Л. М. Л

      Безумно не хотелось посещать этот праздник жизни — очередной корпоратив (а их я регулярно игнорировала из-за своего маленького страха нажраться в говно и выпалить всё, что на уме; ведь я могу) — но как тут устоишь, когда тебя просит прибыть предмет воздыхания?       — Рита, а почему ты не ходишь на корпоративы? Столько работаешь в ФЭС и ни разу ни одного не посетила? — пожурила меня как-то после совещания Рогозина.       — Да надо мне это, Галина Николаевна? Что я там не видела? Пьяного вдрызг Майского с Даниловым я видела уже, Амелину — даже сама домой довозила… — начала я, но меня перебил голосок Антоновой, которая почему-то осталась в кабинете Рогозиной, а не ушла как все остальные.       — А меня не видела, — её голос прозвучал, как стрела. Малыш, ты понимаешь, что твои слова действуют для меня магически. Теперь я хочу тебя увидеть пьяную — танцующую с бокалом шампанского, соблазнительную, пленяющую и такую не мою.       — А есть на что посмотреть? — тут же повернулась я к Вале, сразу опустив взгляд на её губы. Но долго не засматривалась — кому хочется быть пойманным на месте преступления?.. Запретного. Отключить хотеть замужнюю прелестную коллегу. Но, кажется, выключатель сломан — не в мою пользу работает мой мозг.       — А ты сходи и узнаешь, — она ехидно ухмыльнулась и встала из-за стола, повернувшись к Рогозиной лицом. — Галь, я пойду. Мне нужно доделать отчёт и забрать девочек с секции.       — Да, конечно, Валя. Значит, увидимся завтра в семь, — повседневно произнесла Галина Николаевна.       Валя улыбнулась, попрощалась и собралась выходить из кабинета, но её остановил мой голос:       — Ну раз ты так интригуешь — я буду завтра в семь.       — Буду ждать, — она это сказала очень тихо, притаившись, и наконец-таки ушла, оставив нас с начальницей наедине.       — Невероятно, сама Власова появится на корпоративе. Нужно будет обвести день красным, — Рогозину явно веселил факт того, что я приду из-за такого пустяка. Как может показаться на первый взгляд.       Да, так я и согласилась. Главная причина? Я до чёртиков хочу увидеть пьяненькую Антонову. Хочу увидеть её затуманенный взгляд. Непроизвольно касаться её тела. Улыбаться тому, как она будет едва держаться на своих любимых каблуках. Смотреть на неё, заигрывающую с каким-нибудь опером, который уже состроил планы, а она ему — кольцом обручальным в рожу сунет. Замужем. Только флирт, голубчик. А что мне светит? «Рита, я так рада, что ты пришла!» — и разошлись по сторонам: она — всеобщая любимица — в центр, а я в отдалённый угол — чтобы быть простым наблюдателем этой вакханалии. Да, я глупая и влюбилась в ту, что никогда не ответит мне взаимностью, — в неё — замужнюю голубку, которая разрезала моё сердце своим скальпелем. Чёртовы безупречные ноги, чёртова идеальная причёска! — даже во сне она предстаёт ангелом, спасающим мою душу. Но только во сне — здесь же — она меня изувечила, оставила погибать, тлеть, наблюдая за её триумфальными выходами в свет.        Накануне, — вечером после работы, я стояла на балконе и растягивала одну сигарету, смотря во двор. Ничего не меняется, как сидели на лавочке алкаши, так и сидят, философствуют на тему жизни и смерти. Как парочки шли домой, держась за руки, так и держаться. Как стояла я одиноко на балконе, всматриваясь в жизни других — так и стою. Ничего не меняется, только внутри всё чешется и чешется. Всё больше кровоточит.       А однажды я написала письмо к Антоновой. Правда, не отправила. Пьяный бред. Тогда мы с Майским напились у него в квартире. Он начал мне петь дифирамбы, говорил о том, что я его чуть ли не муза и любовь всей жизни, а меня чуть не стошнило от такой сентиментальности. Ушла, послав его далеко и надолго; после чего он меня оставил в покое и больше никогда тема любви между нами не мелькала. Но зато я доковыляла до дома и сама — кинулась в сентиментальности на бумаге.       «Валечка, моя ненаглядная! Знала бы ты, как мне херово из-за любви к тебе. Вот как можно так влюбиться сдуру в такую, как ты? У тебя дети, муж, дома. Ты правильная, мужиков только любишь, а я — дура дурой, мечтаю о том, чтобы ты оказалась в моих объятиях. Не в моих пьяных объятиях, а в моих настоящих — после работы, укутала бы тебя от всего мира. Поцеловала бы в губы, нежно-нежно. Я бы никому не дала тебя в обиду. Защищала бы, когда Рогозина наезжала бы на тебя. Заботилась бы о тебе. Не душила своей заботой. Честно-честно. Называть тебя малышкой не стала бы. Думаю, тебе такое не нравится. Про себя — называла бы, но записана бы ты была у меня, как «любимая», это точно. Можешь быть уверена. И пофиг, что подумает тот, кто однажды увидит мой экран телефона. Моё дело. Наше было бы дело. Я тряпка в твоих руках. Да, на людях я ещё та закалённая сталь. Приходится. Либо ты их, либо они тебя сожрут с потрохами. Да, я та ещё дрянь. Ругаюсь матом, пью крепкий алкоголь, могу ввязаться в драку, много курю. Я такая. Меня не переделаешь. Но, возможно, будь ты рядом — я бы задумалась бы о том, что нужно что-то изменить. Чтобы ты была рада. Чтобы ты была горда за меня. Люблю тебя всю. Это не наваждение. Не подумай, что это только мой пьяный бред! Это чистое признание. Я давно нахожусь в таком состоянии. Кажется, как пришла работать в ФЭС, так и попала в твои сети. Я тону в твоих глазах. Мой воздух, Валюш, это ты. Мои мир — ты… Ты никогда не назовёшь меня родной и любимой. Для тебя я просто коллега. Для тебя я просто та, кто прячется за семью замками. Если бы я только бы имела хоть один шанс. Если бы я только бы видела твоё желание ко мне. Если бы всё было взаимно — я бы в секунду отдала бы все семь ключей в твои руки. Такие красивые, ласковые. Я хотела бы, чтобы это было взаимно. Но сука, это жизнь, а не грёбаный сериал, где любовь всегда побеждает. Это ебучая жизнь, которая нагнула меня, как надо. Приходится задыхаться… Я хочу, чтобы мне выкололи глаза, чтобы я не видела тебя — такую сексуальную. Я хочу, чтобы меня лишили голоса, чтобы я не могла произносить такую запретное «Валечка». Я хочу сгореть по-настоящему заживо, потому что я больше не могу терпеть этот пожар внутри. Я хочу стать ветром, сносящим всё на своём пути. Я хочу быть кистью, которая рисует твой портрет. Валя, Валечка, моя маленькая девочка, я такая глупая. Не знаю, окажется ли это письмо когда-нибудь в твоих руках. Я так тебя люблю. Самой светлой любовью. Ты — самое нежное создание»       Перечитывая письмо, мне становится не по себе, но почему-то я кладу его в свою сумочку, которую собираюсь взять завтра. Зачем? Просто — в надежде, что что-то может между нами помелькать. Между мной и моим наркотиком.       И я еду в такси, красивая — с красной помадой на губах. Я нарядилась в чёрный брючный костюм, надела красную рубашку, подвела глаза, чтобы быть красивой ради неё. Возможно, мне отвесят комплименты господа опера, компьютерщики, но главным будет — её слово. А если она не оценит — скорее всего, подрастроюсь.       Так получилось, что я припоздала на полчаса. Пробки решили за меня, во сколько мне нужно быть на первом корпоративе. Я зашла в здание решительно, будто внутри ничего не тревожит. Хотя признаться честно, было очень страшно представать перед ней. Остальные — не в счёт. Остальные — такая второстепенность.       Первое, что я успеваю оценить — громкая музыка, много шума и шикарный стол. Меня приветствуют, как только захожу в кабинет. Данилов пытается сделать комплимент, Майский сбоку подносит бокал с шампанским, а рядом с Галиной Николаевной в метре от нас — Валя. На ней красное платье с шикарным декольте, в котором я бы утонула, если бы не остальные вокруг. Любимые каблуки, шикарные завитые волосы и… красная помада чуть ярче, чем моя. И она разговаривает с Рогозиной, не замечая моего появления.       — Рита, ого! Это точно ты? Или мне это только снится? — громко трезвонит о моём появлении Амелина, ринувшись в мою сторону. — Кого-кого, а тебя я тут видеть не надеялась! Ты же у нас… противница всего этого.       — Да, так получилось, — пробубнила я, отводя взгляд в сторону. — Сама не знаю, зачем явилась на ваш праздник жизни…       — Выглядишь потрясно! — отвесила комплимент Амелина. Приятно и тошно, что это делает та, о ком я никогда не беспокоилась. — Колись, чего это ты решилась?..       И тут я ловлю на себе взгляд Антоновой. Неоднозначный, глубокий. И я за него хватаюсь, принимаю эту игру в гляделки, в которой она проигрывает через мгновение. А я выигрываю и мчусь на дно. Из-за неё я решилась, Оксаночка. Но этого не суждено сказать взаправду.       — Надоело дома сидеть. Нужно же в люди иногда выходить, — отмахнулась я и взяла в руку бокал с шампанским. — Что покрепче будет? А то я не ты, это пойло не берёт.       — Обижаешь, Власова, мы об этом уже позаботились, — прошептал мне на ухо Майский. — Минут через двадцать, когда Галя подобреет, достанем наш любимый виски.       — А мой любимый ром? — ухмыльнулась я, делая большой глоток шампанского.       — Вот знал бы я, что ты придёшь — обязательно бы взял, но твоё появление было для нас слишком неожиданным.       Я кивнула головой и начала вливаться в компанию. У нас были разные интересы, поэтому — Валя ютилась где-то с Рогозиной и Кругловым, а я в кругу оперов. Для парней я своя — человек знающий, каково это быть в засаде. Какого это полдня носиться по лесу, ища чёртов выброшенный телефон. И темы для разговора были соответствующие. Действительно, о чём же нам с Валечкой разговаривать? О трупах?..       В какой-то момент я поняла, что сделала ошибку, заявившись сюда: у каждого своя компания, и мне в этих компаниях делать нечего. И с этой мыслью я отошла в сторону — покурить и решить, уходить или оставаться в надежде на свою решительность. Подойти, вырвать из рук Рогозиной, припереть к стене, впиться в губы… Глупая затея.       Благо в курилке никого не было. Я достала из новой пачки сигарету, подожгла её и начала пускать дым в воздух, размышляя о своём вечере. С одной стороны мероприятие лучше, чем ежедневный просмотр ментовских сериалов, с другой — я сама согласилась на то, чтобы моя рана ещё больше кровоточила. Я вижу её, слышу её смех, но боюсь подойти, потому что боюсь сорваться. Боюсь оказаться в страшном положении. Хотя что может быть страшнее любить запретное?..       Я так задумалась, что и не заметила, что кто-то зашёл в курилку. Не заметила шагов и тяжелого дыхания. Так бы и стояла, всматриваясь в пустоту, если бы не легкое касание — рука коснулась моей спины.       — Твою мать, — громко воскликнула я, поворачиваясь к человеку тревожащему мой покой. — Валя?..       — Она самая, — она мгновенно широко улыбнулась и выхватила сигарету из моих рук. — Ты чего тут дымишь? Ты знаешь, как курение вредит здоровью?       — Эй, верни, — это больше было похоже на мольбу, чем на требование.       — Не верну, — твердо произнесла искусительница и сделала затяжку. — Ты чего как не родная? Спряталась ото всех и вся. Стоишь уже минут тридцать. Так не нравится проводить время с коллегами?       — Я не люблю шум-гам, это не для меня, — честно призналась я, тяжело вздыхая, и облокотилась о стену. — Чувствую себя лишней. Как будто пришла в чужую семью…       — Но семья-то не чужая, — Валя тушит сигарету и выкидывает в мусорку. Она смотрит в глаза, подходит близко и берёт меня за руку. Решила поддержать по-дружески? А теперь — это останется ещё одной раной. — Посмотри вокруг: все эти люди знают тебя, помогут, если что. Они на твоей стороне.       — А ты — на моей? — резко спрашивают, сжимая её руку крепче.       — Особенно я, — ухмыляется и смотрит на наши руки. Сначала показалось, что она хочет исчезнуть, уйти от меня подальше, но сейчас… Я сомневаюсь в то, что между нами реальная пропасть. Зачем она идёт по пятам? Зачем она пошла меня искать? — Рита, расслабься. Ты такая… на нервах. Дай ты себе время на отдых.       — А что такое отдых? — я вставляю шутку, чтобы превратить момент в менее тревожный. Её рука в моей руке. И это страшно, ведь миг — и её там больше не будет. — Я пробую, Валя. Честно. Херово получается.       — Я даже не знаю, чем тебе помочь, — Валя задумывается и внезапно наклоняется ко мне. Очень близко. Ещё пара сантиметров и наши губы сольются в танце, но она наклоняется в сторону и шепчет мне на ушко: — Могу предложить украсть у Тихонова бутылку текилы. Я знаю, где он её припрятал.       Я ухмыляюсь и вторую руку кладу на её талию, чуть прижимая к себе. Всё кажется ненастоящим. Будто сейчас кто-то войдёт и скажет: «А ты поверила!», но почему-то этого не происходит. Моя ненаглядная тяжело дышит и смотрит в мои глаза. Не отстраняется и продолжает держать за руку. И кажется, я тону. Окончательно схожу с ума и опускаю свой взгляд на её декольте.       — Товарищ капитан, рано тонуть, — она вытягивает со дна. Она говорит это с усмешкой, прекрасно понимая, куда я смотрю и то, что платье не оставляет меня равнодушной. — Пойдём. Ребята нас явно потеряли.       — Да кому я вообще сдалась? — шепчу, прикрыв глаза.       — Ты хочешь, чтобы я тебя отругала, как маленькую? — Валя хмурится и хватает меня за подбородок. — Быстро собираемся и выкидываем эту чушь из своей головки! Чтоб тебя, Власова… С чего такие мысли?       — Мне всегда казалось, что я такая сильная. Что я выдержу эту участь — одиночество, но, Валя… Валечка, я так устала… — я уже смотрю в её глаза и пытаюсь понять: почему всё так? Я не показывала никому свои эмоции давно. Она первая, перед кем я растеклась лужицей.       А она продолжила смотреть на меня. Валя искала в глазах напротив ответ, но какой? Я люблю её всем сердцем. Пытаюсь держать себя в руках, чтобы не распустить эти самые руки! Как же я хочу быть открытой рядом с ней!       — Я сейчас беру тебя за руку, и мы идём веселиться. Поняла? Ты будешь рядом со мной. Никакого одиночества, поняла? — её голос был властным и чарующим.       Через минуты две мы уже были в кабинете Рогозиной. Она действительно увлекла меня, вписала в разговор с начальством. Порой я даже думала о том, что всё происходящее начинает нравиться: Николай Петрович раскрылся с другой стороны и окончательно показал нашей начальнице, что пойдёт до конца — в своих чувствах. Алкоголь творит чудеса! И что самое странное — Галина Николаевна просто улыбалась и кивала головой; даже тогда, когда её непокорный поклонник взял её за руку — она не противилась. Они ушли из ФЭС — счастливые, а я продолжила вертеться рядом с веселящейся Валечкой. Она была душой всей компании, со всеми выпивала, болтала без умолку, иногда поглядывая на меня — и хватая за руку. «Власова, ты не будешь ничего пить?»       Все веселились, танцевали, орали песни, не задумываясь о том, что совсем скоро на работу. И о том, что завтра будет безумно болеть голова. Все, кроме меня, потому что расслабиться я так и не смогла.       — Власова, кажется, в тебя нужно самой вливать алкоголь, — заявила Валя, подходя ко мне с бутылкой виски в руках. И, как оказалось, она её уже открыла на ходу. Её заплетающиеся ножки подвели хозяйку и спотыкнулись на пути ко мне — и полбутылки оказались на моём новеньком брючном костюме, а сама Валя — в моих объятиях.       — Зато тебе, кажется, хватит, — стиснув зубы, произнесла я. Мне не было жалко костюма или виски. Даже забавляло, как виновато смотрит Антонова, хлопая ресничками.       — Милая, я честно неспециально, — «милая» как разряд тока; так она её и принялась снимать с меня промокший пиджак, что-то бормоча. — Какая же я...       — Какая же ты пьяная, Валя, — ухмыльнулась я, хватая её за руку. — Прекрати. Не поможет, если ты с меня всё снимешь... Не так я себе представляла этот вечер.       — А как? Просвети, — она остановилась в своих попытках меня раздеть и, пошатнувшись, встала напротив меня. — Может, ты хотела сбежать и оставить меня одну? Может, ты хотела напиться с Майским и уехать, куда глаза глядят? Может... может, с Оксанкой закутить?       — Валя, что за мысли? — я ухмыльнулась и положила пиджак на спинку стула, а сама облокотилась на стол. — Я думала, что всё будет наоборот: я напьюсь, а ты... будешь трезва, как стёклышко.       — Ты же пришла, чтобы увидеть меня пьяной. Нет? Я что-то путаю? — на полном серьёзе произнесла Валя.       — Я просто пришла ради тебя, а не ради твоего состояния, понятно? — почему-то это прозвучало очень грубо. Не так я хотела признаться — но слово не воробей. — Забудь. Пора идти по домам. Никого уже не осталось...       Где-то ещё слышались голоса Амелиной и Тихонова, но всё было таким далёким.       — Что ты сказала? Повтори, — настойчиво произнесла Валя и положила руки по бокам, пресекая любую возможность моего побега.       — Я сказала то, что должна была сказать, — произнесла, не отводя взгляда от глаз любимой. — Валь, давай прекращать этот разговор. Он не приведёт ни к чему хорошему.       — Почему же? Может, я хочу, чтобы он не прекращался? — интригующе произнесла Валя, и заметив, что я поглядываю в сторону выхода, вновь схватила меня за подбородок и заставила смотреть в глаза. — Тебе лучше сфокусироваться на мне, а не на побеге.       И рычажок опущен. Я мгновенно впиваюсь жадным поцелуем в её губы. Я мечтала о том, чтобы сделать это — и вот, её губы податливо отвечают. И срывает башню, когда её руки обнимают меня за шею, притягивая ещё ближе. Я бы всё отдала, чтобы не прекращать этот поцелуй, но осознание того, что мы в здании ФЭС быстро отрезвило разум.       — Давай вместе сфокусируемся на побеге? — я схватила её за руку и забрала с собой. И не собираюсь возвращать.