Взаимный альтруизм

Генри хороший. Нет, даже не так — Генри идеальный. Элевен собирала все его хорошие качества в свою ментальную коллекцию, записывала в мозг, как в важную папку с документами. Например, самое первое его хорошее качество: он нежный. Его длинные костлявые пальцы всегда мягкие, бархатные, как у юной леди. Даже в холода его руки всегда теплые. Когда они вместе замерзали голодной и холодной зимой, он согревал ее, обнимая, крепко притягивал к себе. Первый никогда не был с Эл груб — его движения были аккуратны даже тогда, когда он кого-нибудь убивал. Или когда он брал Элевен на руки, потому что она не могла идти от усталости. Или, например, когда они засыпали вместе в одной постели, уставшие и изнеможенные — даже ночью Генри прижимал ее к себе так аккуратно, словно Джейн была соткана из шелка, и стоит совершить одно лишнее движение, как она сразу истончается на множество белых нитей. Еще одно его хорошее качество: он заботливый. Всегда замечал на лице Элевен даже самую неявную эмоцию и осторожно интересовался, все ли в порядке. Генри, казалось, видел ее насквозь — от крови и плоти до самой божественной души. Когда она грустила, Первый был настоящим джентельменом и постоянно искал способ или возможность ее развеселить: он читал Элевен книги, рассказывал «забавные» истории (которые, вероятно, брал из головы, но девушку это совсем не волновало), водил изредка, потому что никто из них не любил людные места, в парки, магазины или библиотеки, смотрел вместе с ней глупое и несуразное кино. В конце концов, Эл просто было хорошо рядом с Генри. Она не знала, как это объяснить, но последние несколько лет в ее сердце горела неярким пламенем, как огонек старой зажигалки «Зиппо», странная вещь, такая теплая и приятная, иногда тянущая отчего-то в самом низу живота: например тогда, когда Генри прижимал Элевен к себе слишком крепко. Это было необычно — но довольно приятно, так что против девушка не была. Единственное, из-за этого чувства глубокой привязанности она проводила с мужчиной излишне много времени. У нее не было ни друзей, ни знакомых — один Генри. Он никогда не запрещал ей общаться с другими людьми, он вообще ей ничего не запрещал, но Джейн просто было совестно перед ним, даже непонятно почему. Хотя, справедливости ради, они слишком часто меняли места пребывания, чтобы задумываться о дружбе или отношениях с кем-то. В этом мире только они вдвоем были друг у друга. Еще Генри постоянно улыбался — это тоже хорошее, просто отличное качество. Только для Элевен — она стала замечать это с возрастом. С другими людьми он обращался холодно и становился добрым лишь тогда, когда ему что-то было от нужно от них. Это явно нехорошо — Элевен понимала это своей головой, но была в ней собственническая жилка и да, сердцем ей нравилось. Нравилось, что он любил только ее. Да, это последнее. Генри ее любил. В первый раз сказал, когда Эл было около двенадцати? Она не уверена, но тогда она впервые убила человека. И после говорил это ей теперь на постоянной основе, закрепляя поступками. Любовь — слово непростое и многогранное, и Генри никогда не объяснял, что это вообще значит, поэтому плюс-минус узнать это Элевен смогла только из книг и фильмов. В любом случае, эти теплые слова из его уст всегда звучали великолепно, плавились на языке, оседали в ушах надолго, и часто девушка даже не могла уснуть из-за этого. Ей тянуло внизу, и у нее краснели щеки, и она не знала почему. Особенно последние несколько лет — возможно тогда, когда у нее впервые пошла «женская кровь». С другой стороны, у Эл были с этим проблемы. Она не считала себя достойной Генри. Девушка оценивала себя со стороны, и ей становилось ужасно стыдно, что Первый вообще тратит на такую как она время. У нее было слишком много недостатков: например, Элевен никогда не отличалась особой нежностью. Хотя она, конечно, старалась. Показывала свою заботу: однажды Генри умудрился простудиться, «чертовы проблемы человеческого тела», и Джейн гладила его по грязным волосам, делала ему несладкий чай, крепко держала его за руку, будто он был на смертном одре, а не лежал в постели с кашлем и температурой около 38. Еще, допустим, Джейн была уверена в том, что она некрасивая. Особенно в сравнение с Генри. В глупых книгах, которые она читала, и принц, и принцесса должны были быть идеальными, аж лоснящимися до блеска. Эл, к сожалению, не могла похвастаться даже женственностью: с короткими волосами ее было сложно отличить от хмурого мальчика. И эта глупая кудрявость… Которую Генри, тем не менее, обожал: Мужчине нравилась определенная длина — чуть выше лопаток, и каждое утро Генри заботливо ухаживал за волосами Элевен перед зеркалом: настойчиво расчесывал, укладывал по возможности и самостоятельно подстригал, мурлыкая какую-нибудь незамысловатую мелодию. Эл была ему как младшая сестренка — и девочку это немного напрягало: такое около-семейное отношение. Первый вообще любил внешность Элевен, на самом деле, считал ее красивой искренне: ее внимательные большие темные глаза, высокий лоб, идеальную лучезарную улыбку (как жаль, что улыбалась она не так часто, как ему хотелось бы), аккуратный нос и приятные на ощупь мягкие волосы. Хотя внешность это то, что волновало в людях его менее всего. Эл любил, уважал и ставил с собой в один ряд он вообще за другое. Жаль, что она этого не понимала. Еще Джейн постоянно молчала — ее словарный запас значительно увеличился за семь лет вместе с Генри, но это не мешало ей быть тихим мышонком, который большую часть времени слушал, а не говорил. Также Элевен в себе не нравилась излишняя возбудимость и вспыльчивость — тут они с Генри были похожи, пожалуй. Она легко могла отстоять свои границы, лезла в