Молча истлеть

Дазай сидел в баре и опрокидывал в себя один стакан виски за другим, давно уж сбившись со счёта. Да и какой был смысл считать? Ему просто хотелось напиться до поросячьего визга и забыть, что произошло пять лет назад. Сегодня была годовщина смерти его лучшего друга, Оды Сакуноске, поэтому, выпив немного на кладбище, Осаму отправился в бар и продолжил заливать своё горе. Опрокинув в рот очередную порцию виски, он вдруг услышал рядом язвительный, раздражающий голос: — Опять бухаешь, Скумбрия? Осаму повернул голову к вновь прибывшему и, окинув того холодным взглядом, произнёс: — Тебе-то какое дело, Слизняк? И чего ты вообще сюда припёрся? — Да так, захотелось выпить, — ответил Чуя, присаживаясь рядом с Дазаем за барную стойку и заказывая вино. — Не знал, что ты посещаешь «Люпин». Чуя пожал плечами и проронил: — Просто мимо проходил. — Да ладно! Интересно, куда ты направлялся или откуда? А может, следишь за мной, а, Чу-у-уя? — Да нахрен ты мне сдался! — возмутился Накахара. — Ну да, конечно, — усмехнувшись, бросил Дазай. Бармен поставил перед ним очередной стакан виски, и Осаму залпом его осушил, после чего устремил затуманенный алкоголем взгляд на Чую. — А может, ты просто вспомнил, какой сегодня день, и припёрся сюда специально, чтобы окончательно испортить мне вечер? — Что? Испортить вечер? — Накахара ехидно улыбнулся, отпивая несколько глотков из своего бокала, который поставил перед ним бармен. — Так ты, стало быть, отмечаешь? — Отмечаю? Да как у тебя язык повернулся такое ляпнуть? — Ты сам сказал, что я припёрся сюда, чтобы испортить тебе вечер, а значит, ты прекрасно его проводил, пока меня не было. Вот я и сделал вывод, что ты отмечаешь сегодняшнюю дату. — Просто заткнись, — прошипел Осаму. Его глаза в этот момент пылали ненавистью, что было несвойственно для него: Дазай никогда не показывал кому-либо свои эмоции и чувства таким образом. Чуя сразу обратил на эту маленькую деталь внимание, решив, что тот просто перебрал и уже не в состоянии себя контролировать и натягивать на лицо извечные маски. — Да кто ты такой, чтобы затыкать меня? — вспылил Накахара. — Каждый год в этот день ты приходишь в «Люпин», чтобы ужраться вдрызг в одиночестве. Это выглядит жалко! Прошло пять лет, пора бы уже забыть! — Чуя сам не понимал, что на него нашло, зачем он сказал Дазаю эти слова. Но каждый раз, думая об отношениях Оды и бывшего напарника, Накахара выходил из себя. Он точно не знал, что именно связывало этих двоих в прошлом: была ли между ними дружба или нечто большее. Однако мысли о Сакуноске приводили Чую в ярость даже после его смерти. Между ним и Дазаем никогда не было доверительных отношений или хотя бы просто товарищеских, Осаму не хотел с ним сближаться настолько, насколько сблизился с Одой, и Чую это бесило, потому что он любил... Любил давно и безответно. Хотя они с Дазаем и трахались ещё со времён мафии, но, несмотря на это, близкими их отношения никогда нельзя было назвать. Чуя ужасно злился на Осаму, его бесила холодность напарника к нему и осознание того факта, что он его просто использует в своих целях, поэтому частенько проявлял к нему агрессию. Дазай мог прийти к нему среди ночи с целью потрахаться, а затем просто молча свалить. Накахара пытался несколько раз поговорить об этом с Дазаем, даже признавался ему в любви во время страсти, но Осаму не обращал на его слова внимания, переводя всё в шутку, либо благополучно забывал о них после секса. Чуя сам не понимал, для чего припёрся в этот бар именно сегодня. Ведь знал, что найдёт Дазая именно здесь и не в самом лучшем расположении духа. Хотел его увидеть? Наверное. Чуя скучал, ему не хватало бывшего напарника, теперь они виделись редко, после того, как Осаму предал организацию и его, свалив из мафии и взорвав автомобиль Накахары. Конечно, поступок Дазая был подлым, но