Собрание УФО

Екатеринбург в напряжении стоит перед кабинетом, не находя в себе силы войти и наконец-то начать обсуждать с городами УФО насущные проблемы и возможные пути их решения. Он то впивается взглядом в  лакированную табличку, на которой аккуратным шрифтом выгравированы его фамилия, имя и год основания, то поглядывает на собственные наручные часы, если верить которым, он опаздывает уже ровно на пятнадцать минут. За дверью раздаётся оглушительный взрыв смеха, вызванный очередной глупой шуткой Кургана, и Костя болезненно хмурится, понимая, что, если он прямо сейчас не займёт своё место во главе стола, о продуктивности на сегодняшнем собрании ему не стоит даже мечтать. Подобная перспектива не может не отталкивать, и Екатеринбург, судорожно вздохнув и слегка зажмурившись, дрожащими пальцами хватается за дверную ручку, резко поворачивает её, с видимым усилием толкает кажущуюся непомерно тяжёлой дверь. Салехард и Ханты-Мансийск, которые до этого слушали музыку через одни наушники на двоих, убирают телефоны, кладут руки на стол а-ля прилежные пионеры и с самым серьёзным выражением лица посматривают на вечно строгого и требовательного начальника. Совсем недавно Саване вошла в топ-10 российских городов по уровню заработной платы, Микув занял одиннадцатую строку в том же рейтинге, их мать таяла как мороженое жарким июльским днём от гордости за своих отпрысков, и Костя тоже был более чем доволен такими достижениями юных столиц автономных округов. Но дети есть дети, а потому Екатеринбург в очередной раз делает вид, будто не замечает, как Салехард и Ханты-Мансийск еле сдерживают смешки, толкая друга друга коленями под столом. Курган и Тюмень, до этого о чём-то горячо спорившие и из-за этого «чего-то» во весь голос смеявшиеся, одновременно поворачивают головы к неожиданно появившемуся начальству, пытаясь отдышаться после приступа смеха. – Ты сегодня поздно, Константин. Случилось что-то? – Таня с нескрываемым интересом выглядывает из-за Ильи, с ног до головы осматривая вошедшего. Екатеринбург как вкопанный стоит у порога, не в силах отпустить дверную ручку. Те несколько шагов, что он сделал, пока входил в кабинет, дались ему с большим трудом. – Всё в порядке. Извините, задержался у мэра. Уралов делает глубокий вдох и, собрав волю в кулак, решительно направляется в сторону не слишком длинного стола, который, как ему кажется, раньше стоял куда ближе к двери. Ноги предательски подкашиваются, отчего молодой человек почти падает на пол, но всё-таки сохраняет равновесие и выпрямляется. – Константин Петрович, ты как? – сидящий недалеко от выхода Курган, вскочив со стула, намеревается подбежать к начальнику и помочь ему подняться, но его останавливают одним только резким движением руки. – Я в норме. Просто запнулся о собственную ногу. Не берите в голову. Екатеринбург мелкими шажками, но довольно быстро доходит до стола, кладёт на холодную глянцевую поверхность стопку чрезвычайно важных документов и обводит мутноватым взглядом всех присутствующих. – Да уж, Костян. Как же ты так о свою ногу запнулся, не понимаю, – Юра, до этого момента стойко хранивший молчание, исподлобья смотрит на столицу УФО, расслабленно подперев щёку ладонью. Кажется, он даже не моргает – настолько внимательно следит за Костиной реакцией, настолько упорно пытается запечатлеть малейшее изменение в чужом лице. Уралов, что ему не свойственно, отводит взгляд, но внешне остаётся невозмутимо спокойным. Уверенными, отточенными движениями включает установленный неподалёку проектор и ищет на рабочем столе нужный ему файл. – Знаешь, Юр, я тоже порой не понимаю, как ты, задумавшись, умудряешься запихнуть в рот сигарету не тем концом и поджечь, но я же молчу! – с издёвкой произносит Тюмень. Её замечание вызывает новую волну хохота, даже обычно не принимающие участия в подобных обсуждениях подростки не могут сдержаться и прыскают в кулак. – Ты присядь, Костян. В ногах правды нет, – Юра, кажется, вовсе и не замечает колкостей в свою сторону, лишь поудобнее устраивается на стуле, демонстративно ёрзает, пододвигается ближе к столу, отчего Костя нервно сглатывает и сильнее поджимает и без того напряжённые ягодицы. – Нет, спасибо. У Орлова насиделся. Давайте начнём. Несмотря на многочисленные опасения со стороны Екатеринбурга, собрание проходит как обычно, без каких-либо эксцессов. Тюменская чета всегда отличалась высоким уровнем работоспособности (Костя, увидев три билета в кино рядом с отчётом Тани, понял, что сегодня ей особенно не хочется задерживаться допоздна). Курган всё-таки мог показать хороший результат, для этого ему требовался лишь приличной силы пинок под зад. Отчёты Челябинска были личной ответственностью и одновременно персональной головной болью Екатеринбурга, а потому практически всегда выходили более-менее приемлемыми. Единственное, что отличает сегодняшнее собрание от предыдущего, это состояние, в котором находится федеральный начальник. Молодой человек то краснеет, то бледнеет, то с мученическим выражением лица прикрывает глаза, упираясь подушечками пальцев в письменный стол. Он с трудом концентрируется на чужих отчётах, проблемах и вопросах, но изо всех сил старается выполнять свои должностные обязанности. За те полтора часа, что длится собрание, Костя присаживается на стул всего пару раз. Причём присаживается в самом что ни на есть прямом смысле этого слова – опускается на самый краешек сидения, максимально напрягает ягодицы, в сидячем положении весь вес тела переносит на ноги, едва заметно наклоняется вперёд для более успешного сохранения равновесия.

