Тень воспоминаний

Сын знаменитого Рониксиса Кенни давно перестал быть бесполезным мальчишкой и обузой для экипажа. Теперь Клод Кенни – один из младших офицеров: сдержанный, настойчивый, старательный, ему любое задание доверить можно. И все на корабле соглашаются: вынужденная миссия по спасению какой-то там захолустной планеты пошла парнишке на пользу – окреп, возмужал, драться как следует научился, а заодно и кукситься по любому поводу перестал. Есть, правда, одна небольшая странность: вернувшийся на корабль Клод терпеть не может закаты. Помнится, на очередной стоянке одна из девчонок-техников предложила ему пойти на вечернюю зарю посмотреть – так ответил резко, зло почти. Потом извинился, правда, но все поняли: не иначе, случилось у него что-то, как раз на закате. Но спрашивать не стали, конечно: зачем человеку в душу лезть? Со службой справляется, а в остальном – у всех свои недостатки, э? *** Клод смотрит на алое небо: рассеянно, как будто совсем в мыслях потерялся. Горячий ветер треплет ему волосы – пара отросших прядей падает на лицо, прикрывает от ненужных взглядов. Убрать бы, конечно, а то и вовсе остричь уже покороче, но шевелиться не хочется. В конце концов, не так уж они и мешают. А вот что мешает, так это закаты. Они беспокоят, заставляют снова и снова вспоминать то, что давно пора запереть поглубже в памяти, да не получается. До сих пор – не получается, слишком хорошо он все помнит, да он просто ненавидит эти чертовы закаты – из-за того, перечеркнувшего самое важное, что было до сих пор в его жизни. А еще этот, сегодняшний, почему-то особенно похож. Даже глаза закрывать не надо: он и так видит отчетливо то, что случилось в давний уже вечер. То, как Рена остановилась у подножия трапа, как застыла, закусив губу, как метнулось в ее взгляде – растерянное, отчаянное, виноватое, и как она снова обернулась – к тем, кто пришел проводить ее. Она еще и шага не сделала – а Клод уже понял: что-то не так. Всерьез – не так, и будто странной тяжестью придавило плечи, и он тоже замер, вглядываясь в нее и пытаясь понять причину. Хотя сейчас, после стольких лет, он уже знает: все он понял еще тогда, только признаваться себе в этом не захотел… *** …Рена обернулась к друзьям – и сердце словно провалилось куда-то, потому что взгляд ее – самовольно и возмутительно! – сразу же вернулся к Диасу. Он так и стоял отдельно от всех, в потоке алого света: закат был каким-то особенно ярким. Огнем полыхающее небо отражалось в его глазах – а этот человек смотрел на нее, спокойно и внимательно, как всегда. И совершенно невозможно было понять, о чем он опять думает. И снова тишина между ними, будто стена – прозрачная, но такая непробиваемая… …Нет. Дрожь в пальцах – внезапная, сильная, никогда прежде у нее не тряслись так руки, даже в самые страшные моменты их путешествия – не было такого. И дышать тяжело почему-то: словно ветер, до того легко скользивший по ее лицу, обрел вдруг плотность и ударил под дых, выбивая воздух. Этот его отстраненный взгляд – сколько раз Рена видела его, и привыкла давно уже, и научилась не обижаться. Это ж у нее, как сказал когда-то кто-то, сердце на ладонях, она привыкла дарить миру любовь и принимать ее обратно, но не всем же быть такими. Не может лучший мечник континента вести себя так же, как юная целительница, и на что тут сердиться-то? Да и – были ведь моменты, когда сквозь эту хладнокровную маску проглядывал совсем другой Диас. Тот, каким он был прежде, пока беда не пришла в его дом. Тот, кто подарил ей в детстве цветочный венок – сам ведь сплел, да так ловко, что и у самой-то Рены лучше бы не получилось. И пушистые травинки щекотали ей затылок, а Диас поправлял ей волосы, и от легких прикосновений его пальцев становилось немного неловко, но приятно. И улыбался он тогда совсем по-другому, открыто и весело. И даже когда уходил после гибели семьи – как-то разом повзрослевший, почерневший от горя, – сказал: я обязательно вернусь, только стану самым сильным, чтобы суметь защитить тебя. И ведь стал же: на земле от Арлии до Лакура не найдется мечника лучшего, чем Диас. И пусть Рена выросла в мирной деревне, да и целитель она, а не воин, хоть и научилась за время путешествия кое-чему из атакующих заклинаний, но даже ей понятно: даром сила и слава никому не достаются. И стоит ли удивляться, что за столько лет добрый улыбчивый мальчишка превратился в сурового и замкнутого бойца? И все же – пусть