***
К допросу двоюродного брата Цзинь Цзысюань подошёл серьёзно и без церемоний. Едва стало понятно, что несколько часов ожидания в камере только укрепили убежденность Цзинь Цзысюня в своей правоте и ждать от него чего-то, кроме брани на Старейшину Илина, не приходится, наследник без малейшего зазрения совести пустил в камеру разъяренного Цзян Ваньиня. Рык главы клана Цзян и Цзыдянь в боевой форме, раскалившийся почти добела, с первым же щелчком кнута о камни, высекшим искры и борозду в полу, убедили трусливого Цзинь Цзысюня пойти на сотрудничество со следствием. Пока Цзян Ваньинь грозно нависал над паникующим Цзысюнем, Лань Сичэнь выслушал его сбивчивые признания, еле заметно хмурясь. Из безудержного потока слов выходило, что первым о проклятии, наложенном на Цзысюня, узнал Цзинь Гуаншань — он же и посоветовал, после всех безуспешных попыток отразить проклятие, устроить ловушку Старейшине Илина и убить его. Крайняя неприязнь главы клана Цзинь к Вэй Усяню была известна, но услышать, что тот, по сути, дал свое благословение на этот вероломный проступок… было ошеломляюще. Но действительно помрачнеть Лань Сичэня заставило откровение Цзысюня о том, что весь план разработал Цзинь Гуанъяо и именно он, а не Цзинь Цзысюань, должен был явиться на тропу Цюнци. Что сразу порождало вопрос: зачем А-Яо послал его вместо себя? Не хотел засветиться? Не хотел рисковать собой? А Цзинь Цзысюанем рискнул. И спланировал ли он этот ход давно или поменял решение одномоментно? А-Яо слишком умен, чтобы не оценить риски, он не мог не знать, что прямое столкновение со Старейшиной Илина, на чью жизнь покусились, с высокой долей вероятности закончилось бы смертоубийством. Даже если бы Вэй Усяня все же удалось убить, число жертв с другой стороны было непредсказуемо, но однозначно велико. Среди погибших легко мог оказаться Цзинь Цзысюань, тем более, он видел, что шиди его жены терял контроль над ситуацией. Так было ли это… продуманным ходом? Глядя на тревогу и мучительное сомнение, проступившие сквозь благожелательное выражение лица Лань Сичэня, Цзинь Цзысюань почти жалел о сказанном присутствующему на допросе начальнику стражи: — Задержите Цзинь Гуанъяо. — Тот поклонился и вышел, а Цзинь Цзысюань обернулся к Лань Сичэню. — Цзэу-цзюнь, мне бы тоже не хотелось отягощать подозрениями А-Яо, но… — Суд должен быть беспристрастен, — кивнул Лань Сичэнь, но его лицо ничуть не просветлело. — Глава клана Цзинь ещё не почтил нас своим присутствием? Во фразе не было ни намёка на едкость, но упоминания отца в подобном ключе уже давно набили Цзинь Цзысюаню оскомину. — За ним послали, — нехотя ответил он. — Но вестей пока нет. — Скажи-ка, — Цзян Ваньинь выступил из угла, где стоял памятником правосудию, и сделал несколько шагов по направлению к нервно сглотнувшему Цзысюню. — Что заставило тебя думать, что эта засада останется безнаказанной? Цзинь Цзысюань довольно давно усвоил, что если взбешенный брат его жены начинает говорить тихо, без угроз переломать ноги через каждые два слова, то это означает крайнюю степень его ярости. А вот Цзысюнь, похоже, воспринял пониженный тон как возможность осмелеть и огрызнуться: — А кто бы за него заступился? Кому он нужен? Ни семьи, ни дома, один могильник да горстка облезлых вэньских псов — а больше его никто и не вспомнит! Цзинь Цзысюаня эти слова обожгли. Он и представить боялся, как они резанули по живому Цзян Чэна, только что узнавшего, что Вэй Усянь отдал ему свое золотое ядро, все свои прошлые достижения на пути совершенствования и свое будущее, скрыл правду, чтобы защитить своего шиди от чувства вины, и позволил выбросить себя в тот самый могильник, где и вправду — его ждали лишь такие же обездоленные и всеми гонимые люди. Он не заметил замаха, увидел лишь слепящую белую вспышку с фиолетовыми проблесками и услышал пронзительный вой Цзысюня, поперек груди которого теперь дымился обожженный рубец, оставленный яростно извивающимся в руке хозяина Цзыдянем. — Тварь!.. — прошипел Цзян Чэн, но не успел поднять руку снова. Лань Сичэнь положил ладонь на его локоть, делясь духовной энергией и выравнивая потоки ци в меридианах. — Вы рискуете убить его, поддавшись гневу, — Цзэу-цзюнь говорил мягко, но в уголках чуть сощуренных глаз залегла тревога. — Он заслуживает смерти! — А Вэй Усянь заслуживает того, чтобы вы сейчас довели себя до искажения ци и обесценили его жертву? Цзинь Цзысюань дернулся и с неверием посмотрел на Лань Сичэня. До сего момента он не верил, что этот человек, всегда тактичный и осторожный в выражениях, способен бить по больному намеренно. Цзыдянь резко потускнел, из слепяще-белого становясь фиолетовым; плечи Цзян Чэна опустились, и он отступил. — Цзинь Цзысюнь, — теперь Цзэу-цзюнь явно хмурился. — Расскажите мне все, о чем вы разговаривали с Цзинь Гуанъяо.***
Госпожа Цзинь проявила небывалое терпение, убеждая Цинь Су поделиться местонахождением тайника Цзинь Гуанъяо. Молодая невестка нежно любила своего супруга, поэтому госпоже пришлось изобразить глубокую озабоченность судьбой внебрачного отпрыска мужа и влиянием сложившейся ситуации на дальнейшую жизнь маленького Цзинь Жусуна, чтобы девушка поддалась уговорам и указала на бронзовое зеркало, под поверхностью которого скрывалась настоящая сокровищница. Здесь нашли покой некоторые артефакты клана Вэнь, несколько предметов, которых недавно недосчитались при инвентаризации казны в клане Цзинь, бесконечное множество свитков и трактатов, содержавших техники совершенствования множества орденов, но больше всего госпожу Цзинь заинтересовали переписки. И вот они-то и заставили её присесть на какой-то сундук с прижатой к сердцу рукой и ощущением, что наутро она обнаружит седину в волосах. Здесь были как планы строительства смотровых башен, пока лишь несколько раз упомянутых на собраниях клана и вызвавших протесты некоторых отдаленных орденов, так и переговоры о покушении на жизнь ребенка, едва научившегося ходить. Здесь были письма с угрозами, послания от госпожи Цинь, содержание которых вызывало дурноту. Здесь были вырванные откуда-то листы с нотами, складывающимися в незнакомую мелодию, пометки и исчерканные переписанными песнями бумаги. В этих переписках раскрывала свои бутоны тьма, искусно спрятанная под располагающей внешностью и кроткой улыбкой. — Что вы здесь делаете?! Госпожа Цзинь подняла взгляд с писем в её руках на застывшего у зеркала человека, только что зашедшего с внешней стороны. Незнакомец носил белые одежды, гуцинь и держался так, будто пытался изобразить исполненный достоинства образ Лань Ванцзи, но совершенно в этом не преуспевал. Заклинатель посмотрел на разворошенные бумаги и помрачнел, кладя ладонь на эфес меча. — Мне жаль, госпожа. Тайны моего покровителя не предназначены для чужих глаз.