***

– В целом, всё. Всегда перепроверяйте отчёты перед сдачей. Придерживайтесь научного стиля изложения материала. И не забывайте про форматирование текста, – Костя делает небольшую паузу, пролистывая чужой отчёт. – Юра, это в основном тебя касается. Вечно забываешь про интервалы, отступы и кегль. Я ведь уже объяснял. – Бля, Костян, всё равно ничего не понимаю. Будь другом, подойди. Уралов смотрит на Татищева так, будто одним взглядом готов испепелить незадачливый городишко, который, к слову, за всё это время не нарисовал в блокноте ни одного российского танка, что уже является своего рода сенсацией. – Обсудим такие вещи чуть позже. – Мне лучше один раз показать, чем сто раз на словах объяснять, ты же знаешь. Давай сейчас. Угольно-чёрные глаза напротив выражают крайнюю степень настойчивости и абсолютное нежелание мириться с отрицательным ответом, а потому Косте не остаётся ничего другого, кроме как поджать вконец искусанные губы и сделать несколько неуверенных шагов в сторону Танкограда. Приходится ещё раз объяснять правила оформления отчётной документации, скрупулёзно показывая Челябинску те или иные моменты прямо на печатных страницах. Костин голос невольно дрожит каждый раз, когда Юрина рука незаметно для остальных проходится по его бедру, максимально нежно касается поджатых ягодиц, наполовину скрытых плотной тканью дорогого пиджака, блуждает там, где предположительно находится ложбинка, и подобно бабочке упорхает куда-то в сторону, когда кто-либо из присутствующих отрывает глаза от своего почти не нуждающегося в исправлении отчёта или попросту меняет позу. – Сегодня мы отлично поработали. Можем расходиться. Хорошего вам вечера. Мне ещё нужно зайти к Алексею Валерьевичу. Уралов произносит все эти прощальные слова на одном дыхании, уже находясь у выхода из кабинета. Не успевают его подчинённые пожелать приятного времяпрепровождения в ответ, как дверь за ним резко закрывается. – Константину бы отдохнуть как следует. Кажется, он приболел, – задумчиво протягивает Тюмень, тщательно следя за тем, чтобы дети не забыли свои вещи перед уходом. – Порой простуда может свалить даже такую машину как Екатеринбург. Юрас, может, по пивку? – Курган с игривой ухмылкой на лице локтем толкает Татищева куда-то в бок, подмигивая так, как умеет подмигивать только он. – Не, Илюх. Пойду отолью да домой поеду. Не до пива сегодня. – Ну, как знаешь. Как по мне, сегодня просто отличный день для кружечки светлого нефильтрованного! – Да у тебя любой день отлично подходит для светлого нефильтрованного! Челябинск поспешно покидает кабинет и направляется в сторону уборной, вытирает так некстати вспотевшие ладони о грубую ткань рабочих штанов, похлопывает себя по правому карману и облегчённо выдыхает, услышав оттуда знакомый шелест маленькой упаковки.

