Мгновения

      Лань Юнксу занимал почётный пост главного целителя уже почти полвека, но готов был поклясться, что никогда прежде не сталкивался с ранениями и недугами, которые заставили бы его почувствовать себя бессильным. Даже в юности он не цепенел при виде самых страшных ран, не брезговал уродующими тело и дух болезнями, но сейчас, в этот самый момент он отчётливо понимал, что ничего сделать не сможет, как бы его душа прирожденного лекаря ни призывала помочь другому человеку.       Ещё несколько дней назад он, как и все прочие, порицал молодого господина Вэя за неумеренное использование тёмной энергии, оказывающей дурное влияние и на физическое здоровье, и на состояние духа. А теперь он смотрел на юношу, лежащего на постели и тщетно пытающегося не обращать внимания на других людей — других заклинателей — в комнате, и не мог не думать, что бы он сделал, если бы судьба оказалась столь безжалостна к нему, чтобы провести этой дорогой.       Наверное, ничего.       Наверное, он, свято чтящий правила, высеченные на стене послушания, опустил бы руки и сдался на милость провидения. И зачах бы, навеки лишённый возможности почувствовать тепло духовной энергии.       А этот мальчик…       Сколько лет ему было, когда он лишился ядра? Семнадцать? Скорее всего, именно столько, ведь после его пропажи на три месяца он вернулся уже с Чэньцин, и тёмная энергия окутывала его плотной завесой.       Его жизнь только начиналась, и начиналась она в горниле войны, без колебаний и жалости уничтожающей каждого, кто был слишком слаб, чтобы спасти себя самому. Он не имел права на слабость, никто не защитил бы его, пока он пропадал в одиночестве на краю света, на границе с тьмой. И судить его за то, что он сам взял силу, благодаря которой смог вернуться к близким людям и защитить их… Лань Юнксу не мог.       Целитель предпочёл бы осмотреть пациента в уединенной обстановке, но обвинение Цзинь Цзысюня было очень серьёзным и, к сожалению, присутствия свидетелей было не избежать. Вот только два-три человека от каждого из Великих орденов — и собралась толпа, которая немало отвлекала, даже соблюдая запрошенную тишину. Лань Цижэнь сверлил Вэй Усяня суровым взором; его племянники кому угодно показались бы спокойными, но только не Лань Юнксу, ясно читавшему напряжение в едва заметно приподнятых плечах Сичэня и тревогу в чуть сошедшихся к переносице бровях Ванцзи. Не Минцзюэ здесь присутствовал лишь потому, что конфликт опять разразился среди Великих орденов, и ради поддержки Сичэня. Госпожа Цзинь и Цзинь Цзысюань представляли одну из сторон конфликта (Цзинь Гуаншань до сих пор не вернулся, отчего его супруга прямо-таки источала ауру подавленного гнева), а Цзян Яньли настояла, что останется «на правах старшей сестры» (Лань Юнксу тактично сделал вид, что не заметил, как при этих словах глаза лежащего перед ним юноши заволокло слезами). Едва услышав это, её брат вломился в покои вслед за ней и категорически отказался их покидать, яростно сверкая Цзыдянем и игнорируя все напоминания о том, что уже год как отказался от своего шисюна.       В результате атмосфера царила крайне напряженная и неспособствующая общению пациента с целителем.       Прежде всего Лань Юнксу отметил истощение вследствие продолжительного голода, впервые за все время своей целительской практики не решаясь подойти к главной проблеме. Затем, несмотря на пропитавшую все тело пациента темную энергию, мешающую оценить наверняка, было ли воздействие отраженного проклятия, установил, что проклятие Сотни Дыр и Тысячи Язв не касалось Вэй Усяня ни прямо, ни косвенно — и этот вывод вызвал несколько облегченных вздохов. Наконец, когда оттягивать момент стало явным проявлением малодушия, он осторожно пустил духовную энергию по меридианам юноши. Отсутствие циркуляции подтвердило слова наследника клана Цзинь, и Лань Юнксу был вынужден констатировать ужасный для любого заклинателя факт — золотого ядра нет.       Тихие вздохи пронеслись по комнате, кто-то прошептал что-то, но Лань Юнксу не вслушивался, вдруг осознав, что энергия движется не так, как он не раз ощущал у жертв Сжигающего Ядра.       