«Придержите подол, дамочки, мы собираемся в путешествие через ад».
(Уильям Карлос Уильямс, предисловие к «Воплю»)
«Вещи, которые мы храним в себе слишком долго, становятся нашей частью. Аромат духов первой любви. Песня, под которую случился твой первый поцелуй. Вкус коктейля, которым ты запиваешь свои слёзы после расставания. Как он там назывался? Какая разница, если ты помнишь его персиковую сладость, заглушающую терпкость палёной водки, из-за которой твоя голова будет выключена через три, два, один… Боль, которую ты ощутишь на следующее утро, не зная, как оказался в своей постели. Теперь ты обречен помнить все чувства, даже если забудешь детали. Помнить, как щемило сердце при расставании, как звенело в ушах на первом свидании, как сложно было разблокировать телефон отпечатком пальца, потому что руки мокрые, мерзкие, скользкие от волнения и предвкушения близости. Ужас, пронзивший тебя при взгляде на мёртвое лицо близкого родственника. Ощущение нереальности происходящего, белое тело, удачно замаскированное под то, что когда-то действительно ему принадлежало. Холод кожи, который ты ощутишь при последнем поцелуе в лоб. Это никогда не пройдёт, это станет одним из моментов, выгравированных на подкорке, и как только ты останешься один, все чувства, которые когда-то испытывал, начнут бродить, гнить, и их истлевшая неосязаемая плоть породит фантомы. Теперь они будут жить в твоей душе, и в минуты слабости твоя дрогнувшая воля станет отличной едой для этих монстров. И единственный способ избавиться от своих фантомов…» — Дорогой, это такая лажа! — Лана булькнула пивом и пьяно расхохоталась. — Без обид, но я понимаю твоё издательство. В баре душно, ритмы басов лупят по ушным перепонкам и приходится перекрикивать мелодию, сидя напротив друг друга. Лана вальяжно потянулась и обняла подругу. Пузатая рукопись хлопнулась обратно на стол. — Вот бы ты заткнулась, — зашипела Соня, пытаясь избавиться от удушающего захвата. Её короткий топ, расшитый стразами, задрался, и она поспешила его оправить. — Марик, не расстраивайся, она же вообще не шарит! — Я так и понял, — «Марик» медленно отвёл взгляд от топа и стянул рукопись со стола, поспешно пряча её в рюкзаке. Пусть жалеет кого-то другого, а он уж точно в порядке. — Пойду покурю. Если бы кто-то в этом баре хоть немного разбирался в литературе так же, как он, Марку было бы почти не обидно думать, что последние полгода написания романа были потрачены впустую. Сонька с Ланой вообще-то неплохие, но книгами интересуются только когда нужно поддержать поверхностный разговор. Если уж так хочется утешить, могли бы предложить тройничок, а не играть в хорошего и плохого полицейского. На улице пасмурный март встречает не по-весеннему холодно. Подтаявшие грязные сугробы снова замерзли и покрылись тонкой корочкой льда. Марк затянулся и выдохнул дым резко, словно торопясь покончить с этим занятием поскорее. Дурацкая привычка оставалась одной из немногих вещей, которую он любил, и от которой все же старался избавиться. Издательство отказалось спустя три недели после того, как он отправил рукопись. Что теперь? Голодная смерть? Или все сначала? Слишком многое он поставил на успех этой книги. Дым выходил из лёгких, приятно щекоча горло и наконец расслабляя тело, и, если б он сейчас был дома, было бы неплохо вздро… — У тебя есть? — Марка выдернули из размышлений, довольно грубо вообще-то тряся за плечо. — Что? — перед ним — парень. Фонари графично очертили квадратную челюсть, прихватив скулы и лизнув по щеке с тёмной жёсткой щетиной. Парень нетерпеливо дёрнул головой, засунул руки в карманы, отвечая с бархатной усмешкой: — Миллион долларов и билет в свободную страну, — затем оглянулся по сторонам и продолжил тише, быстрым горячим шёпотом: — Травка, чел, у тебя есть травка? Марк хмыкнул: — Я похож на Майкла Пирсона*? Пойду проверю плантации. — Чего… — буркнул незнакомец, приваливаясь к стене, рядом с Марком. — Мне говорили, на Думской у всех есть. — Ну, сорри, что разочаровал, спроси у кого-то ещё. Но парень не ушёл, только сменил тон на более вкрадчивый: — Ну а простая сигарета хоть