1
Никто — и уж тем более ленивый Бомгю — не стал бы по собственной воле тратить выходной на разгрузку тысячи огромных комнатных растений и миллиона неподъёмных коробок. Тем более, когда вечер стоял промозглый и смурной. Снег, сыпавший без остановки всю прошедшую неделю, наконец угомонился и, тая, превращал улицы в одну сплошную лужу. Главным образом здесь, на окраине города, неподалёку от водоёма, который и без того регулярно разливался с оттепелью. Но Джим ведь попросил помочь ему с переездом и разобраться с остатками вещей. Отказать было бы неправильно, учитывая недавние события. — И что? Получается, он пытается измениться ради тебя? — спросил Джим, поставив коробку на террасу. Бомгю, поражённый услышанным, едва не уронил домашнюю пальму в огромном глиняном горшке. Благо, растение оказалось на полу в целости и сохранности. — Да почему ради меня-то сразу? — воскликнул он, сдерживая прилив смущения. — Он… Ему самому не нравится жить так, как он живёт, вот он и хочет… — Да ну тебя, Бомгю! Неужто ты правда думаешь, что он мог бы решиться на подобное без значительного повода? Под «поводом» я как раз тебя и имею в виду, если вдруг ты и этого не понимаешь. Агрессивная манера речи Бомгю рассмешила, а суть ударила прямиком в сердце. — Ну не знаю, — опустил он взволнованный взгляд, разминая пальцы, уставшие от таскания тяжестей. — В любом случае, это не то, о чём сейчас нужно думать. — И о чём же тогда нужно? — О том, что делать с парнем, который ему… гадостей наделал, — с воспоминанием о злосчастной гадкой ухмылке парень вмиг вернул себе серьёзность. — Он сделал действительно плохие вещи, и я думаю, что… Не знаю, как можно с ним поступить, но у меня руки чешутся что-то сделать. Понимаешь? Джим тихо посмеялся. — Да я-то понимаю. Только ты с самим Ёнджуном это обсуждал? Мне кажется, он уже достаточно взрослый парень, чтобы решать свои проблемы самостоятельно. А с тебя достаточно и того, что с работой помог, — сказал он и отправился к машине. Теперь в его руках появилось старенькое компьютерное кресло. И действительно, Бомгю в самом деле попытался помочь Джуну с работой. Узнав, что того уволили, он тем же вечером позвонил управляющему с вопросом, мол, не будет ли лишним им в зал ещё один официант. Способный, вполне опытный и в целом «отличный парень». И ох, как Гю был рад, что место как раз освободилось буквально в день его звонка: Кевин ушёл, не проработав у них и недели. Так уж вышло, что ему «неожиданно подвернулось место получше», а «скучные заведения по типу их кафе — давно уже прошлый век». Тогда парень едва сдержал смех и со сладостным облегчением обещал передать Ёнджуну номер менеджера. И обещание выполнил. Осталось дождаться результатов собеседования, но, если брать во внимание недостаток персонала, ожидался только положительный ответ. Когда спустя полчаса с делами было покончено, парни расположились в гостиной под телевизором. Каждый с банкой светлого пива в руке. Бомгю до сих пор не мог расслабиться после их откровенного разговора, ведь всё ещё поражался своей же открытости. Разговаривать с Джимом было, несомненно, легко и интересно. Он не давил с советами, внимательно его слушал и относился к сказанному с удивительным пониманием. Только откуда такое понимание взялось? Почему он вёл себя так спокойно? Казалось, его совсем не напрягало даже то самое главное обстоятельство, что обычно порицается в обществе. И Гю до недавних пор считал своего приятеля как раз одним из тех людей, что принимают только одну единственную — «традиционную» — ориентацию, либо же просто касаются этой темы с особой осторожностью и немало скептически. Однако реальность оказалась куда запутаннее, но и приятнее в то же время. — Слушай, — начал Бомгю, желая наконец сгладить все углы, — а ты как вообще… ну, относишься ко мне после всего, что узнал? Джим перевёл взгляд с неинтересного предрождественского шоу на друга. — В смысле? — Ну что мне… ну, парни н-равятся. Тебя это не смущает? Только честно. — А разве меня должно это смущать? Это ж твоё дело, с кем на свиданки бегать. Я только предостеречь могу, если ты про мудаков рассказывать начнёшь. — Да брось!.. — возмутился было Гю, но Джим продолжил. — …Конечно, я немного удивился, когда ты начал вдруг говорить об этом, когда напился… Но я ведь уже видел вас, так что у меня просто пазл сошёлся, — отпив пива, он встретил непонимающий взгляд слева. — Ну когда он на работу к нам пришёл. Это же он был, да? Тот, с розовыми волосами. — Гю быстро закивал. — Ты б себя видел. Так светился, да и он тоже. Думал, задохнусь от ваших любовных флюидов, серьёзно, — сказал он, и Бомгю широко улыбнулся. Улыбка вышла слегка глуповатой, расплывающейся и какой-то нескладной, похожей на счастливую улыбку подвыпившего заядлого гуляки. — Значит, ещё тогда… — Да, но, кстати, что ещё хочу про него сказать, — Джим прервался икнув. — Я ещё тогда подумал, что вы уже встречаетесь. А теперь оказывается, что какая-то ерунда за этим чуваком плетётся. Я, конечно, не знаю, что конкретно там у него в жизни творится, но не слишком резко всё произошло? Ты точно уверен, что ему можно доверять? Бомгю прибил пустой взгляд к полу. Вопрос доверия к Ёнджуну прежде никогда в нём не поднимался, ведь так повелось с самого начала, с первых неожиданных откровений на дне рождения у Минхёка. Гю и не думал никогда ставить эту тему под сомнение, поэтому глупо выпалил в ответ: «Конечно!», но не задуматься об этом всё-таки не смог, как всегда полностью поддаваясь влиянию чужих размышлений. Но молча. Признавать свою неправоту он всё ещё умел не в совершенстве. — Ну тогда отлично. Кстати, я рад, что ты рассказал мне об этом, — бодро бросил Джим, опустив тяжёлую ладонь другу на плечо. — Знаешь, я ведь переживал за тебя в последнее время, когда ты угрюмый ходил. Но я не думал, что могу спрашивать о таком, потому что ты никогда ничего личного не рассказывал и я считал, что ты не доверяешь мне. Не думай ничего такого, я понимаю таких людей, в этом нет ничего плохого. Но всё равно спасибо, что поделился. Надеюсь, тебе тоже стало легче. Гю, внезапно тронутый таким тёплым отношением, скромно улыбнулся, также ощутив, как хоть на немного, но ближе они стали. И ему действительно было лучше. Говорить о своих переживаниях вслух оказалось куда приятнее и проще, чем он раньше полагал. «Короче, я решил, что держать все свои мысли в голове будет сложно. Возможно, я хочу поговорить с Ёнджуном по поводу всего, что между нами происходит2
«Мне почему-то в последнее время так нравится вести дневник! Я думал, что не стану часто к нему возвращаться, но записывать всё, что происходит со мной в последнее время стало так приятно. Хотя не сегодня, конечно. Дурной день: суббота, посетителей много было, Лин постоянно понурая ходила, грубила всем. Но даже так я чувствую себя таким. Боже, да я без понятия, каким, но я просто сам не свой. Я так хочу его увидеть. Я до сих пор не верю в то, что происходит. Всё так изменилось, что мне кажется, что я сплю. У меня всё ещё мелькают картинки3
