Часть 8. Конец лета
3 декабря 2022 г. в 15:16
Зое удалось прийти в себя только к вечеру. Казалось, уже забытые воспоминания о жандармерии, суде, тюрьме навалились снова. И если к своим истерикам относительно каши с салом Зоя относилась снисходительно — что взять с неопытной беременной девочки, то понимание, что она вряд ли что-то сможет сделать полезное для народа, но легко может загубить или просто подпортить себе жизнь, вновь пришло и никак не желало уходить.
«Скажешь в сердцах правду — потом жди жандармерию», — вздохнула Зоя и даже не подумала о том, что говорила в сердцах правду не только на приеме, но и совсем недавно.
Ненавязчивое пригладывание, казалось, было слишком нарочитым. Иногда, выходя из дома на прогулку с детьми или по делам в гимназию, Зоя замечала, что мимо нее как будто случайно проходят жандармы. Иногда вздыхая о том, что за ней смотрит не филер, которому положено быть незаметным, а просто как будто специально издеваются люди в форме, молодая женщина решила, что постарается просто не обращать на них внимания, а вскоре все обязательно пройдет — не век же ее пугать.
Однако визит Севастьяна буквально через несколько дней после беседы в жандармерии напугал Зою гораздо больше.
— Рассказывай, сестра, как ты докатилась до жизни такой, — произнес молодой человек.
— Какой? — вполне искренне удивилась Зоя.
— Такой, при которой тебя вызывают в жандармерию, но не арестовывают, — ответил Севастьян. — Такой, при которой тебя держат, будто блаженную, дуру, шута горохового, причем не только в свете, но еще и в жандармерии. Такой, при которой тебя не арестовывают и не оформляют дело, когда можно было бы чуть-чуть приписать доказательств, чуть-чуть повыбивать несуществующие показания, да что там выбивать, просто дожать хорошенько и подготовить дело в суд. А тебя вызывают, беседуют, слышат то, что слышать не положено, и отпускают. Рассказывай, к кому в любовницы пошла.
— Севастьян Михайлович, ваши шутки переходят все разумные границы, — резко произнесла Зоя. — И, насколько я помню, это не первая ваша недопустимая шутка. То вы насчет каторги шутили, теперь о столь невозможных вещах начали рассуждать.
Севастьян, который задал в шутку такой вопрос, допуская возможность услышать неприглядную правду, чуть смутился. Когда-то давно сказанные слова супруги о том, что его сестра не может похвастаться примерным моральным обликом, подтверждались тем, что видел Севастьян: после мужа у сестры было два ухажера и с обоими она якобы была излишне близка. На этом фоне версия о том, что можно было договориться, будто Машуньке, Дусечке и прочим подобным женщинам, казалась не такой уж и абсурдной.
— А в свете могут именно такие слухи пойти, — сказал Севастьян, пытаясь свалить всю вину на свет, а не свои домыслы. — Разорвана помолвка с женихом, а тут раз — и в жандармерии арестовывать не стали.
— Потому что, Севастьянка, доказательств не было, — ответила Зоя. — Когда доказательства есть, только так дела заводят и судят.
— Да не скажи, — возразил Севастьян. — Вашу Глашку судить не стали, дело замяли.
— Потому что там честь мундира одного служителя закона была замешана, — сказала молодая женщина. — Честь фамилии в целом. А так отправилась бы Глашка в тюрьму за свои неумные, хоть и справедливые речи.
— Можно подумать, ты умнее говоришь, — удивился Севастьян. — Сама тоже такое ляпнешь, что волосы дыбом встают!
— Я говорю чистейшую правду, — ответила Зоя. — Что без Владимира или не Владимира я ничего не сделаю, а Владимира уже нет с нами, а не Владимира я вряд ли найду да и в прошлом уже это все…
— Может, и зря помолвку расторгла, — сказал Севастьян. — Гимназию бы оставила, не развалилась бы без тебя. А так поехала бы за границу вместе с мужем.
— Которого бы выгнали со службы уже вскоре — жена бросилась скупать нелегальную литературу, — уточнила Зоя. — Хорошее ли это начало семейной жизни? Вряд ли.
