Феникс

Спустя час Кейя уже летит в шаттле вместе с Дайном, который молчит, смотря на Альбериха. Он примерно узнал о произошедшем от Альбедо. Разговор не складывался, отчитывать Кейю уже не было смысла, все сделал техник. Советовать что-то он был не в праве, поэтому он просто молча вел шаттл к поместью. — У Каелуса твои глаза, кстати, и во сне он сопит, как ты в детстве, вечно хочет кого-то обнять, - наконец прерывает молчание Дайн, и Кейя улыбается. Смотрит на друга, когда тот останавливает шаттл недалеко от поместья. — Я обязательно обниму вас позже, — отвечает почти обезумевший от счастья альфа и выходит. Он только сейчас осознаёт насколько верные у него друзья, насколько они любят его. Осознаёт, что имеет семью, и даже если Дилюк не будет рад его видеть, то он обязательно обобьёт все пороги, больше никогда его не оставит. Если нужно, годами будет вымаливать прощения за свою тупость. Кейя идёт к поместью, видя, насколько то обширно, замечает служанок, подходя к одной из них в попытке узнать, где хозяин, но те лишь опускают головы, что-то бубня. Альберих идёт дальше, подходит к дверям поместья, стучит и слышит лёгкие шаги. Ему открывает невысокая женщина, смотрит на него оценивающим взглядом. — Дилюк дома? — опережает он вопрос женщины раньше, чем та успевает его озвучить. — Простите, но мастер Дилюк сегодня не принимает гостей, — и захлопывает дверь прямо перед его носом. Альберих конкретно не понимает причин такого обращения, но уже не задает вопросы, когда чует тонкий аромат омеги откуда-то сверху. Кейя отходит на пару шагов назад, поднимает голову и видит всполохи алых волос, что, словно живое пламя, переливаются под светом солнца. Сердце пропускает удар от нежности, он хочет позвать омегу, когда того ведёт назад, и Кейя видит, как Дилюк оседает, исчезая из поля зрения. — Дилюк! — волнение и страх скручивают все внутренности, и Кейя, не осознавая себя, уже подпрыгивает до ветки ближайшего дерева, цепляется за него, подтягиваясь, залезает, после цепляется за карниз и сами стены поместья, спустя минуту уже оказывается на том окне, где видел омегу, смотрит вниз, видя его на полу, и спрыгивает, оказываясь рядом.

***

Дилюк сползает на пол, сжимая рукой рубашку в районе груди. Ему катастрофически не хватает воздуха, и даже открытое окно не помогает. Виски сжимает болью, а в груди безумно ноет, терзая внутренности от боли, которую ему вновь причиняет Альберих своими решениями. Он действительно, только-только обретя Кейю, может его потерять? Снова? Навсегда? Вдох даётся с трудом. Чёртов альфа. Почему он не может просто посидеть на месте, а вечно влезает в самую гущу? Зачем тогда так сильно пытался показать, что Дилюк принадлежит ему, если сейчас бросает? Или он сам ошибался с самого начала, принимая желаемое за действительное, и Кейе не нужно было ничего, кроме как перепихнуться пару раз и опять в свою стихию — бороться. Омега тихо хрипит, плавно заваливаясь на пол. Феромоны давили на мозг только сильнее, мешая глубже дышать, от чего сознание уплывало все быстрее. Он тянется, чтобы снять ошейник, но так и не дотянувшись до него, падает без чувств. Лишь где-то на краю сознания мелькает мысль, что он видел альфу или кого-то очень на него похожего, но она ускользает следом. Оказавшись ногами на полу, альфа ощущает, как в нос ударяет отвратительный аромат феромонов. Они не принадлежат Дилюку, но исходят от него сейчас так, что желание зажать нос невыносимо сильное. Альберих не сомневается в происхождении этого запаха, от такого количества резко ощущается запах химии. Дурацкие духи. Кейя подхватывает омегу, прижимает к себе, видит, ощущает, как тому тяжело дышать. Альберих инстинктивно выпускает свой феромон, пытаясь спасти омегу, стараясь заглушить этот едкий запах, но этого мало. Кейя поднимает Дилюка на руки, прижимает к себе, утыкает носом в собственную шею, где феромон сейчас сильнее всего. Нужно срочно смыть всю химию, нужна ванная. Альберих мечется взглядом в поиске хоть кого-нибудь из служанок, когда выходит из кабинета Рагнвиндра, но тех словно след простыл. Кейя смотрит на длинный коридор и кучу дверей, он не знает поместья от слова совсем. Он тут впервые, у