Плацебо

Манджиро почти никогда не надевал строгих костюмов, в которых Иори привыкла наблюдать большую часть членов бонтена. Санзу в том числе. И поэтому же, когда Майки предстал для важного вечера перед ней в черном пиджаке и брюках, в белой рубашке, в повязанном галстуке, — она уверена, завязывал его Харучиё, — что-то в ней перевернулось и рухнуло прямо книзу живота, сплетаясь в тугой комок из странноватых ощущений. Её повело так, как не вело при алкоголе, и она непроизвольно закусывает губу. Когда Майки поднимает на неё взгляд — губа, кажется, кровит. — Ну, достаточно серьёзно? — спрашивает он. А она не уверена, что может выдавить из себя хоть что-то, кроме кивка. — Да... да, тебе идет, Манджи. Сано смерил Иори внимательным взглядом, под конец усмехнувшись. — Тебе тоже, знаешь? Ах, точно, она ведь и сама сейчас была в черном приталенном платье, так хорошо открывающем разрез на груди, где красовалась татуировка бонтена. У неё пересыхает в горле. Она отвечает короткое "угу", вперив глаза в пол и подходит к мужчине, беря его под локоть, — так будет правильно, — и отмечая, что на каблуках она выше него. Немного, но выше. Забавно. Интересно, заметит ли он? — Санзу ждёт нас в машине, идем.

***

Уборная в этом ресторане, признаться, была удобной. И чистой. Санзу бы не простил им, будь ситуация обратной, но Майки, честно, волновало это в последнюю очередь, когда в кабинку он толкает сначала Харучиё, следом — Иори, а после заходит и сам, закрывая за собой. В тесноте, да не в обиде, да, Манджиро? Санзу приходится прижать к себе Иори плотно, глянуть на Майки недоуменно, мол, здесь не хватит места нам троим, какого… на что Манджиро только бровь выгибает, без слов давая понять: с чего ты взял, что троим? Ты здесь только наблюдатель. И с этой ролью Харучиё приходится смириться — да и ничего другого он не мог, — и служить для Иори опорой, пока она марала своей губной помадой его шею, застывая ровно в тот момент, как Майки задрал её платье, стаскивая белье. Она чувствует его спиной, чувствует, как наваливается он, вжимается, и по телу проходят мурашки табуном, она тихо его по имени зовет, словно разрешая сделать следующее действие, что не заставляет себя ждать — спустя резвый шорох одежды она чувствует его в себе. Чувствует, как вошел он, не особо-то церемонясь, и это выбивает из Иори стон протяжный, спрятанный куда-то в рубашку Харучиё, что, застыв, наблюдал за этим действием. За лицом Манджиро в этот момент, за тем, как тот взгляды и на него поднимал, убеждаясь, что он смотрит, как Майки ухмылялся, как хватал её за тонкие предплечья, притягивая к себе, сильнее вдалбливаясь. Иори не могла не заметить, как и спереди, со стороны Санзу, в неё упиралось чужое возбуждение, но сделать с этим хоть что-то она не могла. Майки не разрешил, Майки крепко руки её стискивал, вероятно, до синяков. Иори скулила в Санзу, в шею его, вся дрожала, пытаясь все отзвуки свои спрятать в чужом изгибе приоткрытых от рубашки ключиц. Но если бы кто-то зашел — ей это, факт, не помогло бы. Но это вряд-ли волновало Иори, пока Майки так охотно и жадно вытрахивал из неё воздух и душу. Он редко когда был настолько инициативным, и сейчас она упивались его собственным желанием, тем, насколько сильно он лично хотел этого. И даже если с грубостью он перебарщивал, даже если хватка обжигала болью, даже если снизу эти действия ощущались, как что-то резкое, разрывающее что-то внутри, она не была против. Закатывала глаза, что слезились, и слышала, как билось сердце собственное и Харучиё, сквозь размытую пелену наблюдала за просто великолепными эмоциями Санзу, что, казалось, ещё немного — и воспламенится от невозможности сбавить напряжение, возбуждение. Это смешит, и Иори хрипло усмехается в него, заливаясь слезами. Харучиё бережно слижет их, пока Майки, обхватив шею девушки рукой, стискивает, ускоряясь, ведь он уже был близок к разрядке. Он даже пожалел, что полностью и целиком эмоции её может уловить только Санзу, а не он сам, но… всё же, приоритет у него был в другом. В том, чтобы отпустив руки её, схватить за бедра, стискивая их в руках, притягивая к себе, чтобы войти по максимуму, чтобы излиться так обильно, тяжело выдыхая ей на ухо, с тихим и утробным рычанием, замирая в её теле ненадолго. Санзу же, дыша тяжело, придерживал девушку, практически совсем обессиленную, за плечи. Манджиро выходит из неё, ещё раз, напоследок, сжимая бедра. Увидев, как полоска белесой жидкости потянулась из неё вместе с его членом, удовлетворенный увиденным, Майки помогает ей обратно натянуть белье, поправить платье. И пока она в таком податливом состоянии, он, руки Харучиё убирая, ставит её перед ним на колени, тихо приказывая это Иори на ушко. А она слушается беспрекословно. Слушается и тогда, когда сверху раздается: — А теперь помоги-ка и ему. А я.. вернусь к нашим. Не торопитесь, развлекайтесь. Минет в туалете — низко и грязно, думал Харучиё, — но будучи в таком состоянии, в котором Майки так благодарно оставил его, думать он не хотел. И не стал, расстегивая ремень, придерживая Иори за волосы, пока она смотрела на него, уже готовая, со слегка приоткрытым ртом. В кабинке они остаются вдвоем.