***
— Приехали! — потушив сигарету, Паша почти приветливо, почти искренне улыбнулся. — Чё лыбишся? — Глебу же такой радушный приём был непонятен. — Ой, ты еще ниже Серафима! — Паша соскочив с перил, потрепал Глеба за волосы. — И красивее, кстати. — Ахуел? — Глеб видно пытался выглядеть строже, но то, что ему приходилось задирать голову не могло Пашу не умилять. — Мы разбираться приехали или хуйней страдать? — Ой, точно, прости! — заметив на себе строгий взгляд Серафима, Паша тут же вспомнил про свою роль, — ну пошли разбираться, Глеб. — Стоп-стоп, а я?! — до этого молчаливый голос разрезал воздух в потешном возмущении. — Ну то есть… Я его наедине с тобой не оставлю! — Да? — было в этом «да» что-то такое, что пока ещё не понимал Глеб. Серафим же покраснел. — Ну тогда бери его и за мной, я вас обоих не потащу наверх. — Что за, блять, происходит?! Серафим? — почувствовав руку на талии настырно приглашающую вовнутрь здания, — куда мы идём нахуй?! — Всё в порядке, он тебя не тронет, — сглотнув, не до конца осознавая на что пошёл, — пока я тут.***
— Йоу, Пол Пунш, я ебу, нахуй ты нас позвал, но если хочешь поговорить, или, ещё лучше — извиниться, то давай по-быстрому решим все и закроем эту темку нахуй, — беззаботно, даже заносчиво сообщил, неспеша пройдя в квартиру, — если ты позвал нас выпить, то сорянчик, я не пью, а Серафим за рулём сегодня. — Да нет, ничего подобного, не волнуйся, — аккуратно снял обувь, затем подошёл к Глебу так близко, чтобы уже было некомфортно, но все ещё держал расстояние, — скажу честно, тянуть не буду, Серафим привёз тебя сюда по моей просьбе. Потому что у нас, как ты знаешь, есть незаконченные дела. С Серафимом мы уже многое решили, но он ведь лишь промежуточное звено, так ведь? Ты же понимаешь о чём я? — Нет… — Глеб метнул обеспокоенный, смешанный со странным недоверием, Серафиму, и нерешительно поднял голову, возвращаясь к Паше. — Тебе напомнить из-за кого конфликт начался? Кого изначально этот петушок от меня защищал? Тебя! Он же готов был по твоему зову гнать на любого, и не делай вид сейчас, что не знал об этом, — выждав паузу, Паша, косо улыбнувшись внимательности, с которой Глеб его слушал, продолжил. — Поэтому и уважаю тебя, за то, что ты подчинил его, хоть и обидно, что раньше меня… — Что.? В смысле? — Заткнись! Заткнись нахуй, мы так не договаривались нихуя! — Серафим наконец не выдержал напряжения и вспыльчиво подскочил к Паше. — Что-то не помню чтобы разрешал тебе говорить… — взгляд испепелял, а рука, на шее, обескураженного ситуацией, Глеба, слегка сжалась, — И как ты думаешь, сможешь заставить меня молчать? Серафим надулся. Не мог позволить, чтобы Глеб узнал обо всем. Поэтому сматерившись под нос и зажмурив глаза сразу же, как только развернул силой Пашу на себя, заткнул его буквально. Физически. Изначально он думал лишь вжаться в его губы, но Паша уверенно продолжил, и Серафиму, краснеющему до кончиков ушей, ничего не осталось, кроме как покорно впустить его и сплестись с языком, на, ебаных, глазах Глеба. Последний шока почти сразу же лишился, и изо всех сил, толкнул Пашу, дабы прекратить это тошнотворное представление. Послышался смех, а Серафим в ужасе откашлялся, замечая, как Глеб как-то пусто замер смотря на него. — А, — Паша в миг загорелся, — так у вас это взаимно, поздравляю! — но звонкий голос был очень не вовремя сейчас. Серафим в ответ смотрел виновато. Паше же, наблюдая картину, хотелось даже в ладоши хлопнуть, настолько возбудило осознание. — Уже не знаю, — выплюнул. Ощущалось как плевок в лицо. Серафим помрачнел. Не осталось слов, чтобы защищаться. Паша, вмешиваясь, хлопнув по плечу Серафима и подойдя к Глебу по-дружески приобнял: — Ну так что, может больше не будешь на меня злится, а? Сам ведь все видел… Хочешь как-нибудь отомстить? Или… — прошептал то, от чего Серафиму буквально провалиться захотелось, — хочешь, покажу на что