Мгновения

      От смерти его отделяло лишь мгновение.       Мгновение, вырванное у сомнений, у старой неприязни; мгновение, которое — чего он, к счастью, не узнает никогда — могло разделить жизни всех дорогих ему людей на «до» и «после», и это «после» было бы удручающе коротким.       Мгновение, когда он доверился внезапно поднявшей голову интуиции и рванулся вперед всем телом, не протягивая руки, а врезаясь в другого человека и заключая его в тиски объятий.       Рев лютого мертвеца за спиной заложил уши и вдруг стих, сменившись тревожным ворчанием, а затем и удаляющимся топотом. И снова закричали соклановцы, устроившие засаду на тропе Цюнци, но отбиться от Призрачного Генерала, когда его создатель едва ли владел собой, шансов не было.       Цзинь Цзысюань мучительно выдохнул, осознав, что только что чудом избежал смерти — Вэнь Нин, может, и вышел из-под контроля, но инстинкт защищать Вэй Усяня остался по-прежнему силен; и лишь то, что наследник ордена Ланьлин Цзинь тесно прижался к тому и смертельный удар по потенциальной угрозе повредил бы Вэй Усяню, спасло ему жизнь.       Темная энергия, настолько плотная, что сворачивалась клубами, ограничивающими видимость, и обжигала дыхательные пути, заставляя золотое ядро яростно сопротивляться ядовитому воздействию, вдруг прекратила бесноваться; остались только слабые витающие отзвуки прежней бури. Вэй Усяня била крупная дрожь, он больше ничего не говорил — замер, сжался в чужих руках, будто ожидая боли, но в то же время не пытался вырваться.       — Останови, — вполголоса попросил Цзинь Цзысюань, все еще ошеломленный пониманием того, какой участи избежал. — Останови Вэнь Нина.       Стоило темной энергии резко потерять концентрацию, лютый мертвец и так замедлился, постепенно возвращаясь в сознательное состояние; но ждать, пока он полностью придет в себя, было чревато жизнями тех, кто еще убегал, прятался или отчаянно отбивался. Вэй Усянь хорошо отреагировал на высказанную тихим, лишенным угрозы голосом просьбу, слабо завозился, но не стал высвобождаться, чтобы воспользоваться своей флейтой, а лишь приподнял голову и неуверенно просвистел несколько нот. Призрачный Генерал на секунду застыл на месте, медленно покрутился из стороны в сторону и внезапно дернулся к зарослям, стремительно ускользая с тропы. Только удаляющийся шум ломающихся под его поступью веток говорил о скорости отступления.       Цзинь Цзысюань не мог понять, почему Вэй Усянь еще не оттолкнул его. Тот уже совладал с собой, немного выровнял дыхание, сумел ослабить напряжение, сковавшее тело, но так и замер. Голова его упорно клонилась к плечу, скрытому под золотыми одеждами, словно он в такой обстановке нашел безопасный островок.       Высокомерие и надменность были теми чертами его характера, которые Цзинь Цзысюань не отрицал, но ему также не была чужда и чуткость. И когда у него мелькнула мысль — давно ли кто-то касался Вэй Усяня вот так, без намерения причинить вред или хотя бы просто удержать, а демонстрируя защиту, — он не стал от неё отмахиваться.       На тропу Цюнци опустилась вязкая тишина; выжившие адепты все еще не пришли в себя, а Цзысюнь онемел от представшей его глазам сцены — и это дало Цзинь Цзысюаню столь необходимые несколько минут, чтобы еще немного постоять, закрывая Старейшину Илина собой, как стеной, от внешнего мира, а после медленно отстраниться, впрочем, не убирая рук со слегка костлявых, покрытых темной тканью плеч.       Ткань ощущалась грубой, порядком изношенной, а худоба — следствием продолжительного голода; Цзинь Цзысюань прикусил щеку изнутри, отчетливо считывая последствия многих месяцев жизни на горе Луаньцзан, где плодородная почва могла быть лишь мечтой её гонимых отовсюду обитателей. Те открытые участки кожи, которых он коснулся, были холодными, словно Вэй Усянь постоянно мерз — может, поэтому так долго не пытался отстраниться сам?.. Бессознательно воспользовался возможностью просто согреться?       