Теория Каина

Белая дымка расступается перед глазами, контуры размыты. Она выплывает медленно, не торопясь, как будто боится спугнуть тебя. Эмили? То рождественское представление, кроме тебя, больше никто не помнит. Все кто видели его – мертвы. Эми появлялась в белоснежных одеждах и с нимбом на проволочке. Ангел, возвестивший Вифлеемским пастухам о рождении Христа. Но это не она. Последняя клеточка веры в твоём организме возбудилась: Рай существует? Нет, если это и так, ты бы в него не попала. Слишком много крови на руках. Но вечная служба Господу тебя не интересует. Только пять минут. Эми, Джеймс, Сузуне, Джейкоб. Увидеть их лица, улыбки и скрыться. Им незачем знать, что ты падаешь в объятия Ада, туда, где жарится Дьявол, Гитлер и ебаный Йохан, если он всё-таки сдох. Ты чувствуешь, как аккуратно проводят платком по губам, чересчур аккуратно, неумело. То, что натворил Пёс на твоём лице взмахами платочком не исправить. Металлический вкус во рту – то, что соединяет тебя с этим миром, мостик между забытьём и реальностью. Ты стоишь среди толпы и смотришь на Эмили, потихоньку отпивая пинту собственной крови. Она льётся изо рта, стекает по подбородку, срывается с него жирными каплями. Никто не замечает. Все взгляды направлены на ангела. Кровь отвратительна на вкус. Ещё более отвратительной её делает осознание того, что ты проиграла и вынуждена беспомощно чувствовать эту жижу в своей глотке. Навевает воспоминания. Прошло три дня, она рыскала в надежде найти еду, пока вдруг её не настигли трое рослых придурков. Когда один из них схватил её за руку, рыжая вдарила его по яйцам. Ответные меры последовали быстро. Получив по животу, девушка превратилась в лёгкую мишень и ублюдки, обступив кругом, швыряли её друг другу, как мяч. Она шаталась между ними не в силах удержаться на ватных ногах и когда свалилась на главаря, тот захихикал: «Что, белая сучка… хочешь попробовать мой длинный чёрный хуй?». Она взмахнула рукой и всадила ногти ему прямо в лоб, как альпинист, работающий с ледорубом, потянула вниз, медленно, оставляя на коже утырка кровавые борозды. Он заорал и двое дружков незамедлительно отреагировали, уложив внезапно взбунтовавшуюся жертву на холодный асфальт. Урод скулил, кровь залила ему глаза, и он совсем распсиховался: «Ёбаная сука! — кричал он. — Убейте её!». Она принимала удар за ударом, как грёбаный мешок с дерьмом, дёргалась, всхлипывала, кровь стекала через застывший шлюз оледенелых губ, и в ушах стояло только одно: «Ёбаная сука!». Проволочный забор, в который ботинками впечатывали её обмякшее тело, трещал за компанию с рёбрами. Двое вошли в кураж, главарь брезгливо смахивал с лица кровь, вдруг он опомнился, заорал: «Стоп! Стоп!». Его дружки остановились с недовольными рожами, выпуская изо рта клубочки пара. — Не испортьте ей лицо, блядь! — прокричал раненный, и как только он принялся расстёгивать ремень до двоих, наконец, дошёл ход его гнусных мыслей: они широко заулыбались, оттащили девушку от забора и перевернули на спину. В тот момент, когда главный уже садился сверху рыжей, его ослепил жёлтый свет фар. Он невольно сунул руку в карман. Там лежал его глок. Машина была не коповская, но нежданный гость мог доставить неприятностей. Оставив автомобиль тарахтеть на холостых, незнакомец вышел из него и, простучав каблуками чёрных туфель, остановился. Контровый свет мешал разглядеть лицо мужчины, но казалось, он не представлял особой угрозы. — Чё тебе надо, дедуля? — спросил главарь, так и застыв над девушкой. Та, отхаркивая кровь, пыталась потихоньку дотянутся до камня, но не успела, ведь незнакомец думал не долго: достал кольт привычным движением и пристрелил всех троих ублюдков. В ту ночь пастор Джейкоб спас Бочо жизнь.