Пробуждение следующим днём вышло подобным китайской пытке с будильником вместо капель. Каждые пять минут на протяжении целого часа, и с каждым разом забыть обо всём и отсыпаться казалось всё более блаженным искушением. Однако время стоило слишком дорого в этот день. Уставившись, наконец, с ясной осознанностью на часы, Бомгю вскочил с кровати, как испуганный кот, и побежал собираться. 12:43. До выхода оставались жалкие минут тридцать. Завтрак, очевидно, как обычно пришлось пропустить. «Нужно менять режим», — твёрдо решил он и тут же позволил этой идее благополучно выскользнуть из головы. За целый час ему так и не удалось взбодриться, поэтому на фудкорте в одном из торговых центров он дожидался Миён, намертво прибитый сонливостью к удобному плетёному стулу. Настолько, что даже не услышал, как та подошла, когда он бездумно потягивал через трубочку банановый коктейль и сверлил взглядом пустоту. — Привет, — улыбнулась девушка, занимая место напротив. Бомгю попытался улыбнуться ей в ответ, но вышло довольно стянуто. — Как дела? Выглядишь не очень, скажу честно. Ты спал вообще? Гю поначалу недоверчиво нахмурился, а затем, откинувшись в воспоминания о прошлой ночи, отвёл смущённый взгляд в сторону. Конечно, он спал. Только намного меньше, чем хотелось бы, ведь как выкинуть из головы все волнения, которыми в последние дни так настойчиво кишела его жизнь? Об этом девушке, разумеется, знать было необязательно. — Да знаешь… соседи опять шумели ночью, праздновали что-то, долго не мог уснуть, — сказал он самую частую свою отмазку, не припоминая даже, как придумал и использовал её впервые. Но на Миён это всегда действовало, без исключений. — А ты как? — Всё супер, — ответила та как-то слишком счастливо, но не то чтобы Бомгю было уж очень любопытно развивать эту тему. — Это здорово, куда пойдём? — вовремя подхватил Гю и допил остатки коктейля. — Ну… — тут же зажалась некогда взбудораженная девушка, — мне нужен парфюм… мужской… поможешь выбрать? Бомгю, внутренне удивлённый, спокойно кивнул и поднялся с места. Вот, значит, для чего она его позвала. Ну, другого и не ожидалось от бывшей. Вряд ли ведь она действительно хотела дружить с ним после всего вместе пережитого. Не могла она оставить всё так быстро. Тем не менее, несмотря на накрывший парня скептицизм по поводу происходящего, в целом прогулка выходила неожиданно лёгкой и, главное, незатянутой. В парфюмерном отделе Бомгю выбрал маме духи, о которых та грезила на протяжении добрых пяти лет, но руки купить не доходили; после по плану шёл магазин со всякой дребеденью, где самый лучший сын купил не самому лучшему папе кофейный набор с парой маленьких белых чашечек, ведь старый по чистой случайности был вдребезги разбит Бомгю ещё в прошлом году, когда парень приезжал летом на выходные. Брату он подарит конверт, как и Джиму с Эми на новый комплект постельного белья — они сами заказывали, но самолично выбирать подобное стоило слишком больших заморочек. Казалось, дела сделаны. Но остался ещё один. Человек-загадка. Собирает фигурки турецких слоников, умеет рисовать, но приносит ли ему всё это то самое, истинное удовольствие, которому стоит уделять внимание? Гю всё перебирал и перебирал идеи, и с каждой новой, вспыхнувшей в его мыслях на пару со сладостными воспоминаниями из такого далёкого прошлого, у него только сильнее опускались руки. Что подарить Ёнджуну, который даже без малейшего повода дарил Бомгю целый мир? Живой, солнечный и наполненный самыми яркими летними красками. Оставшийся час парень провёл в гнетущих мыслях, раз за разом прокручивая несвязные слова: слоники, рисование, подарочная упаковка любимого чая — всё это ведь так несущественно! Ничего из того, что он правда мог бы желать! Ну что с этим делать?.. — И всё-таки какой-то ты уж слишком тихий, — прервала череду самобичеваний Миён. — Что случилось? — Да всё в порядке. Не выспался, так что быстро устал, — ответил Бомгю и даже потянулся сцепленными перед собой руками для пущей убедительности. Девушка вроде даже поверила, раз понимающе закивала и отвела взгляд. А её потерянный друг вдруг загорелся странной мыслью. — Слушай… — начал он, не переставая колебаться, — а вот если ты совсем не знаешь, что подарить человеку, но хочешь сделать что-то особенное, что бы это было? — всё-таки в голове этот вопрос звучал лучше. В особенности потому, что, вообще-то, изначально формулировался как: «Ты не знаешь, что можно подарить твоему брату?» — а такие подробности были для него сегодня под запретом. Миён окинула его подозрительным взглядом, но вслух своих мыслей не высказала. — Ты совсем не знаешь, что могло бы этому человеку понравиться? Может, есть какие-то догадки? Уйма! Поэтому ведь он и спросил! — Всё слишком незначительное. Хочется как-то… порадовать… по-особенному… — чем дольше он говорил, тем сильнее убеждался: спрашивать было напрасной затеей. — Ну ладно, фиг с ним, придумаю что-нибудь, — или нет. — В конце концов… — что? Хотел сказать, что, вообще-то, любой подарок — материальное воплощение внимания? Бомгю, разве ты дурак? — Короче, забудем об этом. Ты всё купила? Миён наконец-то перестала прожигать в его голове дыру и отвернулась. — Да. И что теперь будем делать? — Ну… — протянул Гю и взглянул на наручные часы, — мне нужно в парикмахерскую через двадцать пять минут, поэтому можем взять по кофе и расходиться. Девушка согласно кивнула, лишь мимолётно посмотрев на его волосы. Нет, ну как так? Неужто всё было настолько плохо? Немудрено, конечно, ведь цвет не обновлялся порядка полутора месяцев, но почему никто не сказал ему раньше? Почему он сам совсем об этом не задумывался? Ответ был прост: думал он всё это время только о Ёнджуне и о том, что тогда произошло. Кажется, в этот период он совершенно выпал из жизни. Теперь же весь тот ужас остался позади, теперь ведь всё налаживалось. Можно и о себе подумать, о волосах, о том же Ёнджуне, но уже без боли… А как там, к слову, Ёнджун? Внезапная вспышка воображения, как проходил его первый рабочий день, пронзила Гю ледяным ранением. Он ведь собирался написать ему ещё утром, пожелать удачи! Но без задней мысли продрых до обеда. А там уже и поздно, и неуместно, и неловко очень, к тому же. А значит, в ход снова шёл Джим. Бомгю на секунду подумал, что, наверное, медленно, но вполне уверенно и решительно забирался другу на шею. Но чем плохо всего лишь написать ему? Один простой вопрос, ни больше ни меньше. «Как там Ёнджун?..» Ответа пришлось ждать долго. «Выходной, — думал Бомгю. — Наверное, людей много», и тут же его подорвало осознание: кто додумался ставить стажёра в самый загруженный день недели? Но он отлично знал, кто. Их управляющая никогда не отличалась состраданием к своим сотрудникам. Что к старым, что к новым. За несколько секунд Гю успел и разочароваться, и успокоиться, но всё это, на удивление, скрылось от глаз его такой сегодня бдительной подруги. Когда они с Миён стояли в очереди за кофе, та прервала свой бесконечный рассказ ни о чём и обо всём одновременно и вдруг спросила: — Как думаешь, понравится ему подарок? Парень равнодушно пожал плечами. Честно, он и не думал ни о чьих вкусах, кроме собственных, выбирая тот одеколон за неадекватного размера сумму. Да и будто бы он мог. Видел парня один лишь раз, и