— Зойка, да в твоем доме нелегальщины полным-полно! — воскликнул Севастьян. — Которую ты даже не прячешь! Которую обыск, не приведи Господь, найдет сразу же. Тебя, Зойка, потому не трогают, что ты эту нелегальщину просто держишь, не даешь никому читать. Вот я совершенно не удивлюсь, если она вся стоит на полках вторым рядом книг. А то и первым.
— Вся нелегальщина принадлежит Владимиру Герхардовичу и Герхарду Артуровичу, а я просто живу в этом доме, — ответила Зоя. — Хозяев нет с нами, а я до сих пор, может быть, чувствую себя здесь гостьей, особенно при второй владелице дома, чтобы что-то выбрасывать, что принадлежит не мне.
— Вали все на Геллер — она счастлива будет узнать, что ее нарекли хозяйкой всей нелегальщины, — произнес Севастьян. — А так все прямо как в Швейцарии — тексты не твои, они просто лежали, а ты просто в тюрьму потом пошла.
— Здесь нет никаких новинок — я за ними просто не слежу, — сказала Зоя, пропустив мимо ушей слишком болезненные воспоминания. — У меня нет, к примеру, последнего слова Фигнер, которое за границей распространяется вместо листовки, нет каких-нибудь свежих стихов — ну не интересуюсь я подобным! Если копнуть чуть глубже, последние тексты датируются годом смерти Герхарда Артуровича, если я не ошибаюсь, даже Володечка особо нелегальную литературу не собирал, разве что тогда, в Швейцарии! Он другим интересовался… Да и я тоже. Прочитала, что есть в этом доме, и все. Да, хотела для девочек что-то вроде спецкурса устроить, но мне сразу по рукам надавали, в переносном смысле слова, разумеется. Поэтому пришлось отказаться от этой идеи.
— И правильно сделала, что отказалась, хоть что-то разумное слышу, — ответил Севастьян. — Не твори глупостей, постарайся хоть как-нибудь.
— Хорошо, — кивнула Зоя.
Подготовка дочери к учебе в гимназии не заняла много времени — сразу же после успешной сдачи вступительного экзамена портнихе заказали пару платьев на осень и пару более теплых платьев, на следующий день Зоя купила дочери переносную чернильницу и портфель.
— Зоя, — чуть удивленно сказала Александра Витальевна дочери, узнав об этом. — Может быть, девочке стоило ранец купить? Портфель — это больше для мальчиков.
— Ранцы тяжелые, мама, — ответила Зоя. — А портфель я специально не кожаный купила, а из коленкора.
— Девочкам еще ремешки покупают, — больше сама себе добавила Александра Витальевна.
— Из ремешков все может вывалиться, их нужно очень аккуратно носить, — сказала Зоя. — А из портфеля ничего не вывалится — положил туда что нужно, закрыл и пошел.
Ася, слышавшая этот разговор, чуть позже подошла к подруге.
— Саше будет не тяжело таскать все в руке, а не на спине? — спросила молодая женщина.
— Ремешки тоже в руке носят, только выглядят они, будто газеты перетянули веревкой, — ответила Зоя. — А ранцы слишком неподъемные для юной барышни.
— Как-то портфели — вещь для мальчиков, молодых людей или хотя бы таких нигилисток, как ты, — уточнила Ася. — Барышни с портфелями встречаются, девочки — я еще ни одной не видела.
— В университете все вольнослушательницы, кого я видела, с портфелями ходили, — сказала Зоя. — И покупать дочери ремешки только ради того, чтобы она ходила, как и положено девочке, я не намерена. Растеряет еще половину вещей по дороге.
— Не удивляйся тогда, когда Саша обстричься захочет, — ответила Ася.
— В коротких волосах нет ни красоты, ни прикладной пользы, — возразила Зоя. — Да и, если уж на то пошло, захочет Саша обстричься — пусть обстригается. Глашка, если ты помнишь, сперва обстриглась, а потом надоело каждый месяц стричься — снова волосы отрастила. И никто не умер.
— Нигилисток растишь, — уточнила Ася. — Но хотя бы безвредных для общества, не будущих гостей жандармерии.
— Уж надеюсь на это, — ответила Зоя. — Надеюсь, что Саша не будет страдать так, как я — ни за что.