — девушка дразнит Майка, делая вид, что его тут нет. — Такой малыш, — улыбается ей Уилл, кивая. — О, ещё один прекрасный день, чтобы меня зачморить? — хмыкает Майк, вытаскивая из шкафа другой свитер, потому что в этом он промок, пока греб снег лопатой. И не от снега, а от тяжкой работы. — Когда Лукас поставит свой микс в машине, вы будете плакать и просить меня остановить его… Я же единственный, кто не держит язык за зубами. Но я дам ему выкрутить громкость на полную, ребята. Акция «Добрый Майк» закончилась. — А она начиналась вообще? — морщится Джейн. Они садятся в Кадиллак, и Лукас заставляет Майка пересесть на задние сиденья, ссылаясь на то, что он теперь человек с ограниченными возможностями и ему положены дополнительные радости жизни. Когда он вставляет свою кассету в магнитолу, Уилл хочет засмеяться в голос от того, с каким важным и уверенным лицом, так и сияющим высокой самооценкой, он это делает. Майк переглядывается с Джейн, и она замирает, вцепившись в сиденье. — I see you, you see me! — напевает Лукас, пританцовывая и прикрыв глаза от наслаждения. — Oh, girl, you've got to know… Он растягивает гласные каждый раз, когда произносит слово «девчонка» и хлопает в ладоши вместе с хлопками в песне. Уилл давит на газ и смеется всё же, потому что с трагичных лиц Майка и Джейн можно писать картину. Лукас ставит этот сборник с Холом и Оутсом так часто, как только может: во время уборки; в своей машине, когда он ещё мог водить без проблем; слушает кассету в душе; на кухне, когда они готовят ужин и он тянет Макс потанцевать. Она, конечно, никогда ему не отказывает, но Уилл думает — это потому что подруга не видела, как он исполняет движения из клипа. Лукас называет свои сборники миксами — но там восемьдесят процентов песен одного дуэта, а остальные он перезаписал с кассет Стива. — Private eyes! — Лукас хлопает, подмигивая своему отражению в боковом зеркале. — They're watching you! Снег покрывает лобовое стекло Кадиллака, и Уилл включает дворники, доезжают они по белой как мел дороге за каких-то двадцать минут. Веселый настрой тут же сменяется на серьёзный. Майк достаёт карту и отмечает красным фломастером новую точку — в Детский Спортивный Комплекс они ещё ни разу не ездили, хотя обойти его стороной было странно: здание огромное, там три этажа, но потолки высокие из-за наличия баскетбольной площадки и бассейна. И оно тоже покрыто подобием снега. Джейн разминает шею, берёт свой небольшой рюкзак и набор метательных ножей — они отлично играют свою роль за счёт её суперспособностей. Уилл глушит мотор и проверяет таймер на часах: портал откроется через почти пятнадцать минут, а значит у них будет время на осмотр территории. Этого должно хватить. Лукас не прекращает напевать себе под нос, но двигается, словно робот — идеально и точно: сначала проверяя все карманы и отсеки поясной сумки, затем доставая керосин из багажника и передавая одну пластиковую тару Майку, далее он любовно гладит свой арбалет, сделанный им вместе с Дастином — у оружия автоматический привод, всё, что требуется — это прицелиться. Парень крепит на спину колчан с металлическими стрелами, застегивает куртку до горла, натягивает платок на лицо и, как ни в чём не бывало, поворачивается к остальным. — Идём? — уверенным тоном спрашивает он, превращаясь из обычного шестнадцатилетнего парня в командира отряда. Иногда Уилл задумывается, что, если бы в его жизни не случился Майк Уилер, он бы точно влюбился в Лукаса. В какой-нибудь другой Вселенной. Но он останавливает Майка, беря его за руку, пока ребята двигаются в сторону входа, обсуждая возможные косяки, связанные со спецификой здания — вроде нескольких этажей или того, что там всё ещё может работать система противопожарной безопасности, обычно усиленная в детских учреждениях. — Это тебе, — Уилл забирает у него бутылку с керосином, чтобы друг смог надеть новенькие перчатки без пальцев: так оружие не будет выскальзывать. Майк улыбается и морщит нос, надевая свой подарок, а Уилл снова поправляет его шапку, подумав, что уши у него покраснели от мороза. Этот февраль выдался самым холодным, какой он помнит. — Спасибо, — глаза Майка сияют. Спортивный комплекс изнутри кажется ещё больше, чем снаружи. Там длинные коридоры с узорчатой плиткой на полу, высокие стены с облупившейся краской, окна, покрытые толстым слоем пыли и не пропускающие внутрь ничего белого с улицы. А вот электричество и освещение не работает, только аварийные ртутные лампы, которые делают всё внутри зелёным, создавая ощущение, будто они в фильме ужасов. Типа локации дома с приведениями или заброшенного космического корабля. Тут ужасно тихо и Уилл слышит каждый свой шаг, когда они с ребятами решают разделиться, чтобы быстро осмотреться вокруг. Подошвы его ботинок стучат по плитке, дробовик прижат к груди на всякий случай, да и теперь он носит с собой кольт: демомыши всё чаще выползают из порталов, а стрелять в них из оружия с такой большой отдачей — идея так себе. В каждой комнате, куда он заходит, есть что-то пугающее. Наверное, так всегда, когда ты видишь брошенные детские игрушки: с ними больше никто не играет. Он зарывается рукой в маленький бассейн, наполненный мячиками, и кидает один из них в стену, улыбаясь. В последний раз они играли во что-то такое, когда были на вылазке в старшей школе. Уиллу не хватает этого. В кафетерии тоже жутко: все стулья стоят в хаотичном порядке, либо лежат на полу, как будто дети бежали отсюда, спасаясь. На столах даже остались тарелки, но еда в них заплесневела и дурно пахнет. Уилл прикрывает глаза и может представить себе: как слышит детский смех внутри стен, как видит блики солнечного света на золотистых дверных ручках, чувствует запах резины от волейбольных мечей в корзине с инвентарём или стук, с которым падают металлические обручи для гимнастики, когда какая-нибудь девочка случайно роняет один. Но в реальности только пыль, зеленые оттенки, делающие его кожу бледной и нездоровой на вид, и… Он вздрагивает, заворачивая за угол и сталкиваясь лицом к лицу с другим человеком. Это Джейн. Девушка драматично хватается за сердце и выдыхает, начиная тихо смеяться. — Ты не слышала, как я иду? — хмурится Уилл. — Задумалась, — пожимает плечами она. — Я никогда не бывала в таких местах… Всё такое интересное. Давай стащим пару мячей? Поиграем в футбол! — Со снегом это будет проблематично, — улыбается Уилл, расслабляясь от беззаботности подруги. — Но мы можем поставить в гараже стол для пинг-понга… Или в подвале, как тебе идея? Её глаза загораются изнутри, а широкая улыбка с милыми клыками всегда напоминает Уиллу о каком-то диком зверьке. Они идут бок о бок, пытаясь по звукам вычислить, где сейчас могут быть Майк и Лукас. Основная лестница, которая стоит в холле комплекса, широкая и с деревянными, покрытыми лаком, перилами. А вот та, по которой они поднимаются, запасная, кажется бесконечной и неудобной из-за каменных высоких ступеней, и зелёного света, который здесь только ярче. Стены тоже зеленые. — Хочешь, расскажу тебе секрет? — игриво спрашивает Джейн, взбегая на пару ступеней вперед него, чтобы обернуться через плечо. — Секрет, почему ты сегодня такая