ещё он способен? *** — Он твой, — закончив со своим ремнём и чужими, покорными, татуированными руками, Паша «предоставил» Серафима, путём пинка в сторону Глеба. Тот обвёл его жалостливым взглядом и встав с кровати, (куда вместо него вскоре сел Паша) опустился к Серафиму, опять смотря в глаза. — Так ты всё-таки бисексуал, Серафим? Всё таки каждый раз ты, блять, врал и лживо прикрывался своей натуральной, сука, ориентацией? Ты блять не би, ты пидорас, Мукка! — голос почти не дрожал. Серафим отвёл взгляд стыдливо, а затем тут же в ноги бросился, скуля едва ли. Он вообще не понимал, как к этому пришло. — Наконец-то до тебя дошло! — Паша в улыбке расплылся довольной, — но я, если честно, порядком устал наблюдать эту драму семейную. Так что, — зевнул, —сделай с ним что-нибудь. — Ты не обязан его слушать, Глеб, — униженно смотря в пол, только и успевает вымолвить, предупредить, остеречь, попросить. Глеб и не слушает. Ни Серафима, ни Пашу. Глеб слушает только то, что раньше всегда игнорировал в себе. А сейчас будто зеленый свет дали. Фиолетовый, точнее. Самовольно на колени забрался — Серафим пошатнулся немного, тут же дрожь его ощутив, Глеб съежился, но от решения своего и не подумал отступить. Серафим настороженно и немного испуганно оглядел, казалось раньше, давно изученное лицо, что быстро и уверенно приближалось. Поднял за шкирку, вернул взгляд на себя, смотри, мол, как сильно я тебя ненавижу. Глеб глотнул. Медленно прошёлся по его лицу пальцами. Не шевелился, не морщился в ответ. Наконец, оттянул губу нижнюю, пальцем указательным, будто бы Серафим не открыл их сам, по одному только взгляду намекающему; и впился в них с таким, ненавистным себе же, желанием, что Серафим едва ли равновесие на коленях удержал. Сверху послышалось восторженное замечание о том, как чувственно они со стороны выглядят. И правда чувственно. Серафим этой отдающей ненавистью захлебывался, пока Глеб дрожащими пальцами рубашку чужую пытался расстегнуть. Глебу не так это всё хотелось. Уж точно не с такой дырой внутри и голосом чужака снаружи. — Поможешь? — разорвав поцелуй, словно наигравшись, оставил Серафиму лишь взгляд полный печали, отстранился, пока он, кажется завис, не в силах даже слизнуть кровь с, заботливо прокушенной, губы. Серафима это ранило похуже всяких унижений. Ему это также представлялось всё иначе. — Конечно, сладкий! — хватая за кудри Серафима шепчет быстрое. — Ты же понимаешь, что заслужил это? — и в движение, в короткий вздох, разрывает нити держащие мелкие пуговицы. Наблюдая за сменой лица довольно подмечает. — Ваши бренды из ЦУМа шьют всё такой же шлак. Хотя вам под же стать, так что похуй. Глеб прошёлся взглядом по оголившемуся телу, хотел было дотронуться, хотел до сегодняшнего до жути, но словно обжёгся, подрываясь с места: — Не могу, тошно, тяжело, давай ты. — Встал, — приказал резко, Серафим тут же подчинился, поднимаясь на колени. На автомате, под гипнозом, или как-нибудь ещё готов был бы объяснить, то, что не мог не повиноваться. Может потому что уяснил — Паша два раза не просит? — Умница, — придвинувшись к краю кровати, потрепал по голове, словно ручного пса, но затем резко схватил за подбородок, — а теперь оглянись и скажи мне, как же так, вышло? Тот, ради кого ты горы и горло кому угодно свернуть был готов, сейчас даже противится в твою сторону смотреть, — отпустил и огладил скулу, что теперь, будто сама, изнеможённо упала на руку. — Как так получилось, Сима? — Н-не называй его так. Не смей, блять, — почти сквозь зубы сказал, затем вскочил и вновь нашёл в себе силы оттолкнуть Пашу подальше от Серафима. Сам Серафим испуганно, но с надеждой взглянул на Глеба. — Как? Симой? А что, он на «Сима» только у тебя отзывается? — усмехнулся. Был приятно удивлён вольностью, но всё равно, готовился её усмирить, если захочется. — Я, блять, не шучу, Пол Пунш. Заткнись свой рот нахуй. — Так и я не