вполне в его стиле, поэтому Накахару он не удивил. Да, было больно, Чуя страдал из-за неразделённой любви, а тут ещё и предательство возлюбленного. Сначала Накахара был в бешенстве, и если бы тогда Дазай попался ему под горячую руку, он, несомненно, убил бы мерзкую Скумбрию. Первое время было очень тяжело. Он и любил, и ненавидел Осаму, но постепенно боль становилась меньше, и Чуя пытался жить дальше. Прошло достаточно много времени после ухода Осаму, и он немного остыл. Потом начал кое с кем встречаться, но не испытывал от этих отношений таких ярких эмоций и ощущений, как с Дазаем. В конце концов ему это надоело, и он расстался со своим любовником, начав встречаться с другим, но и с ним не смог найти то, что искал. А искал он острых ощущений, адреналина, дикой, безумной страсти, которая была у них с Дазаем и в своё время каждый раз сжигала его дотла, но тщетно. Накахара так и не смог найти достойную замену Осаму. А спустя год он увидел Дазая возле «Люпина», но почему-то струсил и не решился подойти. Вспомнив, что это был за день, Чуя понял, почему Дазай, скрываясь от мафии, наплевал на риски и открыто заявился в их с Одой любимый бар. Осаму по-прежнему разыскивали бывшие коллеги, но Чуя никому и слова не сказал, что видел Дазая в день годовщины смерти друга возле «Люпина». Прошёл ещё год, и Чуя снова пошёл к бару именно в этот день, уже зная, что увидит здесь Дазая. И он увидел, но снова не решился подойти и заговорить. А на следующий год никуда не пошёл, как и на четвёртую годовщину смерти Сакуноске, но знал, что Осаму будет там в этот день. Он просто решил не травить себе душу, по-прежнему пытаясь забыть любовника, ведь видеть его было слишком тяжело. Спустя четыре года после предательства Дазая, Чуя думал, что забыл его. Но новая встреча всколыхнула всё внутри, хотя Накахара и не подал вида. Наоборот, попытался сделать так, чтобы у Дазая сложилось прямо противоположное впечатление. И, кажется, успешно. Когда Осаму попал в застенки Портовой Мафии, что сделал намеренно, Чуя избил его, но при этом освободил, заключив «сделку», на которую его вынудил Дазай. Потом они несколько раз встречались на совместных боевых заданиях; у Чуи сердце сжималось от тоски и безысходности, потому что они с Дазаем больше не были вместе. Хотя то, что между ними происходило раньше, нельзя было назвать отношениями, но Чуя по-прежнему испытывал боль, ему так хотелось быть рядом с ним и снова оказаться в одной постели, хотя бы ещё один раз почувствовать его. Это исцелило бы разбитое сердце и израненную душу, по крайней мере, Чуе хотелось так думать. Но нет, всё оказалось иначе. Однажды пьяный Дазай припёрся к нему среди ночи, и они переспали. Легче от этого не стало, ведь утром Осаму ушёл в своё грёбаное Агентство, и Чуя долго его не видел. А спустя три недели Дазай вновь заявился к Чуе домой, и опять они оказались в одной постели. После этого Дазай посещал его чаще, приходил не реже раза в неделю, и Чуя был счастлив, потому что хотя бы иногда он мог видеть любимого человека, прикасаться к нему, обнимать, целовать. Но в последнее время всё изменилось. Дазай стал более холоден с ним, даже в постели, а потом и вовсе куда-то пропал из его поля зрения и не появлялся у Накахары уже больше месяца. Чуя всё ждал, когда он снова придёт, но напрасно. Звонить Осаму или прийти самому не позволяла гордость, поэтому он просто решил дождаться, когда Дазай вновь объявится. А потом он устал от выматывающего ожидания и отважился на встречу. Именно по этой причине Чуя сегодня пришёл в этот бар, чтобы увидеть Дазая, но теперь жалел о своём опрометчивом поступке. Встреча не принесла никакого морального облегчения, лишь привела в ярость, а ругаться с Осаму Чуе совсем не хотелось: не для этого он сюда заявился. Однако, как говорится: «Слово не воробей, вылетит — не поймаешь». Глаза Дазая