Теория Каина

Когда она пришла после душа, вместо красных яблок уже лежали зелёные, и теперь девушка крутила одно в руке, сидя на стуле, и слушая, как прямо над ней визжат какие-то извращенцы, визжат так сильно, что, кажется они трахаются прямо в её номере. Бочо откусила от яблока, с остервенением, как будто перегрызала сонную артерию одному из придурков этажом выше, но тут же пожалела об этом. Боль стрельнула прямо по нерву и зарылась вглубь десны. Впервые за долгое время зубы напомнили ей о своей печальной судьбе. У ней никогда не было времени на дантиста. Всё ещё чувствуя на языке кисло-сладкий сок, она раскрыла рот и придвинулась к столу с прямоугольным зеркалом, окаймлённым гримёрскими лампочками. Палец слегка дотронулся до зуба и тот поддался в сторону. Кто-то постучал в дверь. Бочо откинулась на спинку стула. Какой-то придурок сейчас точно огребёт. Но электронная панель на двери загорелась синим, и рыжая услышала вопрошающий голос Кристи: — Мисс? — Входи, — бросила она, и когда блондинка стояла перед ней, держа в руках вешалку, уходящую в плотный пакет, требовательно добавила: — Ну? — Я узнала от мистера Каина, что у вас нет платья для вечера, — начала блондинка подрагивающим голосом. Кажется, подобные штуки сильно волновали её, как и многих людей, так или иначе принимающих участие в страстях светской жизни. В глазах прислуги горели огоньки её жизненного кредо: бессмысленных хлопот, раболепства, надежд на похвалу и признание. «Ах, мисс Флинт, как вы прекрасны в этом наряде!». — Я нашла одно, думаю, вам очень понравится… — Я не ношу платья, — ясно и коротко выразилась Бочо. — Никогда не поздно что-то начать, — не унималась Кристи. Рыжая сверкнула холодной сталью глаз из под бровей: — Нет. — Ну, хорошо, тогда хотя бы позвольте придать вам наилучший вид. — Что ты имеешь в виду? — Причёска, макияж. Бочо ухмыльнулась привычным образом, что означало: «Иди к чёрту». Кажется, Кристи выглядела расстроенной. — Мистер Каин просил передать, что зайдёт за вами, когда подойдёт время. Что-нибудь ещё? Рыжая молчала. — Если что-нибудь понадобится, вы всегда можете вызвать меня, — напомнила Кристи, и, сделав лёгкий реверанс, покинула номер. Оставшись наедине в полумраке комнаты, ехидное существо Бочо вдруг сникло. Девушка приобрела серьёзный вид. Лишь один раз в жизни она надевала платье. И лишь один раз она наносила на лицо косметику, так как это делает большинство женщин почти каждый божий день, вернее Эмили накрасила её, потому что Бочо не знала даже самых простых вещей в этом тайном действии. Эмили трудилась над ней около часа, затем сказала: «Закрой глаза» и довела её до зеркала. — Открывай, — взволнованно шепнула на ухо девушка, и отпорхнула в сторону, прижав руки к груди, смотря на подругу, как мать с гордостью смотрит на дочь в выпускном наряде, как скульптор – на творение. В природе рыжей не было заложено «красоваться». Она слегка повернулась боком и всё вглядывалась в отражение, напряженно, стараясь постигнуть что-то ранее неизведанное. Это была не она. Совсем не она. Какая-то вылизанная подделка. — Ну? — спросила Эмили после нескольких минут молчания. — Тебе нравится? Бочо не хотела обижать её и сдержанно произнесла: «Неплохо. А теперь сотри с меня это». — Чего-о-о? — возмущённо протянула Эми. — Ты смеешься? Для чего я так старалась? Чтобы уничтожить это произведение искусства через пять минут? — она вдруг навалилась на спину подруги, обвила её живот руками и всё дышала в шею: — Ты больше не похожа на кикимору, ты – девушка, насладись этим моментом. — Отвяжись, — пробубнила Бочо, и Эми нежно укусила её за мочку уха. Каждый день, она становилась всё смелее и развязнее. — На что мне мужчины, когда рядом такая красота? — смело вырвалось из неё, и Бочо стояла на месте, не в силах сопротивляться её дурачеству, этой тихой идиллии, разыгравшейся на пыльном чердаке старого дома. Её мать, как проститутка, постоянно пудрила носик, делала «товар» более привлекательным. Косметика помогала скрыть возрастные морщины, замазать синяки, оставленные предыдущими клиентами. Рыжая выработала стойкое отвращение ко всему этому, ведь как только мать садилась перед зеркалом рисовать что-то у себя на лице, это означало только одно – она идёт на работу. Она пропадёт на несколько часов и вернется, может быть просто уставшей, а может быть побитой, а может быть, вообще не вернётся. Окунувшись