***
Холодно. Несмотря на почти кипяток, бегущий из труб, и клубы пара в душевой, нечто склизкое, дрожащее, словно лихорадочная непроходящая болезнь, засело где-то в груди, фантомно обнимая ледяными руками ребра, не давая согреться. Вода обжигала кожу, но чувства облегчения не приносила. Холод внутри, нагретая душевая снаружи, а результат — дрожащее тело с противным ознобом, казалось въевшимся в кости. Ей всегда не хватало тепла. Сколько она себя помнила, ее раздражали холодные и влажные места. Ей бы на жаркий остров, где, возможно, со временем она бы оттаяла, но, видимо, с теплыми летними островами не везло… В голове миражи воспоминаний, то четких до последней линии, то мутных. Чужих… своих ли? Какая уже разница? Пальцы собирают со стенок капли воды, превращая их в ручейки, заставляя падать и стекать вниз, уходить в канализацию, разбегаясь перед глазами водяными бусинами. Сквозь пар на голубоватом кафеле у нее перед глазами другие картины. И ощущения. То нежные объятья матери, то теплые — отца. И те же нежные руки матери, обратившиеся в холодные окоченевшие пальцы мертвеца. Сколько помнит восьмилетний ребенок, переживший ад? Не так уж и много. Лица родителей стерлись, а ощущение чужих и своих слез на коже и панический страх с бессилием… не забыть. И эту противную дрожь, не то от ангины, сковывающей адской болью горло, не то от постоянного страха, не выкинуть из воспоминаний никогда. На время припудрить чем-то более актуальным и важным, сосредоточиться на другом — да. Забыть… нет, забыть не получается. Донкихот Росинант. Имя оседает на языке страхом, беспомощностью и болью. Бессилием. Отчаянием. И все это остро и ярко — именно так, как воспринимает ребенок. Слишком давно, но послевкусие такое… знакомое. И вызывающее злость. Донкихот Дофламинго. Злые и отчаянные слезы в темных, багровых глазах. Звонкий, резкий голос. Цепкая хватка до боли в запястьях. Горячка болезни, слова, отдающиеся болью в голове, и мерзкий привкус какого-то лекарства на языке. «Потерпи, Роси, я скоро вернусь. Не смей умирать, слышишь?!» А дальше — страх и отчаяние, когда кто-то чужой, взрослый и страшный нашел убежище. И боль, раздирающая горло, и невозможность даже позвать брата на помощь. Боль, когда за стриженные короткие волосы таскают чужие руки, и ужас, разрывающий биением маленького сердца грудную клетку. Интересно…Сколько будет стоить…
Мелкий…
Тенрьюбито?
Ответ один. Так же, как и другие рабы. И жестокость этого мира станет для всех абсолютно одинаковой. Уравняет всех и все. И не посмотрит на происхождение и родословную. Либо сломает, либо озлобит. Тенрьюбито выставили на продажу по цене простого раба. Вот только она стала куда дороже. Такая вот ирония… Обычно попаданцам достается либо память, либо язык, либо возможность выжить без всего вышеперечисленного. Ей не досталось ничего. Первым ее воспоминанием в этом мире, осознанным и четким, а не мешаниной образов, был яркий свет солнца, бьющий в глаза и вызывающий слезы. Не было ни времени, ни возможности осознать происходящее, так как ее, ничего не понимающую, выволокли на улицу, к горстке таких же напуганных детишек, и не дали возможности толком сориентироваться. Оглушающий лай собак, исходящих бешеной злобой и пеной, бьющихся в решетки клеток в опасной близости, незнакомый язык и лощеный, щегольски одетый в какой-то непонятный романтизированный образ дворянина мужик верхом на коне, смотрящий на толпу зареванных и напуганных детей, в числе которых была и она, взглядом, полным презрения, были слишком ошеломляющим зрелищем. Потерянная, не понимающая, что происходит, она дрожала и жмурила глаза. Если это сон, то она должна… проснуться? В любой непонятной ситуации лучше беги. Даже если это сон. Именно это