драки, нагло скалилась в ответ на грубости. Пожалуй, этому ее научил Первый, но это все равно было совсем не мило и не женственно. Тем не менее, даже весь этот набор комплексов и минусов не мешал Генри Элевен любить по-своему — так сильно и вязко, что иногда становилось даже страшно. Джейн тоже его любила. Пожалуй, что так. Единственное, девушка не могла ничего дать Первому взамен за всю ту любовь, что он ей предоставлял. Он решал все их бытовые проблемы: с жильем, деньгами, документами; все их не бытовые проблемы: со здоровьем, развлечениями, убийствами. Они должны были быть партнерами — но Эл не ощущала себя таковой, даже тогда, когда стала убивать вместе с Генри. Это было не то… Эл чувствовала себя не полноценной, а придатком. С другой стороны, технически у нее была полная свобода выбора и воли. Что ж, возможно, она ограничивала себя сама. В любом случае, ей нужно было отплатить Генри за все то добро, что он для нее сделал. Но Элевен не знала как. К ее счастью, Генри был умным мужчиной и, как обычно, решил все ее проблемы. В тот день он спас ей жизнь. От неожиданности и стресса у Элевен перехватило дыхание, зазвенело в ушах, и она зависла намертво, как олень на темной трассе. Еще мгновение — и ее короткая жизнь могла бы оборваться но, к счастью, с ней как обычно был Первый: он среагировал безупречно. Этот случай был настоящим потрясением для Джейн. Настолько, что она не могла вымолвить ни единого слова всю нервную дорогу до их убежища. Ее сердце было преисполнено благодарностью и любовью к Генри, было так приятно, просто до слез. Генри заявил девушке чуть ли не с самого порога странную вещь, когда они пришли: — Не хочешь отблагодарить меня, котенок? — он звучал странно. Будто игриво. Несколько часов назад его руки были забрызганы чужой кровью, а ему хоть бы хны. Совершенно плевать. Элевен не совсем поняла. Ее все еще потрясывало от того, что она могла умереть всего несколько часов назад. Тогда осторожно глянула в веселые и блестящие глаза Генри: — Что? — Ну, знаешь, — он задумался над тем, что говорить, отвернувшись в сторону дверного проема, ведущего на кухню. Теплый свет от люстры освещал его лицо наполовину, и в этом свете Генри выглядел еще красивей и милей, чем обычно: особенно с растрепанными во все стороны волосами. Элевен подумалось, что она покраснела. — Я, как никак, спас тебе жизнь и думаю, что достоин какой-никакой награды. Первый вновь повернулся к Эл лицом, улыбнулся лукаво: ситуация, произошедшая раннее, не располагала к подобным играм, но Генри, кажется, был ужасно горд и собой доволен. Джейн не могла его в этом винить хотя, отчасти, ей было обидно. — Какой награды? — господи, как же она любила задавать ему глупые вопросы. Генри незаметно закатил глаза. — Даже не знаю… — мужчина развлекался: это было не в его стиле, всю свою игривость он растратил, пожалуй, в тот момент, когда убил в лаборатории Хоукинса больше двадцати человек. — Хмм… Если я скажу тебе сделать кое-что странное, любовь моя, скажи, ты согласишься? От такого вопроса во рту у Элевен пересохло. Что-то было не так, но она искренне не понимала что. Таким Генри она еще не видела. Но, с другой стороны, у нее действительно не было причин в нем сомневаться, а еще он правда спас ей жизнь, так что… Так что ничего страшного не произойдет, верно? — Наверное… Да. — Умница, моя девочка, — Генри резко схватил девушку за запястье и сразу потащил в направлении жилой комнаты. Приглушил свет тогда, когда они дошли и, не понятно зачем, прикрыл дверь. Задвинул шторы на окнах, внимательно оглядел деревянный пол: скривился и закусил нижнюю губу но, в конце концов, довольно нервно и с глубоким разочарованным выдохом, поднял на Элевен свои глаза, глянул со странным выражением лица. — Давай начнем, ладно? Поиграем с тобой в одну забавную игру. Игру? Игры Генри никогда не любил — Джейн отлично это знала. То, что происходило, было вне его характера. — Ладно… — Элевен не знала, что ей следует говорить на такое его поведение, поэтому просто глупо согласилась. В любом случае, это будет ее первая настоящая возможность поблагодарить Генри за все то добро, что он для нее сделал, — Что мне нужно сделать? — Для начала, — улыбка Первого стала еще шире, теперь он почти натурально по-звериному скалился. Он подошел вплотную и погладил девушку по щеке, — Встань на колени. — На колени? — Джейн опешила, переспросила. — Да, на колени, — мужчина положил обе руки Эл на плечи, нажал на них напористо вниз, как на рычаг. — Ну же, Элевен, не разочаровывай меня. Последняя фраза подействовала на нее мгновенно — Джейн послушалась, падая коленками на дряхлый и не слишком чистый пол. Смутилась, покраснела, потому что глазами упиралась прямо в ширинку Генри. — Молодец, — мужчина начал с легкой похвалы. После — больше, — Теперь, — он вытащил язык, как пес, и медленно провел по своей верхней губе, изучив секундой глазами бежевый потолок, — Прижмись сюда носом… губами. Элевен скривилась. Это было немного за гранью — она не понимала в чем конкретно беда, но ощущалось таким странным. — Я не знаю, Генри… — она вымолвила еле-еле, потому что ей было так совестно перед ним, — Это неправильно. Мужчина цокнул языком в раздражении — не сдержался, встретился с Эл глазами; девушка сразу же постаралась отвернуться, избежать контакта. Первому не понравилось. Сейчас Элевен была не в том положении, чтобы его не слушаться: ему давно не хватало капельки настоящей власти и контроля в их отношениях. Потому он рукой взял ее за подбородок нагло, с нажимом, повернул к себе, заставляя смотреть в глаза, улыбнулся не слишком по-доброму: — Все правильно, любовь моя. Разве ты не хочешь меня порадовать? «Я ведь столько всего для тебя сделал...», — Генри не сказал, но это подразумевалось. Элевен сглотнула судорожно, пытаясь избавиться от навязчивого комка в горле. Легко избежала чужих прикосновений, отшатнулась от теплых пальцев Генри на своем подбородке — ей, на самом деле, даже нравились такие слегка доминантные вещи, но признаваться она в этом не собиралась никому. — Хочу. — Тогда слушай меня внимательно и делай то, что я скажу. Хорошо, солнышко? — Да. — Моя умничка. Тогда — приступай. Приступать к чему?