***

Екатеринбург далеко не с первой попытки закрывает дверь кабинки на щеколду, с грохотом опускает крышку унитаза и судорожно расстёгивает верхние пуговицы на белоснежной рубашке, наконец-то позволяя себе вдохнуть полной грудью. Сидящий по фигуре пиджак небрежно откидывается на сливной бачок. Идеально выглаженные брюки падают на пол. Бельё, не глядя скомканное, покоится около мусорной корзины. Собственная эрекция вгоняет в краску и заставляет напрочь забыть о том, что в соседних кабинках с большой вероятностью могут быть непрошенные слушатели. Костя широко расставляет ноги, слегка наклоняется и опирается о тонкую пластиковую стенку, отчаянно надеясь на то, что она всё-таки выдержит вес его тела и не рухнет наземь. Свободную руку он заводит за спину, длинными пальцами раздвигает болезненно ноющие от долгого напряжения ягодицы и аккуратно ощупывает предмет, который уж никак не ожидаешь увидеть внутри столицы федерального округа во время очередного собрания. Екатеринбург испуганно вздрагивает и замирает, когда слышит стук открываемой двери в уборную. Кто-то медленно проходит вдоль стройного ряда писуаров, останавливается около самой первой к выходу кабинки, в которую Косте не посчастливилось завалиться, и напрягающе шумно дышит. – Катюш, ты тут?.. Молодой человек, выпрямившись, тотчас же узнаёт говорящего. Как тут не узнать. – Да. – Впустишь? Вместо ответа Костя резко открывает дверь, делает шаг вперёд и хватает за воротник стоящего в паре сантиметров от кабинки Юру, буквально затаскивая его внутрь. Впечатывает брюнета в стену, прижимается своим телом к чужому, опаляет горячим дыханием бледные губы, уже который раз утопая в бездонных глазах напротив. – Так и знал, что ты здесь. – Где ещё я могу быть с пробкой в заднице? – Не знаю. У Орлова, как вариант? Екатеринбург целует жадно, страстно, ни на секунду не отстраняясь от столь желанного тела. Горячим языком проводит по благосклонно подставленной шее, аккуратно прикусывает, оставляя на тонкой коже небольшой засос, который пройдёт уже к утру. Сразу же возвращается к губам, заставляя Челябинск замолчать и хоть на мгновение забыть о своих пусть и остроумных, но порой довольно неуместных шутках. – Полегче, мужик. Мы здесь не за этим. Юра разворачивает Костю лицом к стене, вжимает его грудью в холодную поверхность, с удовлетворением вслушивается в чувственные вздохи рядом с собой, эхом отзывающиеся в пустоте уборной. Свободную руку он властно кладёт на чужую поясницу, слегка надавливает, заставляя прогнуться в спине. Плавно опускается к копчику, кончиками пальцев водит по округлым половинкам, демонстративно игнорируя спрятанную меж них игрушку. – Чтобы я ещё раз согласился на что-то подобное. – По глазам вижу, что понравилось, Катюш. Челябинск осторожно вынимает из чужого тела небольшую анальную пробку, чувствуя некоторое сопротивление со стороны уже привыкших к постороннему предмету мышц. Дыхание перехватывает от одной только мысли о том, что он может снова подарить Екатеринбургу столь приятное чувство наполненности, но уже безо всяких вспомогательных игрушек. Пробка в его руках приятная на ощупь, силиконовая, чёрного цвета, с вытянутым узким основанием. Такие удобно носить под одеждой, во время ходьбы, чтобы чувствительное отверстие постепенно привыкало к растяжению. Юра аккуратно кладёт тёплую игрушку на мирно лежащий на сливном бачке пиджак и достаёт из кармана несколько презервативов. – С дополнительной