недобро сверкнули. — Забыть? — с ненавистью прошипел он. — Я никогда не забуду Оду, — Осаму приблизил своё лицо к Чуе и почти прорычал: — Слышишь? Никогда! Убирайся отсюда, недомерок! Ненавижу тебя! Лучше бы Ода жил, а ты сдох вместо него! Только тогда я был бы счастлив! Ядовитые и полные ненависти слова Дазая ранили Чую в самое сердце. Слышать такое от того, кого любишь, невыносимо больно. Накахара поднялся из-за барной стойки, кинув на неё деньги за вино, а также бросив Дазаю: — Пошёл ты, уёбок! — Непременно так и сделаю, — буркнул в ответ Осаму, поворачиваясь к бармену и вновь заказывая виски, а когда обернулся к Чуе, того уже не было в баре. Дазай просидел в «Люпине» до глубокой ночи, после чего отправился в общежитие Агентства и уснул крепким сном. Наутро, проснувшись с ужасной головной болью, Осаму прошёл на кухню и растворил в стакане воды две таблетки от похмелья. Выпив лекарство, Дазай снова завалился спать, подумав: «Хорошо, что сегодня суббота и мне не нужно идти на работу», — хотя он всё равно забил бы на неё, если бы был рабочий день. Проснувшись ближе к вечеру, Дазай поужинал, включил телевизор и завалился на диван, уткнувшись в какой-то фильм, смысла которого понять не мог, так как мешали назойливые мысли о Чуе и вчерашней с ним ссоре. Хотя Осаму и выпил довольно много, но помнил всё очень чётко. Такая, наверное, у него была особенность организма: как бы не нажирался, амнезией после попоек не страдал. Что не всегда было хорошо. Некоторые свои поступки, совершённые по пьяни, хотелось забыть. Вот и сейчас он жалел о вчерашних словах, в сердцах брошенных Чуе. С Накахарой у них всегда были непростые отношения, но Чуя такого не заслужил. Дазай это чётко понимал и сейчас ощущал какую-то смутную тревогу и раскаяние. Осаму не понимал, что с ним происходит, но он не мог перестать думать о Чуе и вчерашнем инциденте, а тем временем беспокойство одолевало его всё сильнее. Встав с дивана и налив себе виски, Осаму выпил стакан, а затем ещё один и вскоре уснул. Весь следующий день Дазай порывался позвонить Чуе, но всё же не сделал этого, успокоив себя тем, что Накахара сам виноват в ссоре. Вот кто его за язык тянул, когда Осаму был в таком состоянии? Проснувшись утром в понедельник, Дазай отправился на работу. Сегодня у него был день рождения, и коллеги с самого утра начали его поздравлять. Решив вечером организовать праздничную вечеринку по этому поводу, Дазай ушёл с работы пораньше, чтобы купить всё, что необходимо. Конечно, готовить собственноручно он не собирался, поэтому заказал доставку из ресторана. Осаму подумывал над тем, чтобы пригласить Чую и попробовать помириться с ним, даже набирал его номер, но Накахара не отвечал. После шести вечера у него дома начали собираться гости, а к семи явились почти все сотрудники Агентства, не было только Йосано Акико и Кенджи Миядзавы, так как ещё с утра директор отправил их в командировку в Токио и они должны были вернуться только завтра. Вечеринка была в самом разгаре: гости ели, пили и танцевали под весёлую музыку, да и сам именинник неплохо проводил время. Когда Ацуши произнёс очередной тост (при этом музыку сделали потише), заиграл рингтон на мобильном Дазая. Звонил Чуя, причём по видеосвязи. Извинившись перед гостями, Дазай вышел в другую комнату и ответил на звонок. — Чуя, — произнёс Осаму, когда увидел на той стороне бывшего напарника, который сидел перед экраном с бокалом вина в руках. «Понятно, — подумал Осаму, — нажрался и решил позвонить». Однако Накахара не выглядел пьяным, да и по его голосу нельзя было сказать, что он нетрезв, когда мафиози заговорил: — Привет, Дазай. — Привет, — ответил Осаму. — Не ожидал, что ты позвонишь. — Ну почему же? У тебя ведь сегодня день рождения, как никак, — Чуя слегка улыбнулся. — Вот я и решил поздравить тебя. — Спасибо. Чуя, я хотел сказать