ее и спасло, когда речь этого аристократа закончилась и звякнул замок на клетках с псами. Не помня где, не помня как. Только чувство панического ужаса, отчаяние и непослушные конечности, содранные в кровь. Обжигающие слезы, загнанное дыхание и мертвая хватка на твердой коре дерева. Зажмуренные глаза, мокрые от страха штаны и бешеный лай собак, столпившихся внизу. Их оскаленные окровавленные морды и мелькнувшая в своре оторванная детская конечность спустя годы являются ей в кошмарах. Первое впечатление от новой жизни в другом мире было слишком яркое. Новый мир встретил ее неласково. Аристократ, треплющий по голове, словно одну из своих любимых собак, оказался не добрым родственником, а хозяином для нее. Маленькой беспомощной рабыни. Каких тут было много. Абсолютно разных, но в то же время для него одинаково не имеющих никакой ценности. Точнее, имеющих… Но лишь в деньгах. И то небольших. Чтобы выжить, пришлось стать ценной. Отбросить и принципы, и гордость, и мораль. Задушить совесть. Перестать быть человеком. Ты или они? Ответ очевиден. То, что было до, стало неважным. Ни прошлая жизнь попаданки, ни жизнь девочки, в которую она попала. Беги быстрее, хитри лучше. Будь ловчее, гибче, яростней. Стань ценной. Вокруг был безумный мир, безумные люди, а горло сдавливал дорогой ошейник — подарок от господина, для которого она стала «любимой добычей», а после — «лучшей гончей». Ведь это же так весело — охотиться на людей. Десять лет… То за ней гонится бешеная песья свора, то она выслеживает других людей, загоняя их с жестокостью, которую даже звери не знали. Роль одна — убей или будь убитой. А потом хозяин трагически умер на охоте. Взбунтовавшийся раб таки достиг цели и убил своего господина, отомстив за всех них. Набежавшие родственники живо поделили наследство, а ее, дикую псину в образе человека, продали. Так как боялись, то за бесценок с глаз долой. Вот только охота на людей интересовала немногих. Цедя рабскую похлебку и переходя с одного рынка на другой, она окончательно потеряла и так не слишком-то товарный вид. Спасибо за шрамы, господин. Из-за них она была слишком уродливая как любовница, страшненькая воительница, ну и, слава богам, фетишистов ей не попалось. Тощие, шрамированные и страшненькие дылды тут явно не в фаворе. Как в игре горячая картошка, она кочевала от одного торговца к другому, пока, в конце концов, ее не сбагрили какому-то совсем нелегальному и потерявшему или еще не обретшему покровителей работорговцу, которого и накрыл местный правоохранительный орган. Рабам без метки дали вольную, рабам уже со стажем следовало вернуться в аукционный дом. И ее ждала та же участь, но при медицинском осмотре, так сказать милости со стороны тех, кто ратовал за справедливость, с ней вышла заминка. Ошарашенный доктор дрожащим голосом попросил всех выйти, а дальше закрутилось и завертелось, и вот она уже перед высшими чинами Дозора, прямо перед Главнокомандующим, который рассказывает ей увлекательную историю жизни «до». О жизни «после» ее не спрашивают. Ребенок, чье место она заняла… тоже был дьявольски невезуч. Именные чипы, Мировая знать, Семья Донкихот, где она была в роли приемного ребенка от незаконного брата отца Дофламинго, рожденного от рабыни. Дальше родительский отказ от прав и своего наследия, людская расправа, и по итогу старший брат, а точнее будет сказать — изначально «жених» девочки, в свои десять лет застрелил главу семьи, отрезал его голову и приволок ее на Мариджоа в попытке вернуть себе статус. Неоднозначные эмоции по этому поводу. Смесь одобрения и печали. Трагедия и драма. И надо же, как в классических историях про попаданцев, она оказалась потерянной принцессой из высшей аристократии, только вот… нахуй никому не