найдётся? — Чёрт, — каждый сегодня хочет его выбесить, это чистая правда, это просто тысяча процентов. Марк копнул глубже в карман своей куртки и протянул незнакомцу пачку сигарет с зажигалкой: — Держи. Парень кивнул, вытягивая сигарету, остальное отдал обратно. Яркий огонёк заплясал между его пальцев и немного высветлил посерьёзневшее лицо. — Я здесь впервые во вторник, так странно. Ну не плевать ли? — По вторникам собирается вся тусовочка. Бывает весело, бывает не очень. Почти обычный бар, только, типа, для своих, сечёшь? — Ага, — парень кивнул и затянулся, — Ты тут с кем-то? Почему-то теперь Марк почувствовал скользящий взгляд по своему профилю. Тот зацепился за кончик носа и спустился к груди, спрятанной за чёрной курткой-дутышем. В ней холодно, конечно, особенно когда ветер с Невы, но как же клёво она открывает видок на зад. — Вообще-то да, — чуть помедлив, решил добавить, а то подумает что-то не то: — Типа с друзьями. — Типа, ты не особо радостный для человека, у которого есть друзья, — незнакомец усмехнулся, продолжая разглядывать Марка с головы до ног. — Мои друзья — идиоты, делают вид, что пришли поддержать меня, но на самом деле просто хотели бухнуть за чужой счёт, — Марк досадливо сплюнул, вперив взгляд в темноту ночи. В большом городе не видно россыпи звёзд. — Типа бросили что ли? — голос рядом становился все заинтересованней. — Можно и так сказать, — Марк поморщился. Рассказывать о своём потрясном фиаско незнакомцу не особо хотелось, но никто из друзей так и не дал ему нормальной поддержки, так может… — Издательство вернуло мою рукопись, потому что я самый бесталанный человек в этом городе. — Так ты писатель. Как самокритично, — парень хохотнул. — Надо просто ещё раз… — Да какого хрена! Я полгода писал, я на всё забил, только чтобы писать! — теперь Марка прорвало, и он чувствовал, как злость и обида затапливают всё его естество. Пускай достанется этому парню, он сам напросился со своей квадратной челюстью, тупой усмешкой и фальшивым участием. — Они сказали, что неформат, что персонажи плоские, что сюжет слишком сложный, а я этим жил, понимаешь ты?! — Честно? — незнакомец потёр затылок и придвинулся чуть плотнее. — Не понимаю. Чел, я в последний раз держал в руках книгу в одиннадцатом классе, я совсем не шарю в литературе, но, — он улыбнулся и развернулся к Марку. Теперь тот разглядел тёмные ресницы и короткостриженую макушку, — если захочешь, я помогу тебе расслабиться. Мы ведь все сюда пришли для этого, правда? Марк насупился, свёл брови к переносице, попытался вглядеться в черты лица, понять, не шутит ли парень. От него не исходило опасности, только насмешливая самоуверенность, но если доверять каждому незнакомцу, Расчленинград быстро и очень доходчиво разъяснит, за что его так называют. Незнакомец воспринял недоверие Марка по-своему: — Что, у тебя кто-то есть? «Кто-то» и правда был, но не портить же момент такими мелочами. — Да не особо. — И что, боишься меня? — теперь парень откровенно усмехался и брал на понт, а проиграть такому Марк точно не мог. — Да не особо, — повторил он, щелчком отбрасывая докуренную сигарету. — А что ты умеешь? — Поехали покажу. Марк уже предвкушал, как охренеют его недоумки-друзья, если он оставит их в баре вместе с дурацкой рукописью. Наслаждаясь этой мыслью, Марк растянул губы в гадливой усмешке: — Поехали, покажешь. Уже в такси Марк отправил твит. В основном чтобы похвастаться и немного чтобы все же дать знать друзьям, в каком направлении копать в случае чего. Синяя птичка унесла на хвосте два предложения: «Не понимаю, кто сегодня всё-таки сосёт: мой роман или я». Такси слишком дерзко въехало на просторы Дыбенко и остановилось возле подъезда абсолютно непрезентабельного дома. Марк живо представил домашнее убранство, которое ожидает его за входной дверью квартиры: ковёр на стене, бабушкин диван и зачуханное пианино, которое в последний раз открывали в день смерти Сталина. Как говорится, спасибо, что не коммуналка с орущими детьми за стеной. — Вылезай, принцесса, — парень почти галантно открыл дверь машины, приглашая Марка следовать за ним. И только тут до него