тебе, — начал Дазай, но Накахара его перебил: — Я слышу музыку, у тебя вечеринка? — Да. Я звонил тебе. Чуя, а приезжай к нам. Будет весело. — Подожди, Дазай. У меня для тебя сюрприз. — Сюрприз? Что за сюрприз? — Осаму с непониманием посмотрел на Чую, и в этот момент снова вернулась вчерашняя тревога. — Точнее, не сюрприз, а подарок. — Подарок? — Да. Я всё думал, что же тебе подарить на день рождения. Ведь на мой ты подарил мне прекрасную шляпу. — Чуя взял в руки шляпу, которая до этого лежала на столе, и водрузил её на свою голову. Смотрелся он в ней сейчас странно, если не сказать нелепо. Но дело было не в самой шляпе (она выглядела просто шикарно), а во всём внешнем виде эспера. Он оказался одет в футболку не первой свежести и вместе со шляпой смотрелся немного комично, но и сам вид Накахары был нездоровым: под его глазами пролегли синяки, будто бы он не спал всю ночь, а может и не одну; да и неестественная бледность лица как-то настораживала. — Знаешь, я весь извёлся, решая, какой же подарок тебе сделать на день рождения, любимый. Но ты сам мне дал подсказку, чего бы хотел. И я готов преподнести тебе это в дар, только чтобы осчастливить. За тебя! — Чуя поднял бокал вверх, как обычно делают, когда произносят тост, и выпил его содержимое до дна. — С Днём рождения, будь счастлив! — Чуя бросил бокал через плечо, и он с громким звоном разбился, затем снял шляпу и отправил её следом. — Чуя, я не понимаю тебя, — тревога, нараставшая с каждым словом Накахары, переросла в панику и страх, который сжимал сердце ледяными оковами. Дазай чувствовал, что произошло нечто ужасное, непоправимое именно в этот момент. — Что всё это значит? — Не понимаешь? Жаль, ну ничего, совсем скоро ты поймёшь. — Чуя, что ты выпил? — внезапно Дазая осенила догадка о том, что означали слова любовника о подарке, пожелания счастья ему, а также это вино. Чуя улыбнулся и сказал: — Это ещё не всё, любимый. — Что «не всё»? О чём ты, чёрт возьми?! — Скоро узнаешь. И тогда уж точно будешь счастлив. Всё станет так, как ты и хотел. Сегодня сбудутся все твои мечты, Осаму. — Что ты хочешь этим сказать? — Сходи на могилу друга, когда всё случится. — Что? Что случится? — уже почти орал Дазай, совершенно не понимая, о чём говорит Накахара, но его слова напугали Осаму, и сердце сжималось в груди от нехорошего предчувствия. Однако ответом ему послужила тишина, так как Чуя прервал звонок, перед этим бросив одно слово: — Прощай. Дазай бросился из комнаты прочь, чуть не сбив Ацуши и стоявшего за ним Танидзаки с ног; быстро заскочил в ванную, доставая аптечку и порывшись в ней, спрятал в карман какую-то капсулу, затем сунул ноги в туфли и выскочил из квартиры, по пути вызывая такси. — Куда это он? — растерянно глядя вслед Осаму, спросил Джуничиро. — Не знаю, но, кажется, он говорил по телефону с Накахарой-саном. Я слышал, как он обращался к нему по имени, хоть дверь в комнату и была заперта. Такси подъехало почти сразу, всё это время Дазай звонил Чуе, но тот не отвечал, а уже через десять минут он был у дверей Накахары и вскрывал замок. Вбежав в квартиру, Дазай сразу заметил Чую. Он лежал на полу на кухне возле стола, на котором стоял ноутбук. Осаму бросился к нему, прощупывая на шее пульс. Он был, но слабый и похоже, что эспер находился в бессознательном состоянии. Подозревая, что Накахара выпил яд, Осаму схватил стакан и, наполнив его водой, приподнял голову Чуи, разжимая челюсть, пытаясь впихнуть в его рот противоядие, что получилось сделать не сразу. Но в итоге Дазай заставил Чую проглотить капсулу и, приставив к его губам стакан, залил в рот несколько глотков воды. Чуя приоткрыл глаза и встретился мутнеющим взглядом голубых глаз с карими. Осаму прижал его к себе, целуя лицо и оглаживая затылок. — Прости, — шептал он. — Прости меня, я дурак. Только не умирай, Чуя, слышишь? Не умирай. Я люблю