тот тогда едва ли сказал ему что-то кроме своего имени. Которое, кстати, в памяти так и не осталось. — Не знаю. Я бы таким пользовался, — в меру крепкий, свежий, с лёгкими нотами яблока, м-м, — Ты вроде лучше должна о предпочтениях своего парня знать. Девушка после последнего предложения сильно смутилась и наклонила голову, пряча улыбку. А затем подняла взгляд и произнесла ни то с усмешкой, ни то с издёвкой: — До сих пор не могу поверить, что именно ты помогал мне с выбором. Такая ирония, не думаешь? Бомгю весело хмыкнул и в сотый раз проверил телефон на наличие новых сообщений. Пусто. — Помогла бы ты мне так же, — сам себе буркнул Гю, грустно вздохнув. Миён, потянувшись за напитком к стойке, его не услышала. К моменту, когда они разошлись, Бомгю уже весь извёлся от волнения и досады. Джим не отвечал больше получаса. Джим, который почти никогда телефона из рук не выпускал! В какой-то момент Бомгю даже подумалось, что тот просто над ним издевался, заставляя переживать так долго. Но людей ведь не могло быть настолько много, что и на сообщение ответить некогда? И дел вроде никаких не планировалось в этот день, так почему же он молчал?! В парикмахерском кресле Гю сидел как на иголках, сверля собственное отражение гневным взглядом. Порой ему казалось, что вот-вот искры полетят из глаз, да не только в него — даже в девушку, что так усердно трудилась над его волосами и всеми силами избегала зрительного контакта. Осознав, наконец, всю детскую сущность своего нынешнего состояния, он быстро смягчился. Терпение никогда не было его выдающейся чертой, но теперь эта глупая жажда ответа, выползающая странной обидой наружу, переходила границы. «Нужно быть сдержаннее», — уговаривал себя он, нервно прикусив губу. А девушка рядом кажется наконец выдохнула с облегчением, когда глаза клиента перестали пытаться расколоть зеркало. И вот, уже в момент смывки краски, ему наконец ответили. Только прочесть он никак не мог — неудобно, — а ведь ждал этого так долго и отчаянно! Следующие пять минут Бомгю чувствовал, будто всё его нутро выворачивается наизнанку, а когда можно было наконец взять в руки телефон, он тихо выругался, запутавшись в полотне накидки. «Нормально, работаем», — написал Джим, и Гю едва взял под контроль нагнетающийся взрыв эмоций. И это всё? Боже, Джим, да ты и правда издеваешься? Быстро напечатав гневный ответ, фактически служивший виртуальной пощёчиной, он стал безумно дёргать ногой в попытке хоть немного успокоиться. Но на этот раз Джим оказался более снисходителен. «Да всё в норме, угомонись. Чё паришься так? Не за красивые же глазки ты его любишь, хороший он человек, общий язык быстро нашли». Бомгю едва не умер в этом же кожаном кресле, обдуваемый тёплыми потоками воздуха из фена, которым укладывали его волосы. Румянец мгновенно окрасил его щёки, а самому парню хотелось спрятаться или, напротив, вопить во всё горло от окативших его чувств — он пока точно не определился. И умел же Джим, оказывается, смущать! Тем не менее, собравшись с духом, он наконец вздохнул с облегчением. Значит, всё в порядке. Значит, подружились, и недоверчивый коллега больше не станет наводить в голове Бомгю бардак. Ура! Выходил из парикмахерской он довольный и окрылённый. Денег ушло не так уж и много за счёт новогодней акции на окрашивания, сама причёска понравилась — хотя кроме цвета мало что претерпело изменения, — а настроение ему окончательно подняло крохотное кое-что, сиявшее с прилавка соседнего магазина. Недолго думая, он, ведомый вернувшимися тревогами о подарке, вошёл внутрь. Остаток прошедшего дня пролетел незаметно. Вернее будет сказать, он просто выпал, ведь оказавшись дома Гю попросту лёг спать. С ним часто так бывало, когда вечер был свободным: прогуляется, устанет и дома спит, прекрасно понимая, что лучше ему такой ранний отдых не сделает. Но как быть, если глаза так и норовят закрыться, а тело будто глыбой прижимает к постели? Подобному состоянию парень и в этот раз решил не противиться. Даже напрочь позабыв о дневнике, в который, если подумать, было что записать. Проснулся он не как обычно: не около девяти вечера, а под самое утро — ближе к четырём часам. Причём так проснулся, что сон больше не шёл ни в какую. Измученный волнительными мыслями, которые настигли его прямо после пробуждения, спустя час моральных метаний он встал, поплёлся на кухню, на ходу закутываясь в тёплую домашнюю кофту и махровые носки — холодно до жути, — и наконец нашёл время нормально позавтракать. Тосты, масло — почти шик, да только то почему-то совсем не лезло. Его уже успела охватить лёгкая паника по поводу будущей смены. Они ведь наконец встретятся. Смогут без гнетущей неловкости быть рядом и даже говорить друг с другом. Да так, будто ничего плохого недавно и не случалось. Будто всегда они дружили вот так, со знакомства и по сей день, так теперь ещё и с некоторыми новыми, тёплыми оттенками в мыслях. Бомгю будоражило предвкушение и сладостное томление перед встречей. Настолько, что он подолгу зависал, погрузившись в воображение, и то определённо происходило не из-за сонливости. Следующие несколько часов до выхода проползли со скоростью улитки, как когда чего-то с немыслимым рвением ждёшь и время начинает идти медленнее. Вышел он куда раньше необходимого и по пути успел забежать в табачку на своей улице за баночкой жидкости для вейпа. Той самой, со вкусом холодной вишни: «символично ведь!» — думал Гю. Уж очень хотелось верить, что сегодняшний день — особенный. Оставшийся отрезок пути он почти пробежал, оказавшись у порога кафе на полчаса раньше предписанного. Только дверь, почему-то, уже была не заперта. Застыв у входа, он глубоко вздохнул, прежде чем войти, ведь то могло значить лишь одно: внутри уже кто-то был. А повара и бармен никогда не приходят так рано. Внутри царила тишина. Лампы над барной стойкой тускло заливали помещение оранжевым светом, музыку ещё никто не включал. Ступая по паркету неуверенными шагами, он медленно стянул шарф и пальто. Всё ещё не показалось ни одной живой души. Бомгю уже даже не мог припомнить, когда в последний раз здесь было так умиротворённо. И вот, наконец добравшись до комнаты для персонала — почти впопыхах от нетерпения, ведь Гю заметил, как сквозь полуоткрытую дверь пробивался свет, — удалось встретиться с тем, кто по каким-то причинам тоже притащился на работу в такую рань. Случилось это прямо в дверях. Резко, немного больно и сперва совсем непонятно. — Ой, прости, — низко и виновато прозвучало над ухом. Руки Ёнджуна несильно сжимали его плечи. — Как ты впечатался… Куда летишь? — произнёс старший, пока Бомгю пытался совладать с ситуацией. Кажется, он слишком поспешил в комнату и неплохо так влетел прямо… в Ёнджуна. В неверии подняв глаза, он увидел ту самую улыбку, которую так ждал. Всегда, не только с последней встречи — её было беспрестанно мало и каждый раз она казалась ещё более желанной. Невольно Гю улыбнулся и сам. Немного по-дурацки, хотя и относительно сдержанно. Эмоции уже били фонтаном из всех щелей при одном только взгляде на человека перед собой. К тому же так близко, когда Ёнджун до сих пор не убрал рук с его