шучу, сладкий, — быстро перехватил, поднятый в воздух кулак, и заводя за спину повалил, на кровать лицом в простынь, — когда говорю, что ты я твой рот быстрее своим членом заткну, чем ты успеешь ещё что-то сказать про мой. Все понял? — у самого уха, Паша вновь смягчил голос, услышав одобрительное мычание. — Прекрасно! А то не хотелось уважение к тебе терять… — Освободи ему руки, — довольно спокойно, обратился к, пришедшему в себя, Глебу. Серафим всё это лицезрел не без волнения на лице, но без рвения что-то изменить. Сковывало безнадёжностью. Когда Глеб оказался рядом, специально, для чужого удобства, развернулся, но его все равно довольно грубо схватили и едва ли ослабили ремень, мол, дальше сам сможешь. — Теперь сядь на кровать, то есть опусти ноги на пол, — командовал Паша расслаблено. Всё шло по его плану. Глеб послушался голоса из-за спины, местами чудом пробуждающего в нём дрожь. Пробуждающий также страх в виде пота на затылке. Снял худи, швырнул куда-то в сторону. Зажмурился, ощущая, как Серафим к коленям припал, к бёдрам. Гладил ноги, целовал внутренне. Глеб откинулся на, сидящего позади него, Пашу. Не было б никого, упал бы, потеряв равновесие. Потому что от противоречий живот сводило. Но всё-таки самообладание удалось сберечь. На удивление. — Хватит, — стараясь не смотреть на кричащую печаль в умоляющих глазах, Глеб резко оттолкнул его. А затем уже Глеба толкнули на себя, сжимая плечи. — Нет уж, дай ему извиниться, хотя бы так, как он умеет. Хотя если честно умеет он так себе, — последнее пробормотал, наблюдая за изменениями на лице Серафима. Глеб на груди, особо не отреагировал. Опустошенно смотрел в потолок, Паше такая невовлечённость не нравилась. Массируя чужие плечи и шею, он якобы случайно задрал рукав футболки, оголив ту самую татуировку, увидев которую, Серафим скривился в гримасе. — А что же у тебя такой нет, а Сим? Вы же вроде парную собирались… — Ты нихуя не знаешь, закрой рот! — печаль на лице сменилась испугом, страхом. — Да похуй на неё уже, ха-ха-ха… Перебью и всё, делов то! — нервно улыбаясь вмешался Глеб. Подняв с плеча взгляд, встретился с лицом Паши. — Глеб… Посмотри на меня, ты же шутишь да? — почти что за руку взял, но он не отреагировал. Зато Паша наоборот — воспользовался моментом; сократил и так малое расстояние, и накрыл сухие губы своими. Глеб почти не отвечал, но и не сопротивлялся. Паша же, мысленно считая до пяти, целовал мокро чисто из вредности, наблюдая, как закипает Серафим видя это. На счёт пять, ниточка терпения оборвалась. Серафим с криком «прекратите!» почти бросился на них с кулаками. Паша не реагировал, хотя мог бы превентивно ударить давно уже. Всё потому что Глеб со слезами на глазах, наконец в лицо прошептал: — Серафим, оставь меня в покое, пожалуйста, — это вырвалось, это испугало обоих. Глеб спрятал лицо в Пашином худи, обнял за шею, сидел так с минуту, а затем и его оттолкнул, — и ты тоже! Идите оба нахуй! — вскочил, Паша не держал, Серафим не преграждал путь, на это банально сил не было — удержать. Как всегда удержать насильно и не отпускать пока не успокоится. Утешить собою же. Но сейчас — невозможно было. Выбежал из комнаты. После из квартиры. Такая знакомая Серафиму реакция на стресс. Как всегда — бегство. От проблем, от себя. А Паша лишь рассмеялся. Паша ничего не знал. — И это я истеричная сучка после этого? — как всегда с шутки, но по лицу понял — не вовремя. Даже жалко на миг стало. — Это он не в первый раз, да? — Не в десятый, — отрезал. Не грубо — пусто. — Так беги за ним… — Что? — не поверил ушам совсем. — Беги, блять, за ним! — не приказывал как раньше, скорее… Советовал? Но тон был всё тот же, Паша надеялся, так — послушает. — Заебался уже. Все равно слушать не станет. Знаю. Никогда не слушал. — Встал и пошёл за ним, Мукка. Докажи, что ты хоть что-то способен, блять, сделать. Отстоять хоть что-то, что дорого. Беги.