Удар Вэнь Чжулю и импульс направленной им энергии вызывали резкую перегрузку в золотом ядре и оно сгорало, даже можно сказать — взрывалось. По этой причине меридианы вокруг ядра превращались в обугленное месиво, из-за чего передача духовной энергии причиняла мучительную боль и могла даже усугубить положение. Энергия рассеивалась, разрушая и без того разорванные в клочья меридианы.       Но сейчас Лань Юнксу наблюдал совершенно отличающуюся картину. Духовная энергия двигалась упорядоченно, как и должна при здоровых неповрежденных меридианах, достигала места, где больше не было ядра и утекала спокойным потоком. Ни следа хаотичного рассеивания.       Нахмурившись в непонимании, Лань Юнксу развязал пояс, распахивая ханьфу юноши.       — Не надо..! — дёрнулся тот, привставая, но целитель надавил на его плечо, вынудив лечь обратно. Он хотел было заметить, что сейчас неподходящая ситуация, чтобы держаться за скромность, но затаенный страх, явно отразившийся на лице мальчика и, без сомнения, замеченный остальными присутствующими, заставил промолчать и вернуться к осмотру.       Увиденное заставило целителя похолодеть.       Лань Юнксу намеревался пропальпировать низ живота Вэй Усяня, попробовать направить духовную энергию напрямую к месту, где раньше пульсировало золотое ядро, но ответ на его сомнения оказался открытым взору.       Прямо над искомым местом тонкую кожу рассекал продолговатый, все ещё розовый шрам.       И, что было по-настоящему пугающим, эта отметина не имела ничего общего с ранением, нанесенным мечом. Это был след аккуратного хирургического разреза.       — Молодой господин Вэй, — голос Лань Юнксу сел, и ему пришлось прочистить горло, прежде чем заговорить снова. — Ваше золотое ядро не было сожжено Вэнь Чжулю… Его вырезали?       Со стороны свидетелей осмотра раздался уже не шёпот, не вздохи — вскрики, приглушенные ругательства (и выдавленное Лань Цижэнем «кощунство!»), неразборчивое бормотание и…       — ЧТО?! — Цзян Ваньинь побагровел от ярости. От громкого крика Вэй Усянь вздрогнул и закрыл лицо ладонями.       — Глава клана Цзян, прошу, умерьте пыл! — Лань Юнксу успокаивающе коснулся плеча своего пациента и сам понизил голос, сделав тон мягче. — Молодой господин Вэй, ответьте. Кто посмел сотворить с вами такое?..       — Кто бы это ни был, клянусь, я разыщу его и пощады не будет! — прорычал Цзян Ваньинь. Цзыдянь на его пальце разбрасывал искры с такой интенсивностью, что тот факт, что он ещё не стал кнутом, можно было считать признаком невероятного самообладания его владельца.       — Непростительно! — поддержал Не Минцзюэ, на его лице заиграли желваки, а огромные кулаки сжались, готовясь покарать неизвестного мерзавца, осмелившегося покуситься на бесценное для каждого заклинателя золотое ядро.       — Вэй Ин, — почти неслышно на фоне общего негодования позвал Ванцзи, и Лань Юнксу был готов поклясться, что отчётливо слышал боль в его голосе.       Но на все вопросы и призывы Вэй Усянь ответил лишь заглушенными прижатыми к лицу ладонями всхлипами.       — Я… Я сам, — донеслось между ними.       Лань Юнксу покачал головой.       — При всем уважении и признании ваших неоспоримых талантов, молодой господин Вэй, вы не способны провести чрезвычайно сложную, воистину невозможную медицинскую операцию на себе. Что вы имеете в виду, говоря, что сами это с собой сделали?       Цзян Ваньинь, только что бушевавший в гневе, вдруг застыл. Его лицо исказило понимание пополам с неверием и глубоким отчаянием.       — Ты же не… Скажи, что это не ты! Ты этого не делал!       — А-Чэн… — напуганная ревом раненого зверя, вырвавшимся из груди брата, Цзян Яньли прижала собственные ладони ко рту.       — Это та вэньская ведьма?! Это её идея?!       — Я просил её об этом! — Вэй Усянь чуть опустил руки, зарываясь пальцами в волосы и сжимая кулаки. Открытое взглядам других лицо, залитое слезами, выражало застарелую боль и горе.       — Не было никакой горы Баошань Санжэнь, так? Ты солгал мне и отвёл меня к ней!       — Что здесь происходит?! — потерял терпение Не Минцзюэ.       — Моё ядро… — Цзян Ваньинь пошатнулся, подхваченный зятем. — Вэнь Чжулю сжёг моё золотое ядро через несколько дней после падения Пристани Лотоса… Ты сказал, что это не конец! Что есть способ его восстановить!       — Его нет, Цзян Чэн, прости! — закричал Вэй Усянь, задыхаясь от рвущихся из груди рыданий. — Я солгал тебе! Я не знаю, где гора учительницы моей матери! Все, что я знаю — ты бы не выжил без золотого ядра!       — И ты… — это был вымученный стон, полный боли.       — Я попросил Вэнь Цин сделать это!       — А-Сянь… — глаза Цзян Яньли наполнились слезами. — Ты… отдал свое золотое ядро А-Чэну?       Вслед за этим вопросом воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуками всхлипываний Вэй Усяня и затрудненного дыхания главы клана Цзян.       — Он бы не смог без него… — наконец прошептал в ответ Вэй Усянь.       — О, мальчик… — едва слышно прошептала госпожа Цзинь, касаясь кончиками пальцев занывшего виска. Без сомнений, она вспоминала свою лучшую подругу, Юй Цзыюань, мысленно вопрошая, как той удалось стать матерью таких самоотверженных, готовых друг ради друга даже на такое детей. Её же судьбой была жизнь в клубке гадюк, пытающихся урвать себе кусок побольше, льстиво улыбающихся в лицо и поносящих за спиной. Цзысюань был лучом света, под всем наносным — добрым и даже наивным, но вряд ли он поступил бы так, как Вэй Усянь, ради кого-то из своих родственников. Может, ради А-Ли…       — Забери его обратно, — хрипло потребовал Цзян Ваньинь.       — Ты с ума сошёл? — вскинулся Вэй Усянь, ошеломленно уставясь мокрыми глазами на бывшего шиди.       — Это ты рехнулся!..       — Не выйдет! — перебил Вэй Усянь. — Цзян Чэн, это же не игрушка, не мяч, который можно перебрасывать друг другу! Шанс на то, что ядро просто рассеется при извлечении, более пяти из десяти…       Он явно пожалел, что заговорил об этом, когда глаза Цзян Ваньиня покраснели, а руки неконтролируемо затряслись.       — Ты знал об этом перед операцией? — выдавил он.       — Вэнь Цин объяснила мне все риски, — вынужденно ответил Вэй Усянь, откидываясь на подушки и вжимаясь в них спиной, будто в попытке стать меньше и незаметнее.       — И ты все равно… А если бы оно рассеялось тогда?! Мы оба остались бы без золотых ядер в окружении Вэней?!       — Я поклялся! — голос Вэй Усяня звучал пронзительно, чуть хрипло, будто уже сорванный. — Я обещал госпоже Юй, что защищу тебя! Любой ценой, будь то жизнь или ядро! Если бы не удалось… я сказал бы тебе, что столкнулся с Вэнь Чжулю. Я был готов остаться без ядра. Я выжил без него в детстве, выжил бы и взрослым. Но для тебя в совершенствовании заключён смысл жизни, ты… Ты отказывался есть, не реагировал ни на что — я испугался! Я думал, ты умрёшь без ядра, я не вынес бы!.. Но ты гордый и упрямый, и никогда бы не принял его, если бы я предложил, поэтому… я солгал. Я… надеялся, что ты не узнаешь. Никогда.       — Ты позволил мне злиться на тебя, — глухо проговорил Цзян Ваньинь, опуская сведенные напряжением плечи. — Позволил осыпать тебя несправедливыми упреками. Стерпел. Как далеко ты бы зашёл? Как далеко позволил бы зайти мне?       — Насколько было бы нужно. Насколько ты бы захотел, — обессиленно выдохнул Вэй Усянь.       Когда Цзян Ваньинь заговорил вновь, в его голосе звучал надлом, который у того не осталось сил скрыть.       — Вернись домой, — попросил он, глядя на шисюна больными глазами. — Возвращайся в Пристань Лотоса.       — Я не могу.       — А-Сянь, — заплаканная Цзян Яньли оторвалась от груди мужа, стоявшего с посеревшим от ужаса всего этого дня лицом. — Пожалуйста…       — Я отвечаю не только за себя!.. — отчаянно воскликнул Вэй Усянь. — Я их не оставлю! Между ними и всем остальным миром, желающим им только смерти, стою лишь я.       Не Минцзюэ отчётливо слышно скрипнул зубами, но, к удивлению Лань Юнксу, промолчал и не сказал ни слова о «псах из клана Вэнь». Должно быть, впечатление от принесенной юношей жертвы было столь сильным, что гуляющие среди заклинателей пересуды о том, что Вэй Усянь стал защищать Вэней ради того, чтобы почувствовать себя героем, более не находили отклика в суровом сердце грозного воина.       На мгновение — всего одно мгновение — каждый из присутствующих допустил, что те полсотни человек, те старики, женщины, слабые заклинатели, едва сформировавшие свои ядра, и впрямь не причинили никому вреда, в итоге пострадав только из-за своей крови. И это мгновение растянулось в вечность.       Потому что все фанатично преданные Вэнь Жоханю адепты ордена Цишань Вэнь были истреблены ещё во время Аннигиляции Солнца.       