нужной. Небесный Дракон с разбавленной кровью, который был рожден, чтобы родить следующих драконов, чтоб те не захирели от кровосмешения. Селекция во всей красе. Будь поглупее, не сообразила бы, а так… мать «старшего брата» с разбавленной кровью родом из королевского рода, связанного с этой же семьей за два поколения с теми же тенрьюбито, и другие моменты по итогу складывались в интересную и довольно логичную картину. В мутных воспоминаниях девочки проскальзывало, как их, таких детей, с характерными фамильными чертами, было несколько. Но выбрали лишь ее одну. И преподнесли главе рода в дар. Генетика? Селекция? Или… более правильно называть — результат евгеники? Причем, видимо, удачный… Донкихот Росинант. Вот только в процесс вмешался Донкихот Хоминг, новатор и революционер по своей натуре, решивший, что он не будет больше продолжать все это. И вот, из невесты и инкубатора она превращается в члена семьи… Какие страсти. Статус принцессы давно утрачен, все они лишены привилегий из-за идиотского поступка «отца» и… а с другой стороны, и хорошо, что она всего лишь «нечистый дракон». Хотя даже будь она чистой, со статусом истиной принцессы, после ее приключений в Нижнем Мире не приняли бы обратно. Она улыбается, подставляя голову под струи воды, так широко, как только может. Что ж, Мировое Правительство можно понять. Инакомыслящих никто не любит, система устоявшаяся, кривая-косая, но она работает, а новый революционер, организующий восстание народа… никому не нужен. Брожение нехороших мыслей в головах некоторых людей… недопустимо. Возвращение статуса, богатства, власти, принц на белом коне — не в этой истории. И максимум, что ей могут предложить, — это службу в Морском Дозоре и неплохую карьеру, если она будет послушным псом, выполняющим приказы. Какая прелесть. Вот ты и принцесса. Только нет у тебя ничего. А твой старший брат, которого ты почти не помнишь, — преступник и пират. Сущий кошмар. И не старший брат вовсе. Чудовище и бешеный пес без хозяина… Губы разъезжаются в улыбке сами. «Совершенно секретно» Имя: Донкихот Росинант; Дата рождения:…***
Она откликается на имя Рохо. Говорят, его значение — красный. Но что-то внутри, остатки уже давно мертвой девочки, чье место она заняла, не приемлет его и цепляется за короткое и мягкое «Роси». Роси так Роси. Ей, не помнящей свое имя, отбросившей его в момент окончательного слома всех своих столбов, на которых стояла ее прошлая личность, даже в некотором роде это забавное прозвище… приносит тепло. «Роси» — звучит по-домашнему. «Роси» — это дань понимания, сочувствия и любви замученному до смерти ребенку, которые она отдает остатками своей некогда нормальной человеческой части, флегматично отрывая лепестки какой-то экзотической ромашки на острове, где проходят ее тренировки. Роси восемнадцать лет, и мир вокруг нее слишком… яркий. Людей, которых встречает, она делит на охотников и жертв и их присутствие чует на большом расстоянии. Ее учителя зовут это Волей Наблюдения и пытаются объяснить, как ей пользоваться, пока Роси кивает и водит корявым почерком по листам перьевой ручкой, на которой пальцы сжимаются с неохотой. Другие буквы, другой язык, другие правила. — Это ж надо быть такой тупой, чтоб тебя! — ей прилетает по голове, листы с пробными отчетами рвутся в клочья, а ее немота и безразличное согласие со всем, что скажут и прикажут, раздражают приставленных к ней агентов и учителей до зубовного скрежета. Роси же прикрывает глаза, слушая упреки, и знает, кто, где и когда находится. Она чувствует биение их сердец и старается не скалить чуть заостренные клыки слишком явно и напоказ. Она знает наизусть все караулы, все удобные места для внезапного нападения и ходит абсолютно бесшумно, при желании