плечей. — Привет. — Мысленно Бомгю уже безвозвратно растаял. Конечно, он не думал, что встреча произойдёт таким образом, но находиться в такой близости явно было лучше всего, что он себе воображал. Ёнджун, одаренный настолько счастливым взглядом, быстро смутился и отпустил его. А Бомгю того будто даже и не заметил, но улыбку наконец слегка унял. — Ты подстригся? Выглядишь… по-новому. — Да, вчера в парикмахерскую сходил. Нравится? — спросил Гю кротко, оробевши от такого внезапного внимания. — Нравится, — отрезал Джун на выдохе и отвёл взгляд в сторону. — Тебе идёт каштановый. Особенно с отливом таким... рыжим... красивым... — эти слова выбили из Бомгю последний воздух. Он уже почти справился с оцепенением и собрался поблагодарить, но Ёнджун поспешил перевести тему. — Так и… выходит, сегодня вместе… здесь? — спросил старший, бегая глазами где угодно, но только не по чужим карим. — Да, а Джим не говорил? — заметив чужое волнение, Гю отступил на шаг назад, хотя того и не хотелось совсем. — Нет. Он обещал добавить меня в общий чат, но, видимо, забыл, — Джун почесал затылок и резко выглянул на входную дверь. Гю обернулся на неё тоже. Вошла средних лет женщина. Яркая, экстравагантная, с маленьким мопсом в руках и под зонтом своей огромной розовой шляпы. Бомгю хотел было крикнуть, что они ещё закрыты, но Ёнджун вдруг стал серьёзным и, отодвинув его за плечо с прохода, прошёл мимо со словами: — Это ко мне. Гю поначалу наблюдал за ними издалека, а затем счёл это неприличным и скрылся в комнате для сотрудников. Однако даже так до него доносились обрывки их разговора, из которых стало ясно, что главный предмет обсуждения один: ключи. Эта женщина — или, судя по внешнему виду, вернее будет назвать её дамой — довольно сухо, но с ноткой напускной важности отдавала ему ключи от квартиры и наставляла обращаться с её каморкой как можно лучше. Слыша ответы Ёнджуна, Бомгю с улыбкой пришёл к выводу, что последнее она повторяла уже точно не в первый и даже не во второй раз. К моменту, когда Гю закончил с униформой — всего лишь повязал на поясе маленький чёрный фартук — как удобно! — женщина уже ушла и старший вернулся в комнату. — Ты уже снял квартиру? — спросил младший, наблюдая, как парень прячет ключи в сумку. — Да, оттягивать не хотелось. В прошлый раз повезло, что Миён с матерью уехали, но если бы они были дома… В общем, я решил, что так будет правильнее. Бомгю поддерживающе кивнул и плавно опустился на диванчик. Ёнджун остался стоять рядом. — И как, хорошее место? — Относительно, — ответил Джун, пожав плечами. — У меня были кое-какие деньги, и знакомому я с доставкой помог… в последний раз, — теперь он мельком, но довольно внимательно взглянул на Гю, будто бы ожидая реакции. Последний даже не сразу понял, о чём речь, но быстро вспомнил об одной из «подработок» старшего. Его согрели слова, что занимался он этим в последний раз. — Не хоромы, конечно, но зато на оплату пары месяцев хватило. К тому же, недалеко отсюда: пешком минут двадцать… — сказал он с подъёмом в конце, словно собирался что-то добавить, но не решился. — Как и мне, — довольно заметил младший. — Ну… это как раз примерно в твоей стороне… Я плохо помню дорогу до своего дома, но… по картам… от тебя минут десять… Бомгю на секунду замер. Выходит, Ёнджун интересовался этим?.. Тем, как далеко друг от друга они жили? — Это здорово… Больше не нужно будет на другой конец города в автобусе тарахтеть… Не было никакой уверенности, что он понял всё правильно. Может, Джун вообще случайно подметил для себя факт их близкого расположения? Может, младший совершает глупость, думая, что тому это действительно так важно? Хотелось верить, что нет. Хотелось расправиться со страхом, поселившимся внутри с этой самонадеянной фразой, будто бы они и правда собирались проводить время вместе, гостить друг у друга и вообще встречаться вне стен кафе. Со страхом, внушавшим, что надуманному не стоило так сильно радоваться. Но Бомгю всё равно ждал ответ. Пусть лучше Ёнджун станет неубедительно врать, что рад этому обстоятельству тоже, нежели промолчит, погрузив всё вокруг в кромешную неловкую тишину. Только Ёнджун всё не спешил оправдываться. Не спешил и лгать, и поддакивать фальшиво. Неужели Гю всё-таки ляпнул такую глупость? Подавляемый стыдом, парень пытался придумать хоть что-нибудь, чтобы разрешить ситуацию, но неожиданно комнату наполнили чужие слова: — Хочешь прийти в гости… как я немного разгребу вещи? — и остались висеть сахарной дымкой в пространстве. — Хочу, — ответил Бомгю, и в тот же миг послышался звон дверных колокольчиков. Коллеги пришли. Смена началась, а вместе с ней и преграды в попытках уделить друг другу хоть немного времени. Первые три столика Ёнджун взял на себя. Обслуживал их быстро, уверенно, вежливо — ровно как и полагает хорошему официанту, — и лишь изредка звал Бомгю на помощь, всё ещё плохо разбираясь в здешнем меню. Чуть позднее они даже стали соревноваться, кому за день достанется больше чаевых, и мгновенно превратились из просто хороших работников в самых обходительных и внимательных. Было весело встречаться раз за разом у барной стойки и хвастаться набитыми купюрами карманами, посылая друг другу добрые, игриво-нахальные улыбки. — Погоди ещё. Посмотрим, как ты в запару выкручиваться будешь, — сказал Бомгю, когда при промежуточной оценке оказалось, что старший обгонял его на пару нескромных копеечек. Ну ещё бы: разве перед его такой соблазнительной улыбкой возможно было устоять? Бомгю, вот, не смог. А значит, и другим это должно даваться трудно, верно?.. Ближе к двум часам заведение понемногу пустело. Работники, бегающие к ним на обед, разошлись; до вечернего наплыва посетителей времени оставалось много, и лишь одна крохотная старушка доедала свой любимый суп с креветками за дальним столиком у окна. А Бомгю всё сидел за барной стойкой и не мог наглядеться на парня, что с таким правильным видом носился рядом, выполняя частые мелкие просьбы посетительницы. Видеть своего дорогого друга в стенах родного кафе теперь казалось чем-то приятно диким. Невольно всплыли воспоминания, как старший впервые оказался в этом месте: солнечным осенним вечером, с розовыми волосами и в расписанной красками косухе с множеством безделушек. Сияющий улыбкой, теплом и притягивающий к себе ещё ничего не смыслящее и хрупкое сердце грубоватого и потерянного в себе официанта. Бомгю на секунду показалось, словно с того дня и не изменилось ничего, но прекрасно понимал, что именно с ним, с его жизнью те самые колоссальные изменения и произошли. Ёнджун всё ещё сиял улыбкой и теплом, а Бомгю отдавал ему своё сердце добровольно и без сомнений. — Бомгю, она спрашивает, сколько времени требуется на подачу чизкейка, панкейков и шоколадного фондана со смородиной… — суетливо прошептал Ёнджун, без остановки снимая и надевая обратно чехол своего телефона, куда собирался записать будущий заказ. И чего он так нервничает? — Первые два до десяти минут, фондан около пятнадцати. Всё вместе минут за двадцать будет готово. — Вместе не надо… — ответил Джун бегло и уже поспешил вернуться к бабуле, но в последний момент Гю, неожиданно даже