него не так много времени - Дилюк дышит все тяжелее. Кейя делает несколько шагов вперёд, толкает первую дверь наугад и не ошибается. Просторная спальня встречает его светлыми оттенками стен, огромной кроватью и ароматом омеги. Альберих видит в углу комнаты дверь, идёт туда и оказывается в ванной. Рагнвиндр тут же усаживается альфой на столик у раковины, Кейя буквально срывает с него одежду: тянет пиджак, рвёт дорогую рубашку, потому что на пуговицы и все эти запонки нет времени. Альберих вытряхивает омегу из штанов и белья, сам снимает свою рубашку и штаны для более близкого контакта с кожей и для того, чтобы ткань не мешала проявляться феромону. Душ включается ударом по вентилям, когда Альберих уже заносит Дилюка внутрь, опускается вместе с омегой прямо на пол, хватает мочалку и гель, начиная активно тереть чужие запястья там, где аромат химии особенно сильный. — Люк, — Кейя тыкается носом тому в волосы в районе виска. Сердце вырывается из груди от волнения, от того, как тяжело даётся омеге каждый вздох, как собственный феромон не может окутать омегу, дать безопасность под стеной отвратительной химии. Альберих трёт выше, моет плечи, проходится мочалкой по груди и спине, пена стекает по его ногам, пока он крепко прижимает омегу спиной к себе. Целует в висок, отводя мокрые пряди на одно плечо, чтобы не мешались. Собственные волосы облепили лицо, и пришлось зачесать их пальцами назад, сорвать и отбросить повязку с глаза, что лишь мешалась. Кейя смотрел на омегу, не понимая, зачем тому эти духи, зачем это все, но обязательно спросит позже. Дыхание Дилюка так и не приходило в норму, но хрипов стало значительно меньше, и Кейя смог отпустить мочалку на пол, понимая, что затер нежную кожу до лёгкого покраснения. Собственный феромон уже растекался по всей ванной, плотным клубком стоял в воздухе и все уплотнялся, Альберих на инстинктах был уверен, что это поможет. Что их истинность все же не пустой звук, что она сможет выбить всю химию из лёгких. Альберих боялся потерять Рагнвиндра до ужаса, до дрожи в теле и того, как сильно пальцы сжимали чужие плечи, как крепко рука обнимала того поперёк груди, прижимая к себе. Кейя покрывал щеки и плечи омеги поцелуями, терся лицом о волосы, оглаживал руками все тело, стараясь практически слиться с омегой ароматами, забрать все себе, страдать самому - всё, что угодно, лишь бы Дилюку стало легче. — Пожалуйста… Сбивчиво шепчет альфа куда-то в шею омеги, он ощущет, что аромат Дилюка становится сильнее, трется носом об ошейник, понимая, что действительно сможет помочь сейчас. Кейя все же решился, аккуратно приподнимая голову Дилюка от своего плеча, провел пальцами по ткани ошейника, ныряя под мокрые пряди, чуть приподнимая их и, наконец, щелкнув застежкой. Тот, под тяжестью напитавшей ткань воды, резко шлепается прямо Кейе в руку, но сам альфа смотрит сейчас лишь на абсолютно белоснежную кожу шеи. Чистую, нетронутую никем, такую, какой ее запомнил Альберих. Внутри все заныло от нежности, от своей глупости, от того, насколько сильно Дилюк был дорог ему, и Кейя прижался губами прямо к чуть припухшей железе. Ощутил легкую неровность на коже, это заставило его поднять взгляд, осматривая отпечаток на коже в виде завитка. Альберих сначала не понял, а потом все же опустил взгляд на ошейник, где на ткани около застежки были вышиты его инициалы. — Люк, ты… — Кейя почти застонал от отчаяния и своей тупости. Дилюк всегда был его, он принадлежал ему все эти годы, носил его имя и память о нем каждый день на своей шее. Он носил почти не снимая, иначе объяснить такой отпечаток на коже было просто невозможно. Кейя так не хотел ставить метку тогда, клеймить Дилюка и его жизнь, но стоило ему уйти, и Дилюк клеймил себя сам. Клеймил лишь одним именем, и имя это Кейя Альберих. Альфа прижался к шее Дилюка снова, потерся, коснулся губами вновь, прямо по буквам собственного имени. Альфа внутри скребся, рычал в злости на своего хозяина за прошлое, драл внутренности, говоря, что времени быть идиотом у них больше нет. Дилюк все ещё рвано хватал губами воздух. Кейя отложил ошейник на пол, подтянул омегу повыше, провёл по железе языком, ощутил, как та стала набухать