***

— Всё будет хорошо, — нежно шептала женщина, одной рукой держа девушку за щёку, другой – вытирая кровь с её лица. Если бы Бочо была мужчиной, или лесбиянкой, может быть, она бы быстрее вылезла из состояния овоща. Большие чувственные губы, ласковые голубые глаза, светлая грива роскошных волос, и, конечно же, груди, колышущиеся под футболкой, при каждом движении. К тому же в этой красной спортивной куртке, Диана выглядела как горячая училка физкультуры из какого-нибудь порнофильма. Влажная мечта пубертатных школьников и офисных планктонов, обольстительный портрет, если не знаешь, что болтается у ней между ног. Член и руки – единственный отглас её мужского начала. У ней здоровые, неказистые лапы, на тыльных сторонах ладоней сильно проступают вены. Шутка садиста-ребёнка, Барби с руками Кена. Диана не сразу приняла решение оставаться. Пускай Бочо и проиграла Псу, но то, как она двигалась, выдавало в ней настоящего бойца. И где гарантии, что эта девка не прикончит тебя, как только проснётся? Но окровавленное лицо рыжей слишком сильно сдавило сердце блондинки, она скрылась с открытого пространства, взяв Бочо за подмышки и проволочив её тело к кустарникам, туда, где их труднее будет увидеть. Утром сияло солнце, но с каждым часом небо приобретало неутешительную пасмурность. Тучи надвигались мрачным фронтом, поглощая на своём пути свет. Наклёвывался дождь. Уже слышались раскаты грома. Погода на эти игры выдалась дерьмовой. Бочо очнулась только когда брызнули первые капли. Она разлепила левый глаз, затем правый, Диана сидела поодаль от неё. Она решила остаться, но на всякий случай держала руку в своём розовом рюкзаке. Рюкзаке с единорогом, высирающим из ануса линию радуги, подлетевшим в воздух на реактивном движении, встречающимся у головоногих жителей океана. Там, во внутреннем кармане лежал найденный ею пистолет. Первым делом после пробуждения Бочо поделилась с землёй своим скудным завтраком. Прежде чем девушка встала на ноги, женщина могла расслышать неразборчивые ругательства, смесь немецкого с английским. Живот всё ещё болел, так, что Бочо придерживала руку у отбитых кишок. Она огляделась и спросила: — Где этот ублюдок? — Не делай резких движений. — Не трать моё время… — прошипела Бочо и занесла руку за спину, но кожаные ножны оказались предательски пусты: — Scheiße. — Он забрал твой нож. — Нахуя? — Я не знаю. Забрал его и пошёл дальше, на север. Бочо увидела просвет между деревьями, выход на поляну. Она проверила браслет, не сужается ли зона, посмотрела на небо, затянутое серой пеленой, и шагнула вперёд, топча листву под ногами. Диана проводила её спину взглядом и с удивлением заметила, что она серого цвета. До сих пор блондинка не обращала на это внимания. В красном тебя легко заметить, но без куртки в такую погоду не обойтись. Бочо вывернула её, решив оба вопроса. Вернувшись на место сражения, девушка увидела лишь два обезображенных трупа, тонущих в лоснящемся от влаги зелёном ковре. Один с пробитой глазницей, другой с перерезанным горлом. Кровь успела почернеть и птицы, переставляя лапками, подбирались к самым лакомым кусочкам. Бочо оглянулась последний раз, не врёт ли блондинка, но тесака нигде не было. Боль по-прежнему пульсировала в челюсти, в лунке, где сидел выбитый зуб. Она вернулась к тому месту, где оставила рюкзак, вытащила его из под листьев, расстегнула молнию, достала портсигар и зажигалку. — Если этот ублюдок наврал, я спущу с него шкуру, — Бочо повесила рюкзак на плечо, сунула сигару в рот и закурила.

