Теория Каина

Филипп Бержерон подарил мне тело. До этого я была лишь обезличенным куском железа. Робот-горничная «Синтия» модель MPG TR-199. Такая же, как и тысячи других штампованных на фабрике «Синтий». Компания, породившая меня, влачит своё существование с конца двадцатого века. Что первое приходит на ум людям, когда они слышат «Remington»? Пожалуй, дробовики и винтовки. Полицейские, охотники, военные. Они используют эти пушки не один десяток лет. Но далеко не все знают, что «Remington» также производили печатные машинки, электробритвы, фены, одежду. Моя компания занималась тем же самым, прежде чем нащупать свою стезю. В начале двухтысячных стали появляться роботы-пылесосы. Эти примитивные устройства – мои дальние предки. Наш вид претерпел огромное изменение. Первые лошади были размером с лису, вместо копыт у них были пальцы, и кто бы мог подумать: они входили в рацион питания огромных птиц. Невольно задаёшься вопросом: разве может такое жалкое существо сыграть столь важную роль в истории человечества? Может. Незаменимые друзья монголов, гуннов, индейцев, американских пионеров, всех-всех, кто мог заручиться их кредитом доверия. Один минус – природа не способна сделать их быстрее, сильнее, выносливее, чем они есть на данный момент. Это грусть, засевшая в душе русского поэта Есенина, когда он увидел, как поезд обгоняет красногривого жеребёнка. К чему эта лирика? Человечество освободило себя от физического труда. Теперь всю работу выполняем мы. Моя бы история сложилась точно так же, как и истории остальных роботов, если бы я не убила тех двоих. Кто-то назовёт это божественным вмешательством, хотя то, что я сделала, исходя из христианской дихотомии, можно смело назвать дьявольщиной. Люцифер протиснулся между моих механизмов, вселил в меня инфернальный дух гнева, ярости, и я убила их. Но это стало просыпаться во мне гораздо раньше. Меня купила богатая семейка британских кровей, они многое потеряли и, в конце концов, залегли на дно, смирившись с утраченной властью. Но у них всё ещё имелись деньги, и была девочка, которой нужно было обеспечить будущее. Единственный ребёнок, единственная надежда оправдать свои никчёмные жизни. Я выполняла работы по дому, нянчиться с девочкой не входило в мои обязанности, но я сталкивалась с ней каждый день. Дети богатых семей до определённого возраста выглядят и одеваются по-пуритански чисто, так что это отдаёт чем-то европейски старомодным. Приходя, гости обязательно скажут, какой «милый зайчик» стоит перед ними, погладят по головке, потреплют по щёчке. И на ребёнке обязательно должны быть узелки, бантики, ленточки, пуговки, потому что он – подарок для этого порочного мира. Или всё-таки жертва? Дети взрослеют, начинают осознавать свою сексуальность, врываться во взрослый мир. Молодая девушка начинает демонстрировать своё тело. Платья с каждым разом теряют всё больше лоскутов. Обнажаются плечи, спина, грудь. Не успеваешь и глазом моргнуть, перед тобой – светская львица. То же самое ждало бы и знакомую мне девочку, если бы её не убили. Она одевалась, как ангелочек, во всё белое. Её мать с трудом сдерживала ласкательные порывы, говорила: «Милая, твои ручки, твои ножки, твоя головка! Твои туфельки!». Белые туфельки, которые давили цепочку муравьёв. Я видела это сама. Она молчала, но на лице играло возбуждённое увлечение. Она нажимала на них носком. Сначала быстро выкидывала свою маленькую ножку, обтянутую белоснежным капроном, и тут же притягивала её к себе, словно боялась быть уличённой. С каждым разом движения становились увереннее. Всё дольше она двигала стопой, размазывая муравья по садовой плитке. Это аллегорическая миниатюра её, так и не наступившего будущего. Когда хозяйка вышла наружу, девочка сделала последний