сильнее. Кейя повторил движение, после коснулся губами, заласкивая чувствительную кожу шеи, ощущая, как собственный феромон становится ярче, как клыки лезут наружу, как ему хочется пометить и клеймить Дилюка собой окончательно. Альберих ощутил, что дыхание омеги стало становиться ровнее под его рукой на груди. Второй он крепче перехватил чужие пряди, особенно тогда, когда омега, кажется, стал приходить в себя. Кейя крепче прижал Дилюка к себе и, наконец, впился острыми от желания клыками прямо в железу на шее, оставляя метку, прокусывая кожу до крови, сглатывая, когда та попала в горло. Чувствуя аромат железа, ударившего в нос, и сладкий аромат теперь уже по истине только его омеги. На переферии продолжает мелькать забивший полные ноздри химический феромон, который то и дело перебивался словно бы запахом Кейи. Однако омеге приходится прийти в себя, когда на него потоком льётся прохладная вода, а все его лёгкие забивает только один феромон Альбериха без единой химозной примеси. Дилюк пробует приоткрыть глаза, но капли воды, попадающие по лицу, вынуждают закрыть их обратно, он фыркает, отворачивая голову, носом упираясь в чужую мокрую волосню. Попытка приподняться на локтях не приносит результата, кроме осознания того, что он лежит на полу душа, прямо на кафеле, прижатый к горячему телу спиной, голый. До вялого сознания постепенно начинает доходить вся ситуация, и едва Дилюк хочет спросить, какого собственно черта Кейя делает у него дома, раз собрался в ебеня и там сдохнуть, как шею простреливает болью. Омега шипит, цепляясь руками за что попало, пытаясь оттолкнуть от себя альфу. Пятки предательски скользят по мокрому полу, не позволяя уползти самому, а чужая хватка становится только сильнее. Шипение перетекает в угрожающий рык, который обещает наглому альфе кучу проблем в дальнейшем. От шеи по телу расплывается жар, словно при начинающейся течке, но боль такая, что даже это её не перекрывает. Кожа в месте, где держит Кейя, чуть-ли не огнём горит, а когда альфа наконец-то отстраняется, показывая свою бесстыжую рожу в размазанной по ней крови, Дилюк бесится только сильнее. Сил, чтобы ударить истинного, нет, но омега быстро находит решение в том, чтобы вгрызться в него в ответ. У альф нет железы, за которую можно пометить, зато есть куча мышц и, похоже, как следствие, полное отсутствие мозга. В течку подобный процесс не такой болезненный за счёт того, что железа к этому готова, и возбуждение скрывает большую часть неприятных последствий. Но кусать вот так слишком больно, и Рагнвиндр хочет, чтобы альфа на себе почувствовал какого это. Его клыки тупее, натренированные мышцы куда жестче и получается с трудом, но главное, что получается. Аромат омеги и крови сносит голову, Кейя сжимает челюсть, пока не ощущает смешения их ароматов. Он знает, что больно. Он чувствует это, крепко сжимая выбивающееся из его рук тело. Но одного присутствия мало, интоксикация от духов могла пойти куда глубже. И после того, что Кейя увидел на ошейнике и под ним, никто бы не смог удержаться. Кейя проходится языком по израненной коже, крепко прижимает Дилюка к себе, подтягивает выше. Поднимает голову, чтобы смотреть в злой алый взор напротив. Кейя растягивает губы в улыбке, потому что рад, что Дилюк все же смог прийти в себя. Альберих уже намеревается что-то сказать, как омега вгрызается в его шею, мстит ему, и Кейя закрывает глаза. Ему больно до алых всполохов перед глазами, до крепкой хватки на талии Дилюка. Альберих кладёт руку на потемневшие от воды огненные пряди, надавливает, разрешая вонзиться зубами в его шею ещё сильнее, отдать всю боль, что Рагнвиндр почувствовал. Кейе больно, но он молчит, сжимает зубы и веки, терпя месть своего омеги, ощущая, как часто он дышит, как сам цепляется за него. Его успокаивает, что Дилюк больше не лежит куклой в его руках, что не вдыхает через раз воздух, что не хрипит при каждом выдохе. Давление со стороны Кейи только подстегивает сильнее вгрызаться в него, наконец прогрызая кожу и мышцу под ней. Привкус крови на языке вызывает тошноту, да и челюсть начинает просто болеть от напряжения, и омега отстраняется, медленно моргая, борясь с тем, как после внезапной