Это удручало.       Но времени, чтобы проанализировать все неожиданные наблюдения, катастрофически не хватало; нужно было прежде всего разрешить конфликт, уже приведший к кровопролитию, а после вернуться в Башню Золотого Карпа и выяснить, что еще известно Цзинь Гуанъяо, так своевременно указавшему время и место запланированной Цзысюнем засады.       Между тем, гневное сопение со стороны Цзысюня слышалось все отчетливее и громче, поэтому Цзинь Цзысюань повернулся к нему вполоборота, но так, чтобы все еще отчасти закрывать собой Вэй Усяня.       — Цзысюнь, — голос наследника был негромким, но звучал твердо, — возьми себя в руки и не позорь орден. Довольно неподтвержденных обвинений.       — Это не подтверждение?! — Цзинь Цзысюнь и не думал понизить тон, все-таки рванув снова ворот своих одеяний в сторону, выставив на обозрение грудь, усеянную вызывающими тошноту отверстиями размером с кунжутное зернышко. Было и несколько более крупных, но Цзинь Цзысюань заставил себя отвести взгляд от зияющих дыр, распространяющих пока малозаметный сладковатый запах гниения.       Скрипнув зубами, он вернул свое внимание Вэй Усяню и, не убирая одной руки с выступающих лопаток того, другой рукой потянул ворот потрепанной одежды, оголяя плечи и грудь.       — Что..? — Вэй Усянь дернулся, захваченный врасплох — до этого момента он явно отсутствовал мыслями, но Цзинь Цзысюань тихо бросил «Успокойся», едва ощутимо проводя по напряженной спине кончиками пальцев, и обратился к двоюродному брату:       — Ты не мог не попытаться отразить проклятие, а на нем ни следа!       И впрямь, единственным изъяном на бледной коже было выжженное клеймо клана Вэнь, чуть поблекшее со временем, но все еще ярко выделяющееся. Цзинь Цзысюань смотрел на шрам секунду, воскресив в памяти события на горе Муси, а затем поправил одежду и мысленно кивнул себе в подтверждение догадки о том, что Вэй Усяню постоянно холодно — день был теплый, но даже легкий ветерок заставил того почти незаметно повести плечами в попытке вернуть накопленное тонкой тканью тепло.       Цзысюнь вспыхнул:       — Откуда тебе знать, что он не нашел способ скрыть следы?! Кому еще, как не ему, наложить на меня это проклятие?       — Сомневаюсь, что желающих мало, — процедил Цзинь Цзысюань, опередив Вэй Усяня, у которого на языке явно крутилось аналогичное замечание.       Но темный заклинатель молчал, только бросал на него смущенно-непонимающие взгляды и немного хмурился, что-то обдумывая. Не ожидал, что за него вступятся?..       Цзысюню очевидно было, что еще сказать, но двоюродный брат отказался слушать, резко подняв руку в прерывающем жесте.       — Учитывая отсутствие следов проклятия, пока не доказано обратное, шиди моей жены невиновен, — отчеканил Цзинь Цзысюань. — А тебе предстоит объясниться, как ты посмел покуситься на его жизнь, когда я лично пригласил его на празднование полной луны А-Лина, еще и на территории нашего ордена, бессовестно поправ законы гостеприимства!       Обжигающий праведным гневом взгляд наследника достался и нерешительно застывшим в стороне адептам, пережившим встречу с Призрачным Генералом (точнее, тем, до кого лютый мертвец не успел добраться).       — Каждый из вас понесет наказание по возвращении в орден, — мрачно пообещал Цзинь Цзысюань и снова повернул голову к Вэй Усяню. То, что тот столько времени хранил молчание, столь несвойственное его живой деятельной натуре, заставляло насторожиться и поневоле задуматься, как сильно последние месяцы изменили некогда не признающего тишины человека.       «Где твой меч?» — едва не спросил Цзинь Цзысюань, но интуиция второй раз за последний сяоши дала о себе знать. С этого вопроса нередко начинались перебранки, а ему нужно было исчерпать конфликт, а не дать начало новому. Поэтому Цзинь Цзысюань, не тратя слов и напоследок одарив еще одним суровым взглядом провинившихся адептов Ланьлин Цзинь, сложил печать, встал на Суйхуа и бесцеремонно приподнял Вэй Усяня, удерживая его перед собой.       Лететь с кем-то было на порядок сложнее, и несмотря на то, что Цзинь Цзысюань был отнюдь не слабым заклинателем, его скорость заметно снизилась в сравнении с обычным полетом. Впрочем, даже так ветер усилился, и ему пришлось осторожно изменить хватку так, чтобы взять Вэй Усяня за запястье — ради передачи духовной энергии.       Отбросив мысль о том, что тот мог бы использовать и свою, чтобы согреться, Цзинь Цзысюань обнаружил тревожащие странности: первая заключалась в том, что Вэй Усянь даже не заметил вливания чужой духовной энергии, а вторая — в том, что энергия утекала впустую, не задерживась и не циркулируя по телу.       — Куда мы?       Цзинь Цзасюань слегка вздрогнул, сбитый с мысли внезапным вопросом, и коротко ответил:       — В Ланьлин. Нужно во многом разобраться.       — Меня осудят, — горечь усмешки Вэй Усяня разлилась в воздухе и осталась вяжущим привкусом на языке.       Это, конечно, имело смысл. Цзинь Цзысюань не обольщался и не лгал себе о непредвзятости суждений своих соклановцев. У Цзысюня немало сторонников; пока его положение в ордене не пошатнется, подпевалы будут уверенно игнорировать вину своего предводителя и принимать во внимание лишь грехи Старейшины Илина. Что ж… из этой ситуации можно выйти и иным образом.       — На торжестве в честь первого месяца А-Лина собралось много заклинателей из именитых орденов, — размышлял он вслух. — За помощью в разрешении конфликта лучше обратиться к справедливому и беспристрастному судье. Думаю, глава клана Лань не откажет.       — Лань? — невесело фыркнул Вэй Усянь. — Их справедливость и беспристрастность измеряется тремя тысячами правил, за пределами которых все — грех и ересь.       — Ты бы предпочел, чтобы решение вынес мой отец? — Цзинь Цзысюань поморщился, но отрицать натуру своего отца считал худшим самообманом. — Или, быть может, Не Минцзюэ?       Еще хуже. Даже непонятно, на какую из сторон конфликта тот сильнее разгневается.       Цзян Ваньинь не был предложен по очевидным причинам. Около года прошло с тех пор, как тот объявил своего шисюна предателем ордена, но А-Ли так и не перестала с любовью отзываться об «А-Сяне» как о младшем брате, поэтому и Цзинь Цзысюань в разговоре с двоюродным братом назвал того шиди своей жены. Но это никак не меняло того обстоятельства, что Цзян Ваньинь не терпел даже упоминаний о Вэй Усяне.       Цзинь Цзысюань искренне надеялся, что его готовность уступить право разобраться в возникшей проблеме третьей стороне убедит Вэй Усяня в его благих намерениях и отсутствии потворства бесчинствам Цзысюня.       — Ты снижаешься, — вполголоса отметил тот и вновь замолк, а Цзинь Цзысюань набрал высоту и все-таки сдался, оставив попытки передачи духовной энергии.       Установившаяся тишина позволила вернуться к мыслям, заполнявшим голову ранее, и режуще яркой вспышкой возникло осознание, почему энергия просто утекала, будто ничем не задерживаемая — потому что ничто её и не задерживало. Ничто не заставляло её двигаться по меридианам, ничто не собирало её, не хранило.       Оставив в покое запястье Вэй Усяня, Цзинь Цзысюань внезапно прижал ладонь к низу его живота, отчего тот дернулся, едва не свалившись с меча и беспокойно ерзая в попытке уйти от прикосновения, и осторожно проверил своей ци чужой даньтянь.       Ничего.       Пусто.       Там, где должно мягко пульсировать средоточие ци, просто. Ничего. Нет.       И сразу стало понятным, что вовсе не из хвастовства и высокомерия Вэй Усянь пользовался лишь темным заклинательством.       