смазкой? Предусмотрительно, – Костя, слегка обернувшись, затаив дыхание наблюдает за действиями Танкограда, глаз не сводит с чужих пальцев, отчаянно пытающихся достать из упаковки полиуретановое изделие при не самом подходящем для сего процесса освещении кабинки. – Приятно слышать. Наконец управившись со средством контрацепции, Челябинск подхватывает правую ногу Екатеринбурга и ставит её на объёмный держатель для туалетной бумаги, максимально открывая возлюбленного для себя. Мысленно удивляется Костиной растяжке, нежно оглаживает чужую икру, успокаивающе целует куда-то в шею. – Не отвалится, Юр? – Плевать. Кладёт подрагивающие от волнения руки на мускулистые бока, головкой прижимается к покрасневшему входу, тщательно его смазывая, и на мгновение замирает, обеспокоенно вглядываясь в двуцветную макушку. – Уверен, что пальцами не надо?.. – Уверен. От утреннего захода отойти не успел. Челябинск издаёт вздох облегчения и плавно, на пробу толкается в податливое отверстие, аж дыхание задерживает, пытаясь прислушаться, приглядеться к чужой реакции. Екатеринбург от неожиданности резко втягивает носом воздух, морщится, но тут же шумно выдыхает и откидывает голову, сильнее прогибается в спине, подаётся назад, плотнее прижимаясь к Юриному паху, будто всем своим видом показывая готовность к столь желанной близости, готовность полностью и без остатка принять Юрину душу, сердце и, собственно, член. Юра видит это. Слышит. Чувствует. Ему не нужно повторять дважды. Толкается снова и снова, входит до упора, так, что уборная тотчас наполняется характерными звуками шлепков кожи о кожу, громкими вздохами и полустонами, которые Екатеринбург и Челябинск попеременно сцеловывают друг у друга с губ. Костя кончает первым, пачкая белёсой жидкостью матовую поверхность кабинки. В исступлении прижимается широкой спиной, обтянутой мокрой от пота рубашкой, к Юриной груди. Даже через слой ткани ощущает, как быстро бьётся чужое сердце, и понимает, что его собственное бьётся так же неспокойно, не столько из-за физической нагрузки, сколько от переполняющих его чувств. Юра доходит до финала буквально через несколько секунд, утыкаясь лбом в Костины лопатки. Дышит тяжело, рвано. Мокро целует возлюбленного в загривок, помогает встать и одеться, так как чужие дрожащие от усталости и послеоргазменной неги колени так и норовят подкоситься, отчего столица федерального округа рискует голым причинным местом упасть на ледяной кафель.

***

Екатеринбург вслед за Челябинском садится на заднее сидение такси, стараясь при этом особо не измениться в лице – натруженная за день пятая точка даёт о себе знать. – Знаешь, Юр, это из-за тебя я ни сидеть, ни ходить нормально не могу. Ты должен мне мягкий массаж простаты. И это не обсуждается. Костя демонстративно отворачивается к окну, складывает руки на груди, стараясь не замечать направленный на него весьма рассерженный взгляд Юры, который от таких слов окончательно потерял дар речи – их личная жизнь, по мнению Челябинска, ещё не стала настолько гейской, чтобы говорить о ней направо и налево, тем более всякие там простаты в таких разговорах упоминать вообще не стоит. Шокированный водитель с нескрываемым интересом смотрит в зеркало заднего вида, пытаясь получше рассмотреть необычных пассажиров, но одного отражающегося в зеркале убийственного взгляда Кости достаточно, чтобы мужчина вернулся к своей непосредственной работе и продолжил следить за дорогой.