счастливая? — Уилл глубоко дышит, потому что, хоть он и силён физически, выносливость у него хромает, а особенно не даются кардионагрузки. — Да, — подруга цепляется за перила, смотря на него сверху вниз, сильно обогнав. — Хоппер приезжает! Но это сюрприз… Её голос разносится эхом по лестничной клетке. Уилл останавливается, чтобы скрыть свою усталость за радостным вздохом — он не видел Джима уже так долго. Конечно, он больше скучает по маме, но Джейн точно по отцу. У них ведь общие родители с недавних пор. — Это просто… — Уилл облизывает пересохшие губы. — Просто охренеть как круто! Когда ждём? — Он звонил пару дней назад и уже был в пути из Индианаполиса, но ты знаешь, какие сейчас проблемы на пропускных пунктах… — она отмахивается. — Я уверена, что Оуэнс решит всё за него. Как и всегда… Как думаешь, он привезёт нам новых фильмов? Я попросила захватить тот альбом Лоры Брэниган, который оставила на прошлой Базе… Oh, the night is my world! Джейн делает смешной низкий голос, пытаясь спародировать певицу. Уилл перепрыгивает через ступеньки и начинает ей подпевать. Видел бы их сейчас Лукас, отсчитал бы как маленьких. Но это правда хорошая песня, они пели её каждый раз, когда хотели поднять себе настроение: после того, как небо полностью стало черным и наступила вечная ночь. Сейчас, конечно, у них вечный день. Раздаётся выстрел откуда-то издалека. Улыбка сползает с лица Уилла в одно мгновенье, он крепко берётся за дробовик, Джейн бросает на него взгляд и двигается в сторону выхода с площадки к коридору: они на последнем, третьем, этаже. Часы на руке издают щелчок, таймер показывает, что портал уже должен открыться. Ровно шесть часов с открытия предыдущего. Через коридор ребята выходят к двери, ведущей к наблюдательной кабинке со звуковым пультом — здесь сидят спортивные комментаторы во время детских соревнований. Техника не такая уж навороченная, но соответствует уровню Хоукинса. Они видят через окна, как внизу, на баскетбольной площадке, Майк и Лукас отстреливаются от демопсов, лезущих через портал в полу: твари выпрыгивают, будто их кто-то подкидывает снизу. Лукас стоит на трибунах и целится из своего арбалета — такие крепкие и острые стрелы могут нанести серьёзные раны демособакам средних и мелких размеров. Майк же носится по кругу, то стреляя из своего пистолета, то замахиваясь ломом и откидывая монстров в стороны. Уилл находит лестницу, ведущую на площадку из кабинки, и они с Джейн спускаются за считанные секунды — это ведь легче, чем подниматься. Звуки наконец становятся громче, когда они оказываются в зоне действий. Свист, с которым Лукас выпускает стрелы из арбалета, скулёж и рычание тварей. Топот тяжелых ботинок Майка. Уилл делает выстрел из дробовика, приблизившись к одному из псов чуть ли не лоб в лоб, потому что он не боится, пока Джейн прикрывает его со спины. — Выстроится по периметру! — кричит Лукас, давая указание твердым тоном. — Майк, нам нужно разлить керосин… Джейн, будь готова, когда мы двинемся к выходу. Уилл, ради бога, убери эту штуку и достань пистолет! Сказал парень с арбалетом. Уилл закатывает глаза, но слушается. Демопсов не так уж и много — стайка средних размеров, с обычную крупную собаку: около восьми штук, две из которых уже корчатся в предсмертной агонии, лёжа на полу, а их морды, раскрывающиеся, как бутоны цветков, только из мяса и плоти, выпускают последние урчащие вздохи. Уилл целится в щит, к которому прикреплена баскетбольная корзина, когда Майк выбегает из-под него в сторону, откручивая от тары с розжигом крышку. Одной пули достаточно, чтобы панель разбилась на осколки с грохотом, пугая и сбивая тварей с толку. Лукас выпускает последнюю стрелу в самую крупную уродливую собаку, у которой когти на лапах длиннее, чем человеческие пальцы. Но его плечо снова дергается, заставляя слегка промазать. Тварь не падает замертво, зато Джейн с помощью силы, издавая рычащий крик, поднимает её в воздух на максимальную высоту и со всей мощью роняет обратно о деревянный пол. От монстра остаётся только хруст костей и шлепок толстого тела о лужи. Уилл поворачивается к подруге, чтобы заметить, как она утирает кровь из носа и кивает ему, что всё под контролем. Майк и Лукас разливают остатки керосина и забирают тары с собой. Уилл прыгает на одну из ступенек трибуны, когда демодог подлетает к нему, почти успевая укусить за ногу. Но парень отшвыривает его сильным пинком прямо в голову, а затем выпускает залпом несколько пуль подряд. Оружие в его руках нагревается. — На выход! — кричит Лукас, двигаясь спиной к дверям. Джейн прикладывает усилия, чтобы сдержать оставшихся в живых собак и не дать им пройти дальше центра зала — они словно упираются в невидимую стену, издавая хрипы и громкий демонический рокот. Майк открывает спичечный коробок и ждёт, пока Уилл добежит. Одной искры хватает, чтобы разжечь пламя. Джейн отпускает тварей, и парни тянут к ней руки, хватая, чтобы броситься на выход. Лукас держит двери распахнутыми, и они успевают вылететь оттуда все вместе, когда вспыхивает яркий, слепящий глаза пожар. Майк баррикадирует двери своим ломом, поэтому ни одна горящая собака при всём желании не вырвется оттуда. — Отлично, — вздыхает Лукас, утирая пот со лба. — Все молодцы. Есть ещё порталы в комплексе? — Стоит проверить, — говорит ему Джейн, снова вытирая нос. Майк достаёт бумажный платок из кармана куртки и протягивает ей, потому что девушка всегда забывает брать их с собой. — Спасибо. — Может, не будем разделяться снова? — спрашивает Майк, с отвращением разглядывая маслянистые пятна от керосина на своих ботинках. Они продолжают разговор, пока ждут пару минут, просто, чтобы убедиться, что двери не откроются — но есть риск, что стекла выбьет от высокой температуры, если они недостаточно прочные, как это было в Аркаде. Уилл задумывается о чём-то своём и отвлекается на мигающую ртутную лампу в другой части коридора. Пока ребята не обращают на него внимания, увлеченные руганью Майка, у которого это был самый любимый лом, Уилл шагает в сторону. Хочет проверить. Там темно и чем ближе он подходит, тем становится холоднее. В ушах слегка звенит, он касается пальцами своей мочки, но дергается. Потому что за другими дверями оказывается выход к бассейну — он видит это через стекло. Оборачиваясь к своим друзьям, Уилл осознаёт, что ушёл очень далеко и его отсутствия пока не заметили. Странно понимать, что за стеной разгорается пожар, а там, куда он пришёл — тихо и безмятежно переливается под зелёными лампами водная гладь огромного бассейна. Он поднимает голову к потолку и видит полностью стеклянную крышу, которую сплошь покрывает слой то ли пыли, то ли изнаночного снега. Темнота, в которой горят лишь тусклые огоньки. Плитка под ногами сколотая и мокрая, Уилл не хочет идти дальше, но ему кажется странным, что на стенах пляшут тени. Не такие, какие бывают от движения воды, а словно человеческие. Но он точно здесь один. Всё выглядит таким завораживающим, будто он во сне. Всё это — нереально. Бассейн напоминает ему о детстве, как когда они с Майком занимались плаваньем в начальной школе — но тот был поменьше, с огромным количеством хлорки, от которой щипало глаза. Им было