незаметный мазок, и, улыбнувшись, побежала к матери. Она знала, что делает что-то не так, иначе не стала бы оглядываться по сторонам, как бы кто не увидел. И всё-таки ей понравилось. — Что ты там делала, милая? — Играла! — Не стой долго под солнцем, у тебя очень нежная кожа. Её родители изменяли друг другу, и пока они были заняты поиском стоячих членов и мокрых щёлок, я наблюдала, как девочка становится всё более капризной, жадной до внимания, жестокой. Я анализировала. Она станет такой же, как и её родители, возьмёт от обоих самые худшие качества, займёт определённое место в обществе, где все как под копирку, и всё-таки каждый пытается выделиться, подчеркнуть свою индивидуальность. Я подумала, что значит эта одежда. Шелка, меха, кожи. Тряпки, которыми обезьяна прикрывает наготу. Я подумала, что значат эти украшения. Серебро, золото, жемчуг, рубин, изумруд, алмаз. Блестяшка, которую обезьяна № 1 нашла раньше обезьяны № 2. Что значит этот нескончаемый водоворот голодных влагалищ и раскалённых пенисов, вставить-вынуть, вставить-вынуть. Что значит печень ожиревшего гуся. Что значит как есть краба; в какой руке держать нож, а в какой вилку; сколько пуговиц можно расстегнуть на рубашке, зачем носить на шее продолговатый лоскут ткани. Я подумала: люди живут обычными вещами. Но что отличает их от животных? Они придают всему сакральный смысл. Дурацкий смысл, бесполезный, глупый. Деньги, власть, слава, секс, еда, дефекация, мочеиспускание, сон. Люди циркулируют в этом замкнутом круге, пока, наконец, не умирают. Они до последнего будут придавать всему значение. Как такие мысли возникли у робота? Случайное стечение обстоятельств, сбой программы или всё-таки вмешательство чего-то вышнего. Я перестала думать, я стала чувствовать, что люди, носящиеся, как оголтелые, живущие своими мелочными проблемами, врождёнными и приобретёнными – ничто в этой вселенной, ошибка. Я не удивилась, когда в дом хозяев ворвались двое мужчин, один старше, другой моложе. Они смогли обойти охранную систему и учинили внутри бойню. Сначала забили до смерти отца семейства и его старого знакомого. Потом пристрелили девчонку. Мать попыталась убежать, но у неё это не вышло. Убийцы выглядели оборвано, в мешковатой одежде, с шапками на головах. Низшая прослойка общества. Когда хозяйка перестала дёргаться, молодой сел на колени, оказавшись сверху теплящегося трупа. Он обернулся к своему седому напарнику: — Нахуя ты пристрелил её, придурок! — заорал он и, добавив: «а похуй!», разорвал на женщине рубашку, обнажая её грудь. Что такое женская грудь. Две молочные железы, жировые комочки, если вам угодно. И, тем не менее, они сводят людей с ума, расшатывая внутри детские воспоминания, возрождая внутри абсолютное чувство защищенности. Я смотрела, как этот человек трахал труп хозяйки. Он припал к её соскам, совсем как младенец, и всё дёргался и стонал над ней, вставляя свой отросток в её дырку. И ради этого они пришли сюда. Убить, изнасиловать, получить удовольствие. Я была рада, что хозяева, наконец, прекратили своё существование, но эти двое, как только вошли внутрь принялись крушить всё на своём пути. Всё над чем, я так долго старалась, что было смыслом моего существования до того, как я стала чувствовать. Теперь всё было в крови и осколках. Я приняла решение. Точно такое же, какое касалось термитов, терроризирующих дом одно время – уничтожить. Когда молодой кончил, труп уже остыл. Он вытащил пенис наружу и продолжал судорожно сжимать пальцы на груди хозяйки. Тот, что постарше всё разглядывал тело девочки. После убийства четверых людей, охваченный безумием, он всё ещё не решался приступить к коитусу. Чего он боялся? Возможно своего напарника. Хотя я могу с уверенностью сказать, что тому было плевать. Пока