тебя. Губы Чуи зашевелились, и Дазай склонился к нему ниже, чтобы расслышать слова. Накахара приподнял руку и коснулся пальцами лица Осаму. — Что ты говоришь, Чуя? Я не слышу, — произнёс Дазай, по его щеке скатилась слеза. — Будь счастлив, — смог разобрать он еле слышный шёпот Накахары; пальцы Чуи скользнули ниже, а затем его рука безвольно упала вниз. Тело Чуи судорожно выгнулось, а глаза закатились и застыли навеки, устремив свой взгляд куда-то вверх. Осаму прощупал пульс на шее Чуи, но его не было. Накахара был мёртв. Не веря в случившееся, Дазай встряхнул его за плечи, отчего голова Чуи откинулась назад. — Нет, Чуя, нет! — истерически закричал Дазай, продолжая трясти мёртвого любовника. — Зачем, идиот? Зачем? — шептали губы Осаму, а по щекам текли горячие слёзы. Только сейчас, когда случилось непоправимое, Дазай осознал, насколько Чуя был ему дорог. Раньше Осаму никогда не задумывался об этом и о том, что чувствует к бывшему напарнику на самом деле, но сейчас его сердце разрывалось от боли. Дазай всегда относился к Чуе с некой долей пренебрежения, считая, что он никуда от него не денется, и воспринимая его присутствие, как нечто само собой разумеющееся; он никогда не думал о том, что будет, если Чуя уйдёт навсегда. И сейчас, когда это произошло, Дазай почувствовал, что вместе с ним умерла часть его души, ещё одна, а точнее, последняя, которая оставалась ещё в нём после смерти Оды. «Зачем же Чуя это сделал? — мелькнула мысль в голове. — Неужели и правда любил меня так сильно, как говорил? Значит, это мои слова убили его». Хотя раньше Дазай не особо верил признаниям Накахары, которые были озвучены несколько раз. Осаму не то чтобы считал, что Чуя врёт, просто не придавал им значения, так как эти слова были произнесены Чуей либо во время секса, либо по пьяни, и ни разу Накахара не повторил их при других обстоятельствах. Но Дазаю и Чуе хорошо было в постели, между ними всегда существовала дикая, безудержная страсть, и Осаму был уверен, что Чуя с ним по той же причине, по которой и сам он, а не потому что любит. Хотя он ошибся не только по поводу чувств Накахары, но и своих собственных. Ведь его тянуло к Чуе с непреодолимой силой, но он часто был с ним холоден, а порой язвителен и груб. Дазай убеждал себя в том, что ему нравится смотреть на то, как злится Чуя, и сам себя пытался уверить, что не испытывает к нему чувств, а всё, что их связывает, — это только секс. Но почему же тогда сейчас ему так больно? Почему кажется, что вырвали сердце и вытянули из него всю душу? Накахара был мёртв, и Дазай будто тоже. Любовник покончил с собой для того, чтобы осчастливить его — Дазая. Как же это всё было глупо. — Как твоя смерть может сделать меня счастливым? — тихо проговорил Осаму, поглаживая Чую по голове; несколько прозрачных, солёных капель упали на лицо Накахары. — Каким же я был идиотом! Почему не хотел замечать очевидных вещей? Эти слова, которые я бросил тебе в лицо, потому что был раздражён и в плохом настроении, стали для нас обоих роковыми. Но я никогда не думал, что ты сделаешь это. Прости меня, Чуя. Я во всём виноват и просто не представляю, как теперь жить, зная, что тебя больше нет в этом мире. Дазай прижал к себе постепенно остывающее тело любовника крепче, покачивая его на руках, будто ребёнка пытался успокоить; целовал лицо Чуи, гладил по голове. — Какой же ты идиот, — прошептал Осаму, вытирая рукой влажные щёки. — Нет, это я идиот. Я не понимал, что люблю тебя, и игнорировал собственные чувства, пока не стало слишком поздно. Сердце Дазая разрывалось от боли и осознания собственной вины. Упав на Чую сверху, Осаму прижимал его к себе. Сколько времени он так провёл, Дазай не знал. Порой его плечи сотрясались от рыданий; временами он просто молча лежал на уже остывшем теле любовника и поглаживал его по голове, в какой-то момент перестав