весело, потому что уровень воды был маленьким, можно было стоять на ногах, плескаться и кидать друг другу надувной мячик. А потом мама забирала его и вытирала волосы в раздевалке большим махровым полотенцем. И они подвозили Майка до дома, потому что Карен порой не успевала — у неё было полно дел в те дни, когда Холли только родилась. Но этот бассейн другой. Глубокий. Маленьких детей сюда точно не пускают. У одного из бортиков закреплена вышка, тянущаяся к самому потолку. На неё можно взобраться по лестнице, а дальше пройтись по упругой доске и сделать прыжок. Уилл всегда боялся таких штук, он вообще высоту не очень любит. Детский смех, раздавшийся из ниоткуда, заставляет его оборачиваться по сторонам. Здесь по-прежнему пусто. Вот только тень на стене принимает наконец форму — две фигуры: одна высокая и больше похожа на мужскую, вторая совсем маленькая. Уилл не может понять, кому они принадлежат, он подходит к стене и касается её пальцами, в ответ на что тени снова двигаются. — Кто здесь? — спрашивает он настороженно, отскакивая назад и нащупывая свой пистолет. — Уилл! — кричит высокий девичий голос. Он смотрит себе через плечо и видит всполох ярко-оранжевого. Сразу догадываясь, кто это может быть. Маленькая фигурка Макс стоит на краю бортика. Она выглядит точно такой, какой он запомнил её в первый раз, когда она появилась в школе. Длинные растрепанные волосы, нахмуренные брови и красивые яркие глаза. Уилл приоткрывает рот от удивления и мотает головой, понимая, что всё это — проделки его подсознания. Надо поскорее отсюда выбираться… У дверей стоит Генри. В своей привычной белой форме, такой же чистой и яркой, как снег, усыпавший Хоукинс. На лице мужчины улыбка, маленькая и безобидная, но Уилл то знает, что он из себя представляет. — Какого черта? — выплевывает Байерс. Макс перед ним испуганно таращится, двигаясь ближе к Уиллу, ища в нём защиты. Он видел её такой, когда девочка боялась своего старшего брата — в тот день, когда Билли приехал и избил Стива до полусмерти. Почему она боится Генри? Уилл думает, что если время действительно нелинейно, то Макс из прошлого могла почувствовать в мужчине Векну. Того, кто почти сумеет отобрать её жизнь. Он прижимает к себе маленькую Макс, достающую ему едва ли до груди, и направляет пистолет прямо на Генри, приближающегося к ним шаг за шагом: снова так плавно, будто он парит над землей. — Не смей её трогать, — говорит Байерс, понимая, что Макс не настоящая. — Только попробуй, и я… — И ты? — усмехается Генри. В этот раз он не церемонится и не пытается завлечь его сладкими речами, издевками и прочим. Он просто вытягивает руку вперёд, а в следующее мгновение тело Макс тянется к нему, девочка издаёт вскрик, она вытягивает руки, и Уилл хочет поймать её, но не может, он просто не успевает. Генри хватает её за волосы и наматывает их на свой кулак, заставляя ребёнка безвольно упасть на колени и плакать от боли. — Прекрати это! — кричит Уилл, подходя к нему ближе, не в силах смотреть. — Оставь её! Что тебе нужно? Генри не отвечает ему, он уходит вместе с телом Макс в темную часть помещения, куда не достаёт свет. Уилл бежит за ними, но там никого не оказывается. Он слышит ещё один крик откуда-то сверху. И понимает. Мужчина стоит на вышке, держа Макс на руках, готовый кинуть её в воду. Но он ждёт. Уилл роняет из рук пистолет от того, как быстро он бежит к лестнице и взбирается по вышке, цепляясь ладонями за ржавые металлические перекладины. Она кажется просто бесконечной, а Макс продолжает кричать, и её вопли эхом отражаются от стен. Чем дальше он ползёт, тем больше его глаза застилает пелена, не давая отличить бред от действительности. Он поднимается на доску и заставляет себя не смотреть вниз, насколько это возможно. Его ноги подкашиваются, потому что мозг невозможно обмануть. Но он делает шаг вперёд, пытаясь подобрать поближе, моментально придумать план, как спасти Макс. Генри оборачивается к нему, и его глаза кажутся безжизненными, как у игрушки, он подкидывает тело Макс на руках, будто она ничего не весит: ребёнок кричит и визжит с каждым разом. Уилл двигается быстрее, но доска под его ногами пружинит и всё расплывается, он может вот так запросто свалиться, разбить голову о плитку. — Чёрт, нет… — он набирает полные легкие воздуха. — Нет-нет… Заставив себя пройти ещё немного, он останавливается напротив Генри. Их разделяют какие-то жалкие полметра. Мужчина стоит к нему лицом, перекинув Макс через своё плечо — та колотит его ногами и руками, пытаясь отбиться, угрожает отборным матом. Как сделала бы сама Макс. Настоящая. Уилл не может произнести ни слова, лампы над бассейном начинают мигать в разном порядке, отвратительно зелёные. — Ты доигрался, — говорит Генри мягко и спокойно. — Влез туда, куда нельзя. — Урод, — рычит Уилл. — Что тебе ещё от меня нужно?! Генри улыбается. В следующий момент тело Макс летит с вышки. Уилл не знает, сможет ли она пережить такое падение — да, там всего лишь вода, но она маленькая, скорее всего, никогда не училась приземляться… И вместо всплеска он слышит грохот. Уилл толкает Генри и бежит вперед, замирая на самом краю доски. Он не может удержать равновесие и падает сам, никому даже не приходится его толкать. Лететь с высоты оказывается так жутко и страшно, что ему кажется, будто вся жизнь проносится перед глазами. Он задумывается, был ли тот детский смех, который он представлял, пока шёл по коридору — смехом Макс. Погружение происходит по-настоящему. Совсем не такое, каким оно обычно ему снится. Вода тоже темно-зеленая, его тянет ко дну и всплыть кажется невозможным, потому что его то ли парализует от испуга, то ли просто что-то не даёт ему этого сделать. Как невидимая стена. Сила, с которой на тебя давят. Это — конец. Так думает Уилл. Макс нигде нет, сколько он ни смотрит вокруг себя, он боится, что тело девочки могло разбиться о плитку — оттуда и был такой звук. Ему бы подумать о собственной жизни. Уилл отталкивается ногами пытается руками раздвинуть воду, чтобы всплыть, но она такая тяжелая. Такая плотная, будто это — не вода вовсе. Он начинает терять кислород. Голова кружится, руки и ноги гребут на износ, но это не помогает, он только теряет силы. Он не хочет вот так сдаваться. Он не хочет вот так глупо умирать. Хлорка даже не щиплет ему глаза в этот момент. Он прикрывает их и думает о детстве, надеясь найти в себе ещё немного сил. Зацепиться за что-то хорошее. Разрыв… Голос Арахны на этот раз противный, как скрежет ногтей по стеклу. Но, наверное, это от того, что Уиллу в уши затекла вода. Вещи, без времени… То, что никогда не исчезнет… Мальчик. Создаст разрыв. Уилл вспоминает, как он сидел на диване, закутанный в зеленую кофту Майка после его смерти, когда она ещё хранила успокаивающий запах. Тогда он смотрел детскую передачу, а голос ведущего был таким теплым и приятным — не удивительно, что он запомнил его слова. — Дело в том, что где бы ни была ваша игрушка сейчас, то, что её нет рядом, не означает, что и ваша любовь исчезла. Она останется навсегда. Вещи, без времени. То, что никогда не исчезнет. Если такая вещь и есть — то это точно любовь. Уилл делает вдох, откашливаясь, перевернувшись