в прорву воспоминаний, Бочо не заметила, как пролетали один за другим часы. Она не заметила, как те сверху перестали трахаться, как с новой силой зашумел снаружи дождь, как из номеров стали выползать богачи и убийцы, и топать в коридорах и перекидываться друг с другом бессмысленной болтовнёй. Дом шевелился, бурлил. Все ждали вечер, как Второго пришествия. Будто он будет чем-то отличаться от их пятидневного потчевания, просмотра кровавой игры, с перебивками на оргии, да на то, чтобы высрать все те богатые изысканные явства, от которых лопались их животы. Она ходила из стороны в сторону, иногда брала в руку тесак и делала по воздуху беспощадный удар. Всё-то же самое, что и перед отъездом. В дверь постучались. — Входите, — вырвалось из неё машинально, но она не остановилась, так и паровоз выплёвывает столб дыма, но не прекращает движения. В дверном проёме показался Каин в чёрном костюме тройке, старомодной вещи, прекрасной в своей фактурности и харизме. Его обувь ловила блики света, точно так же, как это делали начищенные туфли Танаки. — Ты в порядке? — поинтересовался он. — Время ужина. Бочо вышла в коридор без препирательств. Когда старик догнал её, она влила его в курс своих размышлений: — Я не буду здесь спать. — Что? — Я буду спать в перевалочном пункте. — Нет, не будешь. — Моя задница не привыкла к таким кроватям, так что я не усну. А крепкий здоровый сон – залог успеха. Они спускались вниз по лестнице, пересекали фойе, встречали других, но Бочо не обращала на них никакого внимания: — Можно брать своё оружие? — перешла она к другому вопросу, предыдущий в её понимании был точно решён. — Вам выдадут только армейский нож. Остальное найдётё сами, на острове. — Вместо ножа, я возьму свой тесак. — Это не по правилам. — Ну, уговори их как-нибудь, я люблю больше убивать своим… Она не договорила и остановилась перед распахнутыми дверьми резко, словно лопата, воткнутая в твердь гроба. Она не сказала «Scheiße», но в ней проснулся давно забытый навык обращения к Богу, как будто только он мог искоренить ту чертовщину, что разверзлась перед ней. Большой зал в свете люстр, одновременно мрачный и праздничный придаток, за длинным столом сидят люди, беспокойно готовятся к предстоящей трапезе, стол ломится едой, уходит вглубь, следуя за сводчатым потолком. Он обрывается в нескольких метрах от эркера и сцены, на которой расположились музыканты, они играют мягко и неспешно, окна хлещет дождь, но музыка перекрывает его. И всё нормально. Вот только головы. Человеческие головы на стенах. Они висят в воздухе на изгибах шей, а шеи уходят в деревянные щиты, а на щитах, на сверкающих металлических пластинах выгравированы имена. Имена тех, кто проиграл в прошлый раз. Они смотрят в пустоту, их глаза так сильно раскрыты, что, кажется, не составит труда забавы ради, сковырнуть их ложкой, как шарики мороженого, и поменять местами. Они будут не против, они ничего не скажут, потому что они больше не люди, а чучела, предмет декора. — Кхм, забыл сказать, — виновато вздохнул Каин, силясь найти слова. — Не все поддержали эту идею, но большинство взяло вверх… — Вы тут совсем ебанулись, — с трудом констатировала Бочо. Та дама, которую она встретила в коридоре, обогнула их ловким движением, и перекрыла им вид на зал: — Изабель, — Каин учтиво наклонил голову. Она была одета в чёрное коктейльное платье, так дразняще обнажившие самые женственные, самые чувственные части тела: округлые плечи, небольшой, но красивый бюст, тонкую ключицу. В клиновидном разрезе подола сверкала её стройная ножка. Она держалась прямо, величественная, ангелоподобная. На губах – блуждающая таинственная улыбка. Вскоре подоспел её ухажер, и процент приторности увеличился. Блондин пожал старику руку: «Феликс», поздоровался он. — Du siehst aus wie eine Hure, — сказала Бочо, когда женщина обратила внимание на неё. — Danke, meine Liebste, — ответила Изабель. Без сучка и задоринки. Когда пара сошла в зал, Каин и Бочо всё ещё стояли у дверей. — Они женаты? — спросила рыжая. — Нет, этот Феликс, я думаю, он – игрок. — Зря привязывается. Если я встречу его, он будет страдать. Они немного помолчали. — Ты знаешь, она не любит оскорблений. — В этом особняке все что ли, блядь, знают немецкий? — она повернула голову к старику и увидела его улыбающиеся усы. — Идём, — сказал Каин, и до ушей девушки долетел его сдавленный смешок.