избегая всех на базе с ловкостью куницы, не желающей встреч. Каждый еще не сделанный шаг доносится до нее быстрее, чем все эти люди думают. Она знает каждое движение заранее, чует, слышит, предсказывает. Хозяин особо любил охоту своей собаки на пиратов. Больше крови, больше злобы, сильнее желание выжить и сражаться до конца. Роси знает — умеет охотиться на людей. Лучше, чем кто-либо. Поэтому ненавидит себе подобных. И людей, и животных. Она терпеть не может собак, а те терпеть не могут ее. Они чуют друг друга, как естественные враги, и знают на каком-то инстинктивном уровне, кто есть кто. Когда на базу привозят служебного пса, они рычат друг на друга дикими зверями, и морские дозорные шарахаются прочь, пока скулящая псина стелется по земле. Роси ненавидит собак, потому что сама была псиной и животным похлеще их всех вместе взятых. Она рычит, скалит зубы, едва ли не выгибает сутулую спину, пока шавка затихает на земле, смотря влажными глазами, полными страха. Матерый пес, славящийся своей агрессией, боится ее до скулежа — его буквально утаскивают прочь. — Хорош рычать, зверье, — куратор хлопает ее по плечу без страха, но готовый к нападению в любой момент. Роси дергается, прячет зубы и вновь становится «человеком». Они считают ее бешеной, ненормальной, сумасшедшей, но контролируемой. У них договор — она выполняет задание, а после ее отпускают. Но Роси не верит в сказки. Хозяин не раз обещал ее отпустить, и веры у нее в то, что она уйдет беспрепятственно, нет. Поэтому Роси послушна. Поэтому старательно изучает все изнутри, чтобы потом уйти от любой погони и перебить всех жаждущих ее головы. Вырезать тех, кто придет за ней, запутать следы так, что не найдет никто и никогда. Если она сама не захочет. Ее манила свобода. Но терпение — залог успеха. Некоторую добычу стоит ждать долго. Но приз оправдывает все ожидания. На волю хотелось с упрямством, которое выросло в тщательно скрываемое стремление идти куда захочется. Роси так и не начинает говорить. Ей это не нужно. Все эти «да, сэр» и «есть, разрешите выполнять», как она считает, не то чтобы особо имеют смысл. Специально для нее разрабатывают язык жестов, который знает лишь она и куратор, который за ней закреплен. И это даже интересно. Но недолго. Так как даже он не умеет читать язык тела. Мужчина не понимает звериные повадки, которыми Роси владеет в совершенстве. Он глуп и смотрит лишь поверхностно, пока она пытается донести гораздо больше информации. В слабом оскале, движении глаз и головы, напряжении тела — но нет. Не понимает. Кажется, она слишком… не человек. Или просто хищник среди травоядных?.. Кто она, черт подери?.. В двадцать лет Роси, набравшая вес, смотрит сквозь занавесь сверкающих золотом волнистых волос, которые упали на глаза, и отдает честь Главнокомандующему, прежде чем пересечься взглядом со вторым человеком, что смотрит на нее не отрываясь. — Его зовут Монки Д. Гарп, и он вице-адмирал, — говорит ей Главнокомандующий, а они все еще стоят и смотрят друг на друга. А после Роси улыбается дружелюбной улыбкой, пока Монки Д. Гарп хмурится. Если не будешь слушаться, придет и сожрет тебя страшный «Д» — всплывает в голове детская сказка, а человек напротив чует… ее. Он хмурится, вглядывается черными глазами охотника на чудовищ, в то время как Роси притворяется человеком, пряча в себе совсем не человеческие повадки. — Так это ты Рохо, — хохочет старший по званию. — Что ж, твой экзамен буду вести я. Сильный. Опасный. Не чета тем, кто был с ней раньше. Роси кивает и обещает себе казаться рядом с ним человеком. Потому что в Монки Д. Гарпе она улавливает те же звериные черты. Он знает животные повадки. И сам неосознанно говорит на языке своего тела. Экзамен она проходит с