набок. Под его спиной холодная плитка. Его плечи держат руки Майка, которые кажутся теплыми даже через слой перчаток. — Иисус, блять, Христос, — испуганно вздыхает Майк. — Уилл, какого черта?! Господи, как хорошо, что ты жив… Ему помогают подняться и сесть. Джейн нависает над ним, сидя на корточках, в уголках её глаз слёзы, а из носа течёт полоска крови. Лукас стоит за её спиной и зажимает себе рот рукой, будто не может поверить в то, что только что увидел. Будто его чуть не стошнило от мысли, что Уилл мог умереть. Уилл хватает Майка за руку и притягивает к себе ближе, чтобы прохрипеть на самое ухо… — Она говорила со мной. Четвертого июля, на день Независимости, вместо того, чтобы развлекаться со всеми остальными на Ярмарке, их компания, конечно, снова разбирается с потусторонним дерьмом. Майк надеется, что это в последний раз и не войдёт у них в ежегодную традицию. В перерыве между боем, пока Джейн пытается отследить перемещение инфицированного Истязателем Билли в своём сознании, они оккупируют магазин. Нэнси и Джонатан ведут себя, как их родители, пытаясь контролировать ситуацию и составить план. Макс и Уилл набирают целые рюкзаки фейерверков, вдохновившись гениальной идеей Лукаса. А Майк… Что ж, он чувствует себя отвратительно. Они с Уиллом игнорируют друг друга с самого дня ссоры. Даже в критической, экстремальной ситуации им не удаётся перекинуться и парой слов. Майк его избегает, Уилл делает вид, что ему плевать. Лукас подозревает что-то, поэтому он от Майка не отлипает — идёт за ним по пятам, пока Уилл занят с девочками. Тут целые кучи конфет на полках, всякой вредной дряни, и Майк бы с удовольствием стащил что-нибудь, но ему кусок в горло не лезет. Он невесело хмыкает, думая, что заслужил всё это. — Почему каждый раз, когда вы с Уиллом ссоритесь, — говорит Синклер, когда они садятся на пол, опираясь спинами на противоположные друг другу стеллажи. Он пьёт колу в новой упаковке и причмокивает губами. — То разгребать приходится другим? — Что, прости? — Майк морщит нос и крутит пальцами пуговицы на своей поло, норовясь их скоро оторвать. Он всё понял и с первого раза, знает, что количество их с Уиллом ссор уже достигает критической отметки. Он только надеется, что проницательный Синклер не увидит за этим нечто большее. Потому что, Майк уверен, Дастин уже обо всём догадался. И если девочки молчат из вежливости и глупо хихикают, то почему Хендерсон ещё не вставил слово об этом — загадка. Лукас не испытывает никакого стеснения, когда речь идёт о делах сердечных. — Знаешь, что я делаю, когда ссорюсь со своей женщиной? — говорит он, кивая и улыбаясь чему-то там в своей голове. Когда Лукас говорит «моя женщина» по отношению к Макс, Майку хочется выстрелить себе в голову. Может, Уилл был бы счастлив, сделай он так. — О, поделись со мной своей мудростью, Магистр Любви, — бормочет Майк, закатывая глаза. — Я её обнимаю, — пожимает плечами Лукас. — Но если это не помогает, и она начинает меня бить… То я прихожу под её окна с магнитофоном и включаю наш любовный микс, сечёшь, о чем я? — Не-а, — Майк отводит взгляд, решая промолчать. — Песни, которые мы слушаем вместе! То, что напоминает ей о наших отношениях — как всё начиналось, подо что мы танцевали в первый раз… Лучшие хиты, которые я крутил вам, ребята, на озере, — воодушевленно говорит Синклер. — Иногда это просто песни, которые заставляют меня думать о ней. Понимаешь? Бывает такая музыка… У Майка не было такой песни, которая заставляла его думать об Уилле. Они вообще редко слушали музыку вместе, в основном занимались чем-то другим, но он знает, какие другу нравятся песни — всё, что есть в коллекции его старшего брата. Наверное. У Майка нет своего музыкального вкуса, но есть кассетный плеер Нэнси и какие-то сборники, вполне неплохие… А почему он вообще должен думать об Уилле? — Вы с Макс встречаетесь, — говорит Майк, вспомнив, что он должен съязвить. — А мы с Уиллом — просто друзья. Лукас оглядывается по сторонам, проверяя, чтобы никто их не подслушивал, а затем подзывает Майка поближе. — Ты думаешь, я слепой? — тихо спрашивает Синклер, усмехаясь. — Чувак… Я чувствую волны напряжения между вами. И оно точно не дружеское. Майк пихает его в плечо, но не сильно, потому что знает, что Лукас может ответить больнее. — Ага, забей, — говорит Майк. — Это уже неважно, в любом случае. Я, типа, сделал ему больно… Он пугается, когда эти слова вырываются наружу и сразу проверяет реакцию Лукаса. Друг молчит, обдумывая. Майк никогда ещё не признавался себе в этом со дня ссоры, он ведь должен винить Уилла, потому что тот швырнул его, разозлившись. Но он не хочет. Майк, может, и придурок, но он бывает умным и понимает, что все происходящие вокруг него вещи — связаны. Метка на руке, ощущение одержимости, силы, которые появились у Уилла. И ему всё ещё тяжело противостоять этому притяжению, даже физически больно, потому что он не может коснуться дорогого человека. Он бы никогда не подумал, что связь, которую они выстраивали годами, с самого детства, будет так легко разрушена. — Он плакал из-за меня, — на выдохе произносит Майк, вспоминая красные и мокрые от слёз глаза Уилла. Вот и всё. Он дал своим мыслям обрести форму. Никогда бы не подумал, что расскажет такое Лукасу. Порой Майк забывает, что у него есть и другие друзья, и ему не обязательно притворятся одиноким одиночкой, когда становится совсем хреново. — Серьёзно? — спрашивает Лукас вдруг изменившимся тоном, заставляя смотреть ему в глаза. — Майк, которого я знаю, никогда бы не заставил Уилла плакать. Чувак, года два назад ты бы этого себе не простил… Майк глотает комок обиды и впивается пальцами в края своих шорт. Он и сам не знает, что с ним происходит. Всё это пугает и ни у кого нет ответов на его вопросы — ни у взрослых, вроде Стива и Нэнси, ни у родителей. Как будто взросление — это тёмный лес, через который ты идёшь вслепую, пока случайно не выберешься. — Хочешь поговорить об этом? — осторожно спрашивает Лукас. Его дорога — это длинный путь, полный препятствий, которые Майк создаёт себе сам, и пока он не осознает это, ничего не изменится. До него так и не дойдёт суть вещей, которую он упускает. — Не о чем здесь говорить, — пожимает плечами Майк. Потому что он ещё не готов. Уилл проходит мимо стеллажей и окидывает их безразличным взглядом. — Мы собираемся идти, — говорит он. Лукас встаёт и подаёт Майку руку. Он цепляется за неё и поднимается на ноги. Может быть, в следующий раз у него получится быть честным с самим собой. Столкнуться лицом к лицу со своими страхами может не каждый, но Уилл Байерс занимается этим всю свою жизнь. Он переживал вещи и похуже: неделя, проведенная в другом измерении, полном монстров, где холодно, темно и безнадежно; одержимость той же тварью, которая сейчас сидит в Билли… Ему казалось, что где-то там впереди ждёт вознаграждение, наконец придёт свобода и солнечные деньки, но чем дальше он шёл, чем взрослее становился, тем больше убеждался: жизнь — это то, что происходит, пока ты строишь планы. Боб Ньюби, который всё ещё супергерой, но посмертно, однажды рассказал ему историю о том, как встал напротив своего монстра из кошмаров и просто крикнул