вспышки злости, мышцы теперь кажутся свинцовыми, и он снова лежит на руках у Кейи, окружённый его феромоном. Выдох получается слишком тяжёлым. Конечно он знает, что его альфа идиот, остаётся только выяснить насколько. — Какого хрена это было и кто тебя вообще пустил? — голос сипит, и Дилюк прокашливается. На руках Кейи слишком уютно, несмотря на всю ситуацию и их положение. Омега смотрит хмуро, даёт себе несколько минут отдохнуть, прежде чем пытается встать, опираясь на плечо своего альфы, вновь заваливаясь чуть на бок, на грудь Кейи, и недовольно сопит на свою беспомощность. — Выключи уже, блять, воду, — мокрые волосы неприятно липнут ко всему подряд, и от тяжести тянут голову вниз, а из-за укуса шея болит, поддерживать её в одном положении неудобно, и он вынужден опираться на альфу, кипя в своём недовольстве. Он смотрит из-под ресниц, фыркая от воды, и только теперь замечает, что на Кейе нет повязки. Дилюк протягивает руку, чтобы убрать волосы и рассмотреть глаз самому. Золотистая радужка манила к себе взгляд, омега облизывает губы, почти сразу морщась от того, что они в крови, и мягко проводит пальцем по брови над глазом. — Болит? Кейя выпускает Дилюка из крепкой хватки, когда тот пытается встать. Следит, чтобы тот не поскользнулся на кафеле и ловит вновь в свои объятия, когда тот падает от бессилия. Он проводит по спине Дилюка ладонью, прямо по одной из темных линий татуировки. Слушает его праведный гнев и готов утонуть в нем с головой. Он даёт Дилюку выговорить все, что тот захочет, молчит, ждёт, когда омега выпалит все, что накопилось, и только потом произносит. — Меня в дом и не пускали, я сам пробрался, когда увидел, как ты падаешь на пол, стоя у окна. Кейя, прижимая к себе омегу, все же дотягивается до вентиля душа и выключает воду. Воздуха становится больше, вода теперь не бьет по голове и телу. Он смотрит на Дилюка. — Нет, — отвечает он на вопрос омеги про глаз, ему так хочется поцеловать Рагнвиндра сейчас. Смять эти чуть посиневшие от прохладной воды губы своими. Вот только им нужно поговорить, долго, без утайки и задавая как можно больше вопросов, чтобы наконец понять все то, что было надуманно в их головах столько времени. Кейя трется щекой о ладонь омеги на его лице и прикрывает глаза, чуть склоняя голову на бок. Шею простреливает огнём, он даже ощущает, как новая порция крови заливает плечо, но лишь морщится. — Ты ещё ощущаешь на себе феромон от духов? Нам стоит ещё посидеть в душе? Или я могу отнести тебя в комнату и мы поговорим? На последнем вопросе Альберих открывает глаза и смотрит на омегу, пытаясь понять правда ли тому уже лучше. Дилюк медленно выдыхает, глядя на Альбериха, как на конченного. Конечно он уверен в Аделинде и в том, что та запретила даже другой прислуге заходить в поместье, занимаясь всем сама. И конечно же не пустила Кейю. И Дилюк уже понял, что этого полудурка не остановит ничего. Хотелось взбрыкнуть, что у него все было под контролем и он не нуждается в опеке альфы, но стоило признать, что у него не было никакого контроля ситуации. Он кивает, позволяя унести себя из ванной. Уже в комнате омега удивленно думает о том, как Кейя нашёл его спальню и, судя по всему, довольно быстро, иначе здесь бы уже была старшая горничная с отрядом полиции. Кейя усаживается вместе с ним на кровать, и Дилюк, прикрыв глаза, медленно выдыхает. Они оба не очень-то одетые, от слова совсем, но вставать самому или отправить Кейю за халатом не хочется. Хочется зализать нанесенную рану, но тогда им точно будет не до разговоров, это он уже понял. Выбрать тему слишком сложно. В его жизни произошло слишком много всего и черт знает, что в голове у альфы, тот так ведь и не ответил, зачем пришёл, если решил уйти обратно на фронт, что Дилюк и озвучивает - Зачем ты здесь, если мы с сыном тебе не нужны? Сердце неприятно колет не то тревогой, не то негодованием, что истинный действительно предпочёл уйти на новую войну, чем быть рядом. А то, что он прямо сейчас здесь и рядом, не означает ничего. Может забежал чисто попрощаться, Кейя может, вполне себе. За пять лет Дилюк и забыл, насколько конченый порой бывает его истинный, и теперь хлебал от это слишком часто.