… Джейн не поняла, потому просто уткнулась, как и было велено, прямо в ширинку Первого. От давления на кончике носа стало слегка саднить, но это пока ничего — ради Генри она потерпит. — Смелее, Элевен, не бойся. Джейн не хотела причинять Генри дискомфорт, поэтому была очень аккуратной, и медленно, очень медленно, сильнее давила куда-то носом. — Губы, девочка моя. Не забывай. Девушке нравилось, наверное, излишне, его ласковые прозвища — самые разные, но такие сладкие и теплые, искренние до рези. Ради такого Эл прижалась губами к его штанам; так странно, надавливала куда-то глубоко, чувствовала что-то не то, но продолжала. — Вот так, — у мужчины изменился тембр: стал ниже, острее. Он положил свою широкую ладонь девочке на затылок, провел от первого шейного позвонка до седьмого. — Теперь… Высуни язык. Элевен замялась. Это были странные просьбы, с другой стороны… у нее все еще не было причин сомневаться в Генри, поэтому да, спустя полминуты она послушно открыла рот, автоматически провела по пересохшим губам языком, и, в итоге, выкатила его, как послушный щеночек; его кончиком она сразу уперлась в темную, неприятную по ощущениям, ткань. — Оближи. Что облизать? Элевен не поняла, в очередной раз. Первый говорил странные вещи, и она даже отдаленно не могла сказать, в чем в итоге ее цель. С десяток секунд интенсивного обрабатывания информации — и она жмется к ширинке всей площадью дрожащего языка; на вкус не слишком, как будто облизываешь пресный комок нитей, а по ощущениям что проводить языком по собачьей шерсти — неприятно, в общем. Элевен надавливала — как на мокрую рану, жалась с силой языком, прислушивалась к реакциям Генри и к его изменившемуся дыханию. В какой-то момент она почувствовала что-то не то, совсем не то, и ее запал сменился невесть откуда взявшимся страхом. Она остановилась, все еще держа язык высунутым, и предприняла попытку дернуть головой назад: но Первый, имевший хорошую реакцию даже в своем возрасте, ловко и довольно болезненно ухватил ее за затылок и толкнул обратно к своему паху. — Не стоит. Продолжай. — Я не… — Джейн хрипло и нечетко промямлила в ткань его штанов, но мужчина, будто предупреждая, сильнее сжал ее затылок: его ладонь была настолько широкой, что он обхватывал его полностью, и мог буквально вертеть Элевен, как головой тряпичной куклы. Нет, это были слишком. Девушка, в попытке освободиться, интенсивно потерлась носом, губами и щеками прямо о мужской пах, уже откровенно чувствуя какую-то неровность в области, на которую давила. Она задергалась и, вспомнив, что в общем-то не маленькая собачка Генри, пусть и с усилием, отстранилась от мужских штанов. Чужая рука все еще была на затылке Элевен — нервно поглаживала, сдавливала до легкой боли. Девушка встретилась с Генри взглядом — постаралась смотреть недовольно, но получилось скорее нервно. Мужчина выглядел необычно. На лбу у него собрался пот, достаточно много, как будто в комнате было плюс тридцать. И в ярких глазах было это… легкий безумный огонек. — Что ты делаешь? — они задали этот вопрос друг другу одновременно. Сразу после оба замолчали на какое-то время, при этом все еще поддерживая зрительный контакт: это была маленькая игра, по итогам которой Генри проиграл, вздохнув тяжело и отвернувшись. — Мужчинам очень приятно, когда их девушки делают подобное, — он нарочно сделал акцент на слове «их», мельком глянув в лицо Элевен, пытаясь прочесть реакцию на свои слова, — В этом нет ничего страшного или постыдного. Ты же знаешь, я бы никогда не сделал тебе ничего плохого. Но если ты все-таки не хочешь… Эл опешила. Что ж, Генри опять был приторный — говорил мягко и нежно, и она точно знала, что это манипуляции. Она не была глупой — сейчас ее друг был не Генри, а санитаром Питером. С другой стороны… Девушка задумалась. Он манипулировал, да. Но он точно не говорил ей ложь — у них такое было не принято, честность залог крепких и здоровых отношений. Тем более, даже понимая, что он нарочно подчеркнул тот факт, что она заочно его девушка… Возможно, Элевен прочитала за свою короткую жизнь слишком много любовных романов, так много, что этот дешевый трюк отчеканил в ее сердце громким стуком. Джейн никогда не хотела расстраивать или обижать Генри. И, возможно, все было не настолько плохо, как она подозревала. — Нет, я… Я сделаю. — нужно было переставать ломаться. Если Первый хотел — Элевен не могла отказать. Вообще, она не понимала во что ввязывается, но уже было как-то все равно. — О, Элевен, моя девочка, — Генри улыбнулся ласково, когда вновь встретился с Эл глазами. Он казался Джейн теперь таким высоким... Положил одну свою руку девушке на макушку. Это окончательно рассыпали Элевен. Она была влюблена — глупая подростковая влюбленность, которую она даже не до конца осознавала, но слова Генри слишком сильно щекотали, вылизывали ее сердце. Она уперлась глазами в мужской пах — снова, замечая теперь легкую выпуклость или что-то вроде. — Что мне делать теперь? — Секунду, Элевен, — мужчина выдохнул, убрал руку с макушки Эл, положил их на свой пояс. Зацепился длинными пальцами за металлическую пряжку — выждал, словно нарочно, почти торжественно и, в конце концов, снял свой крепкий черный ремень. — Котенок, сделай мне приятно — расстегни