ему: «Уходи!» и «Я тебя не боюсь!». У Уилла в первый раз так не получилось, но сейчас он гораздо сильнее и думает, что справится. Накануне ему приснился сон. После того, как красный цвет рассеялся, всё вокруг окрасилось в белый. Бесконечное снежное поле с сугробами по колено, вот только дотронувшись до них рукой, он понял, что это — подделка. Снег не таял, лишь оставлял на нём свой отпечаток. Липкий, мерзкий, скрипящий на пальцах. Напоминающих обо всём противном и жутком — хотя, казалось бы, белый цвет должен олицетворять чистоту и невинность. Вдали играла приятная песня. Не та, под которую он заснул. Другая, напоминающая ему что-то из прошлого, один очень важный момент: вот только не получалось зацепиться за конкретную дату… Эта песня заставила его улыбнуться, покачиваясь на месте, прикрыв глаза. Он, наверное, выглядел так нелепо, стоя среди кучи искусственного снега в одной пижаме и с босыми ногами. Его запястье снова зачесалось, но на этот раз без покалывания, а просто с легкой щекоткой. По руке Уилла полз крупный, но в то же время небольшой по сравнению с целой ладонью, паук. Черный, с круглым блестящим брюшком, украшенным меткой в форме песочных часов. Уилл не боялся его: для него пауки перестали быть загадкой уже после третьего прочтения книги от корки до корки, он и дальше изучал их, когда находилось время для этого. Странно, но множество людей на планете страдают от арахнофобии. Ученые говорят, что дело, как и с остальными жуками, в размерах, позволяющих паукам заползти куда не надо — в уши или в нос. Так, например, слоны боятся мышей. А ещё, что не менее важно, пауки — одни из самых непредсказуемых созданий, они двигаются плавно, подкрадываясь к своей жертве, а затем резко напрыгивают на неё и забирают возможность пошевелиться. Пауки обладают отличным чутьем, и, если тебе не посчастливилось попасть в их паутину — будь готов, что они услышат тебя с любого расстояния, почувствуют каждый твой вздох и неверное движение. Уилл восхищался пауками, поэтому позволял красотке Черной Вдове из его сна ползать по своим пальцам. Она не собиралась кусать его, просто исследовала. Может быть, здоровалась. Крошка… Голос паучихи в его голове звучал так высоко и нежно, как с ним говорила только мама или Майк, но раньше, очень давно. Вкупе с приятной мелодией, согревающей его изнутри, Уилл подумал, что это один из лучших снов, что снились ему в последнее время. Поверни колесо. Когда настанет час. — Какое колесо? — любопытно и с улыбкой спросил у неё Уилл, подняв руку на один уровень со своим лицом. Он был очень уважителен, учтив, потому что его самого ласково назвали Крошкой. Если повернётся колесо… В назначенный час Паутина восстановится. Она показала ему странные картинки: фрагменты воспоминаний, которые хранились в голове, но на задворках сознания. Моменты, которые ещё не успели произойти. Уилл увидел ярко-красную молнию, марлевую повязку с каплями крови и силуэт из двух тел. Странно, но они были смутно ему знакомы. Песня вдруг перестала казаться такой красивой после того, как он увидел всё это. Уилл коснулся своей щеки свободной рукой, стирая мокрый след от незаметно скатившейся вниз слезинки. Сердце так защемило, будто он не хотел отпускать этот момент, но он исчез. Всё равно исчез. Как ни старайся, исправить ничего нельзя было. Песня, песня… Дурацкая песня. Ну, где же он её слышал? Слушай мой голос. Паучиха мягко вытащила его из мыслей, показывая уже другую сцену. И вот сейчас, четвертого июля, Уилл Байерс стоит посреди Старкорта, намереваясь спуститься вниз и сразиться с Истязателем. Монстром из его кошмаров, только на этот раз буквально во плоти. Он не знает, как применить свою силу против твари, но в случае неудачи пострадают его близкие люди. Запустится целая цепочка из проблем, которые приведут к разрушению их города. Он видел отрывки, где всё горело, тряслось, а люди умирали. Не слишком подробно, но достаточно, чтобы осознать последствия проигрыша сегодняшней битвы. Уилл знает, что он маленький. Он не такой мощный, как Билли Харгроув, который несёт тело Джейн на своих руках, а затем кидает её на пол. Хочет запугать, а может успокоить. Внутри него сидит монстр, который считает, что чужая смерть — это пустяки, если в конечном итоге всё приводит к высшей цели. Уилл от злости готов скрипеть челюстью. Крошка… Закрыв глаза, он представляет себе время как тонкую нить. Её можно намотать на палец, можно придать ей форму и подчинить себе. В голове раздаётся щелчок, а где-то за его спиной стрелка на настенных огромных часах бежит с бешеной скоростью. Джейн говорит что-то Билли, касается его лица. Майк и Макс приходят в себя и выбегают, но они слишком далеко, чтобы успеть помочь. Уилл чувствует ужасную головную боль. Ему тоже нужно подойти ближе, показать Истязателю Разума, что он его не боится. И вот он делает шаг… Как вдруг оказывается перехвачен чужими руками. — Не сегодня, ребёнок. — говорит Стив. Остальные запускают фейерверки, готовясь устроить настоящий пожар. Стив не даёт Уиллу сбежать, как бы он ни бил его ногами или руками, как бы ни кричал. Нитка ещё чуть-чуть и разорвётся. Он старается забраться поглубже в свой разум, чтобы представить во всех красках, что он должен сделать. Как выстраивается паучья сеть: понемногу, словно шёлк, который прядут шелкопряды, или ровные стежки швейной иглой, когда мама делает заплатки на его детских джинсах. Как он наматывает красную нитку, торчащую из свитера, на свой палец. Как черные волосы Майка превращаются в кудрявые завитки после душа и их тоже можно касаться и тянуть. Эта связь крепкая, соединяющая прошлое, настоящее и будущее. Истязатель начинает протыкать тело Билли своими щупальцами, но замирает, издавая истошный демонический звук, словно крик, перед тем, как выпустить последнее в самое сердце парня. Макс в слезах умоляет, чтобы это прекратилось. Но в ней, в этой связи, что-то не так. Черная вдова из сна не предупреждала Уилла об этом, но он чувствует. Кто-то однажды вмешался в Паутину, разделив её на две части, неравные друг другу, отчего один мир уже начал умирать и истончаться, а второй только к этому шёл. Из-за ошибки цикл будет повторятся из раза в раз и никогда не будет прерван. Он не знает почему. В его голове нить тоже распадается надвое. Абсолютно одинаковые, зеркальные друг другу части. Стив Харрингтон продолжает держать его на руках, даже когда Уилл ослабевает и начинает безвольно висеть, потратив все свои силы. Он пытается, он правда пытается залатать Паутину… Но этого оказывается недостаточно. Билли Харгроув умирает четвертого июля. Когда Стив отпустит Уилла наконец, на мгновение ему покажется, что глаза мальчика стали красными. Моргнув, он снова увидит их обычный зелёный цвет. Неудача… Колесо не повернулось… Крошка. Уилл сидит напротив Майка на полу в подвале, на его голове полотенце, и он думает, что в последнее время слишком часто мокнет. То под дождём, то вот в бассейне. Он хотя бы больше не трясется от холода и страха, ребята бегали вокруг него: накормили горячим, напоили, завернули в одеяло. Нэнси сказала, что если он заболеет, то она лично проколет ему курс антибиотиков в мягкое место. Из своих