Потому что загнанные в трудовые лагеря люди действительно подвергались жестокому обращению, но на это закрывали глаза как сами «герои войны», так и те, кто на них равнялся.       Потому что… Причин было слишком много.       Лань Юнксу вынырнул из тяжких мыслей, когда заметил, как Ванцзи наклонился к Сичэню. Он что-то шептал, но целитель, разобрав просительное «брат», перестал вслушиваться. «Подслушивать запрещено». Хотя то, какое выражение приняло лицо Лань Цижэня, поневоле услышавшего племянника, стоило того, чтобы напрячь слух.       Дослушав брата, Сичэнь помедлил, обдумывая сказанное тем, и наконец заговорил:       — Ваше стремление защитить этих людей делает вам честь, молодой господин Вэй. Но гора Луаньцзан — не то место, где было бы разумно растить ребёнка.       После этих слов ошеломленные слушатели синхронно повернули головы сначала к Лань Сичэню, а затем к Вэй Усяню. Тот дёрнул уголками губ в горькой полуулыбке.       — Другого места для нас нет.       — Помнится, Ванцзи не раз предлагал вам вернуться в Облачные Глубины, — мягко произнёс Лань Сичэнь.       Выражение лица Вэй Усяня было все ещё измученным, но в нем явно проскользнул скептицизм и нотка недоверия.       — Не для осуждения, — вдруг заговорил Лань Ванцзи. Его лицо по-прежнему выглядело бесстрастным, но в голосе ощущалось напряжение. — Защита. Для тебя и для остальных. Брат согласен.       Лань Цижэнь издал какой-то полузадушенный ворчливый звук, но взял себя в руки и скупо добавил:       — Не возражаю.       Лань Сичэнь заговорил снова:       — Орден Гусу Лань готов принять оставшихся адептов ордена Цишань Вэнь. К сожалению, другого способа обезопасить их не существует; только покровительство сильного ордена может защитить их от нападений.       — Не все из них заклинатели, — пробормотал Вэй Усянь, явно не готовый поверить в услышанное сразу. — Есть обычные люди… И Вэнь Нин.       Лань Сичэнь кашлянул при упоминании лютого мертвеца и предложил:       — На окраинах территории ордена горный массив и окружающие его леса. Вэнь Нина не смутит необходимость жить в некотором отдалении от учеников? Я верю, что он не причинит им вреда в сознательном состоянии, но присутствие лютого мертвеца может… скажем так, сбивать с толку на занятиях.       Это было справедливое замечание. Некоторые талисманы и мелодии чутко реагируют на нечисть поблизости, и столь сильный лютый мертвец всего в нескольких чжанах от учеников может смазать результат их тренировок.       — Что касается обычных людей, — продолжал Лань Сичэнь, — то ничто не мешает им остаться в Гусу. Семьи некоторых наших адептов состоят не только из совершенствующихся.       Лань Юнксу видел, как с каждым словом Сичэня напряжение в теле Вэй Усяня ослабевало. Юноша все еще не до конца верил в происходящее, но это произрастало не из отсутствия доверия, а от того, что он уже ни от кого не ждал добра.       Разумеется, одним только словом Лань Сичэня проблему было не решить — вопрос о принятии Вэней в орден Гусу Лань еще предстояло обсудить со старейшинами клана, хотя бы часть из которых необходимо убедить поддержать эту идею. Сичэнь, безусловно, имеет власть отдать приказ и потребовать его исполнения, но мудрый лидер не пойдет против своих же подчиненных, поэтому долгих споров не миновать.       Но принятие Вэней — отнюдь не самый сложный вопрос. Намного труднее будет уговорить старейшин дать защиту молодому господину Вэю. Хотя его непричастность к накладыванию на Цзинь Цзысюня проклятия Сотни Дыр и Тысячи Язв доказана, старейшины будут упорно требовать наказания за использование темной энергии. И безвыходная ситуация оправданием для них не будет; Лань Юнксу, сам состоящий в совете старейшин, не обольщался и не приукрашивал реальность, четко представляя недостатки руководства ордена.       Но прежде, чем дело дойдет до этого, Сичэню нужно завершить дела в Ланьлине. И Лань Юнксу почему-то казалось, что одним только снятием обвинения с Вэй Усяня дело не обойдется. Об этом свидетельствовал хотя бы топот за дверями покоев — наверняка подосланные господами слуги гостей подслушали (совершенно без труда) недавние крики Цзян Ваньиня и молодого господина Вэя. Теперь все, что прозвучало здесь, станет достоянием общественности. С одной стороны, это может быть на благо, а с другой… разве можно знать наперед, как все обернется?