молнию, пожалуйста. Первый решил окончательно убить Джейн своей лаской — это было так дешево, так пошло, но работало на несчастную девочку безотказно. Она незаметно кивнула и подвела пальцы к его ширинке. Схватилась за замочек, потянула вниз. Задела взглядом темную ткань мужского белья, отчего-то выпуклую, и к ней, кажется, пришло понимание, что это совсем край. Но было уже поздно, потому что Генри снова нагло взял ее за затылок, а она уже сказала, что сделает все, что он захочет. Дура. — Молодец, умница. Теперь ты должна… Просто делай то же, что и до этого, ладно? Я скажу, когда надо остановиться. Элевен натурально скривилась, но Генри погладил ее по шее и, чтобы закрепить результат, добавил: — Все будет хорошо, Элевен. Верить ему или нет — дело десятое, потому что Эл, с концом загипнотизированная, поверит даже в самый его лютый бред, вроде того, что ни один человек в мире, кроме них двоих, жить не достоин. Джейн припала к его паху снова — сразу с языком, облизала слабо через небольшую щель его белье и почувствовала то ли дрожь, то ли движение. Рука Генри дернулась на ее шее и нажала туда сильнее. Это был, наверное, хороший знак? Она не уверена. Может Генри решил поиграть с ней в собачку… Потому Элевен нагло, бессознательно, всей площадью языка оперлась мужчине прямо на рельефность и, о, испугалась, когда услышала сверху себя грязный стон. Она сделала попытку отстраниться, но Генри снова потянул ее вперед. — Не волнуйся, все нормально. Мне просто… очень-очень хорошо, так что я хочу, чтобы ты не останавливалась. — мужчина словно прочел мечущиеся мысли Элевен и ответил так, как нужно было. Гордость — пожалуй, то чувство, которое испытала Эл. Генри нравится, она делает все правильно — он доволен, счастлив и ему хорошо. Это же было просто прекрасно, да? Так что девушка вошла в кураж, крепко прижалась носом прямо к паху Первого, подняла руки и ухватилась за края его штанов. Мгновение — и она стянула их до колен, оставляя своего друга в одном белье. Сразу же отстранилась, — Генри, все еще держащий ее за шею, особо против не был. Джейн опять стало нехорошо и плохо от увиденного. На секунду разум к ней вернулся — она скривилась, потому что ее превратило в фарш где-то на бессознательном уровне. Да, у мужчины на трусах была странная выпуклость — немного непонятной продолговатой формы, направленной вверх. Девочка посмотрела Генри в глаза — он еще раз улыбнулся и погладил ее свободной рукой по макушке, прогоняя по девичьему телу приятною теплую дрожь от почесывания головы. Всем своим видом он показывал ей простое «давай же, Элевен». И она, нервно выдохнув, припала к его трусам, в этот раз явственно ощутив и дрожь, и трепет своими губами. Эл тоже вся задрожала, потому что Генри грязно, пусть и довольно тихо, стонал куда-то в потолок, поглаживая бедняжку по голове, иногда стискивая ее непослушные волосы. Его пальцы нервно елозили также и по девичьему затылку. Элевен казалось, что одно ее неверное движение — и Первый свернет ей шею. Элевен не знала, почему область, на которую она опиралась, была настолько нежной и чувствительной, но ей, пожалуй, нравились реакции Генри: ей очень давно хотелось сделать ему приятно и, кажется, сейчас у нее это получается. Она вытащила язык снова и мягко прикоснулась им к мужским трусам, водила теперь им по неровному тканевому шву, ощущая языком что-то странно-продолговатое. Круговые движение, вверх и вниз, как угодно и по всей площади, с нажимом. Джейн очень старалась. В конце концов, она залила слюной все белье Генри — теперь оно было мокрым, и от этого мжучина крепко стиснул волосы на голове у Элевен. Ему было хорошо — он не скрывал, называя Эл «хорошей девочкой», стонав ее имя грязно и с надрывом. — Вот так, малыш, моя девочка. Чтобы я без тебя… — он укусил кончик языка зубами, чтобы случайно не сказать лишнего, потому что Эл, кажется, прижалась к его члену вплотную, считай по его форме: прямо губами в странном поцелуе. — ...Делал, Элевен. Но Джейн устала. У нее немного затекли губы, и она дернула головой назад, пытаясь отдохнуть, набирая хрипло ртом в легкие воздух. Генри обхватил ее затылок ладонью еще крепче, и Эл даже показалось, что он опять толкнет ее вперед — но он сдержался, просто грубо придерживал Эл, будто боясь, что она от него убежит. Минута в тишине, только звуки хриплого дыхания, — и Генри нежданно убрал руку с макушки Эл, схватился за резинку трусов. Сделал одно неловкое движение: припустил свое белье, обнажая красную головку вставшего члена. Элевен раскрыла глаза в откровенном ужасе — это вообще что? В этот раз действительно попыталась отстраниться, встать, но Генри, ожидая такого, удержал девушку за затылок. Стало немного больно — но Джейн постаралась на это внимания не обращать: боль ей испытывать не в первый раз. — Расслабься, любовь моя, продолжай слушаться меня и не нервничай, — Первый погладил Элевен свободной рукой по красной щеке, — Ты можешь сейчас… потрогать его? — Что? — Это… — Генри замялся: он не знал, как объяснить невинной Элевен такие простые вещи. Возможно, ему стоило озаботиться ее половым воспитанием раньше, но он не видел смысла. Идиот. — Просто делай так, как я скажу, не задавай лишних вопросов. Но знай — мне очень приятно от того, что ты делаешь, очень-очень, так что умоляю, не бойся и продолжай. Элевен нахмурилась. Это все было так странно. Ну, выбор уже был сделан — и она осторожно губами коснулась головки члена Первого. Показалось, что почувствовала легкий толчок. Генри сжал ее затылок до боли, толкнул девочку еще ближе к себе, так, чтобы она приоткрытыми губами вплотную касалась его члена. — Вот так, молодец, моя девочка, — он повторял, по сути, одно и то же — но это работало, Элевен