«Все ищут острых ощущений, но самое важное лишь семья… Твоя семья — Доминик Торетто».
Самое страшное, что его ждет впереди — это знакомство с Мансаку Сано — главой семьи Сано. Эмма успокаивает его — их дедушка довольно толерантный и доброжелательный человек. Такемичи кивает, но все равно ждет своей участи со скрутившим от волнения животом. И вот, момент настал. Скрипнула дверь, впуская пожилого человека в дом. Старший Сано никогда не обозначал свой приход громким приветствием, но по его кряхтению в коридоре всем было понятно, что тот пришел. Первой его бросилась встречать Эмма, за которой гуськом пошли её братья. — Дедушка! — она кинулась в объятия Мансаку, который приглашающе раскинул руки в разные стороны. — Ох, Эмма, ну что ты, не так давно же виделись, — улыбается старик. — А на улице жара, плюс двадцать по новостям сказали, ужас. Манджиро, ты додзе открыл? — Деда-а, — капризно надулся Майки. — Называй меня Майки, а не Манджиро. Я же уже тебе говорил. — Я буду называть тебя так, как твои родители тебя назвали, а не это твое, новомодное «омериканское», тьфу, — недовольно кряхтит дед. — Ты мне лучше скажи, ставни открыл? — Ну… — многозначительно протягивает Майки. Изана позади него хлопает себя по лбу. — Эх, жаль мне будет свое додзе вам отдавать, — качает головой старик. — Угробите мое достояние и глазом не моргнете. Но что с вас взять-то, с молодежи? — Дедуль, прости нас, — Эмма виновато опустила голову. — Мне нужно было догадаться, что додзе нуждается в проветривании, а я… — Да не переживай ты, Эммочка, — смягчается старик. — Ты у меня хозяйственная девочка, за все в доме отвечаешь, да еще и на отлично учишься, а эти два оболдуя… — машет рукой он. — Изана-то мне с додзе помогает, а вы… Такемичи с удивлением наблюдает за этим. — Я хотел тебе кое-кого представить, — неожиданно робко начал Майки. Рюгуджи позади него лишь тяжело выдохнул, а вся остальная семья напряглась. Майки, не обращая ни на кого внимания, аккуратно взял Ханагаки за локоть и вывел его вперед. — Это Такемичи, мой будущий муж. Кажется, позади кто-то хлопнул себя по лбу. Похоже, это был Изана. — Такемичи? Приятно познакомиться, — вежливо кивнул Мансаку, протягивая юноше ладонь, которую Ханагаки осторожно пожал. — Мы собираемся пожениться, и я жду твоего благословения, — все также прямолинейно заявляет Майки, вводя старшего Сано в ступор. — Манджиро, ты привел домой парня? — недоуменно спрашивает старик, переводя взгляд с невозмутимого Манджиро на съёживавшегося Такемичи. — Ну да, я же сказал. Вон, даже Шиничиро подтвердит. Все посмотрели на подавившегося Шиничиро, совершенно не ожидавшего такого поворота событий. — Что? Я что? — спрашивает мужчина, оглядывая всех. — Я вообще ничего не знал. — Да все знал ты! Я же тебе говорил! — надулся Майки. — Да не говорил мне ты, что собираешься жениться в пятнадцать! — Говорил! — Да не говорил он мне! — Прекратите! — недовольно вскричала Эмма. — Господи… — где-то сзади прозвучал обреченный голос Изаны.***
Когда вся ситуация разладилась, Мансаку оказался самым спокойным. Эмма дрожала от злости, Шиничиро недовольно держался за голову, в которую прилетела нога Майки, Изана, каким-то образом втянувшийся в конфликт, держал лед на лбу, на котором виднелась шишка от точного удара тяжелым кулаком Эммы. Рюгуджи в это время успокаивал девушку, а Такемичи оказался в объятиях Майки, который объяснял это тем, что Ханагаки действовал на него, как антистресс. — И что вы тут устроили? — спокойно спросил Мансаку. — Совсем мальчишку запугали, — кивнул он в сторону Такемичи. Все пристыженно втянули головы в плечи. — Я не знаю, действительно ли вас связывают особые узы, — старик выделил слово «особые», отчего Такемичи побледнел. — Но каждый, кто дорог моим внукам, дорог и мне. Ведь это означает наличие действительно железных нервов для общения с моими мелкими монстрами, — чуть обреченно выдохнул он. Такемичи даже стало жаль его. — А… — застенчиво чешет затылок Ханагаки. — Я рад, что познакомился с