садистских соображений. Зато Робин дала ему пачку шоколадного печенья, которую надежно спрятала перед этим в шкафу и доставала только по одной штуке в день. — Разрыв, — Майк задумчиво стучит ручкой по блокноту: он устроил мозговой штурм и теперь они записывают туда все ассоциации со словами Арахны. — И то, что никогда не исчезнет… — Любовь, — робко напоминает ему Уилл, стесняясь почему-то этого слова. — Она имела в виду любовь. — Хорошо, — вздыхает Майк, пряча улыбку, прикрывшись длинным рукавом своего свитера. — Любовь так любовь. Нам нужно её как-то передать в альтернативный таймлайн? Чтобы создать разрыв, очевидно. Но что такое разрыв? — Может, это как портал? — Уилл роняет голову на сиденье дивана, полотенце сползает, он чувствует себя беззащитным после того, как Генри в очередной раз довёл его до нервного срыва. — Смотри, портал в Изнанку — это разрыв в пространстве своего рода… Может, она имела в виду разрыв во времени? Майк прикусывает кончик ручки, заставляя свой мозг работать на все сто процентов. Им нужно как можно скорее совершить третий скачок. Уилл задаётся вопросом — а течет ли время в другой временной линии независимо от их? Или там так же сменяются дни? Может ли это означать, что они не успеют изменить события прошлого, потому что в другом мире Апокалипсис тоже уже наступил? Но Дастин сказал, что нет никакого прошлого и будущего… Всё происходит единовременно. Может, они уже смогли спасти Макс? — Итак, — Майк почесывает голову той же ручкой, которую только что брал в рот. Уилл не понимает, почему не чувствует ни капли отвращения. — Мы создадим разрыв во времени при помощи чего-то, что потенциально может являться… Символом любви? Чем-то, что любим мы оба? И одновременно с этим любят те, другие, Майк и Уилл. — Откуда нам знать, что они любят? — хмурится Уилл. — Потому что мы — одинаковые, — закатывает глаза Майк, объясняя это в который раз. — Я знаю, что тебе не нравится думать так. Но это факт, Уилл. Может, мы и отличаемся чем-то, какими-то мелочами, вроде суперспособностей у твоей другой версии или… Нет, о себе я не могу судить. Я того Майка вообще не понял. Но! Раз Дамочка сказала, что мы можем влиять только на другие версии себя, то, значит, мы связаны с ними. А они с нами, понимаешь? — Ладно, — он шлепает себя по коленям, сдаваясь. — И что мы сделаем? Передадим им посылку со всеми любимыми вещами? Вернемся за твоим ломом? Майк поднимает полотенце с дивана и шлепает им Уилла по бедру, потому что с момента, как тот снова начал нормально разговаривать, он не прекращал дразнить его из-за любимого, потерянного навсегда, оружия. И плевать, что у них в гараже таких ломов ещё штук пять. Уилл думает о том, что он любит. На ум сразу приходит музыка, потому что у него с ней долгая и трепетная история: начиная с первых кассет, которые он слушал с Джонатаном и заканчивая альбомом, с которым он проходил через кризис своей ориентации и принятие чувств к Майку, когда они переехали в Калифорнию. — Может, закинем к ним проектор? — неуверенно предлагает Майк. Ему будет тяжело с ним расстаться, Уилл уверен, потому что Майк обожает звёзды и с каждым днём всё больше углубляется в их изучения. Даже начал читать мифологию о происхождении созвездий. — Твоя любимая вещь? — сочувствующе улыбается Уилл. — Уверен? Майк вдруг становится серьёзен, слегка склоняет голову к плечу, как будто не понимает вопроса. Или не понимает, почему Уилл не увидел за его предложением чего-то ещё. — Переживу, — пожимает плечами Майк. — Мне кажется, нам надо донести до него какую-то идею… Я понятия не имею, как это сработает в итоге. Но если мы запихнем посылку в нужное время и нужное место, то однажды до них дойдёт. Уилл краснеет щеками, задумываясь о том, какая идея может скрываться за звездным проектором. Он думает о всех тех ночах, когда они с Майком лежали на матрасе, прижимаясь друг к другу плечами. В любой день — когда уставали, когда ссорились или наоборот были счастливы. И звезды служили им напоминанием о том, каким когда-то был мир. И небо. Карта, звезды, тепло… Ну, конечно. Всё, что они так сильно любят. Оба. Уилл встаёт, чтобы порыться в ящике стола, он достаёт оттуда черный перманентный маркер, которым они обычно подписывают коробки с продуктами, хранимые в кладовке, либо те, что идут на гуманитарку. — Нужно лезвие или канцелярский нож, — Уилл немного нервничает из-за своей идеи. — Погоди, — Майк встаёт у него прямо за спиной, его дыхание оседает где-то на затылке и греет так же сильно, как парогенератор в их ванной. Он тянется к старым школьным учебникам и достаёт нож из ниоткуда, будто прятал его там. — Вот. Улыбка на мгновение сползает с лица Уилла. Он вспоминает те дни, когда Майк был под заклятьем Векны. Думает, зачем ему надо было прятать этот нож. И как же хорошо, что Робин предложила вытащить из ванных комнат все замки и защелки. Он оборачивается, а Майк всё ещё остается на месте. Они пересекаются взглядами и тут же отводят их, понимая, как близко стоят друг к другу. Уилл отходит и поднимает звездный проектор с матраса, начиная царапать по серийному номеру и дате производства, указанной на дне игрушки. Там остаются только обрывки, по которым ничего не разобрать. Он пишет маркером поверх серой краски устройства и протягивает его Майку. — Почему? — не понимает парень, рассматривая надпись. — Он должен будет понять, — уверенно кивает Уилл. — Если мы правда одинаковые, то он либо поймёт, либо как-то почувствует… А твой? Ну, то есть ты. — Надеюсь, и мой поймёт, — усмехается Майк, — Уже выбрал дату? Они одеваются потеплее и в этот раз не собираются оставлять куртки в машине. Перед выходом Уилл залезает в банку, куда они сложили все ненужные деньги — она лежит прямо за сахарницей, её никто никогда не трогает. Он достаёт только пару купюр, которых должно хватить, но Майку не говорит зачем. Это будет сюрприз. Кадиллак приходится припарковать в другом месте на этот раз, потому что на фоне всего белого он будет выделяться своей глубокой зеленью. Ребята вылезают из машины и встают друг напротив друга, перепроверяя заново содержимое рюкзака, а также надевают наушники и подготавливают плееры. Уилл хочет предложить Майку сразу поменяться кассетами, раз при перемещении это произойдёт в любом случае. И только в одну сторону… Майк не прекращает ухмыляться, пританцовывая под уже играющую песню, он только и ждёт, когда Уилл будет готов нажать на кнопку таймера. Уилл тянется поправить его шапку, что уже вошло в привычку. Надевает свои наушники, хватает Майка за руку… Три… Два… Снова красный цвет, хоть как-то разбавляющий скучный и стерильный белый. Перемещение, момент фотовспышки… Вот только Уилл не падает на землю, Майк крепко его держит и не торопится шевелиться. В уши вдруг врезается знакомая песня, которую он не слышал с тех пор, как перестал ездить на машине с мамой — они всегда слушали радио, а её там крутили часто. All my loving I will send to you. All my loving, darling I'll be true. Уилл чувствует, что он точно упадёт сейчас. Не из-за перемещения или головокружения, а из-за того, что Майк знал, отлично помнил, что их кассеты поменяются местами. Он сделал это нарочно. И теперь