блеском, оставляя за собой трупы целей со вскрытыми глотками после двух месяцев плаванья с этой командой, в которую без труда внедрилась. Поддельная личность отбрасывается в сторону с легкостью. И Роси высаживают на острове в Норд Блю, в обычной гражданской одежде. Футболка, потертый джинсовый костюм из штанов и куртки. Тяжелые ботинки, нож и револьвер. Вьющееся каре щекочет щеки, чуть давят на переносицу и уши темные очки. Донкихот Росинант подкидывает в воздухе кошелек с деньгами, перехватывая его ловкой рукой, и первым делом идет в магазин покупать себе черную водолазку, закрывающую воротником горло, пальто и облегающие штаны, что не порвутся от первого прицельного пинка с разворота. Тянущийся материал, а не джинсы дрянного качества.***
*** Роси владеет своим телом в совершенстве. Но привычка валять дурака у нее еще с учебки, и та иногда ей пользуется, «случайно» роняя вещи. Нелепым поведением, неловкими моментами и совпадениями так просто одурачить людей. Отвлечь внимание, отвести взгляд. А широкая улыбка сбивает их с толку, как и ее попытки объяснить, что именно она хочет, жестами. Воистину, в баре, где дают заказы на убийства, она оставляет первое впечатление идиотки. Ей суют задание, чтобы ушла и убилась где-нибудь. А она улыбается, благодарно кланяется, а спустя три дня, проплыв зайцем на корабле торговца до соседнего острова, притаскивает в ящике со льдом для охлаждения напитков голову заказываемого, все с той же широкой улыбкой врываясь в бар. У нее всегда зажата между губ сигарета, но она никогда не курит. Так как нюх в выслеживании добычи тоже важен. Роси раздражающе щелкает крышкой зажигалки, действуя на нервы окружающим, и играется с огнем. Однажды она проливает алкоголь и поджигает барную стойку и слишком высокомерного идиота заодно. Кто посмышленей, прекрасно понимает всю трагичность ее «неуклюжести». Донкихот Росинант, хотя верно будет сказать все же просто «Роси», получает себе милое прозвище «Мим». За молчаливость, улыбки и привычку изъясняться жестами, отказываясь писать. Роси знает, что она выглядит совсем безобидно. Высокая худая женщина с очаровательно вьющимся каре золотых волос. Болезненная худоба уже в прошлом, и хорошее питание давно смягчило некогда резкие черты лица, убрав грубость и добавив изящности, а чуть-чуть макияжа подчеркнуло ее достоинства. Глаза закрыты очками, вечно искусанные губы в дурацкой привычке всегда яркого оттенка. По человеческим меркам, она красива. Даже если и не старается ничуть такой быть. Внешность… Многое значит в мире людей. Слава бежит вперед по всему Норд Блю, а Роси распробовала хороший алкоголь, шоколад и булочки с корицей и ванилью на одном из островов и плавает туда с изрядной регулярностью. Вопрос лишь времени, когда она пересечется с Донкихотом Дофламинго. И когда все же пересекается, он оказывается выше… и опаснее. Она замирает, склонив голову к плечу, задумчиво слизывая сахарную пудру со своих губ, прежде чем стянуть очки и податься вперед, совсем как зверь, в попытке почувствовать чужой запах. Странные ощущения переполняют все тело. Со взирающим на нее сквозь стекла очков мужчиной их ничего не связывает, но он кажется каким-то… Не в физике дело, совсем не в ней. Не во внешнем сходстве. Он звучит… пахнет, ощущается похожим. Будто из одной породы. Странно. Роси его не боится, совсем. Она полностью сосредотачивается на ощущениях, теряется в некотором понимании, пытаясь разобраться, что же… не так? Или наоборот так? Игнорируя других членов Семьи Донкихот, не обращая на чьи-то возмущенные возгласы внимания, она обходит мужчину в розовой шубе по кругу, забыв про сладость в руке. Щурится, хмурится, прикусывает губу и наконец возвращается на место, вновь встав перед Дофламинго