слушалась и реагировала на эти сладкие слова, как цепной пес, целуя его член. — Проведи по нему языком, — он попросил жалостливо, глазами цепляясь то за потолок, то за увлеченную Эл, притянутую к его члену. Она высунула язык — провела кончиком от самой складки крайней плоти до уретры: странного отверстия прямо в середине. Генри подумалось, что он сейчас умрет. Элевен тоже — ее чуть не стошнило: у него на «этом» была странная жидкость, напоминающая по консистенции слегка слюну или клей, но ужасно отвратительная на вкус: горькая, кисловатая, вроде прокисшего молока. Еще и этот странный запах, бьющий в ее нос... Элевен перекосило от вкуса — рвотный рефлекс. Но Генри понравилось — понравилось так сильно, что он толкнул ее вперед снова, и Эл неосознанно оперлась на его член всей площадью языка. Она чуть не потеряла сознание. Это было отвратительно и хотелось закончить, и Генри, кажется, внемливший ее мыслям, за затылок отвел ее от себя. Это была иллюзия того, что уже можно заканчивать. Он просто потратил немного времени на то, чтобы снять с себя трусы до конца, спустив их к коленям, показывая теперь свой эрегированный к верху член во всей красе. У девочки, кажется, закружилась голова. Джейн такого никогда не видела — оно было мокрым, как будто кто-то его усиленно вылизывал, а еще с этими странными глубокими и пульсирующими жилами. Стало противно — во рту собралась кислятина, и Элевен попыталась отвернуться — но Генри держал ее крепко, не давая свободно вертеть головой. — Не бойся, я тебя всему научу… Как сделать своему мужчине приятно, — Генри заискивал, будучи возбужденный полностью. Он так давно этого хотел — был готов кончить от одной мысли, что Элевен возьмет его член в рот. Мужчина ждал ответа — но не дождался, так что решил продолжать. — Я знаю, это непривычно, поэтому давай начнем с простого: попробуй коснуться его пальцами. Что вообще происходит? Джейн подумала на секунду — но ответа не нашла, ибо ее рука, будто сама по себе, потянулась робко к мужскому члену — она уперлась ладонью на головку, потом слабо обхватила ее, пальцами задевая крайнюю плоть. — Умница, — у Первого задрожал голос, — Проведи ладонью и внизу тоже. Эл все еще не знала, что делает, но она видела, как хорошо Генри, потому продолжала, стараясь не думать о душащем горло иррациональном страхе. Двумя пальцами — указательным и средним, будто играясь, протянула от головки до основания члена — остановилась возле мошонки, взглядом уперлась в густую россыпь лобковых волос. Ей по корню языка ударило горечью. Казалось, еще чуть-чуть, и ее вырвет прямо на пол. — Обхвати его ладонью полностью, милая, — Генри погладил свободной рукой Эл по губам, думая о том, как ему будет хорошо, когда она возьмет этими губами его член в рот. Джейн сделала — ее ладонь была достаточно маленькой, поэтому ее пальцы еле-еле сцепились вокруг члена Первого. Она на автомате провела так сверху-вниз; пальцы намокли от странной жидкости; скользили легко, как затвор новенького Ремингтона. Генри застонал — как маленькая девочка, чуть ли на плача. Это было приятно ужаса — до тумана в глазах, до преждевременного оргазма. Но он хотел большего. И он получит — обязательно получит. — Ты такая молодец, боже, Элевен, я тебя обожаю. Но этого еще недостаточно… Ты сделаешь меня самым счастливым мужчиной в мире, если тронешь его своим языком. Элевен такая инициатива не понравилась. — Это невкусно… — О, котенок, я знаю, но нужно просто немного потерпеть. Конечно, может быть неприятно, но ты знаешь, что для меня твои действия будут лучшей наградой? Пожалуйста, солнышко. Это было так пошло и грязно — но Элевен снова повелась, наивная и влюбленная. И опять высунула язык — снова коснулась им головки, снова ее чуть не стошнило от вкуса и консистенции его смазки, но Генри так громко застонал, так сжал ее затылок от удовольствия, что остановиться Джейн не могла. У Эл от его стонов потянуло внизу — стало чуть жарко, как будто немного мокро в районе белья. Она сглотнула, немного поерзала на коленях, пытаясь подобрать позу поудобнее. Склонила голову немного набок и провела языком от головки до основания члена. — Вот так, моя девочка. Еще немного… Еще немного — значит надо еще раз: языком собирая противный предэякулят, очерчивая жилки на его члене, прижимаясь языком прямо в мочеиспускательный канал на красной головке, вверх и вниз, ритмично и с усердием. Первый оттолкнул Джейн — очень неожиданно. Она, увлеченная на самом деле, удивилась. Посмотрела на мужчину снизу-вверх. В этот раз еще хуже: красное лицо, пот и на волосах, и на лбу, а еще глаза, светящиеся каким-то нехорошим блеском. Возможно, пора уже заканчивать? — Детка, ты большая молодец. Но это еще все — я хочу, чтобы ты взяла его в рот полностью. Что? Полностью? Джейн чуть не вырвало от легких касаний языком, а ее друг хотел, чтобы она взяла полностью? Нужно было отказаться… Но Генри просил с такой любовью, и смотрел на Эл тоже — будто она правда была самой прекрасной девочкой на свете, будто его желания были максимально невинными и обычными. Элевен поверила, конечно поверила. — Хорошо… — Элевен уткнулась глазами в пол, пытаясь скрыть от Генри свое красное лицо, но он ловко схватил ее за подбородок, повернув к себе, пытаясь встретиться с ней взглядом. — Моя девочка. По началу будет страшно и непривычно… А еще тебя может начать тошнить — это ничего, на самом деле, просто постарайся подышать и успокоиться. — погладил ее заботливо по щеке и, не удержавшись, потянул ее за руки вверх, к себе. Нагнулся и поцеловал свою девочку — впервые поцеловал ее в губы: очень нежно и легко, приобняв ее слабо за спину, в конце облизав ее уста языком. Это был добивающий удар, и у Элевен