не прекращает на него пялиться. — Нам надо идти, — Уилл снимает наушники и отводит взгляд. Они стоят посреди улицы, полной магазинов. В Хоукинсе всего парочка торговых кварталов: если перейти дорогу, то они дойдут до продуктового, где работает мисс Байерс. Сейчас поздний вечер, а погода просто чудесная в конце марта. Уилл этот день помнит хорошо, потому что мама приготовила такой вкусный торт, что он потом просил её готовить по тому же рецепту каждый год. Хотя это и было слегка дорого для них до переезда в Калифорнию. — А куда мы сейчас? — спрашивает Майк, нахмурившись. — За упаковкой для подарка, — начинает весело перечислять Уилл. — Потом к моему дому, а потом ещё кое-куда. Надпись на вывеске гласит «Смех и улыбки» — это и есть название магазина, в котором они одолжили для Лукаса повязку в восемьдесят седьмом. Сейчас здание, конечно, выглядит иначе. Стеклянные витрины украшены наклейками в тему сезона — цветами, а ещё пасхальными разрисованными яйцами, прямо к празднику. Уилл подталкивает Майка зайти внутрь, хоть им обоим и неловко. Слишком здесь всё живое. За прилавком стоит энергичная девушка в комбинезоне-форме. — Добрый день! — она не реагирует на них с опаской, хотя парни выглядят не как обычные подростки: нездоровый цвет кожи, сухие ломкие волосы, шрамы, которые не скрыть на некоторых местах, да и потрёпанная старая одежда. Девушка сохраняет дружелюбный настрой и это заставляет расслабиться. — Я могу подсказать вам что-нибудь? Мы закрываемся через час. В её голосе сквозят лёгкие нотки сожаления. Уилл говорит, что они справятся сами, берёт Майка за запястье и тянет к стеллажам. Им нужно найти подходящую по размерам коробку и оберточную бумагу, может быть, его гложет чувство вины, а хороший подарок станет своеобразным искуплением перед другим Уиллом. Здесь есть свёртки разных цветов и рисунков — и милые с сердечками, и совсем детские с мишками, а ещё крутые с космическими кораблями и динозаврами. Ему интересно, совпадут ли их вкусы с мальчишкой. В тринадцать лет он предпочёл бы что-то более взрослое, но не скучное — Уилл ненавидит переливающиеся глянцевые обертки, они напоминают ему о подарках, которые отец отправлял почтой первые пару лет после развода с мамой. Зато он находит что-то завораживающее: синий глубокий цвет, бумага покрыта блеском, словно звёздной пылью, и оставляет на пальцах красивые следы. Идеально. Уилл не успевает обернуться, чтобы позвать Майка посмотреть, потому что ему что-то надевают на голову со спины. Дотронувшись рукой, он наощупь понимает — это остроконечный колпак. На резинке. — Зачем это? — Майк подводит его к настенному небольшому зеркалу. Уилл думает, что выглядит нелепо, они даже на день рождения Эдди, который был недавно, не надевали колпаки. Хотя у Робин была такая идея. — Потому что это — твой день, — улыбается Майк. — Ага, — Уилл закатывает глаза. — У меня он будет меньше, чем через месяц… — Тогда давай купим заранее, на всех, — парень пожимает плечами. — Разве будет лишним? На кассе девушка помогает им найти коробку и упаковать подарок, она рассматривает проектор и говорит, что никогда такого не видела. Уилл не уверен, были ли они вообще в продаже для масс-маркетов в том году. Наверное, он мог видеть похожие в первый раз, когда открыли Старкорт, а в нём магазин с модной техникой. Остаётся ещё немного денег. Уилл и Майк благодарят девушку за помощь и снова выходят на улицу. Фонари давно зажглись, но они не мешают увидеть звёздное небо над головой. Вся прелесть маленького городка в том, что здесь нет огромного количества источников света — билбордов, таблоидов, небоскрёбов… И выхлопов. Тут звёзды видно всегда, когда небо ясное. Они идут умеренным шагом, дорога до дома Байерсов занимает немало времени, но оба знают путь, как свои пять пальцев. В восемьдесят седьмом их старый дом разрушен, а до этого в него переехала старая супружеская пара, прямо после того, как Уилл с семьей уехали в Калифорнию. Он даже рад, что дом, в котором хранится так много его детских воспоминаний, достался прекрасным людям. Они выглядели счастливыми вместе, и он надеется, что супруги успели вовремя покинуть Хоукинс. — Тебе, наверное, тяжело, жить на Базе? — спрашивает Уилл, задумываясь об этом не впервые. Как только родители Майка собрали все свои вещи и уехали из города, взяв с сына обещание, что он поедет за ними следом, когда со всем разберется, ребята сразу же перенесли часть своих вещей в дом Уилеров. Это не была их первая база, до неё пришлось пожить на двух других. На первой открылся портал с демомышами, на второй прорвало баллон с газом. Пока что нынешнее их место обитания является пригодным, но никто не знает, что случится завтра. От того это и База. Не дом. — Мне нравится, потому что мы все вместе, — говорит Майк. — Да и Нэнси осталась, считай, ничего не изменилось. Мы же постоянно тусовались в подвале раньше… — А теперь живём там, — хмыкает Уилл. — Ты ведь этого и хотел, помнишь, — неловко улыбается Майк, прижимая к себе коробку с подарком. — Сидеть в моём подвале и играть в Подземелья… Уилл, я- — Мы уже говорили об этом, — Уилл вздыхает и берёт его за свободную руку, в рюкзаке валяется упаковка праздничных колпаков. — Я не злюсь, помнишь? Это было давно. — Я лишь хотел сказать, — Майк сжимает его ладонь в ответ. — Что со временем понял: это не такая уж плохая перспектива. Наверное… Я был бы рад играть в Подземелья хоть до конца жизни. И спать в подвале, даже на матрасе, хотя мы могли бы раскладывать диван. — Почему мы никогда этого не делаем? — смеется Уилл. — Серьёзно, с нами что-то не так… — Кому нужен комфорт? — фыркает Майк. Может, всё дело в том, что они спят на этом матрасе вдвоём уже давно. Как будто он — их личная территория. Даже, когда туда приходят поваляться Джейн или Макс, в конечном итоге, чаще всего на нём засыпают они оба. Оставив подарок на пороге и позвонив в дверь, парни прячутся за углом, прокрадываясь на корточках под окнами. Майк тянет Уилла за руку, и они плюхаются на землю, прижимаясь спинами к стене дома. Это напоминает о детстве, когда они играли в прятки и делились на пары. Также волнующе и едва удаётся сдержаться, чтобы не начать глупо хихикать. Когда дверь открывается, они слышат голоса. Майк слегка выглядывает, чтобы посмотреть на другого Уилла. — Ты такой маленький, — он улыбается, вернувшись обратно. — Хватит говорить так каждый раз, — Уилл пихает его в плечо. — Сейчас я шире тебя! — И всё равно ниже, — дразнит Майк. — Некоторые вещи не меняются. Уилл отводит взгляд, никак не может привыкнуть к такому Майку: откровенному, честному… Ему всё казалось, что после случая с Генри друг перестанет ему доверять, что он будет злиться и припоминать до конца жизни. Вот только вышло почему-то наоборот. Может, дело в том, что Уилл пропал в тот же день, когда они поссорились, а Майка это сильно напугало. Но он с каждым днём становился всё более и более нежным, особенно после их второго скачка. В восемьдесят пятый. — Осталось всего три, — говорит Уилл, когда они идут от дома вдоль дороги. Всё ещё в нормальном Хоукинсе. — Если в этот раз не получится снова… — Получится, — Майк берёт его за руку, не давая погрузиться