в полном непонимании. Откуда это… чувство родства? С другими людьми такого не было. — Какого черта, Доффи? — врывается в поток мыслей и размышлений голос какого-то подчиненного Дофламинго, кажется, того звали Требол. — Доффи?.. Роси коротко недовольно не то шикает, не то рыкает. — Помолчи, Требол, — низкий голос заставляет вздрогнуть, а после она хмурится. Приказной тон именно этого человека… или не совсем человека, даже прозвучавший в сторону постороннего, раздражал. Этот… ей не нравился. И задание внедриться к нему в команду, докладывать о нем, а после убить как-то отошло на второй план. Он ей не нравился, но убивать его… не хотелось. Или, наоборот, хотелось? Странно. И хочется, и не хочется? Роси дернула плечом, небрежно откинула недоеденную булку, отряхнула перчатки и, недовольно насупившись, развернулась, чтобы уйти прочь. Надо подумать. Потом вернется. — Молодой господин! — Роси? — и снова этот голос, прошедший по позвоночнику, прилетел в спину. — Это ведь ты. Не вопрос, а утверждение. Роси замирает на месте всего на секунду, чтобы продолжить путь. Кажется, так люди показывали нежелание общаться и… От руки она увернулась стремительно, чтобы спустя мгновение, оскалившись, ухватиться за чужой воротник, сгребая в кулак галстук и дорогую ткань, и приставить к чужому горлу нож, но… замерла на месте не в силах пошевелиться. Движение пальцев, и вот она уже не может управлять своим телом. Нити? Да, точно, те самые нити. Чужие пальцы хватают за подбородок, дергают ближе, и вот спустя мгновение темные очки мужчины откидываются в сторону, тут же ловимые кем-то из его подчиненных. Один глаз белесый, абсолютно слепой, другой — такого же красноватого оттенка. — Неужели ты не узнаешь меня, Роси? Своего брата? Его улыбка точь-в-точь как у нее. И Роси понимает, что он… такой же, как и она. Только под личиной человека скрывается лучше. Она дергает подбородком, заставляя себя отпустить, и улыбается безумно широкой улыбкой. — Ты… мне не брат, — с трудом говорит она прямо ему в лицо. От нее пахнет кровью и ванилью. — Ты моя добыча. Добыча. Да. Точно. Хочется убить и не хочется. Но определяется как… сложная добыча. Вот. Бить такого же, как она, в спину… нет. Она его предупредит. Чтобы было честно. Все честно. Он ей не нравится… своей похожестью на нее. Не нравится. И дело уже не в задании. Это конкурент. Дофламинго улыбается широко и хохочет громко и оглушительно. — Посмотрим, Роси.***
Ей не нравится в Норд Блю. Потому что холодно, потому что воротник водолазки давит на шею и это неприятно. Вот только в другой одежде некомфортно и шрамы слишком привлекательны для чужих глаз. Но шарфы, украшения и другие причуды еще более раздражающие. Роси хотела бы на какой-нибудь летний, жаркий остров, чтобы, словно как та ящерица, нежиться на камне под палящим солнцем и чтобы никому не было дела. Роси не нравится на острове-свалке. Почему-то он более сырой, более промозглый, и у нее мерзнут ладони и нос. Это некритично, но раздражает. Слишком много одежды сковывает. Давит… ей бы, как в былые времена, шаровары, сланцы и свободную рубашку. Там, где она жила у хозяина, было тепло хотя бы. — Отныне у нас действует правило крови, — заявляет Дофламинго, игнорируя самых верных членов своей семьи, смотря на то, как сама Роси, не обращая на него внимания, вытягивает ноги в сторону камина, греясь. — Никто, кроме меня, не имеет права хоть как-то вредить ей. — Доффи… — Требол недовольно косится на «младшую сестру Молодого Господина». Дофламинго останавливает своего советника небрежным движением руки, после чего встает со стула, двигается в сторону все такой же заинтересованной лишь огнем в камине Роси и бросает ей свою розовую шубу, усмехаясь. — Так теплее, не-сестра, — скалится он. Та в ответ на его действия запрокидывает голову, лениво смотря снизу вверх, и кивает. Не отказывается. От шубы пахнет дорогим парфюмом и знакомым запахом мужчины, который и сбивает ее с толку. Расправив ее, пальцами перебирая перья, она лишь фыркает. Роси не может понять, что же это за чувство. Пытается разобраться с помощью запаха и сама не замечает, как засыпает прямо в кресле.***