и такой, совершенно изменившийся – он нравился ей. Особенно когда он как будто немного оттаивал – и тогда широкая теплая ладонь вновь ерошила ей волосы, и она ловила тень улыбки на его лице – никому другому он не улыбался, только ей. И чувство защищенности было таким сильным и правильным – именно рядом с ним. Я… Нежность плеснулась в сердце – против воли почти, вот не надо бы сейчас, а как справиться? Он давно уж никого не подпускает близко: родных нет, приятели из детства остались в деревне, давно выросли и все забыли, а новых друзей с тех пор, похоже, так не и появилось. Но – и Рена точно знала это – о ней, единственной, он по-прежнему заботился. И пускай жизнь упрямо разводила их дороги, а встречи были редкими и случайными, но все же того, что где-то в этом мире он по-прежнему был, Рене хватало для счастья. Она так и не сумела забыть свою детскую мечту: гулять по улицам Лакура – или еще какого-нибудь города – рука об руку с Диасом. Чтобы говорить о чем-нибудь – неважно, о чем именно – и снова понимать друг друга с полуслова. Оно же ведь и было когда-то: так неразлучны они были и так хорошо друг друга знали, что можно было смело начать фразу – и знать, что ее подхватят. Щеки будто огнем опалило, глаза распахнулись шире – это что же получается, она сама признала только что: вместе – с Диасом? Не с тем, кому она обещала отправиться на его родную планету – но с тем, кто остается здесь? Это было больно – смотреть на него и видеть усталую горечь в его глазах. И пусть лицо его было привычно непроницаемым, а все же почему-то Рена чувствовала: вот именно сейчас его одиночество – куда глубже и безнадежнее, чем обычно. И возможно – ну ведь возможно же – это было… из-за нее? Хотел ли он на самом деле, чтобы она осталась? Чувство вины разлилось поверх этой глупой нежности: есть ведь еще Клод, а Рена почти забыла о нем. Он действительно стал ей хорошим другом, он не раз рисковал собой, защищая ее – а она потом лечила его раны и ругала за неосторожность. А он отмахивался: да ладно, врагов победили, ты не пострадала, что еще нужно? И все его чувства она видела насквозь: и первую симпатию, и ее постепенное превращение во влюбленность, и даже ревность его к тому, кого сама Рена представила как друга детства – тоже понимала отчетливо. Тогда она сердилась – ну правда, что за глупости! – а теперь вот думает, что не так уж и неправ был Клод, когда говорил с обидой: стоит ему появиться – и все, тебе лишь бы сбежать к нему, а как же мы? «Как же я?» – оставалось не сказанным, но очевидным. И она была искренней, когда согласилась улететь с ним. Там, на его планете, ее ждала учеба: магия – это замечательно, но хороший целитель должен точно знать, как лечить людей, а не расплескивать силу бесконтрольно. Да и он ведь нравился ей, и когда Клод не дулся из-за какой-нибудь очередной ерунды – с ним было хорошо и весело. И надежно к тому же: большой опасный мир очень быстро учит тому, что возможность доверить кому-то спину – едва ли не самое главное. А что сердце не замирает, и беспричинно петь и смеяться не хочется – как в тех романах, что так любит читать и пересказывать Селина, – ну так разве же это обязательно? И, наверное, у них бы все получилось, и Рена честно хотела сделать его счастливым, и Клод совершенно точно не заслуживал, чтобы с ним вот так некрасиво поступили, но… что бы она там ни говорила – себя обмануть все равно не получится. …Не смогу. Соленый вкус на прикушенной слишком крепко губе, отчаянный взгляд на Диаса – цепко, глаза в глаза. Ну ответь же мне, пожалуйста… хоть что-нибудь! Его лицо дрогнуло чуть заметно – и стало вдруг таким открытым и беззащитным, каким она давным-давно его не видела. Всего-то на мгновение – но Рене и этого хватило: судорожно вздохнув, она качнулась вперед и сделала первый шаг, оставляя за спиной неслучившийся выбор. Разумный, легкий, удобный – так просто было уговорить себя, и все могло сложиться хорошо, да только быть честной и следовать сердцу – тот путь, который она давно для себя выбрала, и неправильно это – отказываться от него сейчас. *** Вот оно и случилось – то, чего он боялся. Когда Рена соглашалась улететь с ним, когда она прощалась с соратниками по приключениям, когда шагнула к своему «другу детства и почти брату», и эти двое замерли друг перед другом – Клод все время чувствовал тень опасности: а вдруг – не сбудется? Что бы там ни думали о нем в экипаже, дураком Клод