для себя, перехватил его запястье. — Не переживай ты так. Она не впервые здесь. Хорошая женщина, ко всему с пониманием относится, — как можно увереннее произнёс он и ободряюще улыбнулся. Ёнджун сперва растерялся, так по-детски и невинно, а затем в светлой панике отвёл взгляд, едва утаивая робкую улыбку. — Извини, сам не знаю, чего я… Забегался, наверное. То ей ложку, то кофе, то ещё салфетку принести… — Всё в порядке. Ты справляешься. Не паникуй. Кивнув друг другу, парни разошлись, и Бомгю с упоением наблюдал, как Ёнджун, кажется, смог немного прийти в себя. И повторялся этот маленький ритуал уже во второй раз за смену, а вечером на него уже банально не хватало времени: наплыв людей буквально не давал ребятам обменяться более, чем парой слов исключительно по делу. Гю видел, как Джун нервничал. Мотался от столика к столику и иногда даже самому Бомгю внушал серьёзную тревогу. Так хотелось помочь, подбодрить снова, хоть немного успокоить, чтоб тот не выглядел белкой, загнанной насильно в колесо. Но только он порывался в его сторону, только придумывал, что лучше сказать, как отвлекался на новых гостей и старых посетителей, которым вечно было что-то нужно. Винить их никто не мог, конечно: приходя поесть, вряд ли кто-то думает о том, что официанты не хотят работать. Но загруженность такая, безусловно, очень выматывала и даже истощала — к вечеру каждый желал лишь откинуться на одном из этих самых диванчиков без задних ног и не слышать никого, и даже не двигаться по возможности. Но в целом день закончился без происшествий. Причиной тому, скорее всего, была борьба за чаевые, которая не давала обоим, а особенно старшему, окончательно сбиться с толку, и его сегодняшний наставник внутренне очень радовался своей к тому причастности. Победил в итоге, как ни странно, Ёнджун, и похвалы в его сторону — почти от каждого из сотрудников — в тот вечер сыпалось больше, чем на троечника, принёсшего домой целый багаж пятёрок. Закончив пересчитывать кассу, Бомгю, стоя в полном одиночестве в тускло освещённом зале, поверхностно, сильно не вдаваясь в детали, анализировал прошедший день: всё сумбурно, смазано и обрывчато. В памяти укоренилось так мало ценных моментов, что парень вскоре загрустил, понимая, как много ожидал и как пустяково в итоге всё оказалось. Ни нормальных разговоров, ни многозначительных переглядок, ни общей рабочей суматохи, которая связала бы только их, никого больше не вовлекая. «Ёнджун слишком волновался, Бомгю, — уговаривал его внутренний голос, на который парень старался обращать чуть больше внимания после случая с Кевином. — У него не было на такое ни времени, ни сил. Ты же не эгоист, попробуй его понять». И Бомгю искренне пытался. Успокаивал себя тем, что поддержать друга сегодня важнее, чем утолить свои глупые желания. Только менее печально от этого совсем не становилось. Всё ещё хотелось чего-то, и это эфемерное что-то концентрировало на себе всё подвластное ему внимание. Пока его одиночество не оборвали. — Всё, давайте, удачи! — крикнул уже около двери последний уходящий повар, и Бомгю, попрощавшись, обернулся, спиной ощутив чужое присутствие. Ёнджун, опираясь на узкую столешницу, пригвоздил задумчивый взгляд к поверхности барной стойки. Или к рукам, что только что отложили тряпку, которой вскоре собирались протереть столики. — Чего ты? — спросил Гю с нежной усталой улыбкой. — Научить тебя столы вытирать? Ёнджун покачал головой, посмеиваясь, и снова погрузился в мысли, но уже украшенный лёгкой ответной улыбкой. — Это так странно, да? Ну, что я здесь… и ты тоже. Не знаю, как объяснить, — сказал он, и Бомгю вновь ощутил эту непонятную атмосферу. Воздушную, душевную и до того нежную, что сердце тут же защемило. — Думаю, я понимаю, о чём ты. И мне нравится, что мы оба здесь, — ответил Гю и метнул взгляд в сторону. — Это, конечно, странно и неожиданно, но… да, мне правда это нравится. Очень. — Жаль, что так мало с тобой… сегодня… — Да, — выпалил младший, едва уловив ход чужих мыслей, и тут же сник смутившись. — Но ты был хорош. Видно, что опыт есть. Ты молодец. Переживай только поменьше, у тебя всё отлично получается… — Спасибо, Бомгю, — произнёс Ёнджун, и их взгляды наконец встретились. Долго и отчаянно младший тонул. Уже не в омуте, что разливался чудовищной темнотой в его некогда опустевшей душе, и даже не в черноте пожирающей пропасти, как в день недавней встречи, что закончилась тогда безумным откровением, — он тонул в безграничном, заполняющем каждую частичку его существа, звёздном небе. Которое сияло, казалось, только для него — для в конце концов понятого и принятого Бомгю. — Знаешь, ты, вообще-то, мой первый стажёр. Надеюсь, из меня неплохой наставник, — сказал он, не в силах сдержать счастливой улыбки. — Самый лучший, — как ни в чём не бывало ответил Ёнджун, словно совсем не понимая, как заставил этим Гю затаить дыхание. — Просто в баре атмосфера всегда расслабленная, никто никуда не спешит, никогда не бывает особой запары и… посетители в целом не такие требовательные. Заказал кто-нибудь коктейли и стой, мешай себе. Всё быстро и просто. В кафе куда сложнее… но я привыкну. Признаюсь, с твоей помощью сегодня было проще, чем с Джимом вчера. Он так обо мне не пёкся. — Да ладно… Просто второй день уже, вот и легче… — парировал Бомгю, сдерживая непонятно откуда взявшуюся радость, а щёки и уши его густо покрывались румянцем. В такие моменты Бомгю совершенно не знал, как себя вести, оказываясь перед чужим обаянием абсолютно бессильным. Ведь даже сейчас, вооружившись невинной улыбкой, в него буквально ткнули: «Ты обо мне заботился, я это заметил! Живи с осознанием своей кристальной прозрачности и дальше!» — Значит, заканчиваем с уборкой и домой? — точно уловив нависшее над собеседником стеснение, спросил старший, тем самым выудив его из размышлений. — Да, конечно, — прозвучало тихо в ответ, и первая их совместная смена близилось к официальному завершению. «Даже не знаю, с чего начать. Всё было так прелестно. Мы так тепло встретились утром. Он позвал меня в гости и даже похвалил причёску! Я чувствую себя идиотом, так этому радуюсь, какой кошмар. Но я правда не могу перестать о нём думать. Он был таким застенчивым сегодня, так внимательно обходился с гостями, выглядел таким потерянным, когда бегал ко мне за советами!5