***

— Меня зовут Диана, а тебя как? Бочо везло на надоедливых блондинок. В самом начале Изабель толкнула речь. И что рыжая поняла точно так это то, что она здесь королева бала. Вполне вероятно, что идея игры впервые зародилась именно в её больной голове. Теперь она скандировала на весь зал о том, какое веселье их ждёт уже в семьдесят четвёртый раз. Потом она подняла бокал, все выпили, кроме Бочо, и жадно забрякали столовые приборы. Они сидели по парам. Один богач и один убийца. Рыжая не хотела задерживаться надолго. Просто оценить поведение своих будущих жертв. Жирно поблёскивающие явства и шевелящиеся рты вызывали у ней отвращение, но она бы выглядела слишком подозрительно. Бочо подозвала прислугу: «Стакан воды». — Еда не отравлена, — с лёгким укором сказал Каин. — Попробуй, отличный салат. — Он из детей? — Что? Феликс сидел по правую сторону от Изабель, а значит, он был игроком. Её игроком. Кроме того, вероятно они трахались. Опрометчиво привязываться к игрушке, которую скоро сломают, подумала Бочо. Хотя о какой привязанности была речь? Она просто использует его. — Прошлые три игры выиграла не кто иная, как Синтия. Стрёмная синеволосая куколка в очках. И двух слов от неё не добьёшься. Она не прикасалась к еде. Только жевала. Медленно и методично. Как корова на пастбище. Иногда надувала розовые пузыри и лопала их, но фигура её оставалась по-истукански неподвижной, и глаза за стеклами круглых очков смотрели в никуда. Синие волосы покрывали её голову примерно до уровня подбородка, как блестящий мотоциклетный шлем. У ней был идеально ровный прямой срез чёлки, и всё это отдавало роботизированным неестественным привкусом. Как будто она не была человеком, но только натянула на себя чужую кожу. Бержерон ел спешно и слегка нервозно, совсем не обращал внимания на Синтию. Он не выглядел здесь, как нежеланный гость. Молодой ладный мужчина, такой же, как и Феликс, только смуглее и эта смуглость вкупе с белоснежной рубашкой давала ему статный вид морского офицера. Сейчас его тёмные глаза всё льнули к Изабель. И хоть женщина не замечала этого, а может, замечала, но предпочитала игнорировать, он никак не мог оторвать от неё взгляд и в отрывистости того, как Филипп запихивал в рот еду, прослеживалась явная неудовлетворённость. Конечно, ведь по правую сторону от Изабель сидел не он, а Феликс. — Бержерон ревнует, — сказала Бочо на ухо Каину. — Кто знает, — пожал он плечами. — Что говорят люди? — Об этом я ничего не слышал. Каин молчал в продолжение ужина, и Бочо больше не смогла выудить из наблюдения более ценной информации. Когда она уходила, то заметила на себя взгляд. Это Синтия смотрела на неё. Всего долю секунды. И рыжая почувствовала ровно тоже самое, что чувствуют люди, утверждающие, как статуи обращали на них свои мёртвые глаза. Смятение и гнёт. Теперь Бочо стояла в очереди в перевалочном пункте, и на плечо ей вешалась блондинка с копной распущенных волос и огромными сиськами. Женщины восприняли её приход молчаливо, но только не она. — Меня зовут Диана, а тебя как? — Отвали, — рявкнула Бочо и шагнула вперёд. Там в конце очереди ещё одной женщине сделали инъекцию в шею и выдали ей форму с номерным знаком. — Знаешь, зачем они делают это? Форма лишает нас собственной индивидуальности. Как только она пропадает, с людьми, а в особенности с женщинами легче обращаться, как с объектом. В сексуальном плане тоже. Ты думаешь, откуда столько порно с бедняжками в униформах? Мы лишь товар с номерным знаком. А что делать – бесчестить или заставлять убивать друг друга – это только их решение. Как думаешь, — продолжила Диана после небольшого молчания, — о чём сейчас думают эти охранники? Наверняка о том, как бы трахнуть одну из нас. — А ты кажется не против, — проскрипела Бочо. — Мне кажется, мы станем лучшими подругами. — Скажешь ещё что-нибудь, и я придушу тебя ночью. Через десять человек наступила очередь рыжей. Медсестра пододвинула к ней кран, с ободком для головы. Когда Бочо просунула в него голову, седовласый мужчина начал готовить огромный металлический шприц с какой-то цилиндрической приблудой. Через эту хреновину в шею игроков имплантируется бомба. Крохотная, как зёрнышко. Бочо почувствовала давление поршня, как игла проникает внутрь. Несколько секунд. Жжение. Пока Бочо всаживали бомбу в шею, блондинка мило улыбалась ей, зажмурив глазки и сложив руки у живота. Крупные неказистые руки с выступающими венами. Позже Бочо поняла, почему они такие. И это была не болезнь. Когда рыжая пошла в туалет поменять прокладку перед отбоем, она не стала долго юлить и открыла первую кабинку. Диана стояла спиной к ней, расставив ноги, и между ними, попадая в унитаз, журчала струя мочи. Когда блондинка застегнула ширинку и обернулась к Бочо, то лишь виновато улыбнулась: — Прости, старая привычка.