в плохие мысли. — Мы переместимся в следующий раз в восемьдесят шестой и проверим, хорошо? Это было бы очень разумное решение, так они сразу узнают получилось ли у других ребят остановить Векну. Если, конечно, Арахна не свяжется с ними раньше и не даст новые указания. Но Уилл в этом сильно сомневается… — А ты не думал о том, что, возможно, они справятся с Генри и будут жить дальше? — спрашивает Уилл. — Если вдруг наши миры не соединятся в один, не знаю — всякое же может случится… Тогда здесь всё будет хорошо. А у нас останется по-прежнему. Разве это честно? — Нет, — вздыхает Майк. — Знаешь, я, конечно, скучаю по всему этому. По звездам, по природе и даже, Господи Иисусе, по школе. Но, пока мы рядом, всё хорошо. Я бы не нашёл компании лучше, чтобы пережить Апокалипсис. Они останавливаются на заправке, где находится ещё и маленькая закусочная. Вот такой сюрприз придумал Уилл. Он тянет Майка за руку ко входу, надеясь, что тот не видит, какая на его лице глупая и широкая улыбка. Этот человек хотел умереть каких-то несколько недель назад, так долго хотел, а Уилл даже не знает причины до сих пор. Майк никогда толком не рассказывал, почему попал под влияние Векны. Но вот он сейчас здесь и говорит, что счастлив жить так, как живёт. Что ему этого хватает. И для Уилла Байерса нет лучшей награды, чем эта. А ещё — два больших комбо с бургерами и картошкой, которые они заказывают на кассе. — И среднюю колу, — просит его Майк, стоя за спиной и стесняясь сделать заказ самостоятельно. — И среднюю колу, пожалуйста, — добавляет Уилл. Они садятся на мягкие диванчики и не могут надышаться запахом еды. Конечно, ещё она чертовски вкусная, но аромат мяса и масла из фритюрницы — это то, по чему они так долго скучали. Здесь очень уютно, несмотря на кучу пятен на плитке под ногами и громко работающий настенный телевизор с каналом новостей. Диктор рассказывает что-то о столкновении советской атомной подлодки с американским.... Уилл не вслушивается особо: его политика никогда не интересовала, а в восемьдесят седьмом их вообще не волнуют беспочвенные военные конфликты, происходящие в мире. Самим бы выжить как-то. Майк вгрызается в свой бургер, едва ли не издавая стоны. Уилл может его понять: картошка оказывается на вкус такой солёной, что это кажется ненормальным — Нэнси никогда не разрешает им перебарщивать с солью, потому что это очень вредно. Руки быстро пачкаются в масле, и ребята не брезгуют облизывать пальцы, потому что не знают, когда в следующий раз смогут попробовать фастфуд. — Чем займёшься в первую очередь, когда закончится Апокалипсис? — Майк не спрашивает «если». — Я как-то не думал об этом, — говорит Уилл, забирая из его рук стакан с напитком. — Наверное, сдам на права. А ты? — Думаешь, получится оставить себе Кадиллак? — Майк задумчиво поправляет свои волосы, снимая с них шапку. — Я пересдам химию на другую оценку. Вообще все предметы подтяну. — Хочешь поступить в колледж? — Уилл улыбается, потому что в прошлом Майк понятия не имел, чем будет заниматься, когда вырастет. Он и сам, по правде, не определился. — Нет, просто хочу утереть нос Нэнси своим средним баллом, — хмыкает Майк. — Как думаешь, Эдди дадут закончить школу в двадцать два? А если нет, то кто будет главой клуба… — Он и сам не захочет снова туда возвращаться, — Уилл уверен в этом. — Ставлю двадцать баксов на то, что они со Стивом уедут в другой город… Куда-нибудь к океану? Но точно не в мегаполис. — Да! — Майк откидывается на спинку дивана и активно кивает. — Им нужен какой-нибудь маленький дом, чтобы там был сад и всякая хрень. Может, мастерская… — И отдельная комната для Робин, — улыбается Уилл. — Хотя, как раз она бы переехала в большой город… А к ним приезжала бы пожить на каждые праздники. — Двадцать баксов на то, что они усыновят Дастина, — смеется Майк. — Ладно, его мама вряд ли одобрит… И это, наверное, не совсем законно. — Я хочу поступить в художественный колледж, — вдруг робко говорит Уилл, поймав настроение. — Я не знаю… Просто подумал, что стоит попробовать. У меня мало старых рисунков, может, мама сохранила какие-то. Но я, наверное, нарисую новые. Если начну сейчас, то к концу всего этого у меня уже будет огромное портфолио. Майк касается его ноги под столом. Уилл свою не убирает. — Ты же всё ещё рисуешь, да? — интересуется Майк. — Я редко вижу, как ты это делаешь. Потому что Уилл не может брать в руки карандаши уже давно. То времени не хватает, то просто не хочется. Это кажется бессмысленным. Казалось, до недавнего времени. Теперь, когда вновь появился шанс на то, что всё будет хорошо, ему дико захотелось начать рисовать заново. Он бы даже нарисовал новый портрет Майка. Выйдя из кафе, они проходят ещё пару метров, чтобы встать там, где никто не заметит их резкого исчезновения в никуда. Уилл хочет сказать что-то важное, потому что здесь, под небом, полным звёзд, ему кажется, что глаза Майка сияют так сильно… И что-то вновь зарождается внутри него — уверенность, надежда. Он не успевает подобрать слова, потому что Майк надевает на него наушники. В плеере Уилла всё ещё его кассета, перепутанная при перемещении. Майк отматывает её в самое начало и включает. Один маленький шажок вперед — и их губы встречаются. Close your eyes and I'll kiss you, Tomorrow I'll miss you… Уилл запомнит вкус соли от картошки, привкус холодной колы, нежный мартовский ветер, горячие пальцы Майка на своих щеках. И его сухие покусанные губы. Такие приятные и родные. Майк целует его на протяжении всей песни, пока голос Пола Маккартни не срывается в высокие ноты, а сам Уилер просто не в силах оторваться. Парни улыбаются, сталкиваясь носами. Пушистые ресницы Майка щекочут Уиллу щеки. — С днём рождения, — говорит Майк, взяв его за запястье, чтобы самому нажать на кнопку таймера. — Тринадцать лет? Мне точно можно тебя целовать? — Какой ты придурок, — Уилл поправляет шапку на его голове и натягивает поверх неё наушники, чтобы парня не стошнило. Они перемещаются обратно в свой белоснежный восемьдесят седьмой. И думают, что Апокалипсис всё же кончится через «когда», а не «если». Всё кажется возможным, пока они едут домой и не отлипают друг от друга, дразнясь глупыми прозвищами и смеясь, как малые дети. Даже на Базу заходят, держась за руки. Джейн встречает их в коридоре: она сидит на лестнице, ведущей на второй этаж, на её коленях лежит повязка, а из носа девушки капает кровь. Уилл тут же подлетает к ней, не снимая ни куртки, ни ботинок. Майк встаёт за его спиной, обеспокоенно смотря на подругу. — Это Хоппер, — она утирает кровь рукой и не выглядит расстроенной, скорее ужасно злой. Дастин выходит из гостиной, и по нему видно, что он всё уже знает. — Военные перехватили его и весь отряд Оуэнса. Их отправили на допрос. — На границах усилили таможенный контроль, — говорит Дастин. — Я связался со знакомыми ребятами из Эминенса с помощью ПРС, они видели час назад ряд черных джипов. Говорят, что люди в форме собирают образцы снега. Там он тоже выпал. Уилл вздыхает, сжимая кулаки и чувствуя злость уже коллективно. Они не могут оставить это просто так. Майк кладёт ему руку на плечо, сжимая. Похоже, придётся повременить с четвертым скачком.