И меч он не носил не из-за безалаберного отношения и презрения к приличиям и условностям, а потому что тяжело — меч заклинателя далеко не обычное оружие — и не воспользоваться им. Если бы Вэй Усянь хоть единожды обнажил свой меч, пробирающая до костей правда о его золотом ядре перестала бы быть тайной.       Считал ли Вэй Усянь себя беспомощным без золотого ядра? Нет, конечно же, нет. У него есть Чэньцин, темная энергия ластится к его рукам. Он не бессилен.       Стыдится потери ядра и скрывает её за бравадой? Это имело бы смысл, если бы Вэй Усянь в принципе знал такое слово как «стыд». Ему нечего стыдиться, он ведь без золотого ядра прошел через ряд сражений Аннигиляции Солнца на передовой, его роль в победе невозможно отрицать.       Выходит, есть некая причина, чрезвычайно веская для него, которая заставила скрыть потерю ядра.       Цзинь Цзысюань не понимал. Простые логические размышления подсказывали — если бы эта тайна была известна, мало кто посмел бы открыть рот и что-то сказать о мече, оставленном без внимания хозяина, о темном пути, на который, дескать, был заменен правильный путь совершенствования. Скорее, все бы диву давались, что Вэй Усянь не сдался, не смирился с жизнью обычного человека, а нашел способ двигаться дальше. Конечно, противники темного заклинательства никуда бы не подевались, но их было бы не абсолютное большинство, как сейчас.       А еще, А-Ли никогда не упоминала, что у её А-Сяня нет золотого ядра. Можно было бы предположить, что он попросил её о молчании, но тогда она бы печалилась, а этого Цзинь Цзысюань бы не пропустил.       Значит, никто не знает.       Почти никто.       — Не трогай!.. — рассерженной кошкой шипел Вэй Усянь, отталкивая его руку. Снова сжался, съежился. Едва заметно, но напряжение от этого такое, что весь словно окаменел.       — Ты хоть представляешь, насколько меньше у тебя было бы проблем, если бы сказал правду? — одернул его Цзинь Цзысюань и покрепче сомкнул объятия, чтобы активно изворачивающийся темный заклинатель не соскользнул с меча.       — Это никого не касается!       — Ошибаешься, — припечатал Цзинь Цзысюань. — Что бы ты там себе ни думал, А-Ли волнуется о тебе. Она хотела бы знать.       Упоминание А-Ли дало результат — Вэй Усянь угомонился и позволил двигаться дальше, не отвлекаясь на удерживание его. Только мрачное выражение лица подсказывало, что ему еще было, что сказать.       Когда Ланьлин раскинулся под ними, Вэй Усянь пошевелился и негромко попросил:       — Не рассказывай ей. Никому не говори. Пожалуйста.       Цзинь Цзысюань со вздохом покачал головой.       — Ты и правда не понимаешь, верно?.. Начнем с того, что однажды правда все равно выйдет наружу. И никому не дано знать, что еще произойдет до тех пор. Сегодня нам повезло, даже несмотря на несколько десятков жертв, — ты защищался, попав в засаду, которой никак не должно было быть, ведь я лично пригласил тебя на торжество. Но, хотя случившееся и в твою пользу, будет много тех, кто вменит все это тебе в вину. В основном, сторонники Цзысюня. И именно поэтому нужно раскрыть правду о твоем ядре сейчас, пока не произошло что-нибудь непоправимое. Ты такой человек… Неудержимый. В последнее время вокруг тебя слишком много скандалов и дурных слухов. Уверен, тебе все равно, но дело дошло до прямого покушения на твою жизнь. Неизвестно, чем сегодняшние события могли обернуться, мне это не нравится.       — Какое тебе до меня дело? — прошелестел Вэй Усянь, безучастно глядя на приближающуюся лестницу в тысячу ступеней.       — Не мне, — честно признался Цзинь Цзысюань. — А-Ли тревожится о тебе. Я не хочу, чтобы что-то её печалило.       Последнюю фразу он пробормотал вполголоса, смущаясь проявления откровенности.       