дошло, что… — Тебя как зовут-то? — до крыльца десять ступенек, слететь кубарем ещё низковато, но скатиться на жопе будет в самый раз. — Слава, — парень порылся в карманах, вынимая связку ключей. — Приятно познакомиться. Марк никогда не являл собой образец целомудрия, но он чувствовал во всём этом что-то неправильное. Захмелевший мозг же отказывался предавать ситуацию объективному анализу. Поэтому Маркс тупо плелся по ступенькам за своим спутником, вдыхая привычный питерский запах подъездной сырости и мочи. Квартира и правда была обставлена в лучших традициях бабкинского шика. Марка подкупила чистота, которая царила в доме: ни разбросанных носков, ни пыли в углах комнат. Приятно. — Чувствуй себя как дома, — Слава улыбнулся, в открытую разглядывая гостя. Марку стало интересно, чему же так скалится его новый знакомый: он обернулся к зеркалу в прихожей и пригляделся к отражению. Все как обычно: воспалённые из-за бессонных ночей над рукописью голубые глаза, русые патлы подмялись в салоне такси. Марк шмыгнул, отводя взгляд от зеркала. «Удобный нос», — говорит его девушка, и он даже немного гордится этим. Ровный и длинный, ну… удобно сидеть, короче. А ещё — нюхать, когда в карманах не голяк и можно разжиться чем-нибудь интересным. Его быстро ловят у зеркала, наконец-то целуя. До ванной они ползут, подпирая стены, порывисто изучая друг друга, притираясь, присматриваясь, освобождаясь от лишней одежды. Марк уже отметил, что его партнер обращается с ним не особо умело, но так и не понял, рад он этому или нет. Где-то в глубине сознания вновь завозились туманные подозрения, но Марку сейчас было откровенно не до них. Твит оказался пророческим, он понял это, уже стоя на коленях, пытаясь унять головокружение после быстрого спуска вниз. Что делать дальше, Марк знал слишком хорошо, и снова убедился в этом, услышав приглушённые вздохи. — Теперь моя очередь, — улыбнулся он, расстёгивая собственную ширинку. Утром Марк нашёл себя в чужой постели. А ещё в одиночестве. Повернув головой пару раз, он понял, что всё-таки не совсем один: его верным спутником оказалось дикое похмелье. Ковёр на стене игриво подмигивал своими галлюциногенными узорами. Освободившись из кокона одеяла, Марк нашел собственные трусы на полу и зашлепал босыми ногами по линолеуму в поисках кухни. — «…И единственный способ избавиться от своих фантомов — создать те, что смогут тебя защитить», — процитировал Слава, переводят взгляд с экрана телефона на Марка. — Откуда она у тебя? — Сам скинул мне в такси. — Ок. Мне нужна вся вода в доме, — Марк быстро потерял интерес к цитированию собственной рукописи и принялся искать что-то вроде советского графина. Найдя именно такой, припал прямо к тонкому горлышку, не спрашивая разрешения у хозяина. — Слушай, — Слава проводил взглядом дорожки воды, струящиеся по подбородку, горлу и груди. — Ты говорил, что нужна работа. — Чего… — Марк отставил графин и тупо уставился на него, не помня, в какой момент вчерашней ночи успел пожаловаться незнакомцу на жизнь. И что еще мог взболтнуть? Он не был настолько пьян, но… — Мой дядя сейчас работает над реставрацией одного особняка, — Слава подпёр голову кулаком и в упор уставился на Марка. Отчего-то его тон показался слишком серьёзным. — Сейчас там ищут сторожа. Работа посменная, правда, от центра далековато. — Думаешь, если я с филфака, то готов пойти даже в сторожи? — Марк возмущенно свел брови к переносице. Слава пожал плечами безразлично, отвернулся, уставившись в телефон. — Как хочешь, но вчера ты жаловался, что твоя жизнь — дерьмо, я подумал, что это была бы неплохая перезагрузка. — Да как ты… — Марк уже готов был разразиться гневной тирадой, но тут в голове пронеслась мысль: особняк реставрируют, значит, старый. Может, получится извлечь из этого свою выгоду… Может... — Большой древний дом, говоришь? — Типа того. Девятнадцатый век, фамильное гнездышко. Столько лет стоял развалиной, а тут нашлись какие-то богатенькие потомки, решили восстановить. На раздумья Марку понадобилось четыре секунды и один восторженный вздох: — Гони телефон своего дяди. *Персонаж из к/ф Гая Ричи «Джентльмены».