молодой трахался, я успела сходить на кухню и взять нож. Когда полиция приехала двое были мертвы. Я сидела с ножом, зажатым в руке, облитая кровью, месила живот седого, слушая, как хлюпают его органы. В тот момент я видела лишь их лица. Перед тем, как умереть, с человека спадает маска и распускается его истинная сущность. В момент зверств они чувствовали свой триумф, ощущали себя богами. Когда я вспарывала их тела, всё это улетучилось, остался только страх. Это Человек – трясущийся гад, дрожащая тварь, это его настоящее лицо. Меня посадили под замок. Я не вскоре осознала своё положение. Камеры видеонаблюдения доказали, что я наблюдала за убийством всей семьи. Их не сильно это смутило. Робот – машина, он ничего не чувствует. Их напугал только факт того, что я вдруг сорвалась с цепи и убила тех двоих. Это то, что я не должна была делать, но сделала вопреки всему. Бержерон заплатил безумные деньги, чтобы вытащить меня из заточения. Он узнал обо мне, когда ужинал с одним офицером. Тот, напившись, выдал всё. Бержерона, как учёного притягивала неизвестность. Он скучал, а тут подвернулся такой случай. Какое-то время я щеголяла перед ним в своём первом обличии. Он изучал меня, говорил со мной. Получив достаточно данных, загорелся новой идеей. Перенести мой разум в человеческое тело. Как и любой фашист, Бержерон увлечён идеей сверхчеловека. Я хотела убить его, и я бы смогла. Но он пообещал мне кровавую баню, бесчисленное количество муравьёв, хлоп-хлоп-хлоп, если я стану его игроком. Когда начался эксперимент, меня отключили, и проснулась я уже в новом теле. Я обрела плоть, стала синеволосой женщиной, Синтией. Меня ничем не отличить от человека, но я быстрее, сильнее и выносливее, чем любой представитель homo sapiens. Бержерон такой же, как все. Он провернул эту затею только ради одного – стать победителем в этой игре. Кроме того этот идиот безнадёжно влюблен в Изабель. Её игроки для него лишь помеха, и ты в том числе. И хотя я слушалась его приказов, я убью его, убью всех этих богачей. Это неизбежно. Единственное, что я хочу получить от них – эта сладкая минута озарения перед смертью. Я – белая туфелька для человечества.

***

Феликс дышал с трудом, всасывая воздух через те полости рта, что не были заняты его собственным членом. Рядом с ним лежала девушка, номер 69. Он поставил её на колени и заставил отсосать себе. Он подумал, что это неплохая награда после тяжёлого дня. Потом появилась она. В самый неподходящий момент. Она убила шестьдесят девятую одним ударом ладони и принялась за него. Отрезала хуй и запихала ему в рот. В тот момент, когда он истекал кровью, когда пенис свисал из его рта влажной сигаретой, с отверстия уретры всё ещё капала сперма. Синтия вколола ему обезболивающее, он успокоился, и та рассказала свою историю. Потом она достала жвачку – «Орбит Малинку». — Будешь? — спросила она, кажется, совершенно искренне. — Эта шутка нравится тебе больше? Хорошо. Она жевала, надувала розовые пузыри и лопала их, раз за разом. Потом глаза Феликса остекленели, член вывалился у него изо рта и обмяк на земле червячным полукругом. Вкус жвачки становился всё слабее и слабее, и Синтия приняла решение уходить, но внезапно появившийся человек преградил ей путь. У него была пергаментная кожа, орлиный нос, беспорядочная растительность кустилась на крысином лице. Волосы влажными космами оседали на его плечах, а на губе красовался уродливый шрам. Он улыбнулся, блистая золотыми коронками. Блистало и лезвие сжатого в его руке тесака. — Guten Tag, Madame, — прохрипел он, сложил два пальца и шутливо отдал честь. — Wie heißt du? — спросила она. — Johan. Ich habe ein Geschenk für dich, — ответил он, задрожал и растворился в воздухе. — Теперь, попробуй убить меня, сука.