Путь к алтарю

      Визит к бабушке и дедушке в этом году прошел более чем спокойно. По крайней мере, так казалось Глаше. Вместо прошлогоднего платья, которое уже практически на нее не налазило, девушка была наряжена в весьма симпатичное новое платье, сшитое еще на филатовские деньги.       На обратном пути Машунька, взглянув на весьма довольную дочь, сказала:       — Может быть, еще чего-нибудь хочется? Зайдем да купим.       — Да ты что, мама, — удивилась Глаша. — Мне ничего не надо.       — А я пирог хочу, — внезапно произнесла Машунька. — Сейчас пойдем и купим.       Более чем прекрасно проведя время в компании пирога, Глаша почувствовала себя полностью счастливой.       «Хоть одна рада», — подумала Машунька, глядя на дочь.       На следующий день, увидев грустный вид матери, Глаша вдруг поняла, что просто что-то пропустила вчера, и спросила:       — Мама, тебя вчера в гостях обидели, а я не заметила?       — Нет, Глаша, ты вчера правильно поступила, промолчав, — ответила Машунька.       — Мама, честное слово, я просто не заметила, — сказала Глаша. — Что произошло?       — Бабушка с дедушкой удивлялись, что я не захотела замуж, — произнесла Машунька.       — А, это неудивительно, — улыбнулась Глаша. — Поудивлялись и забыли.       Машунька не стала ничего говорить. Не до конца уверенная в устойчивом душевном состоянии Глаши, женщина только порадовалась, что вчера дочь была слишком занята поеданием рулета и не подключилась к разговору либо не затеяла его продолжение чуть позже.       — Мария, так не делается. То ты обещаешь жениху, то забираешь свое слово обратно.       — Папа, он первым пришел к вам и только потом ко мне. Естественно, я ему отказала.       — Так бы хотя бы замуж вышла, а так на всю жизнь одна останешься.       — Не одна, а с Глашей.       — Мария, ты не смогла воспитать дочь, ты могла одна остаться, если бы судьба не улыбнулась той, которая стала такой по вине матери. Выводы хоть сделала? Где промахнулась в воспитании дочери. Немало промахнулась, серьезно. Мария, в конце концов, если ты осознаешь, что не можешь дать несчастной то, что должны дать родители, мы с мамой готовы сделать шаг навстречу и правильно воспитать барышню. Да, это будет очень непросто, ты ей показала, как нельзя жить. А мы постараемся показать, как жить надо.       — Сколько желающих забрать так называемую заблудшую душу! Да эта заблудшая душа поискреннее большинства людей будет!       — Уже думала, кто будет выводить дочь в свет? Кто будет ее сопровождать? Если, конечно, она на свободе еще будет.       — Для начала нужно узнать, хочет ли Аглая этого выхода в свет.       — Тебя в свет выводили — ты не воспользовалась этим. Почему же Аглая не должна получить такой шанс?       — Еще слишком рано. В свет выводят, когда учеба окончена, когда женихов ищут. К слову сказать, у Аглаи жених есть.       — Парень непонятного сословия, которого она где-то встретила и влюбилась с первого же взгляда. Не жених, говори правильно.       — Дворянского сословия. И они любят друг друга. Подойдет время — и обвенчаются.       — Скорее родится еще одна мещанка, которую в самом лучшем случае будет признавать суд. А может и не признать. Счастье Аглаи, что суд встал на твою сторону!       — Она копия отца, иного решения не могло быть. И я от всей души надеюсь, что Аглае не придется откупаться от жандармерии подобным образом.       — Мама, да не расстраивайся ты так, — вдруг сказала Глаша. — Или ты замуж хотела, а я тебя невольно отговорила?       — Нет, Глашенька, — произнесла Машунька. — Просто как-то обидно, что ли? Даже не знаю, как сказать. Не об этом хотелось в гостях разговаривать.       — Не переживай, мама, поговорили и забыли, — ответила Глаша.       Несмотря на то, что Машунька усиленно отговаривала дочь от похода в гости к Анечке, Глаша все же решила пойти туда, единственное, не говоря заранее об этом матери.       Однако вместо ожидаемого радостного события Глаша получила порцию косых взглядов матери, а потом и отца подруги.       — Тебя хоть не обругают потом? — спросила напоследок Глаша.       — Нет, — ответила Анечка. — Папа разрешил твой визит. Он настаивает на том, что я должна знать разных людей, чтобы видеть и хорошее, и плохое и уметь отличать одно от другого.       — Все понятно, — сказала Глаша. — Пригласили Глашу, чтобы показать всем, как уголовницы могут маскироваться под приличных девочек.       Анечка промолчала: в том, что что-то подобное обязательно скажет мать ее братьям и сестрам, девушка не сомневалась.       — Спасибо на том, что хотя бы покормили, — произнесла Глаша. — А то могли бы просто показать, будто диковинного зверька, и все. Хотя диковинных зверьков обычно показывают в клетках, поэтому опоздали немного, Глаша уже не в клетке…       — Не хочешь — не води дружбу, — ответила Анечка. — Я никого не заставляю.       — Я бы не соскучилась и без этого знакомства, вот только круг общения должен быть широким, поэтому я и пришла, — приврала Глаша.       О том, что на самом деле и Никита, и другие парни разъехались по домам, девушка решила умолчать. Перед отъездом домой Никита говорил ей, что с этой хозяйкой они не поладили, разругавшись относительно цены на жилье, поэтому были вынуждены сменить место жительства, однако эти комнаты должны были освободиться только после Крещения, поэтому на пару недель всем пришлось уехать домой.       Без Никиты было скучно, поэтому отказываться от приглашения Анечки Глаша посчитала излишним.       Едва Глаша перешагнула порог дома и начала раздеваться, Машунька спросила дочь:       — Надеюсь, домой надолго? Жандармерия не заберет по доносу?       — И кто же тебе поведал, что я была у Варнецких? — донельзя изумилась Глаша.       — Оделась нарядно, в самое лучшее платье, — начала Машунька. — Явно для того, чтобы подчеркнуть, что ты юная леди, а не босячка. На руках перчатки. Волосы убраны в прическу. А теперь вопрос: к кому ты бы согласилась так вырядиться, если я не заставляла, и при условии, что Никита сейчас дома, да и к Никите ты сроду так не наряжалась?       — Скажу тебе больше: ела аккуратно, по всем правилам этикета — только что побывала у бабушки с дедушкой, забыть не успела, вела изысканные беседы и вообще, можешь гордиться, что дочь так хорошо знает этикет, — ответила Глаша.       Девушка не удивилась бы, узнав, что первое, что сказала Нина Евгеньевна после ее ухода другим детям, было: «Нехорошие люди и даже преступники могут на первый взгляд казаться вполне законопослушными и достойными людьми. Видите: барышня и вела себя за столом практически идеально, и вела беседы, будто великосветская леди, а копни чуть глубже — она закоренелая преступница. Взрывала кабинет начальницы гимназии, пыталась убить отца и тетку».       — Агитировала? — спросила Машунька.       — Судью? — удивилась Глаша. — Как ты бы сказала, вообще не та аудитория.       — Ты в доме жандарма иначе думала, — сказала женщина, однако порадовалась — по-видимому, дочь сделала какие-то выводы из всего того, что произошло.       Глаша сделала вид, что последняя фраза была сказана не ей, и протянула матери письмо:       — Тебе кто-то написал и в почтовый ящик кинул.       Машунька с легким волнением развернула записку, на которой было написано ее имя, и начала чтение.       «Глубокоуважаемая Мария Николаевна!       Вас беспокоит Софья Геннадьевна Филатова. Я прекрасно осознаю, что родителям виднее, как воспитывать своих детей, кроме того, их долг — наставлять детей на путь истинный, однако смею надеяться, что вы позволите Аглае прийти к нам с визитом послезавтра.       С надеждой на ваше великодушие. Филатова С.Г.»       Машунька немного изменилась в лице.       — Глаша, я напишу ответ, что ты наказана и никуда не пойдешь, — произнесла женщина.       — Мама, зачем же ты так? — спросила Глаша. — Я могу пообещать, что ни стрелять не буду, ни ножом не убью.       Девушка посмотрела на мать и догадалась, что она не поняла шутки.       — Я пошутила, мама, — добавила Глаша. — Раз зовут, значит, что-то хотят сказать. А раз не в полицию, значит, не по закрытому делу. Поэтому можно идти с чистейшей совестью.       — Не рискуй, Глаша, — произнесла Машунька. — У Варнецких обошлось — здесь может не обойтись. Я напишу ответ, как только будешь готова — просто отнесешь его и бросишь в ящик. А лучше я брошу.       — Нет, мама, я лучше пойду, — сказала Глаша. — Раз зовут, значит, нужно поговорить. Все-таки, я тоже была не совсем права, стреляя в Софи. А вдруг бы попала и убила?       От этой мысли девушке стало жутко.       — А если бы Филатова убила? — спросила Машунька.       — Тогда достигла бы той цели, к которой стремилась, — ответила Глаша. — Да, ты уже объяснила, что это уголовка, но что поделать, раз в моей голове были такие мысли?       — Глаша, — осторожно поинтересовалась женщина. — А если можно было бы вернуть все назад… Ты бы пошла убивать Филатова снова?       — Домой и мстя за свое похищение — нет, — сказала Глаша. — В жандармерию, если бы он что-то натворил, как Трепов — думаю, да.       Чуть порадовавшись, что дочь сделала хоть какие-то выводы, Машунька ответила:       — Лучше не ходи, Глаша. Не надо. Ответишь так же у Филатовых — кто знает, чем дело кончится. Я не верю в то, что Софи тебя зовет, чтобы сказать, что простила, а любой другой вариант, я даже не знаю, что они придумали, тебе вряд ли нужен.       — Я пойду мама, — произнесла Глаша. — Каким числом там письмо написано, сегодняшним?       — Со вчерашнего дня в ящике пролежало, — ответила Машунька. — Так что не идти тебе завтра.       — Хорошо, мама, я подумаю, идти или нет, — сказала Глаша.