Ее никто не держит. Она может ходить куда хочет и где хочет, из-за чего недовольные люди вокруг того, кто не дает ей покоя, возмущаются. Но Роси нет дела до них, как и до плана… задания Морского Дозора. — Следующая цель — Дресс Роза, — не скрывая информацию, говорит Дофламинго и улыбается, смотря прямо на нее. — Росинант, ты знаешь, что это наша родина, м? — Не помню, — коротко отвечает она ему, точа любимый нож. — Насколько много ты не помнишь? — заинтересованно склоняется он ближе. Роси, сидящая на столе, отвлекаясь от процесса заточки, вскидывает голову, вглядываясь в темные стекла очков. — Мать, отец, ты, люди, — отвечает она коротко. — Охотники и добыча. Хозяин. Лицо у Дофламинго жестокое, но Роси давно не пугают чужие перекошенные лица. Она думает, что не-брат к ней слишком близко. Когда она вновь теряет контроль над своим телом и слышит, как с шорохом падает черная перьевая шуба с плеч и трещит рвущаяся ткань, не испытывает и грамма смущения. Ее тело все в шрамах. Но больше всего раздражает след от ошейника и от кандалов. Точнее, не раздражает, просто иногда ощущение, что все это снова на своих местах, возвращается, и такие дни она не любит. Роси смотрит спокойно на ярость того, кого должна убить, и скалится в чужие губы, когда ее собственные соприкасаются с его. Ново… и вызывает желание продолжить. Это инцест, если что. Или не совсем?.. Что-то из «неприемлемого» для обычных людей. — Ты мне не сестра, — хмыкает Донкихот. — Ты моя невеста. Изначально. Небесные Драконы чтут свою кровь. Отец же вздумал вырастить тебя как мою сестру. Глупец, не правда ли? — Холодно, — шипит Роси недовольно и, больше не скованная путами, тянется к своей шубе. Дофламинго перехватывает руки, тянет ее к себе, прижимает к груди и набрасывает свою розовую шубу на ее оголенную спину. Роси отфыркивается и щекочет ножом ему в области печени. — Необязательно убивать добычу. С ней можно играться, Росинант. Роси хмыкает. — Мне обещали свободу за твое убийство, — она сидит на столе, прижатая к Дофламинго, и не испытывает никакого смущения. — И ты веришь? — Нет, — честно отвечает она, задумчиво теребя пальцами зажим для галстука. — Бешеных псин отстреливают. — Ты не псина. Ты дракон, — чужие руки скользят по плечам, после чего смыкаются у нее за спиной. — Спустившийся с вершины. Как и я. — Во мне слишком мало вашей Небесной крови, — широко улыбается она, говоря правду прямо ему в лицо. Правду, которая известна им обоим. Дофламинго скалится ей в ответ. — На Мариджоа целые кланы Небесных Драконов, — чужие пальцы впиваются ей в спину и давят на кожу, от самой поясницы скользя вверх, заставляя невольно выгнуться и замереть, когда они останавливаются на уровне ее лопаток. — Но какая ирония — именно в Нижнем мире живут двое из Клана Донкихот, которые пугают тех трусливых вырожденцев. Кровь имеет большое значение. Но также имеет значение умение пользоваться тем, что тебе дано по праву рождения. Что-то внутри нее вздрагивает, и внезапное осознание заставляет замереть. Она не охотник, нет. Потому он ничего не скрывает и разрешает ей все что угодно. Он не боится и не опасается, он… Охотник. Она — добыча. Роси выворачивается из чужой хватки, забирает свою черную шубу и хмурится. — Ты… — На Дресс Розе тепло, — скалится чудовище улыбкой человека. — Тебе там понравится, Роси.