подкосились ноги. Она сама, без помощи Генри, снова упала на колени. Первый знал, что ей нужно время — пару минут или около. Терпеть было сложно: будь его воля, он бы затолкал своей член ей в рот насильно, но это было бы по-ублюдски, а еще Элевен могла начать усиленно сопротивляться. Ему бы не хотелось, чтобы она укусила его за плоть. Мужчина взял свой член одной рукой, направил его головкой в сторону Элевен. Так ей будет удобнее. Наконец, девочка выдохнула, открыла рот и слабо, в тряске, провела языком сначала по головке, а потом задела ее своей нижней, после и верхней губой. Соприкоснулась с головкой зубами. — Открой рот шире, любовь моя. Не помещался. Член Генри был большим для ее рта — и Эл приходилось, как у зубного врача, широко открывать рот, так широко, что начинало сводить челюсть. Она погладила языком снизу его головку члена, уже слегка касаясь складок крайней плоти. Генри потрепал свою девочку по затылку, по волосам, промурлыкал какую-то незамысловатую мелодию: дал подруге время собраться. Джейн продолжила спустя пару десятков секунд: сделала робкое движение головой вперед, набирая в легкие как можно больше воздуха. Но все еще царапала зубами — честно, не нарочно. Элевен было тяжеловато и откровенно противно, поэтому она на это внимания не обращала, а вот Генри, которому эта боль портила все ощущения, вполне обращал. — Волчонок, постарайся спрятать зубки. Мне больно. Элевен оторопела — попыталась что-то сказать, но ее рот был занят. Ей не хотелось, чтобы Генри было больно, и она спрятала зубы своими губами так, обхватывая теперь его член полностью, пусть и все еще неглубоко — еле-еле до конца головки. Первому хотелось толкнуть ее глубже самому, так как он все еще держал ее за затылок, имея контроль на головой и шеей девушки. Но он не стал — пусть попробует сама, в случае чего он поможет. — Да, да, вот так, хорошая девочка, умница моя. У тебя все прекрасно получается, но… Можешь взять глубже? Глубже.. У Элевен в глазах мутнилось, и начала кружиться голова от тошноты, подступающей к языку. Его предэякулят залил ей весь рот — и этот вкус был настолько противный, что становилось плохо. Но Генри стонал, Генри радовался, Генри называл ее «хорошей». Генри ее любил — и она должна была за это ему отплатить. Рано или поздно за все приходится платить — за доброту в том числе. Потому она сделала легкое движение головой вперед, издав от чувства заполненности во рту неявный полу-стон. Было невыносимо тяжело, девушку тошнило от вкуса, от странного кислого запаха, а еще становилось трудно дышать: слишком большой. Эл неловко барахтала языком во рту, пытаясь то ли стимулировать член Генри, то ли вообще к нему не прикасаться. Начал неметь рот, девушке было дурно, но она в итоге смогла протолкнуться только на половину или даже чуть меньше. Генри был перевозбужден. У него в ушах звенело, и он сходил с ума от теплоты ее рта и языка на своем члене, от ее испуганных глаз, от ее хриплого и тяжелого, быстрого дыхания, и от ее вязкой слюны, которая заливала и смачивала его член. Мужчина схватил Джейн за макушку — стиснул волосы, как эспандер, в руке, выдохнул. Мало — очень мало, его неумелая девочка не справляется, и ему нужно всему ее учить и подталкивать. У Первого кровь зашипела газированными пузырьками от ярости, когда Элевен попыталась вытащить член изо рта — хотела сказать, что ее тошнит и ей плохо и, пожалуй, пора заканчивать. Но Генри был эгоистом, настолько, что вновь насадил ее рот на свой член. Джейн стало противно и обидно: до тошноты, до горячих слез. Что он, черт возьми, такое творил? Почему держал ее так крепко? Почему делал ей больно? Элевен могла бы использовать против него свои способности: но это был крайний вариант, она не хотела вступать с ним в конфликт, не хотела ссориться. Потому просто попыталась оттолкнуть его: уперлась ладонями чуть выше его лобка, приложила достаточно усилий — но Генри только сильнее дернул ее на себя, заставляя ее глотать его член больше, чем на половину. У Эл начали закатываться глаза. Дышать становилось почти нечем — ее как будто душили, давили на горло с ненавистью, сжимали ее артерии и сосуды, перекрывали доступ кислорода в мозг. Но она все еще пыталась дать какой-никакой отпор. Генри поудобнее обхватил голову Элевен: у него была широкая ладонь и достаточно сил и желания для того, чтобы теперь полностью управлять своей девочкой. Раз сама она, к сожалению, не способна доставить удовольствие своему мужчине в полной мере. Свободной рукой он сцепил оба запястья Элевен, заковал, как в наручники. Она была такой маленькой в сравнении с ним. Этот жест должен был показать Джейн, что останавливаться он не намеревался. Но до Эл такие невербальные знаки доходили плохо. При желании она могла вырваться и попытаться уйти в опасный для них обоих конфликт: они могли убить друг друга в легкую, но Генри этого не очень хотелось. Он по-своему или, как он считал, по-настоящему любил Элевен, и хотя был уверен, что убьет ее, если она серьезно ему помешает или решит стать его врагом, в этой нелепой ситуации ему не хотелось прощаться с Эл. Это вообще должна была быть ступень перехода на новый уровень отношения — но Элевен все испортила, какой кошмар. Со всем приходится разбираться самому. — Элевен, не сопротивляйся. Ты же знаешь, что ни к чему… Хорошему это не приведет, — в середине фразы мужчина сделал паузу, потому что Эл, словно поддразнивая, дернула языком так, что провела по его члену всей его площадью, надавливая слегка на область ниже головки. Маленькая развратница просто играла с ним в недотрогу. Генри это немного разозлило, еще немного повеселило, и очень сильно раззадорило на дальнейшие действия. Мужчина толкнул Джейн на член еще