Дождь стучал мелкой дробью по стёклам, хмурое небо вынудило с самого утра включить все имеющиеся в помещении светильники. Посетителей за полдня можно было сосчитать по пальцам. Бомгю сидел на заднем дворе с электронной сигаретой, прячась на табуретке под крошечным навесом, и наблюдал за редкими силуэтами людей, что бегали от своих машин к подъездам дома напротив и наоборот. Всё-таки интересное расположение у их кафе: с одной стороны шумная улица, пестрящая красками рекламных баннеров, гудящая автомобилями и звенящая каблуками прохожих; а с другой — тихий дворик, в котором если люди и мелькали, то только из-за угла к себе домой, в старое пятиэтажное здание. С уже давно протекающей крышей и облупившейся со всех поверхностей краской. Но даже так, под гнётом штукатурки, готовой вот-вот обвалиться, находиться в этом месте было уютно: тихо, мирно и без лишнего присутствия. Раньше Гю всегда любил отдыхать здесь в одиночку, а теперь же с надеждой прислушивался к каждому мимолетному звуку позади — не составит ли ему кое-кто компанию? И этот кое-кто составлял. Уже не в первый раз за день. Рядом, в полузастёгнутой куртке, оперевшись плечом на холодную сырую стену, Ёнджун прикурил сигарету и равнодушно оглядел двор. — М-да, вроде зима, а дождь льёт, как мерзкой осенью. Много гостей можно не ждать, да? Бомгю, не оборачиваясь, спокойно ответил: — Так точно. А что, снова чаевых нагрести хотел? Гю почти почувствовал, как тот улыбнулся. — Было бы неплохо. Деньги сейчас лишними не будут, — сказал Ёнджун, и второй кивнул ему в знак согласия. — Кстати, я сегодня-завтра приведу квартиру в более-менее приличный вид. Ты, кажется, говорил, что хотел бы что-нибудь почитать? Не хочешь прийти, как выходной будет? Выберем что-нибудь. Не знаю, конечно, что ты читаешь, но у меня довольно много книг, должно что-то приглянуться. Бомгю практически услышал, как в унисон затрепетали их сердца. — Я приду, — коротко прозвучало в ответ, и что-то необъяснимое повело младшего в сторону. Туда, где стоял Ёнджун, опираясь на стену уже спиной и теперь рвано дыша оттого, что парень прильнул головой к его боку. — Постоишь так немного? — спросил Гю, закрыв глаза. — Голова болит, полежать бы… — Принести тебе таблетку? — Голос его звучал тихо, обеспокоенно, но в нём очень отчётливо читалось усилие. Будто Ёнджун едва справился со своим дыханием, чтобы выдать даже такую крошечную фразу. — Потом. У тебя куртка мягкая, удобно… Побудем так, пока ты не докуришь. Джун ничего не ответил. Он сделал нечто более весомое — медленно, осторожно и несмело завёл пальцы в чужие каштановые волосы. Аккуратно перебирал пряди, заправляя некоторые за ухо — так бережно, что у Бомгю самого дыхание спёрло от захватывающей всё нутро нежности. — Гладкие такие. Приятно касаться, — сказал старший, проводя по волосам обратной стороной ладони. — У тебя такие же были, как только покрасился. — Свои таких ощущений не вызывают. Бомгю буквально готов был уснуть в ту же секунду, настолько спокойный и комфортный момент их окутал. А курил Ёнджун необычно долго. Так, что бармену пришлось выходить звать их обратно, когда появилась компания сразу из десяти промокших и унылых школьников — даже пару столиков посреди зала пришлось сдвинуть, чтоб все уместились вместе. Только Джун занялся этим сам. И обслуживал их — тоже, заставив Бомгю всё-таки принять обезболивающее и отсидеться в комнате для отдыха. Однако лёжа на маленьком диванчике с характерными для долгих лет службы вмятинами в трёх местах, младший не мог найти себе места. Старший ведь справлялся там сам — один на большую компанию. Когда Гю, по сути, отлынивал. Неправильно это — заключил он спустя пару минут и подорвался с места, но в виски уж очень болезненно ударился пульс. Решил посидеть ещё немного. В конце концов, ничего ведь не должно случиться, верно? Стоило вспомнить, кто именно обогнал его по чаевым в прошлую смену — Ёнджун, которому стоило наконец просто довериться. «Паранойя и излишняя опека не приведут ни к чему хорошему, Бомгю. Он взрослый человек, прекращай так переживать». Если уж углубиться, то разве стал бы парень переоценивать свои силы, если бы действительно испытывал трудности? Это ведь всего два столика, по сути! «Глупый Гю, глупый». «Подумай лучше вот о чём: разве не приятно, когда о тебе заботятся?» Стоило лишь этой мысли пронестись ветром в голове, как цепкие пальцы схватили её, повертели и позволили рассмотреть со всех ракурсов как диковинную вещицу. «Ёнджун обо мне заботится», — хотелось смаковать до потери пульса. Невесомым крохотным пёрышком это понимание щекотало сознание и наполняло грудь теплом, пробуждая почти вечное, такое простое человеческое желание подойти и обнять, безмолвно благодаря уже хотя бы за то, что тот просто существует и находится рядом. И Гю бы так и поступил, будь чуточку смелее. Всё-таки как много иногда решает простая капля храбрости — как сильно её порой не хватает и как недоступна она оказывается в самые нужные моменты. Так он и остался сидеть в своей каморке ещё порядка пяти-десяти минут, пока не ощутил, как головная боль потихоньку стала отпускать, а требующие ласки порывы угасать. И всё-таки Ёнджун справился на «отлично» и встретил его в зале тёплой, доброй улыбкой. Бомгю дал себе немое обещание волноваться о старшем немного меньше и полагаться на него с гораздо большей уверенностью. Под такой разнеженной и туманной пеленой прошла их вторая смена. После закрытия Джим, как и предупреждал, заехал за гитарой, и Гю, окончательно отошедший от дневного состояния, устроил излишне эмоциональную сцену прощания с любимым инструментом: с фальшивым плачем, болью в глазах и трагическим падением Ёнджуну на плечо. — Да верну я тебе её через пару дней, успокойся, — пытался Джим растормошить бедного парня, который безысходно держался за сердце, глядя, как его друг по-своему затягивает лямки на чехле. — А я вообще не знал, что ты играешь, — вклинился Джун, ни то обижаясь, ни то удивляясь. — Так он и не играет! — воскликнул Джим. — Когда в последний раз пыль с инструмента сдувал? — Вчера! И играл вчера! И какая тебе вообще разница? Моя гитара — распоряжаюсь, как хочу. — Ладно-ладно. Говорю же: через пару дней отдам, не дуйся, — пожав Бомгю руку, Джим подошёл попрощаться с Ёнджуном, что тихо посмеивался над ними уже чуть в стороне, собирая со столов салфетницы. — Всегда он так, скажи? Ни минуты покоя! Истеричка, — продолжал издеваться он, с ухмылкой оборачиваясь через плечо, и тут же получил в ответ шумное возмущённое пыхтение. — Иди уже отсюда, а! — Да иду, иду… А ты, Ёнджун-и, был бы с ним поаккуратнее… — всё не унимался друг, и Бомгю пришлось практически силой вытолкать его, до сих пор ехидно хихикающего, за дверь. Уперев руки в бока, Гю пару секунд сосредоточенно прожигал взглядом пол, а затем прикрыл глаза, выдохнул и широко улыбнулся. Ёнджун глупо ухмыляться и не переставал. — Вот дурак, — подытожил младший, помогая коллеге с уборкой. — Назвал тебя истеричкой… Видимо, вы и правда проводите вместе достаточно времени. — Эй! — В Ёнджуна почти полетела одна из поднятых с пола салфеток. Без злости, конечно, а с чистыми задором и игривостью. Атмосфера, во многом благодаря Джиму, значительно разрядилась после затяжной рабочей рутины, и обоих ещё долго не отпускало лёгкое, приподнятое настроение. Особенно с осознанием того, что скоро можно будет уйти домой. Особенно, когда они впервые пойдут домой вместе. — Ладно, прости, — улыбнулся Ёнджун, лавируя меж столиками. Но вдруг он остановился. Прямо перед Бомгю, который как раз намеревался перейти к соседнему столу, но путь ему ненавязчиво перекрыли, зажимая между столешницей и мягким кожаным диванчиком. Так он и застыл, растерянный и непонимающий, с салфетками и тряпкой в руках. — И всё же я был бы рад услышать, как ты играешь, — сказал Джун, с приятным усердием поддерживая зрительный контакт. Сердце Бомгю ощутимо дрогнуло. — Я могу сыграть для тебя… что-нибудь… — Буду очень ждать, — прозвучало в