вами. Мне было очень приятно, — он поклонился, ощущая на себе множество взглядов. — Ну что ты, что ты, — добродушно улыбается Мансаку. — Уж прости ты этих ребят. Они невоспитанные, но очень славные малые. Я очень рад, что у Майки появился близкий человек, — старик обнимает Ханагаки, прижимая к себе. Такемичи вздрагивает. Объятия Хинаты отдаются жаром в лицо и уши. Её хрупкие руки аккуратно ложатся на спину парня, не сдавливая и не сжимая. От её объятий сердце сладко сжимается. Объятия Ацуши отдаются смехом в груди. Его сильные руки сдавливают его в тисках, удушая его. От его объятий хочется улыбаться. Объятия Мансаку не были похожи ни на одно из объятий, которые он получал в своей жизни. Крепкие и надежные, они будто закрывали его от всех невзгод в жизни и обещали подарить ему покой. Они отдавали теплотой в сердце и раздражением в глазах от наливающихся слез. Такемичи даже не понимал, почему плакал — почему из глаз катились слезы прямо на хаори пожилого человека. — Ну-ну, что ты плачешь, парень? — ласково треплет его по голове старик. — Уже такой большой, а нюни распускает. Ханагаки быстро стер слезы с глаз и посмотрел на всю семью Сано. Вот Майки обеспокоенно глядел на него, готовый ринуться к нему и затискать в объятиях. Вот Шиничиро, который бесстрастно смотрел на разворачивающую сцену с высоты своего роста, но поддерживающе улыбнувшийся, стоило Такемичи перевести на него взгляд. Вот Эмма, которая сама еле сдерживает слезы, шмыгая носом, тянется за краешком хаори Рюгуджи. Вот Изана, чуть насмешливо приподнявший брови, но в то же время нежно улыбающийся. Они были семьей. Не той пародией на семью, которой была семья Ханагаки.***
Проводить его вызвался на удивление многих Шиничиро. Майки ревностно посматривал на обоих, и решив для себя какую-то сложную дилемму, все же отпустил их двоих, не забыв пожелать им не упасть по дороге. — Ты не против, если я закурю? — спрашивает мужчина, и Такемичи кивает. Он не переносит запаха табака, но все же может простить брату Сано эту слабость. Мужчина вытаскивает из кармана потертых джинс помятую пачку сигарет и ловко выуживает одну, поджигая. Затянувшись, он с наслаждением выпустил дым из легких. — Я рад видеть тебя в этой семье, — говорит ему Шиничиро, снова затягивась. — Ты действительно хороший малый. Такемичи напряженно кивает. — Знаешь, ты чем-то похож на меня… — задумчиво продолжает Сано. — Тем, что также популярен среди мужчин? — предполагает Ханагаки, из-за чего Шиничиро давится дымом, судорожно откашливаясь. — Или тем, что мы оба черноволосые? — Откуда ты узнал?.. — Про что? Про популярность среди мужчин? — Такемичи пожимает плечами. — Ну, Майки рассказывал. Он очень любит рассказывать про тебя, — протянул он, вспоминая многочисленные рассказы Майки, которые он, в основном, пропускал мимо ушей. Шиничиро смущенно кашлянул в кулак, опустив голову вниз. — Не слушай Манджиро, — задушено говорит старший Сано. — Он любит поговорить о чем-то странном. Такемичи смотрит на него с сочувствием. — Наверное, нелегко быть братом Майки? Шиничиро чуть тряхнул головой. — Вовсе нет. Майки, — Шиничиро чуть запнулся, подбирая правильные слова. — особенный. Он притягивает к себе людей, и это не всегда… хорошо заканчивается. Поэтому ему нужен кто-то, кто будет его направлять. Такемичи кивает, абсолютно не убежденный словами Шиничиро. — Но зачастую он становится зависимым от этого человека, совершенно не способный принимать решения самостоятельно, — продолжает мужчина. — Что ты имеешь в виду? — Когда его мама мучительно умирала в больнице, Майки не мог ей ничем помочь. Только читал ей рассказы и разговаривал с ней, пытаясь развлечь её, — глаза Шиничиро затуманились. — С каждым его новым рассказом жизнь в глазах мамы угасала. Как-то она пыталась обнять плачущего Майки, но не смогла из-за простой слабости. Ей было больно делать какое-либо движение… Такемичи неожиданно останавливается. — Тут мой дом. Мне пора идти, — улыбается он, чувствуя, как на душе скребут кошки. Шиничиро смотрит на него чуть дольше положенного, будто пытаясь отыскать в его глазах ответ на свой вопрос, и отрешенно кивает. — Спокойной ночи, Такемичи.***