отдавать себе отчёт в происходящем, а возможно, не понимая, что происходит на самом деле, и где он находится. Пришёл в себя Дазай, когда несколько пар рук оттащили его от покойного. На улице стоял ясный солнечный день. «Значит, я здесь провёл всю ночь», — мелькнула мысль в голове. — Дазай, ты должен выпить это, — говорила Йосано, пытаясь запихнуть в рот Осаму таблетку. Рядом с ней стояли Ацуши и Куникида, которые пытались удержать его на месте, но Дазай отворачивался, пытаясь вырваться, и истерически кричал, а затем почувствовал, как что-то кольнуло его в плечо, и отключился. Проснулся Дазай в своей комнате, рядом находился Ацуши. — Как ты себя чувствуешь? — спросил парень, присаживаясь на кровать возле Осаму. — Йосано-сан вколола тебе успокоительное, и ты проспал почти сутки. — Так, значит, это был не сон, — пробормотал Дазай. — Мне жаль, — ответил Накаджима. — Ты что-нибудь хочешь? Может, есть? — Нет. Воды. — Хорошо, сейчас принесу. Ацуши вышел из комнаты, а Дазай попытался сесть на кровати, что удалось сделать не сразу, так как голова кружилась и общее состояние эспера оставляло желать лучшего, как моральное, так и физическое. Вскоре вернулся оборотень и протянул Осаму стакан воды. Опустошив его, Дазай спросил: — Где Чуя? — Мы сообщили мафии о том, что случилось, и его увезли, наверное, в морг, я не знаю. Ацуши присел на кровать и снова задал вопрос Осаму: — Как ты себя чувствуешь? — Лучше, — безэмоционально ответил Дазай. — Там на столе было письмо для тебя, — произнёс Ацуши, протягивая Осаму запечатанный конверт с надписью «Для Дазая». Выхватив его из рук оборотня, Осаму вскрыл письмо и начал читать текст, написанный красивым Чуиным почерком: «Наверное, сейчас ты задаёшь вопрос: „Зачем я это сделал?” А может и нет, но всё равно я хочу, чтобы ты знал причину. Поэтому скажу. Я долгие годы безумно тебя любил, наверное, лет с шестнадцати. И хоть мы собачились постоянно, моя любовь не становилась меньше, как бы я этого ни хотел. Когда ты ушёл, предав и меня, и мафию, я злился и думал, что ненавижу тебя, пытался убедить себя в этом, но когда мы снова встретились, понял, что это был самообман. За прошедшие годы мои чувства не стали меньше. Я любил настолько, что, не задумываясь, отдал бы за тебя жизнь. Но тебе всегда было плевать на меня и мои чувства, хотя ты знал о них, ведь я говорил и не раз. Я просто устал. Мне кажется, что я пылал тогда, когда ты был ещё в мафии, но после твоего ухода лишь медленно тлел, пока мы снова не встретились. Ты вновь распалил во мне пламя, но оно выжгло меня изнутри. Я не могу больше так жить, потому что весь выгорел. Ведь что бы я ни делал, избавиться от своих чувств к тебе у меня не получается, но, даже когда мы вместе, я ощущаю, что ты далеко. Мысли о том, чтобы прекратить всё это уже не раз посещали меня, но я не решался на этот шаг, может быть, всё ещё на что-то надеялся, не знаю. Но позавчера понял, что рассчитывать мне не на что. Ты прямым текстом сказал о своих истинных чувствах, и я благодарен тебе за это. Потому что ты сказал правду, единственный раз в жизни. И теперь я могу прекратить свои мучения и поставить жирную точку в наших с тобой отношениях и своей жизни. Но я не хочу уходить просто так и желаю преподнести тебе ещё один подарок, помимо того, что решил умереть именно сегодня; ведь у тебя день рождения, а в день рождения мечты должны осуществляться. Будь счастлив с тем, кто для тебя действительно важен и кого ты любишь. Сходи на могилу своего друга и всё поймёшь. Прощай». Дочитав письмо, Осаму выронил его из рук. Каждое слово, написанное в нём, теперь было будто выжжено у него на сердце раскалённым металлом. Боль вернулась с новой силой, но Осаму натянул на лицо непроницаемую маску. Он не мог позволить, чтобы кто-нибудь видел его слабость и слёзы. Подняв письмо и сложив вдвое, Осаму убрал его