Кенни не был никогда, и видел он прекрасно, какими глазами этот клятый мечник смотрит на Рену. Она-то, наивная, еще могла не заметить ничего, а вот со стороны… И как сама она тянулась к Диасу, как доверяла ему безоглядно – да будь этот тип чуть менее замороженным, без труда увел бы ее с собой после того, как вся эта борьба за спасение мира закончилась. Но – он не предложил, у Рены нет привычки навязываться, и кто бы осудил Клода за то, что он воспользовался возможностью? Они ведь и впрямь подружились, и тихая жизнь в деревне – это слишком мало для талантливой целительницы, и во флоте Земного альянса ей обязательно нашлось бы место. И – возможно – со временем прежняя привязанность потускнела бы, а он, Клод, оказался бы рядом. А все же вертелось на грани сознания: а вдруг получится так, что этот мир – и этот человек – держат Рену слишком крепко, чтобы она на самом деле решилась расстаться с ними? Когда она шагнула обратно, он рванулся следом, выдохнув ее имя – остановить, удержать, уговорить, – но тяжелая отцовская рука обрушилась на плечо, пригвоздила к земле. Рониксис Кенни – не из тех, кого легко ослушаться, ему и голос-то повышать не пришлось, но короткого «не вмешивайся» хватило, чтобы удержать Клода на месте. И пусть он тут же опомнился, и дернулся было, чтобы сбросить нежданную помеху, но Рена обернулась – и Клод замер, увидев слезы в ее глазах. – Прости меня, – ломким голосом откликнулась она. – Мне жаль, правда. Она уходила так медленно – и конечно, легко было догнать ее, и он хотел это сделать, но отец не позволил. Жесткие пальцы Рониксиса поймали, стальной хваткой стиснули запястье Клода, чуть сильнее – и сломает уже, и не драться же с отцом и капитаном корабля, в конце-то концов… да и шансов, давайте уж честно, нет. Но, черт побери, для чего он вмешался? Неужели нельзя было – хотя бы сейчас – дать сыну право принять решение самому? Отчаянный взгляд на Рену – и осознание едва не сбивает с ног, словно пропущенный в бою удар: а ведь она действительно возвращается не просто обратно – к Диасу. И непохоже, чтобы кто-то удивился: словно все на самом деле ждали этого, и только он ухитрился ничего не понять и быть глупым достаточно, чтобы поверить в возможность чего-то иного. *** …Даже ветер совершенно прекратился. И единственное, что осмелилось нарушить внезапную тишину – звук ее собственных шагов. Замолчал Клод за спиной, замерли друзья – вот взгляды их были почти ощутимы, это да, и под этими взглядами ей стало как-то тревожно и странно, но был и другой – тот, за который она уцепилась, как за путеводную нить. Ох, Триа, ну как она вообще могла решить, что так можно – жить вдали от этого спокойного и понимающего взгляда, от ровного глубокого голоса, от которого внутри всегда разливалось тепло; жить без надежды когда-нибудь встретить его снова. И неважно, что земля опасно качается под ногами – да все неважно уже, только бы дойти. И верится почему-то – абсолютно, безоговорочно, – что нужно только пережить еще несколько шагов, и все обязательно будет хорошо. *** Он смотрел на нее, не в силах шевельнуться или хоть слово сказать. Слишком хорошо он знал ее – добрую, застенчивую, искреннюю – и лучше всех понимал, чего ей стоило сейчас вернуться, принеся незаслуженную боль тому, кто так очевидно влюблен в нее. И было странно сознавать, что именно он – казалось бы, всего лишь давний друг – стал причиной. А ведь он виноват перед ней. Сам был должен спросить, и не сегодня даже, а намного раньше, да прикрылся то ли глупой гордостью, а то ли страхом услышать, что не нужен. Все казалось – неплохо у нее там складывается с этим мальчишкой, и не ему, переломанному боями и потерями, лезть в ее жизнь. И обещал же, что будет беречь и защищать – а вышло, что сам ее и ранил. Он вздохнул – глубоко, резко – и шагнул ей навстречу. Бледная, будто вот-вот лишится сознания, она качнулась к нему, уткнулась в плечо. Он осторожно обнял ее – и Рена сама прижалась теснее, и обмякла вдруг в его руках, и, кажется, закрыла глаза. Сколько ж смелости ей понадобилось, чтобы прийти к нему – и выдержка закончилась, похоже, и слезы покатились по ее щекам. Он обнял ее крепче, укутывая и плащом, и собственным теплом, обхватил ладонью затылок – привычный жест, который всегда так нравился ей, и единственное прикосновение, которое он прежде мог себе позволить. А после поднял голову – и посмотрел в глаза тому, кто едва не забрал у него