ответ таким тёплым и родным тоном, что младший почти растаял. Как вообще можно без волнения вынести настолько милую улыбку парня, которого успел уже так сильно и самозабвенно?.. Один лишь взгляд его распалял всё внутри так, что Гю не знал, куда деваться, но контакт поддерживал, едва не переходя грань меж дозволенными и пока закрытыми для него чувствами. Сдерживать рвущийся из груди жар было так же тяжело, как и сладко. Сколько ещё ему нужно скрываться? Бомгю всё убеждал себя, что неважно оно — нужно наслаждаться тем, что есть сейчас. Но с каждым прикосновением, отдающимся током по коже, с каждым взглядом, прокрадывающимся так глубоко, куда Гю и не планировал никого впускать — держать себя в руках рядом с этим человеком казалось всё труднее и труднее. Он должен как можно тщательнее обдумывать что-то другое, необходимо было переключиться. Нужно скорее расходиться и встречать следующий день. А затем — уже прямо послезавтра! — находить себя в стенах чужой квартиры. Интересно, как Ёнджун её обставит? А сколько у него на самом деле книг? Какие из них он любит больше всего? Какие ему нравится перечитывать, а каких он, напротив, ещё даже не успел коснуться? Все эти вопросы пришлось оставить на потом, ведь Ёнджун, кажется, в конец застеснявшись, продолжил путь, и Гю мог спокойно заниматься насущными проблемами. Вон там, например, под столом, ещё одна салфетка валяется… Снаружи оказались позже желаемого из-за проснувшейся забывчивости Бомгю: парень так торопился как можно скорее уйти, что оставил телефон с ключами на барной стойке. А на улице постепенно утихающий дождь размывал воздух уже совсем тихой, едва ощутимой моросью. Слякоть и мелкие лужи плескались под подошвами уныло и мерзко, вразрез с разговорами, что плавно и правильно вытекали один из другого уже несколько минут без остановки. — Когда придёшь в гости, я угощу тебя новым зелёным чаем с персиком, — сказал Ёнджун, разматывая шарф: слишком тёплая погода, чтоб греться. К тому же когда сердце само по себе горело ярче тысячи костров. — Ты любишь персики? — Люблю, — ответил Гю, не скрывая неудержимой счастливой улыбки, что неизменно сопутствовала ему рядом с человеком, что жил теперь не только в душе, но и через пару кварталов от его дома. Уличные фонари заливали тротуар необычным, мягким оранжевым светом. Каждый раз, проходя здесь, Бомгю вспоминал закатную лампу, что подарил Ёнджун в день, когда… Та тоже всегда разбавляла серость его мира, будто ласково окутывала теплом, которого всегда катастрофически не хватало. «А если бы не было никакой лампы?» — вдруг пронзила Бомгю внезапная мысль. Если бы не было никакой лампы, дожил бы он вообще до сегодняшнего дня? Смог бы обрести то, что разрастается с новым днём в его душе всё красочнее и прочнее? То, что цветёт вечным деревом, которое сколько ни руби, не сломается? Как ни странно, хотелось верить, что не смог бы. Что именно Ёнджун, не задумываясь, оставил в его сердце нестираемый отпечаток. Что именно он каким-то неизвестным образом принял решение остаться, покинув его жизнь на какие-то смешные несколько недель. Теперь и в его отсутствие, к слову, верилось с трудом. Будто и не уходил тот никуда, и счастье, разлившееся внутри в середине декабря, продолжалось без перерывов с самой первой их встречи. И продолжится дальше. По крайней мере, Бомгю приложит все силы, чтобы так оно и было. — Ты чего завис? — легонько Ёнджун пихнул его в бок, сбавив шаг. Гю взглянул на него, улыбающегося, с влажными волосами и очаровательным румянцем на щеках. В такие моменты в груди бушевало лишь одно желание — простое и невинное, но до того запретное, что сердце рвалось наружу, поддаваясь притяжению с соседним — тем, что так умело прятали под замком до сих пор. — Извини, я замерзаю быстро, голова на разговоры не работает, — ответил Бомгю с тихим вздохом. — А-а, — протянул старший, отводя взгляд. — Я понял… Тогда нам следует идти быстрее, так? Нет, не так. Как можно хотеть идти быстрее, когда с каждым шагом они подходили к прощанию? Пусть ненадолго, всего на ночь, но как же Бомгю не хотелось расходиться. Сто миль бы он прошёл вот так, даже молча, просто будучи рядом, просто идя рука об руку по сырым улицам, лужам; даже под ливнем он не согласился бы с тем, что чужая улыбка останется на какое-то время лишь в его мыслях сладким, пленяющим образом. И эти размышления по-своему воплотились в жизнь, точно их кто-то самым наглым образом подслушал. Преодолев половину пути, парни остановились на перекрёстке в ожидании зелёного света светофора. Дождь снова набирал обороты, хотя всё ещё был терпим. Перекинувшись парой комментариев по поводу последних вредных посетителей, они замерли в замешательстве, когда издалека донёсся хриплый пьяный голос: — Какие люди! — И перед глазами возникло нечто, только отдалённо напоминавшее людской силуэт. Всё ближе и ближе подбиравшийся к ним, ведя под руку второе подобие человека. Ёнджун заметно занервничал. В его глазах Гю увидел сразу и тревогу, и удивление, и гнев, но причин тому пока не понимал и вцепился взглядом в бородатого мужчину тридцати с плюсом лет, который блаженно улыбался, глядя на парня, что так и застыл с непонятным выражением на лице. — Как поживаешь? — спросил он, качнувшись на ватных ногах вбок. — Нормально, — нахмурился Джун и мазнул взглядом по Бомгю, прежде чем вперить его в пол. — А ты совсем не изменился, — продолжал тот взбудораженно, словно встретил своего давнего лучшего друга. Но Ён его таковым явно не считал. Даже напротив: всем своим видом показывал, что встреча эта для него если не пытка, то сплошное разочарование. — Как был красавцем, так и остался. К этому времени запищал сигнал светофора. Прохожие мелькали по сторонам, перебегая дорогу. — Пошли, — заторопился Ёнджун, беря Гю под локоть, но мужчина грубо вернул его на место, потянув за куртку. — Ты что себе позволяешь? Забыл, с кем дело имеешь? — холодно прохрипел второй мужчина, сделав шаг вперёд, оставаясь с Бомгю почти впритык. — Когда успел стать таким грубым? Ёнджун не ответил. Попросту застыл в ступоре, оказываясь под гнётом двух пар одурманенных тёмных глаз. А Бомгю и вовсе не знал, что предпринять. Кто эти люди? Что им нужно? Гю не хотел полагаться лишь на предположения, но время показало, что стоило бы. — Чего молчишь? — улыбнулся язвительно первый мужчина, склонив голову. — У тебя ведь такой милый голос, поговори со мной, а? — Рот закрой, — не сдержался, на удивление, Бомгю, всё такой же растерянный и будто прозрачный из-за отсутствия хоть какого-либо внимания к своей персоне. Его так выводило каждое чужое слово, повергало в настолько подвешенное состояние, что реплику он просто выпалил, не колеблясь ни секунды. Быстро, скомкано, точно с внутренней попыткой плюнуть. — Идём? — посмотрел он на Ёнджуна уже нежнее, но с самым горьким волнением во взгляде. Ёнджун взглянул на него удивлённо, а затем повернул голову, услышав со стороны ядовитый смешок. — А ты у нас кто? Такой же лапушка, я погляжу, да только с язычком поострее. Ты с ним? Знаешь, что мы творили втроём этим летом? Показать тебе? — высыпав все свои вопросы, мужчина потянулся пальцами к