назад в конверт и, посмотрев Ацуши в глаза, произнёс: — Я хочу побыть один. Оставь меня, Ацуши. Но Накаджима медлил. Заметив это, Дазай поспешил заверить эспера: — Со мной всё в порядке. Ведь Чуя был просто моим бывшим напарником, только и всего. Меня шокировала его смерть. — Точно? Осаму кивнул и даже улыбнулся, после чего оборотень покинул его квартиру, однако не спешил уходить, а стоял под дверью, прислушиваясь к звукам внутри. Прошло минут десять, а затем из квартиры Дазая послышался какой-то шум. Что-то упало, громко стукнувшись об пол. Накаджима начал стучать в дверь, но ему никто не открыл, тогда он активировал способность и выбил её с одного удара — и как раз вовремя, потому что Дазай болтался в петле, задыхаясь. Рядом на полу валялась табуретка. Поставив её на ножки, Ацуши быстро залез на неё и, вновь активировав способность, не касаясь Дазая, разорвал верёвку когтями выше его головы, тут же подхватывая Осаму на руки, не позволяя ему упасть. Аккуратно положив Дазая на пол, Ацуши сбегал на кухню за ножом и разрезал петлю, которая была на шее Осаму. — Зачем, Дазай? — выкрикнул тигр. Осаму сел на полу и закашлялся. Когда приступ прошёл, Дазай посмотрел на оборотня и произнёс: — Потому что я виноват в его смерти и не представляю, как мне с этим жить, да и как вообще жить теперь без Чуи. — Так вы были близки? — спросил Ацуши. — Мы любили друг друга, но я был настолько эгоистичным, что не желал признавать своих чувств, считая их слабостью. За все эти годы, что мы были знакомы с Чуей, я просто извёл его и измучил, и вот к чему всё это привело, Ацуши. Я не понимал, что творю и что чувствую, пока не стало слишком поздно. Теперь уже ничего нельзя изменить. Накаджима неуверенно приобнял Дазая, но тот вроде бы не был против, и Ацуши притянул его к себе ближе, поглаживая по голове, пытаясь хоть как-то утешить. — Поплачь, Дазай. По себе знаю, что слёзы помогут. Нельзя держать всю эту боль в себе. Ей нужно дать выход. И Дазай плакал, не стесняясь своих слёз и не считая их слабостью в этот момент, несмотря на то, что был не один. Позже Ацуши пошёл на кухню и принёс в гостиную виски, оставшееся после вечеринки. Они с Дазаем выпили, Осаму многое рассказал Накаджиме о Чуе и об их непростых отношениях. Оборотень внимательно слушал, иногда подставляя своё плечо для, теперь уже пьяных, слёз. А потом Дазай спросил: — Ты не знаешь, когда похороны? — Нет, возможно завтра, вряд ли раньше. Осаму кивнул, решив, что завтра позвонит кому-нибудь из мафии и уточнит дату и время. Они ещё немного выпили с Ацуши, Дазай закурил, а затем оборотень отвёл его в спальню и уложил в постель. Ближе к полудню Осаму набрал номер Мори и, поздоровавшись, спросил о похоронах. — Похорон не будет, — сухо ответил босс Портовой Мафии. — Как это? Почему? — Потому что тело Чуи сегодня утром исчезло из морга. — Как исчезло? Кто-то похитил его? Но зачем? — Понятия не имею, кто это сделал. Камеры наблюдения не зафиксировали, как именно это произошло и когда. Но вчера ночью он был ещё в морге, а сегодня пропал, прямо из холодильника для трупов. — Способность эспера? — Вероятно. Дазай сбросил вызов и снова решил перечитать письмо Чуи, однако нигде не обнаружил его. — Куда же я его подевал? Ацуши! — позвал Осаму. — Ты не видел, куда я положил письмо Чуи? — Нет, — ответил Накаджима. — А что случилось? — Не знаю. Я вроде бы клал письмо на стол, но там его нет, странно. Помоги поискать. — Хорошо, — Ацуши кивнул и принялся искать письмо вместе с Дазаем, но эсперы его так и не нашли. Однако странности на этом не закончились. Дазай решил съездить к Чуе домой и, войдя в жилище любовника, был шокирован тем, что увидел. Большинство вещей Накахары исчезли из квартиры без следа, а те, которые остались, выглядели неухоженно, и складывалось впечатление, что к ним никто не прикасался много лет, да и