раз, еще глубже, всего на сантиметр, может, но это уже что-то. Девочка замычала сильнее — ей натурально было нечем дышать. Когда член Генри коснулся ее небного язычка, Эл почувствовала, что к ее языку вплотную подбирается съеденный сегодня обед: макароны в сырном соусе с тушенной в специях индейкой. Генри всегда готовил хорошо и вкусно, жаль, что все это решило выбраться наружу. Первый вытащил. Вытащил, когда понял, что еще чуть-чуть, и Элевен либо задохнется, либо заблюет ему все ботинки. У нее были такие ужасные глаза — абсолютно потерянные и бегающие, чем-то напоминало взгляд ее маленькой «я» в лаборатории. Так они еще и закатывались к потолку, оставляя видным только пронизанный красными сосудами белок глаз. Генри не хотелось убивать Джейн таким странным образом. — Котенок… — мужчина улыбнулся, ласковый зверь, постарался установить с Эл зрительный контакт не вышло — девочка была немного выпавшей из реальности: тяжело дышала ртом, с ее пухлых красных губ обильно стекала слюна и предэякулят Генри, глазами бегала по всей комнате. — Отдохни немного. Первый, конечно, не идиот, чтобы на этом заканчивать. Его член был вставший и твердый, мокрый что лоб после беговой дорожки, а у Элевен рот был маленький, горячий и растянутый, так что мужчина обязательно сегодня закончит, желательно подруге в горло. Но нужно быть аккуратным, хотя бы чуть-чуть: Генри считал, что уже достаточно подготовил ее своими ласковыми словами к таким вещам, но Эл была довольно буйной, довольно смелой и довольно сильной. Опасно быть с ней грубым. Генри ласково погладил Элевен по лицу — все еще будучи сверху, как будто показывая свое истинное положение в их союзе. Погладил еще и по волосам: из-за его грубых действий они, такие кудрявые и влажные от пота, окончательно спутались, превратились в синичкино гнездышко. Бедняжка Джейн. Первый подождал несколько минут, продолжая гладить Эл по голове, делая вид, что он такой заботливый и нежный. Наконец, когда он убедился, что она «готова», снова крепко зафиксировал свою руку у Элевен на затылке. — Мы можем продолжить, Элевен? — у глупой Эл от непонимания, что происходит, рот был открыт, как у больной на голову. Мужчина сунул, придерживая, свой член, не дожидаясь ответа, прямо в рот Элевен — достаточно резко и требовательно, сразу сталкиваясь с ее зубами. — Элевен, открой рот шире, — Генри выдохнул и взял выпавшую из жизни девочку за подбородок. — Ты же не хочешь, чтобы мы ссорились из-за подобного, верно? Я очень расстроюсь, если ты меня оттолкнешь. Может даже перестану с тобой дружить, любить тебя... Это был добивающий. Вся та капля гордости, что осталась у Эл, теперь выпарилась окончательно, что под палящим солнцем. Она молча шире раскрыла свой рот — Генри сразу толкнулся дальше. — Это правильный выбор, любовь моя. Клянусь тебе, мы оба будем от такого только в выигрыше. Элевен больше не слушала. Нет смысла сопротивляться: если она попытается, он убьет ее. Или она его — не важно, потому что без Генри она все равно не сможет выжить. Она была безумно влюблена — настолько, что была готова терпеть подобные унижения. Господи, что он с ней сделал, почему обещая свободу, уничтожил в ней остатки еще даже не до конца сформировавшейся личности? Не важно — сейчас его член в ее рту, и Генри толкается грубо и рвано, с низкими стонами и греющей низ живота похвалой. Элевен не пыталась сделать ему хорошо — но ее язык сам цеплялся за плоть Генри, поглаживал приятной теплотой и влажностью, и Первый был в восторге: сходил с ума, внимательно рассматривая Элевен своими безумными глазами сверху-вниз, придерживая ее за затылок. Еще несколько тупых движений вперед, из-за которых Эл становилось нечем дышать и тошнило так сильно, что она боялась не сдержаться, и вот его член уже полностью у нее во рту, аж в глотке. Стенки ее рта сдавливали его плоть, где-то чуть ниже головки, и Генри готов поклясться, что так приятно ему никогда не было: от удовольствия кружилась голова и закатывались глаза, было так хорошо, что он даже не понимал, какой бред льется из его рта: что-то про их с Эл безграничную любовь, секс и смерть. Безумие, но им обоим было плевать: Элевен просто хотелось, чтобы Генри поскорее закончил, а еще ей просто было так плохо, что мутило сознание: никакого здравого рассудка. Про Генри и говорить нечего — он был полностью увлечен новыми ощущениями от их с Элевен интимной близости. Генри толкался в ее горячем рту: туда-обратно, вертя головой Эл так, как хотел, вперед и назад. Держал ее грубо, но иначе никак: сама Джейн не делала вообще ничего, только плакала неосознанно, заливая свой рот теперь уже и слезами. Настоящий коктейль у нее на языке: слюна, слезы и предэякулят. Толчок за толчок, раз за разом, рвал ее горло, как чертов звереныш, как будто проталкивая ей в глотку острый клинок, а не мокрый отвратительный член. На самом деле, ее глотка была такой узкой, что от ощущений ему сжимало не только член, но и низ живота. Эйфория, сплошное удовольствие, мужчина и подумать не мог, что от такой оральной практики можно получить так много наслаждения. Понимая, что скоро все, Генри впился ногтями в кожу на затылке Элевен, оставляя неглубокие, но неприятные белые царапины, как после встречи со злой кошкой; прижал девочку почти вплотную к своему паху, так, что Эл натурально чуть не потеряла сознание от недостатка кислорода и давления на свое горло и, наконец, слегка отодвинув подругу, кончил ей прямо на корень языка — обильно, вязко и мерзко. Отвратительная горькая сперма смешалась со слюной и предэякулятом во рту Джейн: у нее в голове закружились вертолеты, в ушах зазвенело, стало так больно и противно внутри, во всем теле: ее лучший друг унизил ее, как последнюю