лицу младшего. — Хорошенький, вчетвером будет ещё… — Не смей, — процедил Ёнджун стальным, непоколебимым тоном, остановив чужую руку на непозволительно близком к щеке Бомгю расстоянии. А последний в этот момент снова опешил. Всё происходило слишком быстро, он и понять не успел, что тот пытался сделать, и перевёл взгляд на Джуна, что всё ещё крепко сжимал чужое запястье. В глазах читалась ни то ярость, ни то леденящий, сковывающий каждую частицу тела ужас. Гю на секунду самому стало страшно: не за себя, не из-за ситуации, а из-за старшего. Его эмоций совсем было не прочитать, выглядел он как хищник, загнанный в угол другим животным, куда опаснее и кровожаднее него самого. Обратив взгляд на мужчин, Бомгю поймал себя на ужасающем заключении: время для него в этот миг точно умерло. Казалось, эти плотоядные, едкие ухмылки были перед глазами настолько долго, что успели въесться в подкорку. Впитаться в память омерзительным, тошнотворным образом как ночной кошмар, который не забывается долго, как ни отмахивайся. Дальше всё пошло быстро, почти бегом. Ёнджун оттолкнул мужчину как раз к моменту, когда жёлтый сигнал светофора сменялся красным. Ровно когда оставалось сущие секунды времени на то, чтобы безопасно перебежать дорогу и оставить нежеланных собеседников по другую сторону улицы. Те ещё кричали старшему вслед ругательства, обвешивали самыми грязными ярлыками и припоминали самые мерзкие, шокирующие эпизоды их давнего общения. Бомгю разрывался между желаниями заткнуть уши и вернуться назад, дабы вбить тем людям мозги на место. Но он предпочёл попросту поспевать за Ёнджуном, что на всей своей скорости преодолевал аллеи сквера, не говоря ни слова. Гю не понимал, как действовать в таких ситуациях. И в чём вообще состояла суть происходящего? Чего те ребята пытались добиться? Он того совсем не знал, но одно не заставляло сомневаться: вечер им они знатно испоганили. — Подожди, я не могу идти так быстро, — простонал с придыханием младший, сильно замедляясь. Ёнджун остановился, но всё так же стоял к нему спиной. О чём он думал? Немного отдышавшись, Бомгю обошёл его и заглянул в глаза — тёмные, тусклые, в которых если что и горело, так только страшный гнев, которому в обычный день не хотелось бы попадаться под руку. Но день не обычный. Сегодня им нужно говорить. — Ты как? — спросил Гю тихо и как можно нежнее, пытаясь внушить парню своё мнимое спокойствие. На самом же деле он готов был поспорить, что внутри воздвиглась настоящая котельная. Джун сначала молчал, пряча тяжёлый взгляд в голых кустах в стороне. Пару раз он порывался что-то сказать, но всё выходило пустыми немыми репликами. — Прости, — наконец выжал он, — это всё… так ужасно. — Конечно, те мужики ужасные. Пьяные вусмерть, так ещё и заёбистые, — ответил Гю, прекрасно понимая, что старший имел в виду, очевидно, не это. — Но он говорил правду. Ветер холодным лезвием коснулся кожи. Парни поморщились, отворачиваясь от летящих им в глаза дождевых капель. — И что? — спросил Бомгю неожиданно строго. Вектор разговора ему совсем не доставлял удовольствия. — Не буду отрицать, что слышать это было неприятно, но разве сейчас это имеет значение? Тот период жизни никуда не деть, зато есть, из чего извлечь урок. — Какой урок, Бомгю? Разве тебе не противно находиться рядом, зная, какими вещами я занимался? — на эмоциях парень вздёрнул плечи, глядя на друга до боли жалобно и печально, почти с кромешным отчаянием. — Ты ведь вообще не такой, зачем тебе подобный... мусор... в жизни? Бомгю хотелось кричать от отчаяния. Он не говорил Ёнджуну слишком много, чтобы уверить его в собственной ценности, но ожидал, что та и так будет кристально ясна из его действий. Гю пытался как можно лучше показывать своё отношение, относился к парню со всеми возможными вниманием, заботой, искренностью. Для чего в нём накопилось столько неуверенности? Переведя дыхание, он оглянулся по сторонам, выявляя прохожих, и, не заметив тех, решительно взял его за руку и переплёл пальцы. — Прекрати так о себе говорить, а?! Почему ты считаешь, что не нужен мне? Я рад даже тому, что ты просто рядом — сойдёт за ответ? — Бомгю искренне надеялся, что да. При всей своей внезапной смелости, на те самые слова он направить себя не мог. Самое важное всегда выразить труднее всего. К сожалению младшего, Ёнджуна это мало расслабило. Он не сводил взгляда со сцепленных рук и казался до того встревоженным, печальным, потерянным, что у Гю сердце от горечи заходилось в неприятном трепете. Почему он такой трус? Всего три слова — почему их никак не вытащить? — Это не последний раз, когда такое происходит. Я… знаю чуть ли не полгорода. Это точно не единственная встреча, это точно повторится, — прозвучало вдруг жалобно и до боли разбито. Глаза, резко поднятые в небо, стали для Бомгю последней каплей. — Ну и пусть, — ответил он так искренне и громко, что сам себе удивился. — Разве это так уж страшно? Всякое дерьмо случается, неужели нужно страдать из-за него до конца жизни? — он выдержал паузу, встретившись с пронзительным взглядом тёмных, но будто наконец оживших глаз. — Я х-хочу сказать, что… — слова вдруг начали путаться, точно подхватывались дождём и разбивались тяжёлыми каплями об асфальт. — Мы вместе справимся, я буду рядом… Это ничего не значит? От нахлынувших чувств было не скрыться. Его сердце кричало о желании помочь, стремлении показать, как много старший для него значил и как много места в нём занимал. Только, поддавшись панике, Гю буквально остолбенел, не в силах более и слова вымолвить. Мог ли он вообще до него достучаться? Был ли в принципе способен изменить в мыслях Ёнджуна хоть что-то, позволяя пускай и совсем на чуть-чуть, но освободиться от ненависти к себе, о которой так красноречиво секунду назад горел его взгляд? — Дурак ты, Бомгю, — слетело с губ почти шёпотом. А после произошло то, чего младший совсем не ожидал, и с изумлением пришёл в себя уже в чужих объятиях, когда Джун свободной рукой притянул его к себе за шею. Сбивчиво вдыхая запах крепкого одеколона, Бомгю думал, что вот-вот расстанется с духом или уже сделал это мгновение назад, ведь иным образом происходящее было не оправдать. Поглаживая холодными пальцами затылок, Ёнджун вызывал такую бурю чувств, такой шквал эмоций и противоречивых ощущений, что младший совсем терял разум, полностью отдаваясь телом и душой человеку, что впервые решился на такой широкий шаг в его сторону. Но только Гю спохватился прильнуть ближе, сам коснуться в нежном, ласковом жесте чужой спины, как старший тут же отпрянул и с печальной улыбкой потрепал его по взмокшим от дождя волосам. — Промок уже совсем, — сказал он, убирая влажные пряди с чужого лица. — Идём? И Бомгю кивнул неуверенно, до сих пор разрываемый бабочками в животе и совсем зачарованно глядя в чужие глаза. Дождь снова стих и сменился сильным ветром. В мыслях у каждого творился ураган не хуже, поэтому оставшийся путь прошли молча, изредка переглядываясь и быстро пряча робкие, влюблённые взгляды. Тогда им не нужно было говорить — совершенно личный и интимный момент связал их вместе. Так же, как и руки, что они так и не разняли до самого прощания.