***

Они подействовали. Но не совсем так, как ожидала Бочо. Боль ушла, да, но вместе с тем затянулась сама лунка. Она стояла в ванной, напротив зеркала, с раскрытым ртом, совала внутрь палец, трогала больное место и не чувствовала ничего, кроме гладкой десны. То на что должна была уйти как минимум неделя, произошло за несколько минут курения. Травка работала, как надо, хоть в это трудно было поверить. — Лечебные сигареты? — обратилась она к своему отражению: — Это какой-то бред. Она достала серебристый портсигар. У ней оставалось ещё шесть самокруток. «Интересно, если мне выпустят кишки, эта хрень поможет? – подумала она и ухмыльнулась. – Надо будет проверить». Деревянная халупа расположилась прямо посреди леса. Не лучшее место, чтобы переждать грозу, но к тому моменту, когда Бочо нашла этот домишко, погода разыгралась не на шутку. Дождь бил крупной дробью, оставлял фингалы на лице и ломал хребты птицам. Она стояла в ванной, на втором этаже и слышала, как дребезжат оконные ставни, чувствовала, как ветер вымывает жилы дома. Чуть сильнее и этот хлюпик развалится. Спускаясь вниз, по лестнице, проводя рукой по грубым перилам, Бочо вдруг вспомнила те дождливые дни, когда она встречала мать. Она стояла в прихожей и отряхивалась, с зонтиком в руке, потом смотрела вверх и улыбалась: «Привет, солнышко!», — говорила мама и махала дочери рукой. Диана сидела в кресле и вытряхивала на ладонь какие-то таблетки из оранжевых баночек. Оранжевые баночки с белыми крышками. Обязательный атрибут болеющих раком, психбольных и ветеранов, хотя два последних часто идут в комплекте. Бочо мрачно взглянула на женщину, их взгляды пересеклись, так что, когда девушка вернулась с кухни, сжимая в руке кухонный тесак, блондинка заметно напряглась. Бочо прыснула усмешкой и уселась не так далеко, достав из кармана точильный камень. Диана выдохнула. Лезвие тупое, деревянная рукоять груба. Нож Тачибаны – произведение искусства, а этот тесачок был лишь дешёвой заменой. Но пока Пёс не пойман, придётся попользоваться этим. Чувствуя страх, исходящий от блондинки, Бочо с тайным наслаждением проводила ножом по оселку. Соприкосновение инструментов порождало волнующий зловещий скрежет. — Знаешь, я ведь родилась в гетто, немало повидала таких как ты. — Таких как я? — переспросила оживившаяся Диана. — Голубых. Разве что мордашкой они были уродливее, чем ты. Но у всех у них была одна схожая черта – они употребляли. Бочо замолкла, давая блондинке, провалится в какофонию звуков. Ветер выл, ветки хлестали окна, нож целовал камень. Женщина почувствовала укол в свою сторону, желание отстоять себя перекрыло страх: — О, тебе интересно, что это за таблетки? — спросила она и выпрямила спину, она храбрилась. — Могла бы просто спросить. Антиандрогены и эстрадиол. Они помогают мне оставаться женщиной. — Зачем? — Потому что я так хочу. — М-м-м, — Бочо вскинула голову. — Знаешь, если бы ты осталась мужиком, у тебя было бы больше шансов дать отпор тем уродам. Кстати говоря, почему ты, просто, не пристрелила их? У тебя было время, чтобы вытащить ствол из рюкзака. Рыжая не отводила взгляда от ножа, зато Диана аккуратно поглядывала в её сторону. Старалась понять, знает Бочо, или всё-таки нет. У ней не получалось. Эта девушка казалась ей непостижимой. — Видимо твои яйца недостаточно большие, чтобы спустись курок, да? — Знаешь, до того как я вступила в игру, мне довелось побывать в храме. Храме Богини удачи. Ты кидаешь монету в фонтан и загадываешь желание. Я верю, что Она поможет мне. Даст своё благословение. Это звучит глупо. Но я ставлю на удачу… Бочо отпустила издевательский смешок: — Что ты собираешься делать с деньгами? — Сделаю себе операцию. — Боги не любят корыстных людей. Моисей мог никогда не пойти в Египет. У него всё было хорошо, но Бог поставил его на колени и засунул хуй ему в рот. Заставил отказаться от своих амбиций и желаний. И только после этого Моисей получил настоящее благословение. То же самое можно сказать про Иону. — А я не говорю про еврейского Бога, — процедила Диана. — Он лицемерная скотина. Мои Боги…они справедливые! — Какое им дело до мужика, мечтающего отрезать себе хуй? Диана вскочила с кресла, так что оно отскочило в сторону. Её кулаки были сжаты в решительной готовности. Наконец Бочо перевела взгляд с тесака, на блондинку: — Тестостерон заиграл? — спросила она. Ей ничего не стоило метнуть нож прямо сейчас, в голову женщины. Один взмах. Диана ничего бы не поняла. Кровь брызнула бы между её глаз, она упала бы на пол, разведя ноги в разные стороны, как лягушка… — Ну, стреляй. Чего встала, как дура. Стреляй. Только не промахнись. Промахнёшься и тебе пиздец. Они поиграли в гляделки. Диана успокоилась, села в кресло и сунув руку в свой розовый рюкзак нащупала пистолет. Бочо начинала её бесить.