собаку. От таких качелей, желудок Элевен сжался, пошел спазмами, эти сокращения прошли по всему ее животу — от низа и до верха, доползли до пищевода и, в конце, до горла и глотки, собралось на языке теперь еще кислое, горькое, и бедняжку вырвало густым, с примесью спермы, прямо Генри на ботинки. Мужчина автоматически сделал шаг назад, подальше от растелившейся на полу гадости. У него был самый яркий и долгий оргазм в жизни вообще, и он не сразу от него отошел. Когда отошел — увидел, что его девочке не слишком хорошо. Стало ее ужасно жаль — он пренебрег ее комфортном ради своего минутного удовольствия, унизил и рассыпал бедную Эл на кусочки. С другой стороны… возможно теперь она станет гораздо послушнее. Но это потом — сейчас Первый дождался, пока у Джейн изо рта выйдет достаточно кашеобразной субстанции, надел и застегнул брюки, потом присел сбоку поближе к Эл, но дальше от рвоты. Девочка закашлялась, начала задыхаться от рыданий и рвоты, у нее изо рта, носа, потекла густая слюна, сопли с примесью слез — прямо на пол, пачкая ее одежду, марая. Все ее лицо было таким грязным, ужасно уродливом. Генри это совсем не волновало. Он вновь поднял лицо подруги за подбородок — о, его девочка была такой бледной, такой потерянной. Тогда он улыбнулся максимально ласково, погладил свою девочку по точенной скуле. Стер большим пальцем руки остатки слюны, рвоты и его смазки с ее губ, но этого оказалось мало, и он без сопротивления протолкнул палец девочке прямо в приоткрытый рот. Эл ничего не сделала, потому Генри с упоением водил ей пальцем прямо во рту, по языку, чтобы она чувствовала его вкус полностью, пытался при этом поймать ее блуждающий взгляд. Мужчина смотрел на Элевен сейчас со всей своей особенной любовью — очень хотел, чтобы она обратила внимание и все поняла. Но Джейн, как загипнотизированная, пялилась куда-то мимо Генри в пустоту, прокручивая в голове раз за разом ситуацию, произошедшую несколько минут назад. Так что Генри вытащил свой палец, чтобы точно убить и ее, и себя, сунул его и себе в рот. Вкус — отвратительный, но его не интересовало, ему претил сам этот любопытный жест: слияния и принятия друг друга полностью, во всех сферах. Ну разве это не любовь? Первый поднял голову Эл за подбородок еще выше, к себе, буквально заставляя ее смотреть ему в глаза: глянул на нее, как самый настоящий влюбленный щенок, и, легонько наклонившись, вытащил язык, проведя кончиком по девичьей верхней дрожащей губе, после соприкоснулся с ней губами. Джейн не оттолкнула, но и не ответила. Не важно, потому что ее рот был приоткрыт, и Генри легко юркнул языком внутрь. Попытался изучить всю ее ротовую полость, от верхних зубов до неба, прижимаясь к Эл так крепко и вязко, будто желая срастись с ней в единый организм. Очень глубокий поцелуй, глубокий, долгий и влюбленный — Генри чуть не задохнулся. Когда наконец перестал целовать Эл, легко взглядом проследил за тем, как его бедная девочка совсем теряется в своем сознании, глупо приоткрыв губы, с которых стекала вязкая слюна и, возможно, еще что-то. — Ну когда тебе еще выпадет такая возможность отблагодарить меня, любовь моя? Первый сказал это скорее для себя, но Эл, кажется, все поняла, потому что резко дернулась и посмотрела Генри в лоб. Девушку вновь затошнило, когда слова друга до нее дошли. Это полное унижение — настолько сильное и осязаемое, что отсинергировало с ее еще не до конца опустошенным желудком. Хотя, блевать на пол Элевен больше не хотелось. Белоснежный фарфор унитаза принял все рыжеватые подношения Элевен со свойственной ему невозмутимостью. Джейн вновь стояла на коленях, в этот раз перед кем-то, к счастью, неживым. У нее изо рта текло — отвратительно, неужели она съела за сегодня так много? Голова еще кружилась и в ушах звенело, но хуже всего то, что виновник происходящего сейчас стоял за ее спиной, держа крепко за грязные и спутанные волосы: чтобы не запачкалась. И лебезил. Пытался загладить вину? — Все хорошо, Элевен. Ты самый важный для меня человек на свете, я тебя очень-очень люблю. Умница моя, вот так, все хорошо, очень хорошо. Элевен попустило не скоро — все рвало и рвало, рвало и рвало, как после плохих каруселей, как будто ее заставили поесть с помойки, как будто ей в рот кончили три литра спермы. В конце концов, когда ее желудок, как и сердце и мозг, стал пустым, Элевен глупо опустилась на пол возле унитаза. Ужасно хотелось умереть, но пока она могла только попытаться уснуть. Даже так Генри не захотел ее бросать и, присев на холодный плиточный пол, потянул Эл на себя в вязком и тесном объятии, укладывая ее голову себе на грудь. У девочки не было сил ни на что, на сопротивление особенно, и ей пришлось принять его ужасные прикосновения. Элевен была настолько обессиленной, что не заметила, как ее голова сползла с широкой груди Первого прямо ему в пах. Технически, она почти лежала у него на коленях — но поза была такой странной… Элевен уже не важно. Она закрыла глаза и постаралась абстрагироваться вообще от всего: и от кислого привкуса во рту, и от Генри. — Моя бедная девочка… — мужчина все никак не мог от отстать от подруги, поглаживал ее дрожащую спину через пропотевшую рубаху. — Мне очень жаль, я переборщил. Но я правда тебя очень люблю, понимаешь? Очень-очень, особенно после того, как ты сделала мне приятно. Все девушки делают такое со своими мужчинами, это абсолютно нормально. Настоящая любовь и… — Генри задержал дыхание, запустив, незаметно, одну руку Элевен в джинсы, продавливая ткань трусиков, осторожно и мягко, — Уверен, что тебе тоже понравилось. Ты такая мокрая здесь, любовь моя... Элевен точно уверена: этой ночью она вскроется в ванной острой бритвой, как распустившийся маковый цветок.