Рену. *** Видеть Рену в чужих руках было больно – куда там даже боевым ранам. И пусть винить ее глупо – что поделать, если так решило ее сердце, – но все же он дернулся к ней невольно… и замер, напоровшись на взгляд воина, как на клинок. Этот взгляд он помнил даже слишком хорошо. …Лакур, последняя битва турнира. Не сказать, что победы над соперниками достались Клоду легко, все же главное соревнование континента собрало хороших бойцов, но он справился. И даже надеялся на что-то, кажется – но в финале на арену ожидаемо шагнул Диас, и трибуны взревели, приветствуя того, чье имя знали, наверное, даже в глухих деревнях. Национальный герой, что уж: вся стража перебила меньше разбойников, чем он – в одиночку, и если б не право победителя турнира говорить с королем – зачем бы ему вообще что-то доказывать? Раньше Клод в это не слишком-то верил – ну, все же понимают, как легко раздуваются слухи, – но теперь, увидев Диаса в бою, понял: похоже, народная молва еще и преуменьшила. Нет, один раз ему даже удалось слегка задеть соперника – мелкая царапина, но все же, – но этот чертов мечник разделал его под орех. Добивать лежачего не стал – благородный, надо же – и дождался, пока Клод кое-как поднимется на непослушных ногах. А после над ареной расцвел ослепительным пламенем феникс, и Клода первым же ударом снесло на дальний край и впечатало в песок, и потом была только милосердно унесшая боль от многочисленных ударов темнота. – Хватит, сын, – отцовский голос выдернул из тяжелых воспоминаний, и то ли Клоду померещилось, а то ли на самом деле в нем едва ли не впервые прозвучали сочувственные нотки. – Оставь их. Он опускает голову, не в силах больше смотреть на этих двоих. Но все равно в памяти отпечатывается так, что Клод едва ли когда-нибудь сумеет забыть: Диас и Рена – вместе, и есть в этом их объятии что-то очень правильное. И, как бы горько ни было, Клод понимает и признает это. *** …Ну нельзя же бесконечно прятаться – и Рена все-таки выпрямилась, подняла голову. Всмотрелась в темную синеву любимых глаз, выдохнула успокоено. Давно уже Диас не смотрел на нее так тепло, и выражение лица у него было – куда мягче обычного, и голос его прозвучал совсем тихо, когда он произнес ее имя: «Рена…» – Диас, я… – ее накрыло запоздалым смущением, и даже уши, кажется, заполыхали, но Диас прервал ее жестом. Накрыл ее плечи ладонями. – Тебе не нужно ничего объяснять, – шепнул он. – Пойдем. – Ну, бывает, что уж там, – задумчиво уронила Селина, а ветер будто нарочно шевельнулся, донес ее слова, и Рена улыбнулась тайком, услышав их. – Может, иногда и правильно рискнуть и прыгнуть в холодную реку, а то ж ведь никогда не простишь себе, что не попыталась… *** Им обоим не привыкать ночевать под открытым небом, и временный лагерь они обустроили умело и быстро. Разбойники тут не без помощи Диаса давно повывелись, монстров их дружная компания разогнала качественно, защитный круг проведен по всем правилам – и можно наконец-то отдохнуть у костра, завершая этот нелегкий день. И Рена села поближе, протянула руки к ровному рыжему пламени. Скинув плащ, Диас укутал ее плечи – и обнял поверх. – Со мной не будет ни просто, ни спокойно, ты же знаешь, – тронув губами ее волосы, произнес он негромко. – Уверена, что не будешь потом жалеть? – Да уж знаю, – усмехнулась в ответ Рена. Повернулась в его руках, сверкнула взглядом, отразившим лунное серебро. Он вздохнул коротко, коснулся ладонью ее щеки, и ее узкая ладонь легла поверх его. – Но я все равно хочу быть с тобой, а просто будет или нет – какая уже разница? Примечания: 1. Изначально «Star Ocean: The Second Story» – это игра с многовариантным финалом. То есть, бить главного босса все равно придется, а вот как сложатся судьбы героев после победы – это зависит от действий игрока за время прохождения (привет, элементы симулятора знакомств). Самый простой вариант – где главные герои, Клод и Рена, остаются вместе. Но зачем искать легкие пути, если можно – интересные? У автора в сюжете честно получилась именно такая пара, как в тексте, и эти двое дружно отправились в путешествие, так что, здесь даже не совсем АУ. 2. Помимо собственно игры в этом каноне есть одноименная манга и аниме «Star Ocean EX». Общий сюжет там совпадает, но некоторые детали все же отличаются (например, как ни странно, цвет глаз у Диаса). Автор уже не помнит, какие моменты из воспоминаний откуда взяты, но в какой-нибудь из версий они были.