— Такемичи! Мы дома! — раздается громкий голос женщины. Такемичи сидит на кухне и молча пережевывает хлопья, находясь глубоко в своих мыслях. Чуть запыхавшаяся женщина выглядывает на кухню. — Ой, а чего ты не бежишь, не встречаешь нас? Мы к тебе с подарочками! — Неужели? — бесцветно отзывается Ханагаки, крутя ложку в руках. — Оставьте у меня в комнате, если от меня ничего больше не требуется. Ханагаки-старшая непонимающе хлопает глазами. — Что-то случилось, милый? Ты обычно не такой. Да, Такемичи помнил, каким он был. Преданно ждал своих родителей возле дверей, будто послушная собачка. Ждал, пока они не придут и не похвалят его за ожидания каким-нибудь подарком — обычно безумно дорогим, но не имеющим ценности для Такемичи. Но что тогда было бы ценно для него? Парень поднимает глаза на женщину. — Обнимешь меня? — спрашивает он. Женщина непонятливо качает головой. — Я не понимаю тебя, сынок. Лучше беги за подарком, мы тебе прикупили крутые часы! — она приглашающе машет рукой. Возможно, проблема была в них. — А что насчет объятий? — настойчиво спрашивает он. — Ну что ты, милый, знаешь же, что я не особенно тактильная, — смеется женщина. — Тебе стоит обнять отца, ему хотя бы это будет приятно. Возможно, проблема была в нем.***
— Привет, Хина, — говорит Такемичи, расплываясь в улыбке. — О, решил не ограничиваться утренним емейл? — прозвучал в трубке сонный голос девушки. — Ты так рано встал, опять родители уехали? — Нет, наоборот, приехали, — говорит Такемичи, переворачиваясь на спину и подкладывая под голову подушку. — Ох, ты не звучишь счастливым. Что-то произошло? — спрашивает Хина с нескрываемым беспокойством. Такемичи задумчиво смотрит в потолок. — Ну… — тянет он. — Я просто переосмыслил многое после некоторых событий. Знаешь, когда ты мне сказала, что я не обязательно должен бороться один — мне стало намного легче. Я как-то даже и не замечал, что вокруг меня много хороших людей, — выдыхает он. Тачибана на том конце провода напряженно молчит. — И… Родители, оказываются, умеют заботиться, и они могут обнимать без повода… Голос парня прервался. Вместо него послышался задушенный всхлип, и Такемичи почувствовал, как по вискам текут слезы. — Прости, Хина, — прохрипел он, шмыгая носом. — Тебе в парни достался нытик, — посмеиваясь, сказал он. Хината по ту сторону трубки горячо возразила: — Вовсе нет, Такемичи! Ты никакой не нытик. И вообще, Ханагаки, — вдруг строгим голосом проговорила девушка. — Я не против твоих родителей, Такемичи, — тихо проговорила она. — Просто они… инфантильные. Извини, что так говорю, но это правда. О чем они вообще думают, оставляя своего ребенка одного на долгое время? — Ты говоришь, как моя бабушка, — с легким смешком сказал Ханагаки. — Значит, твоя бабушка — умная женщина. Такемичи перевернулся набок. — А ты бы не хотела путешествовать, пока у тебя есть такая возможность? Просто мои родители еще молоды, и они не до конца остепенились, — заученно произнес Ханагаки. Таким образом он постоянно оправдывал родителей перед самим собой, засыпая один. Когда его впервые оставили в шестилетнем возрасте вместе с няней на месяц, он делал из одеял длинные продолговатые колбаски, закидывая на них ноги и называя «мамой и папой». — Если у меня появился ребенок, то я должна все внимание отдавать ему. Такемичи представил Хинату матерью. Девушка была бы прекрасной мамой для своих детей — добрая и заботливая, она бы с головой окунулась в материнство и воспитание детей. Неожиданная мысль, какими бы милыми были бы их дети, заставила Ханагаки с протяжным стоном упасть с кровати и закрыть пылающее лицо руками. — Такемичи? Ты чего? — Ничего, — скомкано ответил Такемичи. Хината еще долгое время пыталась узнать у смущенного парня из-за чего тот так резко смутился, а Такемичи отпирался от девушки, вырезая возникшую в голове картину у себя в сердце.