По пути в зал приема гостей Цзинь Цзысюань вспомнил прошедшее утро в подробностях и в негодовании стиснул зубы. Он был не силен в интригах, но чувствовал — что-то происходило неявно, и кому-то было очень нужно, чтобы он ушел с праздника на тропу Цюнци. Решив не убирать меч в ножны, Цзинь Цзысюань толчком духовной энергии распахнул двустворчатые высокие двери в зал, сжимая в одной руке сверкающий Суйхуа, а другой держа за запястье Вэй Усяня. Почему тот позволил так себя вести, оставалось загадкой, но наследник ордена Цзинь предположил, что утро оказалось для того крайне выматывающим — и только поэтому его еще не отшвырнули на пару-тройку чжанов волной темной энергии.       Первым в глаза бросилось отсутствие Цзинь Гуаншаня, а следом — гневно поджатые губы матери. Очевидно, глава ордена покинул торжество в честь внука, предпочтя компанию миловидных служанок. Столь внезапное появление Цзинь Цзысюаня, еще и с обнаженным мечом, заставило разговоры стихнуть; внимание гостей намертво прикипело к нему.       — Цзысюань?       А-Ли сделала несколько шагов навстречу, совершенно растерявшись.       — А-Сянь?..       Цзинь Цзысюань приветствовал супругу теплой улыбкой и наклоном головы, после чего обратил внимание на начальника стражи и голос его стал холодным:       — Как только Цзинь Цзысюнь вернется с отрядом адептов, взять всех под стражу. Никого не пускать к ним до отдельного распоряжения лично от меня.       Госпожа Цзинь встревожилась:       — Цзысюань, что происходит?       — Я тоже хотел бы это знать, матушка. Брат Гуанъяо отправил меня на тропу Цюнци, где Цзысюнь устроил вероломную засаду на Вэй Усяня.       А-Ли ахнула, переведя взгляд на своего шиди, выглядящего бледным и подавленным.       — Три сотни лучников, матушка, сегодня ожидали его появления на тропе Цюнци. Я был тем, кто пригласил Вэй Усяня на торжество, а Цзысюнь воспользовался этим, чтобы бездоказательно обвинить его в преступлении и убить, не выясняя истины.       Лицо госпожи Цзинь потемнело. Проступок Цзысюня навлек позор на орден, но…       — Какое обвинение Цзысюнь предъявил Вэй Усяню?       — Обвинение в том, что он наложил на него проклятие Сотни Дыр и Тысячи Язв.       Четко и громко произнесенные слова застыли в воздухе, через несколько мгновений смытые шквалом перешептываний. Цзинь Цзысюань нашел в толпе Лань Сичэня и обратился к нему:       — Глава клана Лань, поскольку наш орден выступает одной из сторон конфликта, я прошу вас оказать нам честь и помочь в проведении расследования и вынесении вердикта.       Лань Сичэнь учтиво склонил голову. Заверив Цзинь Цзысюаня в своей беспристрастности, он спросил:       — Есть ли что-то, что вы хотели бы прояснить в первую очередь?       Вопрос оказался как нельзя кстати.       — Я прошу, чтобы целители вашего ордена осмотрели Вэй Усяня. — Лань Сичэнь выдал свое удивление лишь едва заметно расширившимися глазами, но в остальном был по-прежнему безмятежно спокоен, пока Цзинь Цзысюань продолжал:       — Во-первых, проверить наличие или отсутствие отката от проклятия Сотни Дыр и Тысячи Язв. Во-вторых… — Вэй Усянь дернулся, но только крепче стиснул зубы и уставился в пол. — Подтвердить отсутствие золотого ядра.       Эти слова вызвали в зале бурю эмоций от удивления до шока.       — Я пошлю за целителем, дам знать о срочности, — высказался Лань Цижэнь, когда по затянувшемуся молчанию стало ясно, что Лань Сичэнь попал в категорию шокированных. — Он прибудет через шичэнь.       — Благодарю, — поклонился Цзинь Цзысюань.       Немногим больше сяоши спустя стража задержала Цзинь Цзысюня и вернувшихся с ним адептов. В соответствии с приказом наследника их изолировали в подземных камерах, не пуская посетителей.       А через шичэнь, как и обещал Лань Цижэнь, прибыл главный лекарь ордена Гусу Лань в сопровождении нескольких учеников. Гости не торопились покинуть Ланьлин и рассредоточились по залу в ожидании новостей, пока целитель осматривал Старейшину Илина по просьбе Цзинь Цзысюаня.