вообще, в доме был толстенный слой пыли, помещение выглядело нежилым. Вместо новой мебели Накахары появилась старая, которую он покупал ещё до ухода Дазая из мафии. Вся обстановка квартиры напомнила Осаму годы их с Чуей юности, когда всё вроде бы было хорошо и ничего не предвещало беды. От этих мыслей на душе снова стало паршиво. Дазай обходил комнату за комнатой, осматривая старую, но такую знакомую мебель, вещи, одежду Чуи, и от тоски хотелось по-волчьи завыть. Он словно вернулся в прошлое на пять лет назад, только хозяин квартиры и этих вещей будто отсутствовал не один год. Рассматривая покрытый пылью костюм Чуи, который висел в шкафу, Осаму поглаживал ткань пальцами, затем снял его с вешалки и прижал к груди. Облокотившись спиной об одну из стен, Дазай сполз по ней на пол, уткнувшись лицом в чёрную ткань. Обхватив голову руками, он снова зарыдал, не в силах сдержать эмоций и унять боль, рвущую сердце на части. Вспомнив слова Чуи, сказанные ему, когда они общались по видеосвязи, и то, что было написано в конце прощального письма, Дазай решил съездить на кладбище, ведь Чуя говорил ему об этом. Приехав на могилу друга, Осаму был шокирован ещё больше, но теперь всё стало на свои места. Дазай понял, куда пропало тело Чуи, и почему исчезли его вещи. На памятнике была выгравирована надпись «Накахара Чуя», ниже шла его дата рождения, но дата смерти осталась прежней. То есть получалось, что в этой могиле лежал не Ода, а Чуя, и умер он в день смерти Сакуноске. — Что всё это значит? — проговорил Дазай. — Получается, что Чуя лежит в могиле Одасаку... То есть он умер вместо него? Как такое возможно? Это значит, Ода жив, что ли? Осаму опустился возле могилы на колени, поглаживая пальцами памятник, а в голове молотом стучали слова, так опрометчиво брошенные им Чуе в баре: «Ненавижу тебя! Лучше бы Ода жил, а ты сдох вместо него! Только тогда бы я был счастлив!» — Не знаю, как ты это сделал, Чуя, но ты совершил огромную ошибку. Ты решил исполнить моё желание и умереть вместо Оды? Тоже мне, хиннагами! — с злостью бросил Осаму. — Идиот, какой же ты идиот! Да если бы у меня был выбор: поменять вас сейчас местами или оставить всё как есть, я бы вернул тебя! Хотя раньше я и не понимал, что ты для меня значишь на самом деле; не понимал, что люблю тебя. Чуя, ты решил всё за нас двоих, считая, что сделал мне великодушный подарок, но худшего дня рождения я не помню за всю свою долбанную жизнь. И даже попрощаться с тобой теперь не могу, потому что тебя похоронили много лет назад. Осаму провёл у могилы несколько часов, затем решил вернуться в квартиру Чуи и осмотреть всё ещё раз, в надежде на то, что сможет найти подсказку, как Чуя это сделал, и, возможно, исправить его ошибку. Не найдя в квартире ничего, что могло бы дать какие-то ответы на вопросы, Осаму поехал в общежитие. Но там его ожидал ещё один сюрприз. Комендант не пропустил Дазая в общежитие, сказав, что впервые видит его. — Да вы с ума сошли, что ли? — возмущался Дазай. — Я живу здесь более двух лет. — Никогда вас прежде не видел. Как ваша фамилия? — Дазай Осаму. Комендант проверил списки жильцов по компьютеру и сказал: — Такая фамилия не числится в нашей базе. Уходите по-хорошему, или я вызову полицию. — Да что за бред! Я работаю в Детективном агентстве и снимаю тут жильё. — Осаму обшарил свои карманы в поисках удостоверения, но ничего похожего в них не нашёл, а затем его словно молнией поразило и прошиб холодный пот, когда до него дошло, что одежда на нём совсем другая. Вместо бежевого плаща и светлых брюк на Осаму был чёрный плащ и такого же цвета костюм. — Что за чёрт! — Что тут за шум? — откуда-то сзади послышался знакомый голос. Осаму обернулся, и его челюсть поползла вниз. — Одасаку? — не веря своим глазам, произнёс Осаму. — Дазай? — не менее удивлённо прозвучало в ответ. — Что ты здесь делаешь?